Алина Краснич
Убивая время
На груди потяжелело. Алек опустил взгляд, уставившись на собственный живот, едва сдерживаемый ремнем. Он натягивал красную рубашку и вот-вот грозился порвать пару пуговиц. Алек с всхрапом подтянулся, сев прямее. Живот немного разгладился, но, в целом, отличие было не особо заметно.
– Если не сбросите вес, начнутся проблемы с сердцем.
Джек рядом осклабился. Его крупные зубы перелились в полутьме жемчужным ожерельем. Алек пересчитал первый ряд зубов и вновь поднес сигару к полным губам.
– Отличные у тебя зубы. А я вот свои все прокурил. За сколько сделал?.. Нет, не говори, сам угадаю. Я вот на свои сотку спустил. У тебя точно не меньше.
Улыбка-полумесяц расплылась еще шире, как если бы ее натянули ниточки до ушей. Из-под краев шляпы показались узкие глаза. Алек только сейчас понял, что не может разобрать их цвета, так сильно Джек щурился.
– Зрение у тебя ни к черту, да? У меня вот тоже в последнее время. Жена уговаривает сделать операцию, а я боюсь, представляешь? Так что вот. Всегда с собой ношу на всякий случай.
Алек, пыхтя, вытащил очки из кармана и водрузил их на нос. Мир преобразился, наполнившись четкими красками и образами. Джазовый концерт кончился, теперь сцену занял классический оркестр. Играли Шуберта.
– Никогда не понимал классической музыки, – доверчиво поделился Алек, уложив пустой футляр на свободное кресло рядом. Во фраке карманов не было. – Мать моя, царство ей небесное, любила. Да мне вкуса не привила.
– Давно не видели ее?
– Померла она.
Грузно вздохнув, Алек нащупал платок и вытер пот со лба. В последнее время он часто потел, да и ходил тяжело. Пальцы ожирели и напоминали толстые сосиски. Ими с трудом удавалось вскрыть даже пачку сигар.
– Где эта чертова программка? Хоть посмотрю, что они там бряцают. Ничего ж не понятно. Все эти симфонии как под копирку. Тут пилик, там пилик – и все.
Джек подал программку. Алек ее развернул и уставился на строчки невидящим взглядом. Буквы плыли, сливались в однородную линию. Они вытягивались причудливыми фигурками и застывали неразборчивыми кляксами на типографской бумаге.
– Какая погода сегодня?
– Чего?
– Какая сегодня погода?
Алек надсадно крякнул и перелистнул пожелтевшую страницу газеты. Современные гаджеты упорно не реагировали на его прикосновения, так что он вернулся к печатным изданиям. К тому же, это считалось статусным. Громко кашлянув, Алек почесал третий из двойных подбородков.
– Ясно, дождя не будет. Неужели в Лондоне тучи разойдутся? С нашим-то смогом! Это, как еще говаривал господин Черчилль…
– Как чудно. Мне пора.
Джек встал. Алек с удивлением посмотрел на него поверх газеты. Молоденькая официантка принесла чашку кофе, метрдотель вежливо сообщил, что президентский люкс готов. Алек довольно причмокнул толстыми губами.
– Надеюсь, вы приятно провели время.
– Да разве в моем возрасте это возможно!
Алек жутко и надсадно закашлялся. Дым давно выел легкие, и теперь спазмы душили похлеще виселичной петли. Джек приподнял шляпу, улыбнулся и направился к выходу из отеля, на ходу подхватив свежий номер Таймс со стойки.
За его спиной Алек захрипел, схватился за сердце и закинул круглую голову на спинку кресла. Официантка завизжала, бестолково забегал метрдотель. Но было поздно.
В остекленевших глазах отразился расписанный золотыми завитками потолок. Богатый, вычурный и абсолютно безвкусный. Он был последним, что Алек увидел в своей жизни.
Эпизод 3: Молодильное яблоко
Теодор закусил губу и бросил взгляд на наручные часы. Стрелка медленно подползла к восьми, а Марии все еще не было. Она никогда не отличалась пунктуальностью, но в этот раз они договорились встретиться в семь. Теодор ждал в их любимом парке под одиноким фонарем. Оба соседних перегорели, оттого островок света казался единственным спасением в непроглядной тьме. Из-за верхушек деревьев еле пробивался свет с других аллей, а огней домов за пределами зеленой зоны и вовсе не было видно.
