Кристина Устинова
Цветочная выставка
– Ты же не выдашь меня? Ты же должен меня понять, как человек из небогатого края. Ты работаешь для семьи, я работаю для семьи… Мне кажется, мы должны поддержать друг друга, не находишь?
А в принципе, он прав.
И я киваю, отпиваю из стакана.
6
Прижимаясь щекой к земле, он слышит глухой удар, и тут же всё погасает. Глаза его стараются привыкнуть к темноте, и он медленно поднимается на четвереньки. Он видит, как неясный свет отбрасывает на асфальт его тень, и, нащупав блокнот, оборачивается. Горячая кровь струиться от виска по щеке на асфальт.
Машина эта сбила столб, и тот сейчас при свете огня лежит, накренившись. Бампер разбит и медленно возгорается; пламя постепенно охватывает машину.
Он встаёт и пятится назад, думая о том, как бы взрыв не случился И тут он видит, что все стёкла разбиты, а за рулём полулежит мужчина, который заводил мотор. Всё лицо его в крови и осколках.
Мёртв.
Он слышит, как дверца с другой стороны открывается, и из машины выходит тот самый мужчина, который гонялся за ним. Рука в крови, на лице небольшая царапина, рубашка перепачкана. Его лицо дёргается.
– А ну иди сюда!
Он бежит, но тот успевает схватить его за шкирку. Прижимает его к стене.
– Только попробуй сообщить об этом полиции, слышишь? Я тебя запомнил. Только попробуй… и будешь оборачиваться.
Одной рукой он ослабляет хватку и проверяет карманы брюк. Другая рука у самого горла, и он вдавливается в стену. Рука достаёт кошелёк, и мужчина вынимает оттуда визитную карточку.
– Эдмунд Зееман, Рыночная улица, дом 22, квартира 19. Личный телефон и телефон редакции… Ага. – Он убирает её к себе в карман. – Только попробуй, и я тебя убью.
Он отпускает его и уходит.
Эдмунд ещё долго не двигается с места.
7
Итак, я типа соучастник, раз не позвонил, верно? Меня это не первый день тревожит.
Он спокойно переночевал в гостиной, а на следующее утро, точнее ближе к обеду, попрощался и ушёл. Потом я с ним встретился вечером возле его дома; он шёл без мешка. Я долго смотрел на него, как бы спрашивая: отдал? Тот понял намёк и кивнул в ответ.
Проходит несколько дней, а так в общении, по крайней мере, со стороны, ничего не изменилось. Мы также приходили обедать по пятницам в кафе, ели в офисе, общались с другими ребятами, а на выходных ходили по барам.
И так целый месяц. В субботу мы идём в бар и садимся с бутылками пива возле самого дальнего столика, и Джорг шепчет:
– Штефан, я нашёл работу.
– Да? И какую?
– Ты знаешь герра Шнайдера?
– Того карлика? И?
– Так вот, он принял меня к себе.
Я поднял бровь.
– В качестве кого?
– В качестве слуги.
Я прыснул. Он нахмурился.
– Чего ржёшь? Он неплохо платит за это.
– И что ты будешь делать? Полы подметать?
– Почему бы и нет? Я видел его дом – трёхэтажный большой особняк, делящийся на два корпуса: одна сторона для слуг, другая для хозяина.
– И ты будешь там жить?
– Пока нет. Пока это будет как подработка, а потом, говорит, может, и примет меня к себе.
– Ты наткнулся по объявлению?
– Да, но требования были, признаю, достаточно жесткими: без каких-либо проблем с законом, без психических или физических отклонений, без тяги к алкоголю или наркотикам, без каких-либо безобразных шрамов или других дефектов…
– Логично, он переживает за своё имущество.
– За которое можно продать целую страну с колонией. А ещё там, кстати, много охраны, и первое время двое будут стоять у меня за спиной.
– Зато скучно не будет.
– Общался я с ними. Да они, мне даже кажется, немые, – говорит Джорг и отпивает из горла.
