Кристина Устинова
Цветочная выставка
Рай для глаз.
До приезда София мне сказала, где искать их с тётей палатку: на пересечении Главной и Змеиной (из-за расположения домов – виноват неровный рельеф, – в волнообразную форму) улицах.
Нахожу я их не сразу. Они вдвоём сидят под розовым навесом среди корзиночек с розами; София лениво отмахивается от мух, а тётя, сутулясь, сидит над столом и глядит в одну точку. Лицо у неё расслабленное, со слегка глуповатой улыбкой. Увидев меня, она, не смотря на массивную фигуру, легко вскакивает и кидается мне на шею.
– Штефи, мой маленький Штефи!
– Привет, тётя Фреджа. – Я обхватываю руками её талию и киваю с плеча повеселевшей Софии. – А ты вытянулась за полгода.
– А у тебя, смотрю, щетина.
– Просто бритву забыл.
Она усмехается, а тётя отпускает меня. На её глазах стоят слёзы.
– Магазин цел, не волнуйся. София говорит, заработали достаточно прилично, потом она покажет книгу.
– Хорошо, надеюсь, проблем не возникло?
– Слава Богу, нет. Всё тихо и мирно. Даже иногда к нам заезжают знакомые из Арбайтенграунда.
Я оглядываюсь по сторонам.
– А где твой жених?
Она краснеет.
– Да прекрати ты! Как ребёнок, честное слово. Он не жених мне, мы общаемся.
– Это правда? – говорю я Софии.
Та смеётся и кивает.
– Да. Он сейчас придёт – пошёл за водичкой для дам.
– Он знает, что я приеду?
– Тётя ему все уши прожужжала.
– Да прекратите оба! Штефи, давай присядем.
Мы прошли под навес и сели.
5
Проходит почти два месяца. Мы с этим Джоргом быстро сладили и даже успели на нескольких концертах побывать. Весёлый человек, правда, о себе не слишком откровенничает, зато очень весёлый тип.
И мы стали типа братьями.
Да, не очень красиво я выразился, но случилось вот что.
Мы договорились встретиться у меня дома, чтобы пойти в бар. Суббота, и он на подработке. Я занимаюсь уборкой, включаю патефон и не сразу слышу барабанную дробь в дверь. Я открываю её и вижу Джорга. Он белее мела, весь трясётся и в руке держит какой-то мешок с торчащими неострыми углами из него.
Он протягивает мне мешок и влетает в квартиру.
– Я побуду у тебя три-четыре часика, ладно? А лучше переночую.
Я открываю мешок. В нём лежат небольшого размера картины.
– А… что это?
Он плюхается на диван и вытирает пот со лба.
– Это картины.
– Откуда они у тебя? Что ты натворил?
Он выдыхает и жестом показывает в окно. Я подхожу и смотрю на тёмную улицу, по которой бегает, рассеянно озирается по сторонам пухлый мужик в котелке ещё конца прошлого века.
Отхожу от окна и поворачиваюсь к нему.
– Ты украл их?
Он кивает. Я выключаю патефон.
– Как это произошло?
Он невозмутим:
– Украл я их в любительском магазине того типа. Это подделки.
– Зачем они тебе?
– Надо.
– Ты явился ко мне, скрываешься у меня и при этом даже не хочешь объяснять мотив. Это очень нагло с твоей стороны.
– Штефан, я устал…
Я бросаю мешок на пол и подхожу к телефону. Он вскакивает и больно хватает протянутую руку.
– Спятил?!
Я вырываюсь.
– Тогда говори.
Он снова садиться.
– Ну ладно. Мне нужны деньги.
– Зачем?
– Задолжал одному…
– Кому?
– Не важно.
– Почему картинами?
– Денег особо у меня нет, а он говорит: «Можешь какой-нибудь более-менее стоящей вещи дать. Я её разменяю. Например, что-нибудь из искусства или ювелирного».
– Зачем деньги тебе были нужны?
– Да плохо мне было в одно время с финансами… никак не мог найти работу, и… ну так уж получилось. Кушать и греться-то надо.
– Сколько?
– Восемь тысяч марок.
– А что так много?
– У меня есть ещё дети, которым я высылаю большие алименты в Нордеграунд.
Я сажусь.
– У тебя есть дети? В Нордеграунде?
– Да. Я сам оттуда.
Наступает напряжённое молчание. Я тупо на него смотрю. Как же мало я про него знал! Он мне говорил, что не был женат, что приехал из Люксембурга, и вот…
А он подходит к шкафчику и достаёт коньяк (что, впрочем, не впервой). Садиться возле меня и наливает в чистый стакан, а сам отпивает из горла.
– Хорошее пойло.
Я отпиваю из стакана и встряхиваю головой.
– Тогда почему ты здесь?
– Работы там нет, а здесь хоть какая-то… Вот только планирую поискать другую.
– А чем тебя эта не устраивает?
– Маловатые деньги.
– По-моему, нормально.
– Для тебя, одиночки, может и да, а вот для северной семьи – нет.
Я вздыхаю.
– Ну ладно, понял тебя…
Он нагибается и касается моего локтя.
