Кристина Воронова
Крутая стерва
Одновременно он целовал и слегка покусывал возбуждённые розовые соски её белоснежной груди.
В этом платье она чувствовала себя просто ужасно. Мало того, что её заставили нацепить прозрачное одеяние, так ещё и запретили надевать под него нижнее бельё.
Вокруг шеи ей повязали розовый бантик, так что она сама себе напоминала какого-то пуделя. Женщину, естественно, накрасили – постаралась Элеонора. А волосы накрутили, что сделало её ещё больше похожей на крошечную домашнюю собачку, которых любили носить с собой гламурные блондинки.
«Какой-то идиотский у меня вид. Жуткая помесь Барби, болонки, пуделя и манекена», – с раздражением думала Рита, поднимаясь по лестнице. Леопольд с Элеонорой стояли внизу, наблюдая за ней, точнее, рассматривая во всех ракурсах.
Впервые в жизни Свон пожалела, что у неё идеально красивое тело и молодое лицо без единой морщинки.
«Если бы я выглядела, как де Вилл, меня б никто не попытался завалить! А уж раздвинуть мне ноги точно никому не пришло бы в голову!»
Виктор – восемнадцатилетний юноша – поджидал её возле своей кровати, нетерпеливо кусая бледно-розовые губки. Она критически осмотрела его: какой-то тощий, словно сидел на диете из одной травы, но, естественно, красивый, как мама с папой – порода обязывала. Как и каждый прирождённый де Ноблэ. И такой же порочный.
От его издевательски-торжествующей ухмылки ей стало не по себе. А от злобного взгляда – ещё хуже.
Да, Леопольд тоже был опасен, но он хотя бы мог себя контролировать. Свою тьму. На первом месте у него всегда стояла выгода: зачем причинять вред красивой игрушке, если ею ещё можно насладиться?
А этот парень… Он мог и сломать «куклу», прекрасно зная, что ему «купят» новую. Достанут. Чтобы и эта игрушка была сломана безжалостными пальцами и выброшена на свалку.
Усилием воли женщина заставила себя не дрожать.
«В крайнем случае, я могу попытаться сбежать – и плюнуть на свою ужасную работу», – пыталась убедить себя Рита. Но воображение подкинуло красочную картинку, и она ясно представила, как Виктор имеет её с восторженным выражением прелестного личика, словно куклу из секс-шопа.
А ведь она была для него никем – подстилкой, которая ложиться под всю богатую семью ради выгоды.
Она сглотнула ещё раз, с трудом выдерживая взгляд серых глаз. Стараясь не опускать глаз, не показывать ему своего страха.
– Иди сюда! – приказал Виктор капризным тоном избалованного ребёнка.
Рита подошла к нему, радуясь, что на этих чёртовых каблуках неизмеримо возвышается над аристократом и смотрит на него сверху вниз. Постаралась, чтобы её лицо ничего не выражало… Как у любимого папочки юноши. Невозмутимая маска игрока в покер, шулера.
Глава 4
Жадный взгляд де Ноблэ скользил по её телу, и Рита ощутила холод, словно её касались ледяные пальцы. Сам по себе взгляд был жутко непристойным.
В ней снова что-то надломилось. Внутренняя боль грозила затопить сознание, разрушить показную холодность и самообладание. Страх, что этот избалованный представитель «золотой» молодёжи попытается сделать с ней… Нечто совершенно ужасное.
– У тебя классная грудь! – Виктор протянул обе руки и сжал нежные полушария. – Как у моделей на обложках порно журналов!
– Хм, наследник древнего рода читает непристойную литературу? – хмыкнула Свон, очень жалея, что не посмеет опубликовать подобное откровение, хотя очень хотелось.
Виктор покраснел, на миг отвёл взгляд, затем снова принялся разглядывать её, с той же похотью и нахальством:
– Да, ну и что? А ты этим занимаешься. И я хочу ЭТОГО с тобой. Раздевайся!
Худощавый парень убрал руки, тискающие грудь, и отошёл, начав стягивать с себя верхнюю одежду, под которой ничего не было.
Она тоже начала медленно снимать прозрачное платье.
