Антон Краснов
Душеприказчик
– А зачем она мне? – осведомился Климов, бросая быстрый взгляд на навигационные приборы.
– То есть как?! – сделал попытку удивиться Брейр, однако вовремя счел, что это будет нерационально. – Ты сможешь подать заявку на то, чтобы нести службу в более престижном месте. У нас в дивизионе был офицер твоего возраста, который отличился по службе: задержал на месте преступления целую организованную группу, которая в перестрелке – с применением ММР! – убила шесть человек. Ему и его напарнику дали повышение, и скоро он сумел перевестись не куда-нибудь, а на Йондонго IV! Понимаешь? Я видел телемост с Йондонго. так это, я тебе скажу, сказка!.. Даже здешняя Атлантика с ее курортными островами не сравнится с красотами Йондонго!
Личным распоряжением ллерда Вейтарволда, которое подтвердил император, все трансляции с Йондонго были запрещены, так что Брейр не знал, во что теперь превращен рай, в который он тщился попасть. Поэтому Брейр продолжал, мечтательно улыбаясь:
– Если бы туда!.. Конечно, у нас ничто не делается просто так. Но если бы нам с тобой подвернулось реальное преступление, настоящая организованная банда, злоумыслившая против установленного порядка, – тогда у нас были бы все шансы пойти на повышение. А там, глядишь, побываю и на Аррантидо, а то и премируют переводом… или хотя бы путевкой… на Йондонго, на Лиловую!.. А какие преступления могут совершаться в подконтрольном нам с тобой районе? Воруют помаленьку, промышляют контрабандой аррантских тканей, потому как они разрешены… Ну, бытовое убийство, так это не по нашему профилю, этим зиймалльские органы занимаются. А нарушений аррантского Закона нет как нет!.. Эх!
– Так радоваться надо, – заметил Валерий, – ведь хорошо, что нет.
– Да пойми ты, офицер, – чуть возвысил голос Брейр, – нет преступлений, нет и раскрытий, задержаний, мер по пресечению. Нет мер по пресечению – нет служебных поощрений, и в конечном итоге – нас нет и не предвидится в списках представленных к наградам и повышению!
– Наш долг, – негромко произнес Климов, – следить за тем, чтобы Закон был незыблем. На этом стоят и стоять будут Избавленные земли. Мои предки и так пережили слишком много горя и несправедливости, жертв и потерь, чтобы мне желать их снова. И ради чего?.. Ради того, чтобы самому крепко отличиться, получить приглашение в Плывущий дворец и предстать перед пресветлым ллердом Зайверром? Не слишком ли высока цена? Нет, я предпочел бы прослужить в более низком ранге, спокойно и верно блюдя Закон, чем возвыситься благодаря новому всплеску преступлений!
Брейр отвернулся и пробормотал себе под нос, что воспитатели Климова несколько перестарались с морально-императивными установками и сделали из своего подопечного настоящего болвана, которого ничем не проймешь.
Климов все слышал, но не стал возражать. Собственно, он и не обиделся, потому что каждый имеет право на свое мнение, если это мнение не нарушает Закон.
На всякий случай офицер повторил это определение вслух.
Брейр открыл было рот, чтобы по-свойски откомментировать этот постулат патрульно-постовой службы Охранного корпуса, но тут его внимание привлек один из приборов. Крайний зеленый столбик на диаграмме вдруг пополз вверх и, преодолев знаковую отметку, стал оранжевым, а потом приобрел ядовитый фиолетовый оттенок. Брейр подскочил:
– Ф-излучение! Валера, зафиксировано Ф-излучение. вот здесь, в этом квадрате!
Климов прянул к приборам, вышел из режима автопилота и сам принял управление патрульным катером. Летательный аппарат резко снизил высоту, развернулся и пошел на бреющем полете в двухстах метрах над землей. В томное пение приборов вдруг вкатилась высокая тревожная нота, хлестнувшая по насторожившемуся слуху офицеров патруля.
– Здесь применяли мономолекулярное оружие, – констатировал Климов. – Излучение очень мощное… и я не исключаю, что одна из единиц ММР вышла из строя и взорвалась. Или ее взорвали преднамеренно. Случаи использования энергетического потенциала ММР в таком качестве не столь уж редки.
