Кристина Устинова
Хроники Арбайтенграунда. Часть 2
– Ну, хватит вам, – сказал Маслов. – Да какая разница, кто в чем ходит?
– Главное, – сказала Майн, – чтобы никто никого не осуждал. И вообще, твое ли это дело, Сабина, как я трачу деньги? Захочу – и айфон себе куплю. – В наступившем молчании она повернулась к Маслову и захлопала накладными ресницами. – Кстати, Андрюша, а когда ты мне его купишь? Ты же обещал, а с днюхи прошла уже неделя.
Маслов нахмурился и не отрывал взгляда от телефона. Тут же прогремел звонок, и диалог на этом кончился.
Чуть попозже я узнала из разговоров, что Майн во время перемены поссорилась с Масловым и вроде бы как даже рассталась с ним. По крайней мере, они не сидели вместе и за весь остаток дня ни разу не заговорили. Марго и Аиза, которые ненавидели и одну, и второго, злорадствовали, я тоже к ним присоединилась.
Ну не плакать же!
16 октября, пятница, 17:16
Дорогой дневник!
Это что-то с чем-то, говорю тебе! Это не класс, а какой-то… зверинец, что ли? Ни дня без скандалов!
Короче, продолжился конфликт Майн и Маслова относительно айфона. В самом начале урока училка, фрау Беккер, опаздывала, а мы пользовались моментом внезапного отдыха. Тут Маслов встал, подошел к Майн и протянул маленькую коробочку со словами:
– С прошедшим.
Та нахмурилась, открыла коробочку и, даже не вытащив оттуда предмет, закричала:
– Издеваешься? Я просила айфон, а не какой-то андроид!
Маслов тоже вспылил:
– Это ты издеваешься! Я потратил на него шесть тысяч!
Майн ничего не ответила и кинула коробочку на соседнюю парту. Майн и Маслов вцепились друг в друга взглядами, как два ошпаренных кота, а затем он набросился на нее. Это случилось так неожиданно, что многие даже не шелохнулись. Мы с Марго сидели на своих местах, вытягивали шеи, чтобы увидеть драку. Одноклассники опомнились и подбежали к месту событий, поэтому всю драку я не видела.
Наконец влюбленных разняли. Все это произошло за несколько секунд, но от спокойствия и красоты Майн не осталось и следа: волосы торчали клочьями, она разревелась и выбежала в коридор. Маслов провожал ее взглядом, тяжело дыша. Толпа сплотилась вокруг него и молчала. Аиза сказала:
– Ну ты и тварь, Маслов! Поднимать руку на женщину – ниже всякого достоинства.
– Закрыла рот быстро! Будешь своему мужу так говорить, если не побьет тебя за это.
– Вообще-то, – заговорил Джо, – я согласен с Андреем. Ну, сами посудите, она же первая начала. Она прекрасно знала, что Андрей вспыльчивый, что он сегодня не в духе…
– Надо же! – воскликнула обычно молчаливая Роза. – Это что ж теперь, под каждое его настроение подстраиваться? Давайте тогда будем оправдывать убийц тем, что их жертвы спровоцировали.
– Ой, а ты вообще молчи, – сказал Маслов и сел. – Я ей купил, потратил все свои карманные, а она… Тварь она неблагодарная, собака сутулая!
– И все же бить женщин нельзя ни при каких обстоятельствах, – сказала Сабина.
– Мой отец же бил мать все двадцать пять лет брака. И ничего, пережила же.
В этот момент в кабинет вошла училка, и разговоры пришлось оставить. Урок прошел в глубокой тишине, никто даже слова не произнес, что меня несколько удивило, если честно. Майн так и не вернулась, и в конце урока мы вышли из кабинета, а ее портфель так и остался лежать нетронутым возле окна.
