Кристина Воронова
Крутая стерва
Она хихикнула, когда почувствовала руки на своём теле. Бирюзовые глаза засветились. Свон игриво хлопнула его по руке.
– Мы ещё до постели не дошли, а ты уже приставать начал! Что дальше-то будет! Мне и представить страшно!
***
– Всё-таки мне кажется, что мы должны пожениться, – тихо произнёс Антуан де Вилл, обнимая за талию свою любовницу.
– Ты серьёзно? – женщина накручивала на палец прядь длинных, пышных волос, которые недавно осветлила до снежно-платинового цвета. Быть рыжей-бесстыжей ей надоело.
Последнее время, к её счастью, де Ноблэ оставили её в покое. Может, нашли кого-нибудь помоложе? В принципе, её это устраивало. Ни с кем из них, кроме, разве что, Элеоноры, она общаться не хотела. Правда, иногда, когда неугомонные гормоны начинали бушевать, она желала того бурного секса, который превращался в безумие, в грозную стихию. Но эта буря ломала всё в её душе, и она понимала это.
– Последнее время твои статьи получаются всё лучше и лучше. Видно, что ты стараешься быть более объективной, а не плюёшься ядом в кого попало, как взбесившаяся змея. Теперь ты иногда даже замечаешь, что у знаменитостей есть и достоинства, не только лишь недостатки. А некоторые так даже жертвуют на благотворительность…
Они тихо рассмеялись.
– Я почему-то вспомнила ту свою статью о гибель матери Гарри Джонсона, – прошептала Рита, по-прежнему глядя в пустоту. – Тогда многие писали гадости об этом случае. Всё-таки уж слишком скандальной она была… Как и смерть принцессы Дианы. Ты понимаешь – сложно удержаться от такого лакомого кусочка. Но я вдруг поняла, что есть пределы, за которые я не хочу ступать. Одно дело – работа, а другое – полностью сгноить душу.
– Не думай, я понимаю, как тебе было сложно удержаться от соблазна написать про Адама Джонсона и его молоденьких любовниц, – мужчина поглаживал её по бедру. – Так что я тебя не осуждаю. В конце концов, журналистика, как и политика, это весьма грязная работа. Любимая, почему ты такая измождённая? Может, тебе отпуск взять? Что тебя беспокоит?
Их взгляды встретились.
– Да ничего особенного, просто… Я боюсь за свою душу, только не вздумай смеяться! – она приподнялась, пронзив его раздражённым взором. – К тому же, мне бы хотелось, чтобы ты мной гордился, а не терпел мои ужасные выходки. Пожалуй, мне пора подумать о своём поведении.
– Я безумно рад, что я так тебе нужен, – улыбнулся Антуан. – Может, тогда ты в конце концов выйдешь за меня замуж?
– Да! – неожиданно громко воскликнула Рита, кидаясь к нему на шею. – Сейчас это будет правильно. Это придаст мне силы верить в то, что я смогу измениться. Что всё будет хорошо.
Но по её глазам было видно, что она сама в это не верит, хотя и очень старается.
***
Она не могла поверить. Её широко распахнутые бирюзовые глаза казались стеклянными. А она – сама себе – статуей, поставленной на этом кладбище. Все стояли вокруг так, словно смерть Антуана де Вилла – само собой разумеющееся событие. Будто так и должно быть.
Рита Свон не замечала чужих слёз, потому что не могла выплакать свои. Ей казалось, что её сердце умерло, а душа – истлела.
Впервые в жизни она поняла, что ей не нужно ничего, кроме этого человека, но… Он умер от банального сердечного приступа.
Ей самой хотелось умереть.
Самая большая ирония на свете: «Женские штучки» ожидал от неё пафосной статьи про похороны директора знаменитой закрытой школы, в которой училось аж две знаменитости: Гарри Джонсон и Виктор де Ноблэ.