– Добрый вечер.
Сначала из темноты выплыла улыбка. Широкая, почти от уха до уха, она нарисовалась в воздухе полумесяцем. На белых зубах ровно перелились отблески лампы. Позже появился ее обладатель: высокий человек в коричневом костюме. Его лицо наполовину скрывалось под шляпой, а кожа отдавала нездоровым землистым оттенком, заметным даже через загар. Сухие губы потрескались как при сильном обезвоживании.
– Здравствуйте, – несмело проговорил Теодор и отвел взгляд.
Ему вдруг стало неловко. Он прижал к груди букет из ромашек и незабудок, упакованный в плотную бумагу. Темно-синяя лента, обвязанная бантом, проехалась по ладоням. Незнакомец целиком вышел на свет. Он оказался выше Теодора на голову, а его несуразно длинные руки плетьми свисали вдоль короткого тела.
– Не найдется закурить?
– Не курю.
Улыбка стала ярче. Она притягивала взгляд, как неизбежно примагничивается он к танцу королевской кобры, раскрывшей цветастый капюшон. Теодор сглотнул и будто невзначай ступил назад. Незнакомец же вразвалку подошел и прислонился к фонарному столбу плечом. Сунув костлявую ладонь за лацкан пиджака, он достал портсигар и вытащил одну сигарету. После похлопал по карманам в поисках зажигалки и, наконец, нашел ее в карманах брюк. Весело заплясавший огонек лизнул табак. Мужчина с наслаждением прикурил, сощурив и без того раскосые глаза.
– Ждете кого-то?
– Да.
Дымное кольцо сорвалось с конца сигареты и раскрылось цветком. Теодор чихнул и переложил букет в левую руку, будто бы так мог спрятать цветы от навязчивого запаха.
– Она не придет.
Незнакомец был слишком наглым. У Теодора мелькнула мысль, что это грабитель, который зачем-то его прощупывает. На курсах по психологии говорили, что перед такими надо показывать себя уверенно, потому Теодор расправил плечи и вытянулся по струнке, гордо вскинув подбородок.
– Вы о ней ничего не знаете, – непримиримо ответствовал он. – А теперь, если позволите, мистер…
– Джек.
– Джек?..
– Просто Джек.
– Хорошо. Так вот, мистер Джек, если позволите, я бы хотел остаться в одиночестве.
И Теодор сделал пару шагов к тени, разорвав расстояние между ними. Губы Джека разошлись в стороны так, как если бы от углов его рта к ушам протянулись марионеточные лески.
– Не придет, – хрипло отозвался он, – времени уже.
– Не знаю, что вы себе надумали о моей Марии, но она не такая, как все. Она другая.
– Любит ромашки и незабудки?
Вопрос прозвучал издевательски. Теодор почти обиженно взглянул на обмякший букет. Лепестки подернулись едва заметными коричневатыми полосами, а запах насытился сладостью.
– Да, любит.
– Это не та ли Мария, что работает в регистратуре?
– Откуда вы знаете?
Чем дальше, тем меньше Теодору нравился их странный разговор. С Марией он действительно познакомился, будучи интерном. Он полностью отдавал себя работе. Ему редко удавалось выбраться куда-то, чтобы пообщаться с друзьями. Постепенно и друзей почти не осталось. А Мария – вот она. Всегда рядом, милая и улыбчивая, выслушивала его тревоги и жалобы на пациентов. Мария сначала стала другом, потом – возлюбленной. Теодор в ней души не чаял.
– Я понял! Вы один из наших пациентов. Лицо у вас такое примечательное, что я его припоминаю. Только не могу понять, кто именно. Не вы наблюдались с растяжением связок?
Джек отрицательно покачал головой. Теодор наморщил лоб. Все было словно в тумане, так давно и одновременно как вчера. Лицо Джека врезалось в память. В то же время таких, как он, больница пропускала в день десятки, если не сотни. Зато, по крайней мере, стало понятно, почему Джек к нему подошел. Видимо, узнал.
– Подождите-ка, дайте мне минутку. Сейчас вспомню. Кажется, это было в том году. Или позапрошлом…
– Вас тогда перевели в хирургию.