Если честно, мне по большей части все равно на этого чертового Маслова и его Майн, но тут мы с Марго проходили мимо компании. Маслов как ни в чем не бывало со всеми разговаривал, другие смеялись над его похабными шутками. Мы отошли чуть подальше; я чувствовала непонятное, но стремительно нарастающее раздражение. Наконец не выдержала и сказала:
– Ну что у нас за общество такое? Как мы так дожили, что теперь обвиняем жертву, а не обидчика? К тому же оправдываем его, мол, не в настроении он был, деньги потратил! Да кто его просил об этом?
Марго пожала плечами.
– Ну, это как-то меня не касается, мне пофигу… Но, с другой стороны, она действительно спровоцировала…
– Виноват тот, кто ударил, а не тот, кто…
– Ой, да знаю я! – сказала она таким тоном, что я решила не заканчивать фразу.
Ясное дело, тут имелась в виду та ситуация с Голдман.
– И все же, – продолжила Марго с усмешкой, – Маслов не маменькин сынок, как Диди.
У меня аж челюсть отвисла.
– Эй, ты на что намекаешь?
– Да я просто сказала…
– Марго, – заговорила я вполне серьезно; раздражение, как железо, накалилось во мне до предела, – если ты начнешь встречаться с Масловым, то ты для меня будешь самой последней дурой на Земле. Без обид, но как есть говорю. Мало того, что он сам по себе конченый, так еще он…
– Ну, не такой уж он и конченый, раз к нему многие тянутся.
– Он не дурак, знает, как влиться в коллектив. Что тут прикольного, что он ударил девушку? Что тут веселого? Он что, так показал свою мужественность, так показал свои крутые железные яйца? Нет, он показал лишь отсутствие мозгов!
– Ну, ну, не заводись. Я просто сказала, к слову пришлось… Что ты так бурно реагируешь? Перестань.
Действительно, я поймала себя на мысли, что почти перешла на крик, сердце колотилось уже у самого горла. Мы направились в кабинет, чтобы подготовиться к следующему уроку.
Кстати, забыла: Майн вскоре ушла домой. Она ничего не сказала, просто тихо ушла…
19 октября, понедельник, 18:32
Дорогой дневник!
Это что-то с чем-то, вот честное слово! Не перестаю удивляться нашему классу. Я была о нём лучшего мнения.
Но давай обо всем по порядку, я люблю порядок даже в этих записях. Только мне надо перевести дух…
Короче, начну с Майн.
После событий в пятницу она пришла с толстенным слоем крема, вся опухшая да еще в очках. Понятное дело, учебу прогуливать не захотела, но мне впервые стало ее по-человечески жалко. А пришла она, кстати, не одна – ее сопровождал лысый толстый мужчина лет примерно пятидесяти. Когда он вошел за пять минут до первого урока, мы все так и уставились на него. Он оглядел наш класс и спросил так грозно:
– Где Маслов?
На удивление никто не стал кричать: «Вот он, ловите!» Все просто молчали, точнее, покрывали его. Майн указала на обидчика и сказала:
– Это он, папа.
На самом деле мы все знали, что он ей не отец, а отчим, который воспитывает ее лет так с пяти. По сути, я знаю, у них очень хорошие отношения, как у отца с дочерью. Это я не зря упомянула, кстати.
В общем, Маслов встал и сказал:
– Ну да, это я. И че?
Отчим вплотную подошел к нему; лицо покраснело, глаза чуть ли не вылезали из орбит.
– Ну что, падла, понравилось тебе на девочек руки распускать?! Отвечай!
– Не кричите вы так. Я имею право хранить молчание.
– Знаешь, если бы мы находились во дворе, я бы тебе морду размазал, понял меня? А так как тебе уже семнадцать, я написал на тебя заявление! Теперь ходи и оглядывайся.
– Где у вас доказательства, что это я ее избил? Может, это вы? Она не далась вам, а вы ее за это шмякнули?