Климов был действительно опытным и ценным сотрудником..
– Засек координаты, – сообщил он. – Тут есть ориентир: старинное христианское святилище. По навигационной карте это – церковь Святого Георгия. Так… Поднимаю архив за этот год. Было ли что-либо экстраординарное зафиксировано в этом квадрате.
– Ты посмотри архив, посмотри, – быстро проговорил ар-рант. – Сколько служу, а Ф-излучение первый раз в мое дежурство фиксируется!
Климов между тем замер и впился глазами в экран, над которым высветились результаты архивного запроса.
– Так! – выговорил он. – Ну конечно! Именно под этими координатами зафиксирован инцидент с гибелью подданного Аррантидо!.. Тут еще отмечено расследование, которое было свернуто за отсутствием состава преступления. Квалифицирован инцидент как «несчастный случай». Правда, были другие мнения, но если таково официальное заключение – значит, нам следует его придерживаться. Осталось поточнее определить источник излучения.
Патрульный катер вынырнул из-за череды невысоких холмов и, примерно вдесятеро сбросив скорость, пошел совсем низко над землей. Климов не отрывал глаз от приборов, Брейр смотрел, как в напольном иллюминаторе плывут – совсем близко – верхушки деревьев.
– Так называемая Белая роща, где нашли того арранта! – бросил он. – Это здесь. А вот какая-то свежевырытая яма, похоже на воронку! Земля разбросана!
– Она, кстати, и является центром излучения, – отрывисто сообщил Климов. Патрульный катер, все замедляя ход, двинулся к котловине и, наконец, завис точно над тем местом, где еще недавно была трясина. Климов переключил сканер на инфракрасный спектр и сообщил:
– Так… тут под этой свежей насыпью, я так понимаю, находятся два… три… гм… Около четырех недавно умерших людей. По ауронейронным данным – все неаррантского происхождения, скорее всего – местные.
Катер завис над самым центром котловины, и Брейр тронул своего напарника за плечо:
– Смотри, офицер, там дыра в земле! Пустота! Ткни туда сканером!
– Я туда не только сканером, – медленно проговорил Климов и снял со стены свой табельный ММР, – я туда сейчас лазерным прицелом ткну. Все основания для вмешательства. Да и подкрепление можно вызвать на всякий случай, всех, кто сейчас в этом районе находится. Строго по инструкции. Дело найдется. Очень все это любопытно!..
И впервые за все время разговора в его голосе прозвучали живые человеческие нотки. Брейр одобрительно закивал и стал готовиться к высадке…
Ученый историк, археолог и этнограф Табачников уронил фонарь на каменные плиты, и тот разбился вдребезги.
У Олега Павловича были все основания уронить единственный источник света таким возмутительным образом. Потому что забирающая вниз, под уклон, и все увеличивающаяся вверх и вширь галерея вдруг закончилась, оборвалась выходом в огромный зал. Собственно, в такой темноте никто и не понял бы сразу, что это – не галерея, а зал, не оценил бы колоссальных размеров, особенно после того, как был разбит фонарь. Но пальцы Олега Павловича, державшие этот фонарь, разжались только после того, как во тьме вдруг полыхнула яркая вспышка и высоко под сводом загорелся светоносный шар. Полог мягкого, приятного для глаз светло-лилового света лег на лица путешественников и осветил все пространство зала, в котором они очутились.
Олег Павлович задрал голову и ахнул. Ему приходилось бывать в соборе Парижской Богоматери, в Реймском соборе, где короновали французских королей, в гигантском Кельнском соборе. Свод зала, в котором они оказались, живо напомнил внутреннее устройство классических готических соборов: огромные стрельчатые арки, звездообразно опирающиеся на целые пучки узких длинных колонн, напоминающих трубы католического органа. Благодаря головокружительной высоте, на которой находился свод, и особенностям конструкции несущих колонн арочное перекрытие казалось парящим, не опирающимся ни на что. Зависшим в воздухе. У Табачникова закружилась голова: размеры этого зала были совершенно недостижимыми даже для строителей прославленных готических соборов. Рэмон Ррай прикинул высоту свода, а Гендаль Эрккин одобрительно проворчал:
– Красиво строили. Надежно. Даже свет сам зажегся, как будто ждали нас.