Желтоватый привкус гнили должны были добавить статье и их близкие отношения, о которых всё-таки узнали. Журналисты умеют раскапывать информацию, особенно если это касается их конкурентов. И сразу после гибели Антуана в различных газетах и журналах появились псевдо-скорбные статьи, а в особо «жёлтых» – фотографии импозантного пожилого мужчины рядом с моложавой красавицей-репортёршей – их, оказывается, несколько раз тайно сняли в их любимом кафе, куда они иногда ходили. А то, что он её целовал и нежно прижимал к себе, не позволяло выдать эту интимную встречу за обычное интервью. Появились слухи, что она расплачивается за интервью с некоторыми особенно «важными клиентами» собственным красивым телом.
А ведь ещё за день до этого страшного события, в реальность которого она до сих пор не хотела верить, они валялись на кровати и, громко хохоча, придумывали текст пригласительных на свадьбу. Продумывали меню – Антуан серьёзно подходил к разным развлекательным мелочам, поднаторев в праздничных вечеринках своей школы. Он казался ребёнком, который предвкушает рождество или день рождения.
Что-то такое светлое было в его глазах.
Она тогда поверила, что всё будет хорошо.
А теперь…
Надежда умерла – теперь очередь за ней.
Собственная жизнь вдруг показалась никчемной и ненужной. Пустой. Чёрно-белой, словно негатив.
Словно её душе выкололи глаза – и остался лишь мрак.
А она стояла, совершенно позабыв, что надела в этот ужасный день, не видя никого и ничего, кроме гроба. Не замечая испытывающих, часто полных ненависти и презрения взглядов остальной толпы «активных участников похорон».
На похороны пришли журналисты, выпускники и ученики его школы, родители Риты, которые старались встать подальше от опозорившей их дочери, учителя. Но ни у кого из них не было в глазах столько боли. Хотя остальные, кто видел застывшее лицо репортерши, воспринимали её «кривляния» за притворство. Некоторых удивляло, что она не взяла с собой фотографа – несколько особенно ушлых представителей жёлтой прессы всё-таки засняли парочку удачных ракурсов.
Гарри Джонсон неожиданно решил вернуться и побыть в одиночестве возле могилы де Вилла. Юноша очень уважал и ценил старого директора, который к тому же вёл у них историю, делая свой предмет поучительным и интересным. Большинство учеников его просто боготворили, понимая, какой умный и светлый человек встретился им на их юном пути, когда появление подобных личностей оказывает положительное влияние на формирование детской психики, сотворяя первое понятие об идеалах.
«Классный был учитель! И всегда защищал меня от репортёров», – с этими тоскливыми, гложущими душу мыслями, юноша вернулся к могиле, где уже никого не было. Таинство смерти, и по совместительству балаган, уже закончилось.
Однако, подходя к надгробию, он неожиданно увидел хрупкую женскую фигурку, стоящую на коленях перед могилой. Странным образом среди мраморных статуй она казалась ещё одной. Само олицетворение скорби.
Подкравшись поближе, юноша услышал рыдания. Тёмно-фиолетовый, неприлично яркий плащ и белоснежные волосы, обнажившаяся белая шея с золотой цепочкой. Он сразу узнал женщину – и кулаки сжались автоматически.
«И здесь эта сучка! Никуда мне от неё не деться».
– Как ты мог! Почему ты меня покинул, почему?! Как я буду дальше жить! Моя жизнь бессмысленна! – причитала она, почти лёжа на земле.
Гарри поискал глазами фотографа, который, естественно, обязательно должен был заснять эту «трагическую» сцену.
«Какая дешёвая реклама! Неужели у «Женских штучек» уже закончились сенсации? Да ни один читатель, даже псих, не поверит, что эта сука может страдать и плакать по Антуану де Виллу! Это же просто… Смешно! И гадко. Хотя, я читал, что они спали вместе. Ну да, она же на всё пойдёт ради своих гадких статеек».
– Что ты здесь вытворяешь! – вне себя от бешенства закричал он, рывком поднимая её за плечи. – Что это за дешёвый цирк?! Да как ты посмела делать рекламу своей мерзкой газетёнке на смерти де Вилла! У тебя что, не только совесть закончилась, но и мозги отказали?
Неожиданно она обмякла в его руках и сильно побледнела, закрыв глаза.
– О, как неожиданно! Как театрально! Изобразить обморок в объятиях Звезды! – выкрикнул он, яростно тряся хрупкое тело и одновременно всё же пытаясь найти взглядом притаившегося фотографа.