В классе раздались сдавленные смешки – и тут же все снова смолкло. На секунду отчим как будто опешил от такой наглости, замолчал, но снова заговорил:
– За такие слова нам бы в детстве по роже давно съехали. Что, думаешь, если ты школьник, тебе все можно? Ни хера! Ты уже большой мальчик, и я найду на тебя управу, вот увидишь. Но если я еще раз услышу от своей дочери, что ты ее хоть пальцем тронул, я проломлю тебе череп, даже если сяду!
– Тогда потренируйтесь мыло с пола поднимать, в тюрьме пригодится.
Отчим поколебался с минуту и ушел, Майн побежала за ним и спустя две минуты вернулась. Я тем временем слушала Маслова:
– Дочь! Эй, он тебе скорее папик, нежели папа!
Майн молча прошла в конец ряда и села одна возле самой стены. Я проводила ее взглядом, но тут меня привела в чувство Марго. Она как будто вообще пропустила конфликт мимо ушей, сказала:
– Слушай, а ты скинулась на подарок фрау Либерт?
– А я и забыла… Ладно, мир не рухнет.
У фрау Либерт сегодня день рождения, а я впервые за столько лет забыла об этом, дорогой дневник! Сначала мне стало совестно, а потом подумала: «Ну ладно, на словах поздравлю. Ничего страшного, мои гроши мало что решили бы».
Вдруг вошла фрау Либерт в фиолетовом платье в горошек аж до пола, с уложенными волосами. Встретили мы ее аплодисментами. Она покраснела, рассмеялась и даже не успела опомниться, как вдруг к ней подошел Джо с гигантским букетом, из которого торчали шоколадки, фрукты, искусственные цветы и декоративные ягодки.
– Ох, спасибо, спасибо большое! – говорила она со слезами на глазах. – Что ж, ребятки, ставьте парты, а я пока чаем займусь.
Началась настоящая суета: мальчики передвигали парты, мы, девочки, накрывали стол купленными Аизой, Сабиной и Лиззи конфетами и печеньками. Потом все расселись (я, конечно же, села возле Марго), и фрау Либерт разлила нам по стаканчикам чай. Мы принялись за трапезу. Спустя несколько минут руководитель встала с горячим чаем и заявила:
– Дорогие мои! Я очень рада, что вы меня поздравили таким шикарным букетом, это действительно для меня многое значит. И да, с начала года не прошло и двух месяцев, но уже приключилось столько событий, как хороших, так и плохих. – Она сделала паузу. – Я желаю в свой день рождения, чтобы все плохое осталось позади, а приятное грело сердце и осталось в памяти навсегда. И все же я рада, что стала вашим классным руководителем много лет назад. Только подумать, за все эти годы наш состав практически не поменялся! Да, появились новые люди, и они изменили жизнь нашего класса к лучшему. Даже возьмем в пример тебя, Андрюша.
Все с усмешкой устремили на него взгляды. Он покраснел, заулыбался, поднялся и сказал:
– Ну, че я могу еще сказать? Класс мне нравится, это уж точно. Вы, фрау Либерт, действительно самый лучший классный руководитель! У нас самый дружный класс, и я рад, что играю в нем не последнюю роль. Вот бы все учителя были такими же, как и вы!
Ему зааплодировали.
«Ага, как же! Побольше бы таких учителей, которые дают тебе свободу!» – подумала я.
Но самое интересное впереди, мой дорогой дневник! Это еще цветочки…
Короче, на протяжении чаепития, а длилось оно всего урок, мы с Марго почти не говорили. Вообще она мне сегодня показалась на удивление молчаливой, даже не смотрела в мою сторону. Когда урок закончился, мы все прибрали и направились в кабинет к училке Беккер, я спросила:
– Что с тобой? Почему ты такая сегодня задумчивая?
Марго пожала плечами.
– Да так, о своем задумалась… Слушай, меня на этом уроке не будет.
Я так и замерла.
– В смысле?
– Ну… мне плохо.