– Ложись, – снова приказал Виктор, тыкая пальцем на расстеленную кровать.
Женщина кивнула и легла. Виктор взгромоздился на неё, тяжело дыша, упираясь в обнажённое тело вставшим членом.
– Я читал, как это делается, но… Сделай это сама! – приказал он, смотря на Риту с некоторой долей беспомощности и даже опаски.
Снова кивок – последние слова Виктора, полные нерешительности и затаённого страха «облажаться», сняли её страх и напряжение. Она потянулась к нему и поцеловала в розовые губы. Виктор застонал, снова начиная сжимать её грудь.
«У меня останутся синяки! Прекрасно! И что скажет Антуан? Наверное, как всегда, промолчит. Но о многом подумает».
– Так не следует делать. Женская грудь очень нежная и чувствительная, – произнесла она, отстраняя его руки. Женщина взяла его ладони и положила себе на грудь. – Ласкай нежно, понятно? Осторожно, пожалуйста!
Виктор сморщил нос, но неохотно подчинился.
Рита поняла, что он вот-вот кончит.
Она оседлала его, осторожно обхватила член мальчика и направила его в себя, постепенно начиная насаживаться.
Чистое, незамутнённое удовольствие, словно в жару погружаешься в прохладу лесного озера. Виктор двигал бёдрами, пытаясь войти как можно глубже, громко постанывая.
Она начала двигаться, нависая над ним, опускаясь на его член.
Виктор продолжал мять её грудь, в его глазах была страсть и растерянность, шок от необычных ощущений. Он быстро кончил, снова до боли стиснув её ягодицы. Затем перевернул, оказавшись сверху, но не выходя из неё. Член Виктор быстро вставал, снова твердея.
– Теперь сверху буду я! – заявил он с видом победителя, собравшегося «пронзить» своего врага «мечом». – А мне это нравится! – глаза парня горели фанатизмом.
Виктор закинул длинные ноги женщины себе на плечи и начал грубо трахать её, вбивая в кровать. Наклонялся, кусая её губы, затем – нежную грудь. Почти до крови, до боли. Потом неожиданно ласково целовал. Чередовал грубые укусы с нежными поцелуями, поглаживал язычком появившиеся – и начавшие кровоточить – царапины.
Рита ненавидела саму себя за то, что испытывает удовольствие от секса с неопытным юношей.
«Я снова предаю сама себя, снова ломаю то, что потом не склеить». Оргазм накатил неожиданно. Она кончила, извиваясь под Виктором, который грубо овладевал ею.
Она быстро вскочила, накидывая прозрачное платье, взяла свою сумочку, ранее брошенную возле постели, и торопливо оделась. Дрожащие руки промахиваются по пуговицам, не могут застегнуть молнию на юбке. Трусы, прилегая к влажному лону, тоже становятся неприятно мокрыми.
Глаза Виктор округлились – он даже приподнялся на кровати.
– Ты это куда? Я, кажется, тебя не отпускал! – его голос звучит удивлённо, зло и повелительно. Так говорит избалованный ребёнок, считающий, что мир создан ради его удовольствия.
– Я не хочу, чтобы ты меня прогнал, как паршивую собаку, – вырывается с неожиданной искренностью.
Виктор смотрит заинтересовано, как на препарированную зверюшку, чуть склонив голову. Светлые волосы падают на его лоб, слегка прикрывая глаза.
Она на мгновение приостановилась, пытаясь понять, кто из двоих де Ноблэ к ней хуже относится. Да, для обоих мужчин репортёрша была меньше, чем мусор под ногами. Просто красивое, удобное, всегда доступное тело. Разновидность служанки, появляющейся по щелчку и раздвигающей ноги в нужный момент. Принимающей любую позу, как веб-модели.
– Ты же всё равно утомился. И больше ничего не можешь… Ты бы в любом случае сказал, чтобы я убиралась, не так ли? – она пожала плечами, продолжая невольно сравнивать отца и сына. Элеонора в её мыслях представляется просто какой-то мизерной частью де Ноблэ старшего. Как пятая колонна этого богатого особняка. Или шестая дверь. Либо ещё одна красивая кукла для ублажения Леопольда. Да, де Ноблэ-старший не оскорбляет её… Ну, почти. Разве что во время секса. Он холоден, одновременно развратен и равнодушен, как кирпич. А Виктор… Ему нравится… Играть. Как кошке с мышкой.