Но никого не было.
А обморок казался до ужаса настоящим.
Матерясь про себя, он положил её на землю, борясь с искушением просто швырнуть, подложив под голову её же собственную сумочку. Гарри подождал – женщина не приходила в себя. Он с удовольствием хлестнул её по щеке – никакого эффекта.
Не зная точно, что помогает при обмороке, он на всякий случай решил сделать искусственное дыхание.
И впервые хорошенько рассмотрел её вблизи. Очень красивое, тонкое лицо, только чересчур бледное. Побелевшие губы красивого, изящного рисунка. Длинные коричнево-золотистые ресницы, тонкие светло-коричневые брови.
«Великолепная картина: прекрасная дама в обмороке, а над ней – верный рыцарь! Кошмар какой. Надеюсь, пресса или зеваки нас не сфотографируют».
Глава 6
– Это твой дом? – Гарри неловко переминался с ноги на ногу, пока Рита, скинув пальто, готовила им кофе на кухне. – А где куча слуг?
– Живут у родителей. Двое, – она слабо улыбнулась. – Мне и так проблем хватает. Тебе сколько ложек сахару?
– Две.
– Лимон, сливки?
– Лимон.
Они оба чувствовали себя неуютно, но разойтись было бы ещё более неловко. К тому же, Гарри ощутил, что странным образом успокаивается на этой кухне, оформленной в стиле минимализма. Женщина в плотно облегающих штанах и свободной рубашке совсем не казалась той страшной, злобной стервой, к которой он привык. Впрочем, раньше он никогда не пробовал пить чай на кухне со скандальной журналисткой журнала «Женские штучки».
– Почему ты плакала, там, на кладбище? – вдруг напрямик спросил юноша, забирая из её рук большую кружку.
Она прямо и твёрдо посмотрела ему в глаза:
– Потому что любила. Он хотел на мне жениться. Мы много лет были любовниками.
Джонсон чуть не упал со стула, широко распахнув глаза.
– Правда, что ли? Нет, я, конечно, читал сплетни о вашей связи, но не думал, что у вас были длительные отношения. Это странно!
– Зачем мне врать? – с горечью и болью спросила она, садясь напротив, стискивая чашку. – Ради чего… Вообще жить? Это у тебя есть великий смысл – твоё предназначение. Стать известным актёром, как отец. Настоящей знаменитостью. Чтобы твоя звезда появилась на Аллее славы. Есть к чему стремиться, не так ли?
– Ты и про это знаешь?!! – Гарри был шокирован и во второй раз чуть не свалился со стула. – Ты что, мысли читаешь?
– Это было несложно, – спокойно отозвалась она. – Ведь это же очевидно, – Рита пожала плечами. – Раз ты тоже начал актёрскую карьеру, а не стал, допустим, продавцом обуви.
– Большинство детей голливудских знаменитостей… И вообще знаменитостей… Идут по проторенным родительским тропкам только потому, что за это больше платят. И эти деньги легче заработать. На любой другой работе пришлось бы доказывать свой профессионализм, а тут – просто потрясти регалиями предков. Хотя, конечно, многие завидуют, и будут обвинять в том, что, мы – бездарности. Но широкой публике на это наплевать! Можно подумать, великие эстеты!
Кривая усмешка:
– Да, я тебя понимаю. Хотя свою карьеру я делаю как раз вопреки моим родителям. Моя мама сперва меня очень поддерживала, а потом отдалилась. А потом я с родителями вообще перестала общаться. Они даже не подошли ко мне на похоронах, не утешили, хотя ЗНАЛИ, что я люблю… Любила Антуана.
Челюсть Гарри отпала.
– И почему ты мне всё это рассказываешь? – поинтересовался он, наконец справившись с шоком. – Ты же вроде как непробиваемая.
– Потому что мне всё равно. ОН покинул меня. Мне плохо. И мне безразлично, что ты обо мне думаешь! Я вовсе не железная леди, а обычный человек.
Её голос звучал тускло, безжизненно, как старая запись на плёнке.