– Да тут все на автоматике, наверно, – сказал бретт-эмиссар, – однако срок годности вызывает уважение: почти два десятка тысяч лет, и ничего – функционирует.
– А у нас в подъезде лампочка через две минуты перегорает, – послышался высокий голос Ани.
– Мне кажется, – продолжал Класус, – что это вроде как святилище, а то, где мы находимся сейчас, – центральный неф. Можно свериться по схеме, впрочем… Судя по всему, там этот зал отмечен как одно из четырех крупных полых пространств, то, что ближе всего к поверхности.
Шаги гулко разлетались по залу, и звук был такой, что казалось, будто шагают великаны. Акустика поразительная. Несмотря на эти акустические особенности и на грандиозные размеры, пространство зала не подавляло, не заставляло почувствовать себя ничтожеством, букашкой. Возможно, не последнюю роль в этом играл светящийся шар, чей уютный, почти домашний свет сообщал гигантскому нефу какую-то интимную доверительность. И все-таки во взмывающих вверх колоннах с каннелюрами (продольными желобками), в мягких тенях, затаившихся в арочных изгибах свода, в гигантском возвышении в центре зала, обведенном галереей статуй, – сквозило что-то грозное. Нельзя чувствовать себя уютно даже в квартире, где ты не бывал хотя бы месяц. А тут – гигантский свод и тысячелетия, пролегшие между незваными гостями и теми, кто воздвиг эти стены и эти колонны!..
– Хорошо поддерживается иллюзия того, как будто все это оставлено людьми совсем недавно, – сказал Табачников, – видите, даже пыли нет. Наверно, все стены, своды, перекрытия, настенные плиты обработаны по аррантскому методу, то есть особым образом… так, чтобы…
Конечно, эту своеобразную лекцию никто не слушал. Люди медленно разбрелись по огромному залу, хотя делать этого, наверно, не стоило. Размеры нефа (если принимать терминологию, предложенную Класусом) были столь значительны, что напрямую вставала угроза заблудиться, хотя пространство было полностью открытым.
Рэмон Ррай направился к возвышению в центре зала. Издали он неправильно оценил размеры этого внушительного сооружения. Возможно, сравнительно с основным пространством, перекрытым стрельчатыми арками свода, оно выглядело и не особенно большим. Однако же когда Рэмон достиг его, то глазам предстало целое здание, размерами превосходящее церковь Святого Георгия – там, наверху. Впрочем, тут, в этой величественной тишине, как-то не сразу верилось, что совсем недавно была нелепая свалка с сектантами, потом – бойня с применением ММР, страх, недоумение… Память об этом казалась слишком мелкой, ничтожной в этих стенах, удерживающих в себе поступь тысячелетий.
Рэмон Ррай задрал голову и стал осматривать здание. Оно было обведено спиралевидной балюстрадой, на которой стояли десятки статуй. С удивительным искусством высеченные из желтоватого, с мягкими переходами светотени, мрамора, в свете огромного шара они казались почти живыми. Рэмон пошел вдоль полусферической стены, разглядывая их. Не успел его взгляд задержаться на одной из статуй, изображавшей вскинувшего голову к небу бородатого мужчину – как совсем близко от него раздался слабый звук, и Ррай, буквально подпрыгнув на месте, увидел, что одна из плит, составляющих выпуклую стену, начинает подниматься.
Машинально он попятился и зачем-то попытался прочесть надпись на древнем языке, которая была выбита на камне у ног бородатого мужчины. Конечно, ему это не удалось. Плита между тем поднялась. Рэмон заколебался, но когда рядом с ним возник Гендаль Эрккин, – вошел внутрь.
– А не боишься, что она опять закроется? – вдогонку спросил гвелль. – Тут ведь и Троллоп себе башку сломает, как все это устроено…
– Боюсь, что Троллопа взяли бы разве что в подмастерья к тем, кто все это сотворил, – отозвался Рэмон Ррай.