Его ладонь совершает молниеносное движение – и её пышные волосы в плену его сильных пальцев.
«О, боги! Скоро хватка как у отца будет!»
Рита ощущает, как её тянут – и падает на кровать.
Её глаза встречаются с прищуром серых глаз. На неё падают золотым дождём его волосы. Хищные черты красивого лица. Губы презрительно кривятся:
– Теперь ты будешь делать всё, что я захочу! Можешь убираться, я тебе разрешаю!
Пальцы разжимаются, отпуская волосы на волю. По крайней мере, он не стал её скальпировать. Достижение века!
Она пытается уйти, сохранив остатки достоинства. Но глаза почему-то на мокром месте, а во рту – привкус горечи. Она ощущает себя гадко использованной. И понимает, что пала. Снова. Оказалась почти в самом низу бездны. И почти потеряла себя, превратившись в полубесчувственную куклу, у которой из всех органов ещё работает, может чувствовать только тот, который находится между ног.
Изо всех сил пытаясь удержать рвущиеся наружу рыдания, стыд и боль, Рита Свон спустилась вниз.
– Ну, как всё прошло? – поинтересовался поджидавший ее Леопольд. Он сидел недалеко от камина, развалившись на кушетке. Блеклый свет свечей от двух канделябров, один из которых стоял на узком чёрном столе возле окна, а другой – на втором, тоже чёрном, в глубине комнаты, подсвечивали волосы и глаза, превращая извращенца в подобие ангела. Сходство с неземным существом ему придавали белые тонкие штаны и шёлковая белая же рубашка.
– Нормально, – устало бросила женщина, пожав плечами. – Я, пожалуй, пойду.
– Что, мой сын был так сильно плох? – Леопольд вглядывался в её лицо. – Он обидел тебя? – немного помолчав, добавил он.
– Да нет, всё было хорошо, – она подняла голову, заглянув в его прозрачные глаза. Странное чувство охватило её: словно их связывали почти дружеские чувства. Сообщники – вот кем они всегда были. И это связывало больше, чем просто сексуальные отношения.
– Хочешь домой?
– Да.
Де Ноблэ медленно кивает:
– Боюсь, моему сыну до меня далеко.
– О, да! Но в постели он просто зверь! – хмыкает она, а губы сами собой растягиваются в кривой гримасе. – Поверь, Леопольд, скоро ты будешь им гордиться!
– Если б он только не был чрезмерно чувствительным и нервным. Надо уметь держать себя в руках, – продолжал он рассуждать на темы воспитания.
– Ой, да ладно! Кто бы говорил. Ты сам приходишь в неистовство по любому поводу и без повода, – улыбнулась женщина. – Особенно, когда видишь Гарри Джонсона. Кстати, я его тоже ненавижу.
– А ты-то почему? – его испытывающий взгляд погрузился в её бирюзовые глаза. – Лично я, потому что этот ужасный парень постоянно обходит моего сына! ВО ВСЁМ! Ну, кроме хороших манер и красоты. Да и по экономике, но лишь потому, что Аврелий Ламборджи, учитель экономики – наш друг и крёстный Виктора. – Кулак аристократа впечатался в ближайший столик.
Рита подпрыгнула, несколько раз испуганно моргнув.
– Если б я мог… Я бы избил его! – с ненавистью выдохнул мужчина, сощурившись.
– Кого, сына?
– Да нет, дура, Джонсона! Тоже мне, великая цаца! Все в этой чертовой школе ему кланяются, лишь потому, что его папочка кривляется на съёмках очередного, как их называют, блокбастера. А мой сын всегда мечтал был первым среди одноклассников. Кстати, благодарю за милые статейки! – мужчина мерзко захихикал. – Думаю, наш чудный гений из-за твоих талантливых унижений и потрясающий язвительности уже готов из окна выброситься. По крайней мере, настроение ты ему испортила, надолго обеспечив депрессией. – Ещё один смешок. – Ладно, иди, дорогая, в свою одинокую постель.