– Я тоже очень плохо лажу с отцом, – отозвался Гарри, словно выполнял свою часть сделки – правда за правду. – Но я как-то привык. И ты привыкнешь. Своих родителей невозможно перевоспитать. Мой отец всегда отвечает, что яйцо курицу не учит. И всегда поступает по своему. По крайней мере, открытой конфронтации у нас нет. Обычное равнодушие. Ну, он хотя бы мне деньги давал, когда я ещё не зарабатывал.
Она только фыркнула.
– Я не терплю чужой контроль, как ты! Неужели тебе не хочется нормальной семьи? Вырваться из порочного круга: работа-дом-работа?
– Иногда хочется, – признался Гарри, глядя в пустоту, совсем как Рита. – Просто… Ну да, я очень боюсь. Многих вещей. Я даже расстался со своей девушкой из-за моих страхов. Я не хотел открывать ей свою душу, а девушки отчего-то любят вывернуть тебя наизнанку. Наверное, чтобы потом удачнее манипулировать.
Взгляд женщины стал заинтересованным:
– Это она тебе так сказала? Или ты сам придумал? Почему-то все мужчины считают, что видят женщин насквозь. А когда те совершают нечто выходящее за рамки их скудных представлений о женском поле – сразу же обижаются или ведут себя агрессивно.
– Для всех моих девушек я выступал в роли Прекрасного принца, то есть, своей общественной версии, в которую я перевоплощаюсь на публике и перед камерой. Поверхностное очарование – и никаких внутренних проблем, никаких комплексов, – юноша невольно увлёкся, а женщина затаила дыхание, чтобы не спугнуть его откровенность. И на самом деле не ради газеты, а ради самого процесса «облегчения души». Сейчас ей нужен был кто-то, кто мог её хоть как-то отвлечь, ибо рана на сердце была свежей и ужасно болела. А так она могла думать не о себе, а об этом парне, который, оказывается, не только красив, но и умён. – Я не хотел с ними связываться. Потому что они либо оказывались такими же пустышками, как и я, играющими в разные ролевые игры, либо хотели знать все мои тайны, а я этого не хотел. К тому же, некоторых из них просто подмывало после первой же ночи прибежать в редакцию какого-то журнальчика, вроде твоего, и «покаяться». За большие деньги, конечно же!
Она сочувственно покивала:
– Ну, думаю, что многие красавицы не отказались бы тебе помочь в решении твоих личных проблем, – немного язвительно заметила женщина, пододвигая к нему тарелочку пирожных. – Стоит только их попросить «спасти» тебя от этого ужасного-ужасного мира!
Гарри отрицательно покачал головой:
– Нет, я бы не смог им довериться. Как бы они могли решить мои проблемы, если бы я не хотел об этом рассказывать? А если б захотел… Да, многие сделали бы вид, что они меня понимают, попытались бы стать для меня лучшим психиатром на свете, но это тоже была бы игра. Ради моих денег. Ведь ты, как опытная журналистка, скорее всего, видишь всех насквозь. И я видел. Особенно бросалось в глаза, что эти девушки не стоили моих откровений. Да их мало интересовал мой внутренний мир.
– Ты не смог никому довериться?
– Да.
– Жалеешь?
– Что могу умереть одиноким Казановой? Как тебе сказать… Больше всего я жалею, что не смог спасти свою мать. Хотя я был тогда слишком маленьким, чтобы как-то повлиять на неё или на отца.
– Стерва-судьба, – прошептала она. – Ладно, – Рита решительно встала. – Думаю, теперь нам надо расслабиться.
Она решительно потянула его в спальню.
– Но я… Я не пытался давить на жалость… – лепетал парень, широко распахнувшимися глазами глядя, как она раздевается. – Я вовсе не стремился уложить тебя в постель!
– Перестань. Нам обоим нужно забыться. Или мы сойдём с ума от боли, а это глупо. И не бойся, я не буду тебя использовать. Никто не узнает.
– Ты так говоришь, словно секс – какая-то постыдная тайна, – Джонсон потихоньку раздевался.
Пожатие точёных плеч:
– Секс со мной – точно. Я тебя на десять лет старше, мне двадцать восемь, а тебе только восемнадцать, пусть даже и выгляжу хорошо. Хотя сейчас, наверное, хреново.