– Ну… эге… может быть.
Оптические коррективы, произведенные лейгуммом, уже вполне позволяли видеть в темноте, и потому Рэмон, войдя в открывшийся проход, разглядел целые ряды цилиндрических и конусообразных возвышений различного размера. Их расположение, как удалось установить чуть позже, подчинялось сложным принципам соотнесенности между собой и конфигурировалось вокруг геометрического центра эллипсовидного сооружения. Впрочем, не надо – пусть об этом говорят ученые… Рэмон Ррай недолго находился в одиночестве: в темный полусферический зал один за другим вошли его тезка Класус, а также Гендаль Эрккин. Только Табачников и Аня, не способные видеть в темноте, остались снаружи. Впрочем, им и там было что обсуждать. Профессор бормотал не переставая:
– Мировое открытие!.. Это – поразительно… Государственная премия… если позволит Генеральный Эмиссар, что тоже не факт… Но это… это!..
Он бегал по залу, размахивая руками. Аня стояла у самого входа в громадный зал, чуть придерживаясь рукой за колонну, и смотрела вверх. Она задумалась. Мужчины были заняты своими делами, и теперь девушка осталась наедине со своими воспоминаниями.
А вспомнить было о чем. И о чем подумать, тоже.
Да!.. Она оказалась наконец в том мифическом месте, о котором говорил ей старый Халлиом, – там, на Гвелльхаре, куда она попала после ряда приключений, попеременно то веселых, то печальных. Старый гвелль Халлиом, который называл ее гвелльским именем Эйлле… потом знакомство с ллердом Вейтарволдом, который инкогнито прибыл на Гвелльхар, в город тысячи теней Майсарн. Элитный отель «Брег Гендердалль»… ночь с великим Вейтарволдом, его замутненные глаза и короткие, рубленые фразы Халлиома, которыми он высказывал бывшему Генеральному Эмиссару Земли горькие, нелепые – страшные истины. Все, все, что говорил Халлиом, – сбывается… Кроме одного. Нет, наверно, это все-таки ошибка. Халлиом сказал, что сыну Вейтарволда суждена ЕЩЕ БОЛЕЕ ВЕЛИКАЯ СУДЬБА, чем самому ллерду. Нет, это не так. По тому, что нагромоздил здесь, на Зиймалле, Рэмон Ррай, – он уже не жилец. Не похож этот мальчишка на существо, которое в обозримом будущем станет сопоставимо хотя бы с молодым ллердом Вейтарволдом, не то что с нынешней величественной фигурой Предвечного, командующим Звездным флотом, главой Совета Эмиссаров!.. Как Рэмон суетился и трусил, когда оказалось, что у него нет средств к существованию! Как быстро этот надменный сынок, могущественного вельможи, привыкший к вседозволенности и роскоши, превратился в побитого щенка, в руины собственной гордости и самолюбования! Если бы не счастливый случай, о котором Аня узнала совсем недавно… Нет, не нужно об этом! Слишком много всего переплелось, и все равно – когда она только предполагала навскидку, что может ожидать Рэмона Ррая, у нее перехватывало горло, и она думала о нем с почти материнской жалостью, с жалостью много (несмотря на молодость) повидавшей женщины к непутевому ребенку.
Нет, и старый Халлиом может ошибаться. Как эта статуя бородатого мужчины с массивным, испещренным иероглифами камнем в ногах похожа на него, на покойного мудрого гвелля!.. Там, на балюстраде, идущей вокруг возвышения, в глубинах которого скрылись и бретт-эмиссар Рэмон Класус. и Ррай, и Гендаль Эрккин, ничего не боящийся, ничего не стыдящийся Пес. Какая странная судьба! В роли беса-искусителя, в роли темной стороны, которая нарочно, по прямому указанию Вейтарволда, подстраивает Рэмону пакости, испытывая его выдержку, его судьбу – она, Аня. В роли ангела-хранителя, который закроет своим телом от гибели, если уже не делал этого, – он, Гендаль Эрккин. Насколько вообще слово «ангел» применимо к изуродованному широкому лицу, кривой ухмылке, .открывающей неровные белые зубы обжоры и хищника. К черным глазам-бусинам, глубоко засевшим в этом характерном лице.