Она побежала в туалет, и весь урок я ее не видела. Более того, после пятнадцати минут урока слинял и Маслов, и он также до конца урока не появлялся.
Наступила перемена, мы вернулись к фрау Либерт, у которой с нами был еще один урок. Маслов и Марго вошли в кабинет одновременно, запыхавшиеся, растрепанные и…
Счастливые.
Они поцеловались. Я не стала ничего говорить и наблюдала лишь за тем, как они вместе садятся за одну парту. Также Марго сделала одно движение, которое уж точно не скрылось с моих глаз: она убрала в кармашек коробочку с презервативами.
…После уроков я подошла к Марго и сказала:
– Какого черта? Хочешь оказаться на месте Майн?
– Ой, да перестань! Дура она, сама виновата.
– Дура – это ты.
– Если тебе что-то не нравится, мы можем прекратить наше общение.
С этими словами она взяла под руку Маслова, и они вдвоем удалились.
Теперь только ты у меня остался, дорогой дневник! Я тебя сохраню в память о Марго. О прежней Марго. А с подругой Маслова дружить не хочу – пойду на принцип. Я не вмешиваюсь в дела друзей, но тоже делаю свои выводы.
Творческий продукт
Арбайтенграунд, 2017 год
1
Вот и все, огромная история «Унесенных ветром» от Маргарет Митчелл закончена. Скарлетт осталась одна и уехала в Тару. Конец истории.
Так же и с прошлой книгой, «Ромео и Джульеттой». Только там необратимый конец, Шекспир любит заставлять зрителя (и читателя) пьесы поплакать.
А вот «Война и мир» Толстого. Андрей Болконский погибает, как храбрый воин, Наташа остается одна. Пьер – еще неплохой вариант, но не вышла ли она за него замуж от безысходности? Остались ли у нее чувства к погибшему?
Франциска Гирш со вздохом отложила книги в сторону и посмотрела в окно. Шел дождь, муж пока на работе. Позвонить? Нет, у него сегодня совещание. Что делать? Книги зачитаны до дыр, сериалы пересмотрены, а идеи в голову не приходят, чтобы сесть за ноутбук.
В последнее время в голове у сценариста все смешалось: и тема войны, и история о домашнем насилии (вдохновил её рассказ давней знакомой), и повесть о балерине, которая шла к успеху. Увы, идеи, которые только-только начали обретать свой истинный облик, словно эскиз, что превращается в полноценный рисунок, смешались в кашу. И пропадали мысли и желание работать.
Такого долгого творческого кризиса – два месяца – у Франциски не было давно. Все бы ничего, если бы не директор Йенс. На днях он даже подошел к ней и зловеще так прошептал:
– По контракту у тебя еще месяц. Ты же помнишь? Каждый квартал предоставляешь мне сценарий.
– Я знаю, – говорила Франциска, чувствуя нарастающее в груди раздражение, – но вдохновения нет.
– Слушай, это бизнес. Здесь нет такого понятия, как «вдохновение». Все просто: нет вдохновения – нет денег. Муза не приходит – значит, она никому не нужна. Поняла намек? Ты не раз пренебрегаешь моим доверием, а рано или поздно терпение мое лопнет.
Франциска обычно вздыхала и кивала. Да, последние два года дела шли не очень, как у нее, так и у киностудии «Арбайтсинема», где она работала. Из-за удачных конкурентов стало меньше поступать дохода с фильмов, авторитет директора Йенса упал во всех смыслах, а в прошлом году ни один из его фильмов не был номинирован хотя бы на самую незначительную награду на отечественном кинофестивале. И тогда директор хватался за голову, орал на всех: «Срочно, срочно нужны идеи!» А у Франциски они закончились. И неудивительно: когда каждый день кричат или грозятся уволить, то даже самая неприхотливая муза убежит куда глаза глядят.
И все же жить на что-то надо. Надо работать.