– Нет, ты… Красивая.
– Спасибо. Комплименты необязательны. Я и так… Настроена на интим.
Обнажённая, она подошла к дрожащему худощавому парню с отлично развитым телом.
«Эта его бывшая девушка – просто идиотка! Упустить ТАКОЕ! Да на её месте я бы его из кровати не выпускала! И уж точно научилась бы его слушать. Неужели это так сложно?»
– Ну, я не знаю, что тебе нравится. Как ты хочешь? – засуетился парень, пытаясь выглядеть гением от Камасутры.
– Ничего особенного: просто засунь ЭТО в меня! Я сейчас не настроена на длительные ласки. Я просто хочу, чтобы меня жёстко отымели – и это всё.
– Тебе не будет больно? У меня большой.
– Как-нибудь переживу. Не волнуйся, всё хорошо. Ты очень красивый.
– Правда?
– Правда.
Быстрые, резкие движения. Они хотят только одного: забыться в водовороте низменных страстей. Чтобы не помнить даже своё имя. И забыть о собственном страхе перед жизнью. Сначала он был сверху, выплёскивая все свои негативные эмоции, тайные страхи, боль, вбиваясь в неё.
А потом, когда, обессилев, Гарри свалился с неё, весь в поту, она долго гладила его по лицу, обнимала, целовала, ласкала, пока его член снова не встал.
У Риты появилось странное ощущение, мистическая иллюзия, что ей снова шестнадцать, и она – со своим первым парнем. И всё хорошо. И куда-то пропал тот первый мужчина, пометивший её душу и тело. И она словно впервые смотрит в глаза мужчины в момент страсти.
Насаживаясь на его член, она ощущала нежность и покой, да и страсть тоже. Вот черноволосый юноша с такими яркими изумрудными глазами запрокинул голову, словно пытаясь увидеть звёзды на небе. Ему хорошо. Ей тоже.
Она ощущает проникновение, достающее, казалось, до самого сердца. И знает, что в этой нереальной полутьме, в игре вечернего света с тенями, она прекрасна. Возможно, именно так чувствуют себя женщины, когда хотят зачаровать так, чтобы их запомнили навсегда?
– Извини, – он краснеет, но не отводит взгляда в сторону, за что она ему искренне благодарна – не слишком приятно, когда тебя стыдятся после ночи любви.
– Почему ты извиняешься? – спросила Рита, передавая ему рубашку.
– Я не должен был использовать тебя.
– Перестань, – хрупкая женщина качает головой, – ты мне ничего не должен.
***
Новая вечеринка в особняке де Ноблэ стала для неё очередной рабочей неприятностью. Рита ещё не отошла от смерти своего любимого. К тому же, секс с молодым красавчиком привёл к очередному всплеску вины: она ведь занималась грязным сексом в день похорон Антуана! Она даже боялась представить, как бы её назвала общественность (на которую ей, впрочем, всегда было плевать), узнай об этом гнусном эпизоде её биографии.
Рита ощущала некоторое оцепенение, сковавшее душу и тело, когда она стояла в огромной зале, где собрался весь цвет английского общества. Сэры, лорды, просто миллионеры и миллиардеры. В общем-то общество показалось ей невыносимо скучным, да и каждое слово этих людей можно было заранее предугадать, словно они играли давно выученные роли в пьесе, которая шла много сезонов подряд.
Женщины в откровенных вечерних платьях, обвешанные драгоценностями, мужчины во фраках. Приём с налётом чёрно-белых голливудских фильмов.
Риту старались не замечать, хотя некоторые здоровались и кивали. Однако, она не переживала из-за недостатка внимания – наблюдая из своего угла за ними и постепенно поедала закуски, расставленные на многочисленных столах.
В одной руке она держала бокал шампанского – отчаянно хотелось напиться, но она не могла себе это позволить. Так как боялась, что не сдержится и вывернет наизнанку свою несчастную душу перед непрошеными, неприятными свидетелями.
А потом подробности её срыва появятся в газетах конкурентов, спасибо, если без фотографий!