Девушка слабо пошевелилась у стены. Зачем все это было нужно?.. Рэмон Ррай НЕ ТОТ, кто был нужен Халлиому и Вейтарволду! Даже если это грандиозное подземное сооружение, пережившее века, в самом деле хранит в своих недрах тайну успешной борьбы против даггонов, способ их уничтожения, – как хранило оно где-то здесь, поблизости, живого даггона, теперь вырвавшегося на свободу… И что из того?
– И что из того? – зайдя в тупик в своих непоследовательных, лишенных особой логики размышлениях, повторила вслух она и тотчас же услышала над ухом негромкий голос:
– А то, что вы арестованы. Где остальные?..
Она повернулась и увидела патрульного офицера Охранного корпуса. Климов был мрачен и сосредоточен, а в руках поблескивал табельный ММР.
– Где остальные? – повторил, появляясь из галереи, Брейр.
…Рэмон Класус показал на слабо светящуюся огромную камею у дальней стены и произнес негромко:
– Эта гемма – символ того, что храм построен в честь изгнания даггонов. Я занимался символикой, я готовился всю жизнь, чтобы настала вот эта минута! – сказал он, и в его голосе, холодном голосе асахи, мелькнула живая, мощная пульсирующая нотка торжества. – И это только начало! Здесь, в этих подземельях, я рассчитываю найти ответы на все вопросы, кои задаст нам мироздание и которые уже подкинули демоны судьбы! Для того и строились эти стены! Для того и оставлена эта память теми, ушедшими, что они предвидели все: и забвение, и отрицание того, что они вообще когда-то существовали. Подумать только, ведь практически все полагают, что никаких даггонов не существовало вовсе!..
– А меня другое умиляет, – спокойно, буднично сказал Гендаль Эрккин, совершенно без класусовской патетики: – КАК построена вся эта штука? Она построена ПОД землей! А арранты так любят говорить, что мы, гвелли – дикари, отщепенцы, потому что зарываемся под землю, словно кроты, а не парим в небесах! Значит, все-таки наш способ строить – древнее и вернее, раз уж предки тут нарыли!..
Он не договорил. В проеме входа возникла темная фигура, в лицо исследователям ударил яркий луч, и Климов крикнул:
– Охранный корпус, всем стоять на месте! У вас мономолекулярное оружие, и я намерен проверить!.. При малейшем противодействии, в чем бы оно ни выражалось, стреляю на поражение!!!
Эрккин закашлялся. Рэмон Ррай окаменел. Один Класус спокойно подошел к офицерам патруля и, вынув идентификационный знак Высшего Надзора, предъявил его со словами:
– Спокойно, свои. Я и так намеревался передать вам этих опасных преступников, офицер. Правда, чуть позже…
Глава 17 (от Рэмона Ррая)
ПОСЛЕДНИЕ ВСТРЕЧИ
Все последующее я воспринимал как череду сменяющих друг друга знаковых и значимых сцен, временные промежутки между которыми были заполнены вязким и душным небытием.
Сцена первая.
Плывут радужные круги, в ушах неотвязный бубнеж, надсадное бормотание, и мы с Псом и Табачниковым – в застенке патрульного катера, нас везут в ОАЗИС.
– Даггоны, даггоны! Они гораздо ближе к природе, чем мы, – тихо говорит Табачников, – гораздо лучше чувствуют естественное течение времени – то, как изменяется мироздание, они сами часть его… Люди же оторвались от корней… особенно это касается вас, аррантов, возомнивших себя всемогущими и неуязвимыми. А даггоны просты и естественны. Те, что поменьше, приходят с музыкой, звучащей в твоем мозгу. Те, что побольше, вызывают атмосферные явления – вплоть до грозы… Есть еще третий уровень. И я не исключаю, что даггоны третьего уровня, самые большие, – они не приходят на планеты. Им нет смысла приходить, нет смысла подыскивать себе тело, будь оно из органической или неорганической материи!.. – Глаза Табачникова сверкают тем фанатичным огнем, который я не раз видел в его взгляде, когда ученый говорил о чем-то близко затронувшем его. – Нет смысла, потому что они – и ЕСТЬ ПЛАНЕТЫ! Огромные полевые формы жизни, более миролюбивые, чем их мелкие собратья, даггоны первого и второго уровней, но все равно способные постоять за себя!..