Рита отправилась в свой особняк, размышляя над тем, что произошло. Вспоминая, вспоминая…
***
– Привет, милая! – Антуан легко поцеловал ей руку. – Как прошёл день?
Она медленно убрала ладонь.
– Это было ужасно, Антуан! Мне пришлось… – она начала плакать, затем забилась в истерике.
Де Вилл быстро вытащил из кармана заранее припрятанное успокоительное. Последнее время его запасы постоянно иссякали. Но мужчина никогда не забывал купить новую упаковку.
– Рита, дорогая, любимая, – он с трудом удерживал бьющееся в его руках тело, как какого-нибудь зверя, подстреленного охотниками и уже погибающего. – Что опять случилось? Может тебе перестать работать для этого жуткого журнала? Пожалуйста, бросай это ужасное место! Что с тобой, радость моя?
С нежной заботой он гладил повлажневшие от пота волосы.
– Почему ты позволяешь им себя мучить?
Вопрос, оставшийся без ответа. Возможно потому, что она сама боялась признаться, что на самом деле ей нравится, когда её мучают.
Глава 5
– Я не знаю, почему всё так происходит, – она обречённо покачала головой, высвобождаясь из объятий его всё ещё сильных рук, несмотря на возраст. Впрочем, для неё он всегда был мужчиной, а не стариком. – Быть может, я сумасшедшая мазохистка, – красавица искривила губы в пародию на усмешку.
Поправила пышные волосы, начала раздеваться, швыряя вещи в шкаф.
Мужчина целомудренно отвернулся, хотя много раз видел её голой. Но он чувствовал, что сейчас на интим она не настроена, и не хотел раздражать ещё больше жадными взглядами. – Быть может, меня сломал тот парень, который лишил меня невинности возле заброшенного дома… В любом случае, так уж сложилось. И мне ни за что не выбраться из порочного круга. Ещё одна кривая усмешка. – В любом случае, я уже добилась многого… И, по крайней мере, могу не считать себя пустышкой.
Женщина торопливо скрылась в ванной. Вернулась уже с влажными волосами, которые подчёркивали красоту её лица, и в длинном халате. Её взгляд стал более холодным и уже не таким несчастным, как раньше:
– Спасибо, что переживаешь за меня, Антуан. Но я пока не хочу бросать свою работу.
Мужчина кивнул, чувствуя некоторое разочарование: ведь её ответ подразумевал, что она также отказывается прекращать свои сексуальные «игры» с семейством де Ноблэ. И он не мог ничего с этим сделать – Антуан знал, что уже старик, и, конечно же, не может сексуально удовлетворять свою прекрасную любовницу. Да и с самого начала в их отношениях было больше дружбы, чем сексуального влечения, ведь даже тогда он уже был слишком для неё стар. Но мужчина знал, что согласится остаться с ней на любых условиях, лишь бы она от него не ушла. Этого б он не пережил. Она была тем, кто ещё держал его среди живых, возвращал радость молодости и свежесть первой любви.
Рита прижала пальцы к вискам и мученически глянула на него:
– Давай лучше поговорим о поддержании и поднятии рейтинга популярности твоей замечательной школы.
– Насчёт популярности – у нас ведь теперь учится Гарри Джонсон! – торжественно произнёс Антуан, сжимая её в объятиях. – Его присутствие в стенах школы поднимает наш рейтинг на неизмеримую высоту!
Женщина недоверчиво хмыкнула.
– Да, я согласна, это очень даже неплохо. Понятия не имею, как тебе удалось его заполучить.
– Да я тоже не знаю, – улыбнулся мужчина. – Возможно, его знаменитый папаша настолько занят, что просто нашёл нашу школу по телефонному справочнику? В любом случае, я с ним лично почти и не знаком. Я видел Адама лишь несколько раз, когда он навещал своего сына в школе. Правда, к нему всегда очень трудно пробиться через толпу его охранников, репортёров и прочих прихлебателей. Просто король и его свита!
– Согласна. Его папочка – противное и высокомерное создание. Хотя красив, как греческий бог. Интересная помесь Аполлона и лощёного идеального красавчика с обложки модного журнала для геев, – она хихикнула.