Как фотографии пьяных в стельку звёзд, демонстрирующих всем подряд своё нижнее бельё или его полное отсутствие.
Красивая, высокая женщина до боли сжимала бокал занемевшими от усилий пальцами, рассеянным, расфокусированным взглядом уставившись на очередное сборище, собранное де Ноблэ.
Сам Леопольд, как обычно, встретил её перед началом вечеринки, вежливо поздоровался и даже не попытался залезть под юбку – впрочем, она подозревала, что её взгляд и выражение лица отпугнут кого угодно.
Да и информация о её связи с покойным директором закрытой школы уже появилась в различных изданиях – эти мерзкие подробности усугубляли её боль от утраты, но она понимала, что, однажды назвав себя лисой, следует ожидать постоянного нападения других хищников, особенно получив кровавую рану: на запах крови сбегаются не только хищники, но и гиены.
Неожиданно её взгляд привлёк невероятно красивый мужчина: высокий брюнет с тщательно уложенными волосами, в чёрном фраке, с дорогими платиновыми часами на руке, сверкающими крупными брильянтами. Но его большие синие глаза сверкали ярче брильянтов.
Женщина нахмурилась, прокрутив в уме «рейтинг» аристократов, богачей и Звёзд. Определённо, она его не знала.
Когда их взгляды встретились, Рита побледнела и шарахнулась, вылив немного шампанского на тёмно-синее атласное платье, облегающее идеальную фигуру. Её глаза расширились, а из губ вылетел полузадушенный вскрик. Впрочем, с ней никто не стоял рядом – она привыкла наблюдать за «жертвами» издалека, поэтому никто ничего не услышал.
Незнакомец сначала недоуменно нахмурился, заметив столь явный ужас на её лице, затем злобная улыбка медленно искривила чувственные губы.
Он тоже вспомнил.
«Какая ты узенькая… Тебе нравится?»
«У тебя замечательные сиськи! Как бы мне хотелось их увидеть, когда ты станешь зрелой красавицей».
Её персональный кошмар с восемнадцати лет. Её первый мужчина.
Поставив бокал на первый попавшийся столик, Рита кинулась к выходу, стараясь хотя бы не бежать, ощущая, как стучит сердце, словно пытаясь выпрыгнуть из груди. На миг ей почудилось, что она снова там, в своём детстве, мокрая от спермы озабоченного психа, пытается убежать, чтобы не оказаться убитой.
Уже оказавшись дома, она услышала звонок мобильного. Схватила его, пытаясь одной рукой стащить платье с мокрым пятном, прилипшее к телу от пота, пока мчалась домой, по дороге едва не врезавшись в несколько машин, а потом – и в собственные ворота.
Раньше Рита радовалась, что её небольшой особняк находится в пригороде, далеко за пределами Лондона. И первые соседи – на большом расстоянии. Впереди – поле, которое заканчивается полоской густого леса.
Теперь же возникает ощущение, что этот простор давит на неё, замыкает в себе, как крысу в крысоловке. Словно вот-вот в её дом ворвутся маньяки-насильники-убийцы. Хотя и охранные системы были самыми современными, высокий забор и ворота, с проволокой, по которой шёл ток. К тому же, дома было несколько пистолетов, с которыми она отлично управлялась. Иногда стреляла по неживым предметам или ходила в тир.
– Да? – нервно проговорила она в трубку, ощутив прилив панического ужаса.
– Дорогая, это я, Леопольд, – вкрадчиво произнёс знакомый мужской голос. – Ты так быстро умчалась… Что-то случилось? Тебе стало плохо? Надеюсь, ты хоть не беременна?
– Да нет, просто… Так получилось. Я вылила на себя шампанское, и не хотела в таком виде шокировать ваших высококультурных гостей, – язвительно и зло заявила она, наконец-то сдирая с себя платье и с отвращением выбрасывая его в корзину для грязного белья.
– Может, тебе всё-таки нужна помощь? – произнёс мужчина, как ей показалось, с нотками искреннего участия.