– Вы хотите сказать, что вот эта земля под нашими ногами – живое существо? – бормочу я.
– А разве не этому издавна учат ваши храмовники? – без церемоний перебивает меня Табачников. – Разве не они запрещают осквернять ее постройкой жилищ, возделыванием полей, добычей полезных ископаемых? Да, в вашей религии планета Аррантидо – живое существо, ей поклоняются, как Богу, а поклоняются даггону! Возможно, отсюда и возникло неприятие асахи как богоборцев, – уже спокойнее продолжает Олег Павлович, а у самого ходит ходуном горло, и на виске пульсирует налившаяся темной синевой жилка. – Но я не хочу рыться в этих древних религиозных напластованиях, от которых несложно сойти с ума!.. Куда больше меня интересует то, что с нами будет теперь.
– А что с нами будет? – подает хриплый голос Гендаль Эрккин. – Вот лично меня, Палыч, очень сильно удивляет то, что мы с тобой до сих пор живы. Нет, Рэм – это понятно, он аррант, его нельзя уничтожить на месте по Закону о нераспространении. А вот мы с тобой… я – каторжник-рецидивист, гвелль, ты – зиймаллец, к тому же в свое время уже не поделивший с аррантскими Аколитами их архивы… или как это назвать? По всему, нас должны уже были распустить на молекулы – безболезненно и милосердно.
Эрккин хохочет. И смех этот продирает по коже и напоминает низкий, с оттяжкой в хрип, собачий лай. Ох!.. Я говорю:
– Какой смысл рассуждать о даггонах, если сейчас нам нужно думать о себе? Ведь на нас повесят тяжелые обвинения: применение запрещенного оружия… умышленное убийство!..
– А тебя еще и за мошенничество могут притянуть, собственно, как и меня за недоносительство, – отзывается Эрккин. – Я о том, что губернатор и его свора до сих пор думают, что ты – бретт-эмиссар Высшего Надзора. Хотя сейчас, наверно, уже нет…
– Ну да! Потому что настоящий бретт-эмиссар, Класус, даже не потрудился подняться из подземелья, когда нас уводили, так и остался там! Работать!.. Конечно, «синие» не посмеют тронуть сотрудника Высшего Надзора, прибывшего сюда аж с Аррантидо! Ну и сволочь!..
Эрккин шурит один глаз, вторым косит куда-то поверх меня:
– Это ты про тезку, что ль? Мне кажется, после того, что было на Марсе, у него нету никаких причин нас покрывать, или тем более – заступаться! У них, у этих эмиссаров, прежде всего – долг. Мы нарушили Закон, нас схватили за жабры, по его – так все правильно сделали! Что ж ему пузыриться, отвлекаться от работы, из-за которой он сюда прилетел?.. То-то и оно.
Этот Пес совершенно прав.
– А вот то, что он про Аню сказал, будто она его помощник… вот это забавно, – продолжает Эрккин. – Хотя, конечно, девчонка не при делах, так что Класус правильно сделал, что ее выгородил. Жалко, если бы ее тоже под суд… Хотя она-то из «мымры» не стреляла и никого не убивала, так что разобрались бы. В крайнем случае просканировали бы ей мозги, все эти… памятные блоки, установили бы, что к чему… Все равно ей ничего не будет, даже если бы Класус не стал заступаться.