– Ну, судя по тому, что у Адама есть сын, вряд ли он гей, – засомневался де Вилл, усмехаясь. – Какая ж ты всё-таки злая, моя Ритуля!
– Стараюсь, дорогой, стараюсь! Всё-таки это моя работа. Быть стервой – моя профессия. И иногда это даже приятно, когда твоя работа совпадает с тайными желаниями. И всё-таки на душе как-то паскудно, словно я стала под душ, а на меня полилось дерьмо с запахом лучших французских духов. Но дерьмо – это дерьмо, сам понимаешь, как бы оно ни пахло.
Рита снова начала дрожать, и де Вилл успокаивающе поглаживал её изящные, хрупкие плечи, шепча на порозовевшее ушко милые глупости.
– Всё-таки ты неисправимый романтик, – шепнула она прямо в его суховатые тонкие губы. – Но за это я тебя и люблю!
– Я тебя тоже, Рита Свон.
– Ага, прямо такой, какая я есть? Злобной и циничной стервой? Берёшь в нагрузку к шикарной внешности мой нелёгкий характер?
– Я люблю тебя целиком и полностью. Ты – моя звезда, самый драгоценный брильянт на свете… Моя пустыня и мой оазис.
***
Рита Свон почему-то ужасно нервничала перед этим интервью. Можно подумать, что она собиралась брать интервью у какого-то местного каннибала, который неумело, но активно подражает небезызвестному Ганнибалу Лектору. Хотя на самом деле это был обычный парень.
«Возможно, это потому, что меня поставили в жёсткие рамки. И мой отвратительный начальничек потребовал, чтобы я делала то, что ОН хочет, писала лишь то, что мне скажет Гарри – эта юная звезда! Правда, знаменит он скорее благодаря своему отцу. Так сказать, подхватил эстафету. Все возвращается на круги своя?
Рита вздрогнула, стараясь внушить себе, что это ощущение внезапного холода появилось из-за ранней весны. Когда зелени ещё почти нет, почки вот-вот собираются превратиться в листья, но ещё медлят, наслаждаясь покоем и защищённостью.
«Что ж, на сей раз приказ моего начальника полностью совпадает с моим желанием. Так что я ничего не потеряю», – решила она для себя, улыбаясь немногочисленным посетителям кафе, находящегося на территории школы, в котором она пила кофе, поджидая героя очередного своего опуса. Женщина уже давно положила на столик блокнот с ручкой и любимое «орудие труда», диктофон.
Почему-то в этот день ей хотелось быть… более объективной. Рита сама не знала, отчего вдруг её настигло это неожиданное благодушие. Обычно ей нравилось смешивать очередную жертву с грязью.
Красавица подпёрла подбородок тонкой рукой, постукивая пальчиками другой руки, точнее, длинными кроваво-красными ногтями, по гладкой поверхность стола, и не могла оторвать взгляд от двери.
Однако репортёрша всё же на пару минут отвлеклась от созерцания двери – уж очень интересная пара сидела за одним из столиков, красивые и беззаботные, словно на свете не существовало Зла. Молодые и легкомысленные, и, главное, влюблённые. Она это увидела в их глазах – отражения друг друга. Остальной мир для них не существовал, пока они держались за руки и смотрели друг другу в глаза, нежно улыбаясь и щебеча легкомысленные глупости.
Рита проглотила ком в горле и постаралась придать своему лицу ещё более неприступное и ледяное выражение, чем обычно. Однако сложнее всего оказалось убрать «вселенскую» тоску из глаз и превратить их, образно говоря, в два бирюзовых камешка. Не к месту вспомнились родители. Точнее, тот период жизни, когда они начали отдаляться от неё. Или она от них? Когда они впервые называли её жестокой, холодной. Особенно после первых публикаций её ядовитых статей.
Вспомнилось интервью с коллегами из «Женских штучек», когда её улыбающуюся фотографию с белозубым оскалом поместили на обложку. Тогда центральный разворот заняло то ужасное интервью. Её премировали «Золотым пером», как лучшую журналистку года. Хотя, стоит заметить, что в конкурсе не принимал участие ни один серьезный журналист, пишущий про политику, только репортеры из различных женских изданий и желтой прессы.