Франциска и сама это понимала. Она встала с дивана, отложила романы в сторону, подошла к книжному шкафчику и достала оттуда беленькую книжку. Посередине красовалась надпись из голубых букв: «Пособие для писателей». Автор – Ангелина Гофман. Франциска начинала ее читать в начале творческого кризиса, но из-за ностальгии по старой доброй романтике отложила в сторону. И вот книжка про очередную любовь перечитана, и сценарист взялась за старое.
Закладка с изображением котенка лежала на семнадцатой странице с заголовком: «Девять заповедей для писателя».
Франциска стала читать: «Каждый писатель должен соблюдать эти правила. В противном случае его творчество не сдвинется – по своему опыты говорю.
Итак, вот:
1. Говорить (точнее, писать) только правду и ничего, кроме правды.
2. Писать каждый день, даже если не хочется.
3. Писать то, что интересно.
4. Читать книги, особенно те, что ближе вам по жанру.
5. Делать планы для историй.
6. Редактировать только после работы, и то спустя какое-то время, хотя бы три месяца.
7. Прислушиваться к конструктивной критике.
8. Писать от души, быть открытым для других.
9. Избегать тех, кто сомневается в вашем творчестве.
Подробнее о пунктах представлено ниже…»
Франциска остановилась. Взгляд остановился на пункте номер три.
«Писать о том, что мне интересно? – подумала она. – Хм… Балет? Не разбираюсь, да и вообще театр меня никогда не манил, не считая чтение пьес. Домашнее насилие? Гадкая тема. Она меня не касается – и слава Богу. Война? Ну… я о ней много читала, прабабушка в детстве рассказывала о голоде и смерти старшего брата под Москвой… Представление, хотя и смутное, есть… Но чего-то не хватает. – Франциска взглянула на книги, и улыбка расплылась по ее лицу. – Конечно! Любовь!»
Она вспомнила, как читала Ремарка. Любовь во время войны, тяжбы разлуки, муки одиночества… Почему бы и нет? Красивая студентка влюбляется в парня, а тут война. Он уходит на фронт, она одна, ведет дневник, опасается за судьбу любимого, который присылает письма с фронта… И какое же счастье, когда он приходит целым и невредимым!
Франциска закатила глаза. «Как же страшно и романтично… Надо попробовать». Впервые за несколько дней сценарист включила рабочий ноутбук. Загорелся голубой экран, она открыла папку Word. Появился белый лист бумаги.
А дальше… Все произошло само собой.
***
Спустя месяц Франциска пришла в кабинет директора Йенса. Тот сидел за столом и курил; огромные усища подергивались, губы скривились.
– Ну что там у тебя? Муза пришла?
– Да, – сказала сценарист и положила папку на стол.
На титульном листе красовалось название: «Дневник одинокой студентки».
Директор усмехнулся и потеребил пальцами листы.
– Нормальный такой объем, ничего не скажешь. Ладно, иди. В конце недели я тебе предоставлю отчет.
Франциска ждала. Обычно отчет обо всех достоинствах и недостатках сценария приходил огромным письмом на электронную почту, но на этот раз вместо текста высветилось краткое сообщение: «Жду завтра в 10:30». Сценарист нахмурилась – уж слишком все подозрительно. С чего вдруг такая таинственность?
Как бы то ни было, в субботу рано утром Франциска пришла к директору. Он поздоровался с ней и протянул папку. На титульном листе в самом низу красовалась печать: «ИСПРАВИТЬ».
– Что это значит? – сказала сценарист. – Неужели все так плохо?
– В последнее время маркетологи и отдел кадров стали более придирчивыми, – сказал Йенс. – Я прочитал твой сценарий и хочу приободрить: было неплохо, даже… откровенно, что ли? Но дело не в этом.
– А в чем же?