Теодор вздрогнул. Радость узнавания отразилась на его лице с такой же страстью, с какой ученый понимает, что решил уравнение, над которым бился десятки лет.
– Точно! Теперь я вспомнил! Это ведь вы приходили к бедной Энн-Розмари. Вы ее родственник, да? Кажется, племянник. Бедная Энн все о вас вспоминала даже в критическом состоянии. Она была так счастлива видеть вас! Знаете, я все хотел спросить, почему вы не навестили ее раньше? Неужели не нашли времени, чтобы попрощаться с тетушкой?
Джек покончил с сигаретой, потушив окурок о колонну. У статуи ангела, освещенной снизу, сгрудились светлячки. Они перелетали от одной лампы к другой, а потом, пестрым облаком сталкиваясь с преградой арки, рассыпались роем.
– Не нашел. Оно меня боится.
– Кто?
– Время. – Джек приподнял края шляпы, показав морщинистое лицо и узко посаженные глаза. – И Мария сегодня не придет. Она потеряла ему счет.
Теодор сглотнул и смял бумагу. Засохшие стебли ромашек с хрустом надломились под пальцами. Посмотрев на них так, будто видит впервые, Теодор отложил букет на подложку постамента. Ангел, взирающий с высоты, укоризненно промолчал.
– Я вас не понимаю, – пробормотал Теодор. – Зачем вы ко мне прицепились? Мне жаль вашу тетушку, но я простой хирург, я ничего не мог поделать. Ее состояние было тяжелым, когда она поступила к нам.
– О, вы не правы. Вы могли ее спасти, просто не захотели.
– Неправда.
Голос Теодора стал тише. Он и сам присел на подложку постамента, сложив ладони на коленях и опустив взгляд в землю. Солнечные лучи запутались в изумрудной траве. По ножке одуванчика вскарабкалась к желтому соцветию божья коровка.
– Я не мог, нет… Даже несмотря на то, что меня назначили заведующим, я просто…
О серую ладонь разбилась звонкая капля. Теодор опустил голову, из его глаз побежали слезы. Они стекали по щекам и мерно покрывали морщинистые пальцы, собираясь в их складках.
– Если бы у меня было немного больше времени… Если бы я уделил ей немного больше времени…
Голос проехался по ушам наждачным скрипом. Теодор хлюпнул носом и вытащил из кармана замызганный носовой платок. Громко высморкавшись, сложил его пополам и утер капли. Растянутый кардиган с заплатками на локтях смотрелся на нем будто мешок. На скамье рядом лежало два цветка незабудки.
– Я совсем с вами заговорился. Мне ведь нужно навестить Марию.
С кряхтением Теодор поднялся, подхватив цветы. Джек помог ему, подав руку.
– Моя Мария сегодня не пришла. Придется навестить ее мне.
Сильно опираясь на трость, Теодор похромал вперед, еле шевеля ногами. Джек шел с ним рядом, поддерживая под локоть.
– Она не увидит вас.
– Пусть так, но я обязан ее навестить. Моя Мария там совсем одна, я не могу ее оставить. Помогите мне, в вас-то силы поболее будет.
Садовые галереи сменились скверами, после обратились темными коридорами деревьев. Их макушки пиками дырявили ночное небо, а впереди сияло лишь одно золотое пятно, оставшееся от света единственного фонаря. Там стояла молодая девушка с гладко зачесанными назад волосами. Она нервно оглядывалась по сторонам и то и дело смотрела на часы.
– Мария! Моя Мария!
Теодор вскрикнул радостно и одновременно отчаянно. Джек разжал пальцы – и Теодор захромал вперед, переставляя клюку. На четвертом шаге он отбросил ее в сторону, а на седьмом – уже бежал в распростертые объятия девушки.
– Мария! Ты пришла! Моя милая Мария!
Теодор обнял ее, она прильнула к его груди с мягким смехом. Они взялись за руки и поцеловались.
– Моя Мария, мне снился такой страшный сон. Кажется, я потерял сознание! Будто бы я постарел и прожил всю жизнь без тебя. А ты пришла и спасла меня, Мария!
– Ох, Теодор, ты такой глупый. Я же говорила тебе, что задержусь на смене.
– Как я люблю тебя, моя Мария! Я безумно тебя люблю.