«Рита Свон, говорят, что у вас нет сердца. Это правда?»
«Конечно (стеклянный смех, словно звон бокалов). Ещё в детстве я продала его за доллар».
Брр! Рита тряхнула головой, чтобы отогнать неприятные воспоминания, от которых начинало тошнить. Пышные пряди упали на лицо. Откинув их, она замерла, прищурившись.
В кафе как раз входил «Мистер Знаменитость» – Гарри Джонсон собственной сиятельной персоной.
Быстро отыскав её глазами, парень направился к ней с выражением страдания и муки в изумрудных глазах и явным нежеланием находиться с ней в пределах одной Вселенной.
– Привет, Гарри, – произнесла она, открывая блокнот. – Садись.
Он кивнул и сел напротив.
Она отметила, что он напряжён и скован. А в глазах за модными солнечными очками – одновременно вызывающее и затравленное выражение. Сняв очки, он нервно швырнул их на столик, едва не разбив.
– Давайте сразу к делу. У меня нет никакого желания с вами общаться, – почти выплюнул он с ненавистью. – Меня моя девушка ждёт.
Изящно изогнутая бровь.
– Хм, полагая это мисс Лесли? Или Генриетта Браун? Либо кто-нибудь, о ком я не знаю? Какая-нибудь супер-модель? Или начинающая голливудская красавица, которая благодаря связи с такой знаменитостью, как ты, мечтает сделать собственную карьеру? Возможно, какая-нибудь дурочка, которая после секса обязательно попросит у тебя твои трусы, чтобы хранить их возле сердца? А те части тела, которых ты коснёшься во время секса, она больше никогда не будет мыть?
Джонсон раздражённо тряхнул торчащими как попало волосами, машинально попытавшись их пригладить. Впрочем, это было так же невозможно, как изменить профиль без пластической хирургии.
– Кажется, по предварительной договорённости с этим идиотским журналом, вы не должны лезть в мою личную жизнь! Я этого не потерплю.
– Знаешь, мне не нужно твоё разрешение, чтобы хорошо выполнять свою работу, – она пронзила его испытывающим взглядом. – Хорошо, расскажи про учёбу, про друзей, про свои увлечения – которые не касаются секса.
– О, вас так интересует тема секса? Недотрах? – ухмыльнулся парень, разваливаясь на изящном стульчике. Она невольно отметила его идеальное телосложение – и когда он успел стать таким сексапильным? Тело развитое – он явно качается в спортзале, черты лица практически идеальные, очень красивые глаза, которые, как и его хорошее телосложение, достались ему благодаря отличной генетике.
Рита поймала себя на том, что откровенно залюбовалась им.
«Ха, он же просто неопытный юнец! Мне он неинтересен».
Женщина замолчала, затем продолжила, стараясь собрать разбегающиеся мысли:
– Поделись с нашими читателями своими увлекательными приключениями в школе! Кто, например, пытался тебя втайне побить, с кем и за что ты соперничаешь. Насколько я знаю, тебе почти нет равных в школе, кроме Виктора де Ноблэ, конечно. Ну, Виктор происходит из древнейшей аристократической семьи, которых всё меньше остаётся в Англии. И, хотя, его родители не так богаты, как твой отец, но у них есть класс, а это дар, который может быть только врожденным.
В какой-то миг ей показалось, что сейчас он ударит ее… По лицу. Или схватит за волосы и вышвырнет в окно. Или скинет со стула на пол и начнёт нещадно пинать ногами. Его глаза потемнели, а губы сжались, превратившись в тонкую бледную линию.
– Да как вы смеете! Я же предупреждал руководства вашего отвратительного журнальчика, что не собираюсь говорить о личном! Вы и так вылили на меня кучу грязи, когда издевались надо мной, моим отцом, моей умершей матерью в своих жалких статейках! Вы бы радовались даже смерти собственных родителей… Если бы вам заплатили за статью про их похороны! – его голос, возросший до крика, сорвался. – Я же просил вашего редактора, чтобы мне прислали на интервью кого-нибудь другого! Или те, кто варится в этом дерьме, слышат лишь то, что им выгодно?