– Давай начистоту. Ты прекрасно знаешь, как у нас обстоят дела, так? Интерес у зрителя упал, и надо его чем-то завлечь, верно? Ну вот. А чтобы его завлечь, нужно дать ему то, что он хочет. Я пообщался с пиар-менеджером, тот привел мне статистику опроса жителей за прошлый год (за этот отчетов пока нет). По приведенным данным, зрителю подобный жанр классической романтики не интересен.
Франциска нахмурилась.
– В смысле? Всегда же есть определенная аудитория, которой интересен жанр.
– Да, но количество ее меняется. Сейчас мало людей, которым интересны бремя войны, приправленные любовью. Исключения: культовые картины, такие как, скажем, «Унесенные ветром» или что-то в таком духе. Народу нужны более экстремальные жанры: фантастика там, боевик. И знаешь, я вчера еще раз пробежался по сценарию, по синопсису, а теперь хочу предложить кое-что: почему бы тебе не добавить в военные сцены больше экшена?
Франциска закусила губу. Война у неё всегда ассоциировалась со смертью с косой. Ну как она могла стоять в одном предложении с таким дурацким словом, как «экшен»?!
– Доктор Йенс, – тихо сказала сценарист, – вы сейчас серьезно?
На лице директора не было даже тени улыбки.
– Абсолютно. Слушай, неужели тебе сложно выполнить такую маленькую просьбу? Я же прошу не изменить основной сюжет, а расширить его, добавить бои. Вот смотри: у тебя указано, что Арне бьется под Сталинградом и попадает к русским в плен. Но активности нет. Если бы она была направлена только на Люси и ее дневник, я бы еще понял, но у тебя много флешбэков. Не стоит пренебрегать ими и использовать закадровый голос. Показывай, а не рассказывай.
Франциска вздохнула и подумала: «М-да, с ним не поспоришь…»
2
Сценарист вернулась домой в расстроенных чувствах. Фило лежал на диване и смотрел телевизор; увидев жену, он поцеловал ее и обнял. Франциска прижалась к нему и тяжело вздохнула.
– Боже, я так устала! Он мне сказал, надо вправки внести.
– Что, большие?
Она рассказала ему о беседе и закончила так:
– У меня примерно пять сцен военных действий, в том числе и захват Берлина. Вот он и попросил их «дополнить».
Фило нахмурился.
– Да, немало.
– Ага. А хуже всего то, что я в боях совсем не шарю, боевики никогда не смотрела. Я даже не читала мужскую литературу.
– Я готов тебе помочь. Как раз вот читаю серию боевиков, опыт, так сказать, есть.
Франциска взбодрилась, однако радоваться пока не спешила.
– Но ты знаешь, как прописывать спецэффекты в сценариях?
Фило усмехнулся и поцеловал ее.
– Нет. Но если ты мне объяснишь технику, я по крайней мере постараюсь тебе помочь.
***
На исправление сценария директор дал маленький срок – неделю, и ни днем более. Фило по полдня сидел за ноутбуком, писал. Франциска не вмешивалась в процесс, только давала советы по оформлению диалогов, спецэффектов и абзацев с описанием действий. А дальше все сам. За два дня до срока Фило вернулся с работы и положил на кровать ноутбук.
– Все, дорогая, я закончил.
Франциска поцеловала его. Он ушел в душ и затем ужинать, она же открыла файл Word и стала читать то, что по ее просьбе муж отметил синим маркером.
«Арне (бежит с пулеметом наперевес): За Рейх и за фюрера!
(Пулемет: Трах-тарах-БА-БАМ!)
Арне (спотыкается о труп и падает): А-а-а-а!!!!
Кулон тут же теряется в яме среди груды мусора и трупов. Арне спускается к нему, однако едва не падает – склон слишком крутой.
Капитан Вольф: Отставить! Отступаем!
Арне: Стойте, я сейчас…
Капитан Вольф: Куда ты, сукин сын?..
(Бомбы: Бум-БУМ-ба-БАБАХ!)
