– Да, я вас слушаю.
– Э… Проходите, прошу вас. Там есть ещё парочка свободных мест.
– Сейчас подойду.
Виктор кивнул и с явной неохотой, медленно отправился обратно, иногда кидая взгляды через плечо. Как только он скрылся за углом, Теодор нагнулся к Вере и сказал:
– Такой наивный дурачок.
Она слегка нахмурила брови.
– Не говорите так. Он очень хороший, светлый человек… – Она покраснела. – Он мне помог устроиться на эту работу.
Теодор понимающе кивнул и, чтобы уйти от этой неловкой ситуации, попрощался и пошёл в зал, где все уже расселись в большой полукруг, во главе которого сидели актриса с именинницей. Официанты стояли по углам, заложив руки за спину. Граммофон гремел на всё помещение. Звенели чашки, ложки, утопая в какофонии и гомоне, песнях, скороговорках, немецкой речи, перемешанной вместе с польской или чешской.
Так проходил час, два… Ковальский за весь день утомился, и глаза его начали слипаться. Гул несколько утих, и теперь принялись за своё дело журналисты: они подходили к уставшим, сытым гостям и, словно вампиры, высасывали у них информацию и впечатления, которые в ближайшее время перенесут на бумагу. Некоторые гости уже уехали домой, и Ковальский позволил себе сесть на край стола и съесть недоеденный десерт.
Тут к нему подошла Гертруда, и он выпрямился. Её лицо светилось, хотя под глазами уже виднелись мешки.
– Спасибо вам, доктор Ковальский, за такой чудный вечер!
– Ну что вы, милая моя, мы обязаны дарить людям радость… За горсточку, конечно.
Она рассмеялась, и тут между ними встал Теодор. Ковальский нахмурился и снова принялся за десерт.
– Леди, поздравляю вас с праздником! – сказал журналист с улыбкой.
Она покраснела.
– Спасибо…
– Можно вам задать парочку вопросов?
– Да.
– Вам понравился банкет в этом ресторане? Еда? Интерьер?
– Ну что вы! Это великолепно; повар постарался на славу! А ещё и доктор Ковальский…
– Никаких казусов не было?
– Нет, всё отлично!..
В этот момент к ним подошла Кэйтарайн, чьё круглое тело пошатывалось, и от которого разило шампанским вперемешку с портвейном.
– О, герр Мёллендорф!.. Вы даже не представляете, какой очаровательный вечер! Ковальский, – она подошла к владельцу. Тот встал, – милый, дайте я вас поцелую!
Он покраснел до корней волос. Теодор укусил руку, сжатую в кулак, пытаясь подавить первые симптомы безудержного хохота. Ковальский отпрыгнул в сторону, едва не обронив стул.
– Ох, фрау Кауц! Прошу вас, присядьте!
И тут она пошатнулась.
– Ах!
Она упала навзничь, но её подхватил Теодор, стоявший как раз за спиной, и они оба повалились вниз. Все подбежали к месту происшествия, другие журналисты включили фотоаппараты – щёлк, щёлк, щёлк!
Теодор почувствовал сквозь тупую боль в спине холодный пол. Кэйтарайн лежала на нём, отдавив ему ноги, тихо постанывала. Он осторожно попытался оттолкнуть её в сторону, почувствовал что-то упругое и мягкое под руками… Потом ещё что-то, напоминающее шарик…
Кто-то в толпе присвистнул, камеры ещё активнее защёлкали. К ним подошла Гертруда, подняла маму и, нагнувшись, дала Теодору пощёчину.
– Скотина, Извращенец!
Теодор покраснел и начал смеяться, хотя при этом не видел здесь ничего смешного. Именинница ударила его по щеке ещё раз, подхватила Кэйтарайн, смотрящую в одну точку, и направилась в сторону гардероба.
За ними, словно собаки, поплелись журналисты. Таким образом, зал практически полностью опустел, и почти всё смолкло, кроме монотонного бормотания саксофона на пластинке.
Ковальский помог Теодору подняться. Тот, мрачнее тучи, встряхнулся и сказал:
– Что ж, походу дело я – звезда.
Ковальский не смог сдержать улыбки.
– Я даже представляю такой большой заголовок: «КАЗАНОВА СНОВА В ДЕЛЕ!!!»
– Я бы на вашем месте так не радовался, ведь это произошло в вашем заведении, а вы даже ничего не сделали.
Улыбка исчезла с лица Ковальского.
– А ведь верно… Чёрт! Теперь мы с вами в одной лодке. Эх…
– Ну-с… Что ж, предлагаю на время закопать топор вражды, так как нам завтра объясняться перед толпой. Так что нечего нам друг друга поливать грязью.
– Да и терять уже всё равно нечего.
Они пожали руки и расстались, даже если и не друзьями, ну уж точно не врагами.
Теодор подошёл к Вере.
– Как прошёл вечер? – сказала она.
Теодор рассказал ей ситуацию. Она присвистнула.
– Да уж, неловкая ситуация… И что теперь?
– Подождём до завтра – что же ещё остаётся? Подайте, мне, пожалуйста…
Вера подошла и… замерла. Ничего не весело. Сердце её упало и глухими ударами отзывалось где-то в ногах.
– Т-теодор… Нет пальто.
– Как так?
– Я… я, кажется, его отдала фрау Кауц.
Она услышала сзади тяжёлый вздох, и на глаза её навернулись слёзы. Вера не смела повернуться к нему.
– Простите… пожалуйста, простите! Я попрошу у владельца её номер телефона.
Стук. Он барабанил пальцами по столу.
– Там… там лежало что-то важное? – сказала она.
– Дубликат ключей и немного денег.
– Она их вам обязательно вернёт…
Крупная слеза потекла по её щеке, но чтобы не выдавать себя, она не стала её вытирать. Слеза упала на руку.
Голос Теодора смягчился, и он перешёл на «ты»:
– Ох, Вера, не плачь. Пустяки, там нет ничего ценного. Слышишь? Не плачь.
Она не поворачивалась. Он зашёл за стойку и обнял её. Она вздрогнула, но не сопротивлялась; слёзы текли из её глаз ручьями.
– Вера, – ласково сказал Теодор, – может, дашь мне свой номер телефона, а? Чтобы всегда быть на связи.
Она что-то пролепетала, и он записал это в блокноте. Попрощавшись, он ещё раз обнял её и ушёл.