Ей ни с того ни с сего захотелось попросить прощения. Особенно про ту действительно гадкую статью о смерти его матери, которая покончила с собой в огромном особняке.
Пока Адам Джонсон резвился на Багамах с очередной красоткой-моделью, а их практически интимные фотографии оказывались во всех развлекательных изданиях, его жена Люси страдала и от одиночества, и от ревности, которую искусно разжигали журналисты.
Рита понимала, как ему было тяжело, тогда ещё совсем маленькому, сначала пережить эту смерть, затем простить отца (если он его простил, конечно), а потом ещё и жить дальше.
И переваривать всю ту грязь, что многие годы лились на него и на его отца. Большинство журналистов (не только Рита), смаковали странное самоубийство, которое под определённым углом могло бы даже сойти за убийство, или за попытку доведения до самоубийства. Смаковала и она, хотя и без особой радости. Смерть красивых женщин никогда не вызывала у неё особого восторга. Наверное, сказывалась редкая женская солидарность.
Журналистка тонула в этих зелёных глазах, которые наполнялись слезами. Ей вдруг отчаянно захотелось обнять его, утешить. Но… на них все смотрели! Да и не позволил бы он ей к себе прикоснуться, а кроме того, не могла же она разрушить тщательно взлелеянную репутацию безжалостной стервы.
– Держите себя в руках, мистер Джонсон! – ненавидя сама себя, произнесла она чеканным сухим голосом. – Вы же, как никак, будущая звезда! А теперь, если не возражаете, продолжим. Или вы решили сбежать? Может, вы боитесь меня? – ехидно добавила она.
Слёзы в зелёных глазах высохли, словно первые капли росы на весенней листве. Он поднял подбородок, принимая её вызов, хотя не мог не понимать, что в словесной дуэли журналистке нет равных.
Она заметила, что Гарри уставился на неё с опаской и с любопытством одновременно.
– Наверное, ты хочешь сказать мне какую-то страшную гадость? – парень откинулся на стуле, чуть прищурив изумрудные глаза. – Давай же, не стесняйся – после множества репортёров, которые каждый день рвут меня и отца на части, меня уже сложно напугать. Да и не скажу, что бы я кого-то из вас боялся. Он снисходительно улыбнулся, беря себя в руки: – Просто мне неприятно… Как различные ничтожества, вроде нищих журналистов, гавкают на меня и отца, потому что они сами – никто. Конечно, проще оскорбить тех, кто чего-то достиг, чем самому добиться успеха. Для этого же надо потрудиться! А ваша работа – это просто изливание желчи. Да и язык у репортеров, как говорится, без костей. И всё-таки, я думаю, наше интервью пора закруглять.
– Почему?
– Устал от всяких сучек, – он ослепительно улыбнулся, развалившись на стуле. – А если серьёзно, может быть, потому что слишком много знаю про ваши методы. В некотором роде я тоже профессионал. Я ведь стал известным с момента моего рождения. Что большинству журналистов, конечно же, не светит никогда. Ваш брат для меня – это духовный калека с множеством комплексов и проблем.
Рита фыркнула:
– Ты считаешь себя психологом, чтобы ставить кому-то диагнозы? А тебе не приходит в голову, что мы просто выполняем свою работу? Всё-таки профессия репортёра вторая по важности, – она хмыкнула, – после проституции. И такая же древняя. И, несмотря на прошедшие века, до сих пор актуальная и модная.
– Вы все только пытаетесь приобщиться к талантливым людям, Рита, – ледяной взгляд шокировал её, как и бесконечная боль, отразившаяся в глазах. – Только смерть – лекарство от всех подонков этого мира. А лекарство от глупости, к сожалению, никогда не придумают.
– На всех подонков у тебя силёнок не хватит, – она тяжело вздохнула и потёрла виски. Кажется, ее должно было как-то поразить, шокировать или даже обрадовать их непринуждённое общение с нотками философии и психологизма, странного в устах зелёного юнца. Ведь пареньку было только восемнадцать!