Бомба падает в двух метрах от Арне (БУМ!), и он теряет сознание».
Франциска не удержалась и фыркнула. Видно, что Фило старался, большое ему спасибо. Он пополнил сценарий почти на двадцать страниц – по четыре страницы боя в пяти актах. Примерно десять минут фильма один бой – зависит от режиссера. Фильм теперь будет идти не полтора, а два с половиной часа. Ничего страшного. Вот только все эти «ба-бах!» выглядят уж слишком… по-детски. Так, по крайней мере, показалось Франциске. С другой стороны, учебники по написанию сценариев и школы допускали такой прием, главное, чтобы на экране выглядело все красиво. Лучше уделять время прописыванию персонажей и диалогов, а за спецэффекты переживать особо не стоит.
В общем, Франциска открыла почту и отправила документ директору.
…Йенс пригласил ее к себе в кабинет через два дня. На этот раз он встретил сценариста более оптимистично.
– Поздравляю, бои оценили. Начальство согласилось также дать побольше денег для ленты.
– Здорово, – сказала Франциска и кое-как натянула улыбку.
«На кой черт это все надо?» – подумала она.
Йенс продолжил:
– Я также показал сценарий нашим маркетологам. Пришел отчет за это полугодие. Скажу прямо: твой сценарий компании не выгоден. Спрос изменился.
Франциска побагровела, но заговорила спокойно:
– Да? И на что же тогда спрос?
Йенс улыбнулся.
– Ты разве не смотришь современные фильмы и сериалы?
– Смотрю.
– Ну? И что их всех объединяет?
Немного обескураженная подобным вопросом, сценарист пожала плечами.
– Не знаю. Наличие конфликта?
– Да это понятно. Нет, я не про то. Ты никогда не замечала, какие темы в последнее время стали чаще всего подниматься?
– Экология? Люди и гаджеты? Я правда не понимаю.
– Ну хорошо. В последнее время часто поднимаются темы самоидентификации… Ну, принятия себя. Меньшинства. Расизм в школе. Конфликт между голубым мальчиком и его родителями.
Франциска стиснула зубы; дыхание стало прерывистым, как у быка перед боем.
– То есть вы считаете, что моей истории не хватает этого?
Директор кивнул.
– С точки зрения маркетологов и спроса – да. Пойми, мы не можем рисковать. Наша студия и так на грани закрытия. Мы больше не снимаем артхаус и комедии про вторжение инопланетян. Чтобы быть на плаву, надо гнаться за трендом, как говорит молодежь.
Франциска сжала губы и растянула их в улыбке.
– Знаете, чего не хватает моей истории? Хорошего директора, вот чего!
На лице Йенса не дрогнул ни один мускул.
– Батюшки, как мы заговорили! Ну, тогда ищи новую студию, что я могу сказать? Считаешь себя такой особенной творческой личностью? Пока ты здесь работаешь, ты обычный рабочий, который будет выпускать творческий продукт. Я и так шел тебе навстречу, ты одна из самых честных и трудолюбивых сотрудников… – Он вздохнул. – Впрочем, можешь идти.
3
– Какие, к чертям собачьим, меньшинства?! – кричала на весь дом Франциска. – У меня действие происходит во времена Второй мировой. Тогда всем было не до этого. Ну ничего, я вот уйду – и буду писать книги. Да, писать в свое удовольствие. Благо наше положение позволяет…
Входная дверь отворилась, и на пороге появился Фило. Муж выглядел уставшим и даже опечаленным. Чмокнув супругу, он молча направился в душ. Весь гнев как рукой сняло. Франциска дождалась, когда супруг отмоет всю дневную грязь, и, как только он вышел с полотенцем в руках, спросила:
– Что случилось?
Фило развел руками.
– Мы банкроты.
У жены отвисла челюсть.
– Как так?
– А вот так. Бах – и денег нет. Короче, все. Финита ля комедия. Больше мне нечего рассказывать.