– Нет, благодарю, как-нибудь справлюсь, – она глянула в зеркало, где отражалось её измождённое, перепуганное лицо, словно у маленькой девочки из какого-нибудь фильма ужасов. Она попыталась взять себя в руки, напомнив, что её карьера, которая всё-таки была ей дорога (собственно, это всё, что у неё осталось), напрямую зависит от этого манерного псевдо- джентльмена. Даже больше, чем от ненавистного начальника.
– Ну, и хорошо. Завтра я снова хочу тебя видеть. Приватно, так сказать. Ты меня понимаешь… Ещё будет один наш друг, он тебе понравится, красивый мужчина. К тому же, очень богатый! И я недавно узнал, хотя это пока закрытая информация, что он перекупил ваш журнал у бывшего владельца, и с первого числа вступит в должность, так сказать. Ты мне когда-то говорила, что ненавидишь своего начальника. В общем, познакомишься с новым начальником в приватной обстановке, и, скорее всего, тебя повысят. И над тобой не будет других начальников, кроме него.
– Как его зовут? – Рита ощутила неимоверную усталость. Ещё раз жалко взглянув в глаза своему измочаленному отражению, она показалась себе истасканной проституткой.
– Джон Вейд, он коренной англичанин, но учился в Германии, где и прожил до недавнего времени. Сколотив капитал, вернулся на родину, – тоном учителя, втолковывающего материал отстающим, произнёс Леопольд.
– Понятно, – вздохнула она и задумалась.
Повисла напряжённая пауза.
– Ты, конечно, извини, но зачем вам я? Что, в столице перевелись молоденькие и красивые шлюшки? – ядовито произнесла женщина.
– Ты прекрасна, моя дорогая, – пропел мужчина. – К тому же, не каждой шлюхе можно доверять – а скандалы нам ни к чему. Все мы уважаемые люди.
– Вас бы не уважали, если б знали ваши мерзкие секреты! – не выдержала Рита.
– Быть может, – холодно ответил он. – Хотя у каждого есть свои секреты. Только одни их скрывают лучше, чем другие. К тому же, секреты серой массы никому не интересны… Так ты придёшь завтра?
– Во сколько? – она снова потёрла виски и поёжилась – в комнате было прохладно, а она осталась в одном нижнем белье. Рита машинально начала рассматривать свою внешность: несмотря на несчастный вид, фигура у неё была по-прежнему великолепна: стройная, подтянутая, с очень тонкой талией и грудью третьего размера, которая выглядела просто превосходно: словно белоснежное лакомство, увенчанное «клубничками» сосков. Она начала поглаживать себя по талии, крутясь перед зеркалом. Становясь то в анфас, то в профиль.
– В девять вечера, – уже ласковей добавил он снисходительным тоном доброго дядюшки. – Приезжай, мы с женой и Джоном будем тебя с нетерпением ждать!
– Хорошо, – выдавила Рита, и тот час же швырнула телефон на пол, отчего он разлетелся на мелкие части.
***
Одеваясь к интимному вечеру, она поймала себя на том, что ужасно нервничает. Хотя выглядела безупречно, как при свете дня, так и при слабом освещении ночных игр сладострастия. Она выглядела младше своих двадцати восьми лет, несмотря на бурную жизнь.
Безупречная кожа, огромные глаза, тонкие, правильные черты лица, идеальная фигура, хрупкая, с женственной грудью. Теперь уже белоснежные волосы спадают мягкими волнами, подчёркивая беломраморное совершенство.
Нет, дело было не в том, что она чувствовала себя недостаточно красивой.
Сама мысль о том, что сегодня вечером к ним присоединится ещё один мужчина, доводила до рвотных спазмов. Так как интимные игры между ними давно для неё стали просто сексом. Да, это была её плата за возможность иметь эксклюзивные права на репортажи с модных вечеров семейства де Ноблэ. Но она с самого начала воспринимала Леопольда, как безумно сексуального мужчину, да и против его жены Элеоноры ничего не имела. Та была столь податлива и прекрасна, что казалась безусловным и нужным дополнением их секса. Порочная, но удивительно нежная и чувственная женщина.
Но вот этот Джон Вэйд… Сама мысль, что она опять вынуждена продаваться только за то, чтобы иметь возможность работать, делать своё дело, и трудится профессионально, без халтуры, доводила её до бешенства.