Как-то поразить. Может быть, даже обрадовать. Но за последние годы мир для неё утратил прежние краски. Словно на женщину упала каменная плита – надгробье – и придавила, задушив на корню все чувства, все эмоции, все искры жизни. Словно она была свечой, которую задул резкий порыв ветра. Так что даже их соперничество, обличенное в форму почти вежливого общения, было для неё чем-то серым и скучным. По крайней мере, она пыталась себя в этом убедить.
Рита опустила голову и вздрогнула, ощущая себя загнанной зверушкой, которая оказалась в тупике. А в нескольких шагах – ударах сердца – охотник.
– Тебе ведь приходилось ощущать неотвратимость бесконечности? – тихо прошептал он, коснувшись её ладони, распластавшейся на столе, как дохлая медуза.
– Да, – она подняла на него обезумевший взгляд. – Неужели ты постоянно это чувствуешь? Как ты ещё не сошёл с ума?!!
– Вот поэтому многочисленные читатели различных изданий считают меня психом. Хотя они всех звёзд считают сумасшедшими, не понимая, что оригинальность – это признак белой вороны. А белая ворона – это редкая птица, и почти такая же желанная, как и синяя птица счастья. Просто остальные чёрные вороны слишком завидуют невиданному оперению – и стараются извести тех, кто выше них. Для этого даже твоих остреньких, ехидных статей не надо. Они пытаются поставить себя на моё место и, естественно, делают соответствующие выводы, что на Олимпе места только для избранных, а не для ничтожеств с острыми язычками.
– Ладно, мне пора статью писать, – она резко вскочила и направилась к выходу.
– Счастливо! – Гарри небрежно поднял руку и помахал ей вслед.
***
Приехав к своей возлюбленной, Антуан де Вилл не нашёл её в спальне, хотя постель была разостлана, а лампа горела.
Он обнаружил женщину в кабинете. Сидя в одной комбинации за письменным столом тёмно-коричневого дерева, она уставилась немигающим взором змеи на экран ноутбука.
– Антуан? – она подняла голову, заслышав его лёгкие шаги, отрываясь от экрана.
Он с грустью заметил тёмные синяки под ясными глазами и какое-то неживое выражение прелестного личика. Волосы казались чересчур яркими на фоне поблекшего лица. Она потёрла лоб: – Ложись спать, уже поздно.
– А тебе ещё много?
– Да нет, я редактировала. Уже всё.
Она сохранила статью и отправила электронное письмо.
– Всё! Я закончила с этим кошмаром, – она попыталась выдавить улыбку. – Давай лучше спать.
– Ты поругалась с Гарри? – тихо поинтересовался мужчина, обнимая её. Она уткнулась носом в его подбородок. – Твоё идиотское начальство снова захотело крови несчастного паренька?
– Да, что-то в этом роде, – она отстранилась, нахмурившись. – Но я постаралась написать не такую гадость, как обычно. Всё-таки он молодец. Даже будучи сыном голливудской знаменитости, он не сломался, хотя обычно детки богачей очень избалованы и просто скоты, – она невольно вспомнила Виктора, – а он неплохо держится! Я его даже зауважала. Знаешь, а мы с ним впервые нормально поговорили, даже странно, – она пошла в спальню, потянув его за собой. – Я ведь уже пару раз брала у него интервью, после которого жутко его очернила, а ведь в первый раз он смотрел на меня обожающими глазами и был предельно откровенен. А я обманула его ожидания.
Во время второго интервью он меня едва не побил, а на третье вообще не явился.
И я думала, что теперь он меня возненавидел на веки вечные. Правда, наша нормальная беседа длилась всего пару минут.
– Гарри – хороший парень. Конечно, ему приходится очень тяжело – быть в центре внимания не всегда лестно и приятно. Да и опасно порой. Этому надо учиться с детства – скрывать свои эмоции. Гарри же слишком искренен. Вот Виктор де Ноблэ – он должен себя сдерживать. Но, насколько я вижу, он ещё больший истерик, чем Гарри.
– Ой, не напоминай мне про него! – Рита тяжело вздохнула. – Он просто садист. Его папочка – вот кто истинный аристократ! Хотя и сволочь редкостная.