Она обняла его.
– Я искренне тебе сочувствую.
– Ладно, – сказал Фило и улыбнулся, – переживем. Ну а ты как?
Франциска рассказала.
– Я… я думала о том, чтобы действительно уйти, писать потом в свое удовольствие. Но раз уж так все сложилось…
Муж кивнул.
– Да, сейчас точно не самое время. По крайней мере пока я не найду новую работу. Потерпи немного.
– Но что мне делать? Добавить всех в мою историю? Нет, ничего личного, но это как минимум неуместно. Я не этого хотела, когда писала о расставании двух влюбленных.
– Я могу себе представить, как тебе тяжело. Но с какой-то стороны твой директор прав: хотя ты и автор мира, где живут твои герои, но по иерархии в мире кинематографа сценарист почти в самом низу, не намного выше актеров. Потерпи чуток. Потом выпустишь отдельную книгу, где никаких меньшинств не будет.
Франциска поджала губы и кивнула. Фило направился на кухню ужинать, а она позвонила директору. По времени он должен быть пока на работе.
– Да? Кто?
Франциска вздохнула.
– Доктор Йенс, это я.
– Ну что?
Сердце сжалось.
– Я согласна на ваши условия.
– Хорошо. Выбирай. Либо запретная любовь на фронте, чтобы создать любовный треугольник, либо оставляй все как есть, а актеров подберем иной расы.
Сценарист представила, как на экране будут смотреться азиаты или темнокожие (во времена Второй мировой!), и содрогнулась. Конечно, она всегда за мир во всем мире, но когда дело касается творчества и здравого смысла, то некоторые вещи бывают не всегда уместны, как бы ни хотелось этого отрицать. Против здравого смысла не попрешь.
– Пожалуй, я остановлюсь на любви.
4
Франциска закончила сценарий через два дня, добавив в него некоторые сцены про неразделенные чувства между двумя одинокими солдатами на фронте, но с печальным финалом: за каким-то чертом Арне остался натуралом и вернулся к любимой.
Почти сразу в киностудии приступили к съемкам, правда, пришлось ради боев у воды приехать в Клайсланд. Обычно Франциска приезжала на съемки хотя бы раз в неделю, а в тот раз ей было все равно. Увы, страсть к фильму закончилась почти сразу после первой правки, и сценарист поняла это, когда в кабинет директора вошел маркетолог и стал хвалить ее за «практичные решения». Как раз за сутки до кастинга. Франциска не присутствовала на нем. Она чувствовала себя так, словно ее разбили о камень. Сердце ныло, на душе тяжко.
Фило устроился на работу спустя почти две недели, бухгалтером в строительную фирму. Работа прибыльная, так что Франциска почти сразу после начала съемок и получения гонорара подала заявление на увольнение. «И лучше не пишите мое имя в титрах, – сказала она директору Йенсу перед уходом. – Я не хочу позориться». Тот пожал плечами, но промолчал. Вернувшись домой, сценарист впервые приступила к написанию романа.
Никаких ограничений… Есть такие писатели, что пишут на поводу общества, но писать для народа – не всегда подстраиваться под их рамки.
Через три месяца Франциска закончила книгу и отправила в редакцию. Вскоре пришел утвердительный ответ.
Хвалебные отзывы, признание критиков, тиражи немаленькие, переводы на пятнадцать языков… Так прошел год. О фильме Франциска не хотела даже слышать, однако тот сам напомнил о себе.
До нее дошли слухи, что он с треском провалился в прокате. После этого кинокомпания обанкротилась, ведь бюджет не окупился. Франциска не интересовалась событиями, пока на почту не стали приходить письма. Выяснилось, что ее все-таки не убрали из титров, и теперь ей присылали обвинения в недостоверности событий и пропаганде нетрадиционных ценностей. Она не стала ничего отвечать.
У нее был роман. Роман, который не подстраивался под чьи-то стандарты.