– А вот меня интересует, куда все-таки подевался… подевалось… словом, Класус упомянул при мне, что он не уничтожил даггона, а всего лишь изгнал его из… из болота, – снова гнет свое Табачников. – Это он говорил, когда пробивал излучением ММР перекрытие. Вы в стороне стояли… Позже Класус сказал, что даже у него не хватает пока сил и умения, чтобы уничтожить даже такого небольшого демона, как тот, с которым мы столкнулись. Правда, он сказал, что ему удалось проникнуть в мыслительный центр даггона и узнать его имя. Принятыми у нас звуковыми средствами оно передается как Зог'гайр. Класус сказал, что это страшный поединок. Что он готовился всю жизнь, но все равно не сумел… не сумел. Тебе, Рэмон, не следует злопыхать в сторону Класуса, ведь он спас тебе жизнь. Иначе ты последовал бы путем Лекха Ловилля. – Он трясет головой и, вернувшись к затронутой им теме, продолжает:
– Куда мог деться этот Зог'гайр? Где ему лучше восстанавливать свои силы? Класус выдвинул такую идею: даггон на данный момент может передвигаться только в пределах нашей планеты, преодолеть магнитное поле Земли и выйти в мировое пространство, где для него идеальные условия, у этого существа пока что нет сил. Поэтому ему нужно, фигурально говоря, отлежаться. Хотя в его отношении так можно говорить… гм… с большой натяжкой. А для восстановления сил ему нужен… нужен холод. Так утверждает Класус. А где у нас на планете холоднее всего? Это два места: полюс холода в Оймяконе и, собственно, Южный полюс. То есть Антарктический материк.
Я говорю, закусив нижнюю губу:
– Да вы… вы бредите! Какой даггон? К чему все это?.. Подумали бы лучше о себе, Олег Павлович. Вот что. Нам терять нечего, так что… валите все на меня, что ли? В конце концов, кто вас в это втравил?.. Валите без стеснения, можете и даггона сюда приплести, тогда вам ничего вообще не будет, просто определят на лечение, как они, кажется, еще в мае хотели, когда было это дельце с так называемой Белой рощей!
Табачников молчит. Зато Гендаль Эрккин, придерживая нижнюю челюсть своей ручищей, отзывается следующим обнадеживающим манером:
– Да что на тебя лишнее валить, Рэм? Тебе и так хватит, чтобы пять раз командировку на Керр получить. А я себя уже сейчас начинаю чувствовать розно (это как?!): голова отдельно, руки и ноги отдельно, прочее тулово – в сторонке. Готовлюсь распасться на молекулы в плавильной камере. На это мы наработали еще там, на марсианской базе. А если ты рассчитываешь, что тебя отец отмажет, забудь! Не станет он тебя выгораживать, не такой он человек – не любит, когда к нему обращаются. А ты уже свой единственный шанс с ним связаться упустил… эге, упустил! А сейчас нам тот звоночек ох как пригодился бы, да!
– А кто его отец? – спрашивает Табачников. – Он, наверно… на Аррантидо довольно высокий пост занимает?
У меня плывет голова, и я отвечаю чужим, ломким голосом:
– Точно так, Олег Павлович. Довольно высокий. Он командует всеми боевыми звездолетами Содружества и координирует все миссии Избавления, проходящие через Совет Эмиссаров. Да вы сами могли убедиться, что он замечательный человек, когда беседовали с ним о даггонах и асахи, не так ли?
Олег Павлович смотрит на меня сумасшедшими глазами, потом решительно нажимает клавишу вызова кабины, в который сидят эти двое – офицеры Охранного корпуса…
Плывущий дворец Генерального Эмиссара ОАЗИСа № 12 ллер-да Зайверра-бин-Къелля, 10 дней спустя
А вот и сцена вторая.
– Ну, здравствуйте, любезный. Вам чрезвычайно повезло, молодой человек, что мне удалось выкроить для вас время. И не потому, что за вас просили, а лишь по той причине, что вы имеете прямое отношение к делу в некотором роде совершенно уникальному. Итак, вы выдавали себя за бретт-эмиссара Высшего Надзора, в чем преуспели, но ненадолго. Устроили же вы переполох!.. Гордитесь: из-за вас я отменил встречу с директором крупного промышленного комбината. Так кто же вы на самом деле, а, молодой человек? Я ознакомился с некоторыми материалами: так вот, в списке прибывших на Зиймалль за последний год вы не зарегистрированы. Давно здесь?..
– Мне отвечать сразу на все вопросы? – уточняю я.