Пришла даже мысль, что с этим необходимо кончать, пока это пагубное болото её не засосало. К тому же, секс с де Ноблэ уже стал не столько платой, сколько удовольствием (и ей не хотелось врать, что эти гнусные оргии не были ей приятны. Даже лишение девственности красавчика Виктора было порочно-искушающим).
Предлагая ей переспать с Джоном, Леопольд ткнул её носом в том, что она на самом деле является шлюхой.
И ей было больно. Очень больно.
В одночасье исчезло очарование порочных, но всё-таки игр.
Рита с трудом удержалась от слёз, чтобы не испортить наложенный макияж: почти незаметный, подчеркивающие большие глаза.
Тонкое, почти незаметное, словно нити паутины, нижнее бельё. Поверх – короткое платьице из струящегося шёлка. Волосы скреплены в высокую причёску, но её легко разрушить: лишь выдернуть несколько шпилек и расстегнуть заколку.
Надушившись своим любимым Кензо, она спустилась вниз, села в не менее любимый джип, вездеходность которого буквально спасала, когда дорогу к дому заливали ливни, женщина резко вырулила на асфальтовую дорожку.
Ей приходилось совершать над собой неимоверные усилия, чтобы не вернуться назад.
Она с удивлением подумала, как это раньше покорно подчинялась Леопольду.
«Я меняюсь. Смерть Антуана, единственного, кто любил меня такой, какая я есть, подкосила меня. Я уже больше никогда не смогу быть прежней. Боюсь, с имиджем «крутой сучки» придётся расстаться. Впрочем, эта маска и раньше очень плохо прилегала к моему лицу», – эта мысль невольно успокоила её, хоть и не до конца.
«Сегодня будет последний раз. Мне нужно всё-таки попытаться удержаться на своей работе, для этого я пересплю с будущим хозяином нашего журнала. А потом – завяжу со всем этим. Как – ещё не знаю, но завяжу».
Рита усмехнулась, крепче сжимая руль и нажимая ногой на педаль газа. В уютной и тёплой машине играла приятная мелодия – она всегда включала своё любимое радио.
«Я думаю о сексе, словно о зависимости, с которой борюсь и пытаюсь бросить», – она криво усмехнулась.
Дорога закончилась быстрее, чем ей бы хотелось.
Женщина медленно въехала на территорию частных владений и отстранёно засмотрелась на огромный особняк, который казался белой глыбой мрамора в наступившей тьме.
Ранняя весна придавала ощущение свежести, приятной прохлады, когда женщина выходила из машины, продолжая глядеть на сияющие янтарным светом окна. Насколько она помнила, этот дом всегда был полон огня. Приёмы, вечера, деловые встречи, везде шныряющие гости, или слуги, работающие допоздна, наследник, включающий громкий рок и яркую иллюминацию по ночам. Вспомнив Виктора, она невольно улыбнулась. Несмотря на то, как он жёстко её отымел, она всё равно воспринимала его, как глупого юнца. Возможно из-за разницы в возрасте.
Рита с удивлением поняла, что не испытывает к нему негативных чувств, даже несмотря на его избалованность и высокомерную наглость.
Почти успокоившись, она подошла к чёрному входу, который любила больше, чем главный. Практически незаметная серая дверь на кодовом замке. Код она, конечно же, знала.
Подняться вверх по узкой винтовой лестнице, пройти в хозяйскую спальню, где её уже должны были ждать.
Рита, едва лишь оказалась в огромной спальне, неожиданно ощутила шок – и резкий приступ страха скрутил желудок, перед глазами помутнело, её шатнуло.
На кровати рядом с Леопольдом сидел тот самый мужчина, который являлся ей в кошмарах долгие годы, имея и оскверняя её так, как это он уже делал однажды наяву, лишив её не только невинности, но и способности быть нормальной, радоваться и любить.
Она вдруг поняла, что это и есть пресловутый Джон Вейд, о котором ей сообщил де Ноблэ. Нервно поискав глазами Элеонору, она её не обнаружила.
«Ага, значит делить свою красавицу-жёнушку с этим ублюдком он явно не собирается! Зато они оба решительно настроены на то, чтобы трахнуть меня».