С момента нашего ареста до высокой аудиенции у самого Генерального Эмиссара ОАЗИСа прошло чуть больше недели по местному времени. Собственно, все это время я просидел в следственном изоляторе при центральной муниципальной тюрьме ОАЗИСа. Меня изредка вызывали на допросы, но следствие, насколько я вообще в этом что-либо понимаю, ведется тут очень вяло, словно бы нехотя. Мне кажется, следователям просто еще не дали установку на то, какого рода показания следует из меня выбивать.
Или все-таки что-то другое?..
Я затребовал разговор с самим Генеральным, на что мне откровенно расхохотались в лицо и сказали, что, может, мне еще и самого ллерда Вейтарволда выписать из Аррантидо? Я сказал, что это было бы неплохо. Меня признали редким наглецом и пожелали: «До встречи у плавильной камеры, гражданин!»
И вот все-таки я здесь, в конференц-зале Плывущего дворца, который удивительно напоминает мне Аррантидо, и от осознания этого сходства, да еще того, КЕМ я был там, в Галиматтео, мне становится спокойнее и как-то – не скажу лучше, – приемлемее жить. Собственно, и сам ОАЗИС в полном объеме очень напоминает Плывущие города Аррантидо-дес-Лини… Только тут одна лишь центральная часть ОАЗИСа висит на антигравах на высоте от полукилометра до полутора, иногда снижаясь до критической отметки в триста метров. Прочие же районы ОАЗИСа базируются непосредственно на поверхности планеты, но с совершенно аррантским укладом жизни, архитектурой, транспортом, уровнем задействованных технологий и силовых охранных систем.
Ни о чем подобном я, конечно, не думал, когда был вызван к Генеральному Эмиссару. Разговор был с глазу на глаз. Хотя уверен, что все перекрытия, ниши и, вероятно, напольные покрытия напичканы следящей аппаратурой, как это принято у подозрительных Эмиссаров Избавления. Я-то уж знаю – я сам сын одного из таких деятелей…
Ну так вот, я его спрашиваю:
– Мне отвечать сразу на все вопросы?
Ллерд Зайверр ерзает на своем высоком сиденье и снисходительно говорит почти добродушно (ух, знаю я этот приторно-благожелательный тон, тон кровососущей пиявки в сладком маиловом сиропе!):
– У тебя лейгумм. На Зиймалле обзавестись лейгуммом ты не мог: во-первых, в ОАЗИСах такие операции делают редко, а во-вторых, ты бы был лицензирован. Вот потому я и спрашиваю: когда ты прибыл сюда с Аррантидо?
– Точно не помню. Я в местном времени путаюсь. Сутки тут короче наших. Но – недавно.
– Недавно? Но я же сказал, что ты не зарегистрирован в этом году. Значит, ты прибыл раньше. Нелегалы попадают на Зиймалль чрезвычайно редко, и их тотчас же отслеживают, так что не пытайся выдвинуть версию в этом направлении. Хорошо. Тебя зовут Рэмон Ррай, ты прибыл сюда в сопровождении гвелля Гендаля Эрккина. С какой целью ты прибыл на Зиймалль и каким путем?
– Я хочу ответить вам на один вопрос. Но только прежде вы должны мне его задать. Этот вопрос снимет все остальные, – решительно заявляю я. «В конце концов, видит Единый, отец он мне или нет? Ведь он решит вопрос одним своим словом, хотя и чтит Закон. Наказания, судя по всему, мне все равно не избежать…» – Этот вопрос снимет все остальные, – упрямо повторяю я.
– И что же это за вопрос? Ты хочешь, чтобы я спросил: кто твой отец?
Я вздрагиваю и машинально киваю.
– Как я догадался? – ухмыляется ллерд Зайверр. – Да просто я достаточно видел холеных, самодовольных юнцов с Аррантидо, которые в полном сознании своей безнаказанности кричали: «Да ты хоть знаешь, кто мой отец?» Последним таким типом был сын Генерального Эмиссара ОАЗИСа № 6, что на североамериканском континенте. Правда, отец разобрался и все равно отправил отпрыска в Антарктический накопитель. А ведь тот тоже был уверен, что за него заступятся: подумаешь, мелочь какая, случайно убил пять человек, из них трех женщин! А, милый? Ну хорошо, итак: кто твой отец?
