Виктор Косенков
Русские навсегда
29.
Дверной звонок прозвучал неожиданно резко.
Михалыч, задремавший было в кресле, вздрогнул. Роман с Гришей даже не пошевелились. Их глаза будто прикипели к экрану, пальцы так и порхали над клавишами.
– Кого бы это?… – Михалыч посмотрел на часы, прислушался к происходящему в спальне. – Вроде рано еще… И часа не прошло.
Звонок повторился.
Михалыч тяжело поднялся. Пошевелил затекшими плечами.
Полумрак комнаты разгонял только мерцающий свет монитора.
В дверь снова позвонили.
– Да елки-палки. Иду я, иду… Как на пожар, в самом деле.
Подойдя к двери, он остановился. Неясное чувство тревоги шевельнулось в груди.
– Ну, прям как под Ферганой… – Он открыл шкаф, накинул странного вида безрукавку, включил свет.
Звонок.
Михалыч взялся за ключ.
– Кто там?
– Мы от Ильи Федоровича! Откройте, пожалуйста.
– От Илюши?! – воскликнул Михалыч, повернул, было, ключ, но остановился. Запахнул безрукавку, сухо треснула «ткань-липучка». – Сейчас, сейчас… От Илюши…
Он сделал несколько шагов назад.
В дверь сразу же нетерпеливо зазвонили.
– Ребята, – Михалыч вполголоса позвал программистов, щелкая выключателем и зажигая люстру. – Ребята, закругляйтесь, на фиг. Нехорошие предчувствия у меня.
– Момент.
– Нет у нас момента! Живо!
Звонок. Злой, торопливый.
Гриша захлопнул ноутбук. Блютус протестующе пискнул и оборвал соединение.
– Серегу вытаскивайте.
Роман кинулся по коридору в спальню.
– Серега!!
– Иду, иду, – крикнул Михалыч. – Иду!
Гриша лихорадочно упаковывал компьютер, сворачивая провода, бросая какие-то коробочки в сумку, не отключая. Происходящее более всего напоминало фильм про шпионов. Сцену «Провальная явка».
Михалыч провел рукой по волосам. Подошел к двери.
– От Илюши, значит.
Ключ повернулся с тихим щелчком.
Дверь закрывалась еще на небольшую защелочку, которую поставила жена. Михалыч часто над нею за это иронизировал, рассказывая известный анекдот: «Сара, закрыла ли ты дверь на замок? Да? А на засов? Да? А на крючочек? Да? А на маленькую защелочку? Нет! Вот так весь дом вынесут!»
Больше он над женой никогда не смеялся. Потому что именно маленькая защелочка позволила ему отпрыгнуть, когда что-то тяжелое с размахом ударилось в дверь.
– Еп! – крикнул кто-то на лестнице. – Плечо! Сука!
Второй удар, последовавший почти сразу за первым, распахнул дверь, выдрав с корнем из косяка крепление защелки. В коридор влетел плотный, здоровенный мужик в черной куртке, не рассчитал, споткнулся и рухнул на пол, прямо к ногам Михалыча.
– Добро пожаловать! – выдохнул тот, вгоняя ребро ладони куда-то в основание черепа здоровяка.
На самом деле защелка сработала дважды. Размышлять об этом у Михалыча не было времени, но тот второй, что шел следом за первым, уже лежащим бессильной тушей на полу, не был достаточно быстр, чтобы воспользоваться преимуществом. Ему мешало расшибленное о дверь плечо.
Михалыч успел подняться, увернуться от удара битой наискосок и швырнуть в нападавшего какой-то сумкой.
В дверь лезли злые, толстомордые мужики.
Михалыч отступал, давая им войти, чтобы в узком помещении не было возможности применить огнестрел.
– Посторонись! – Из дальнего конца коридора неслись Роман с Сергеем, подняв на плечи, как таранное бревно, массивную деревянную скамейку. Сергей при этом был еще и голый, буквально только-только сорванный с девушки, а потому злой, как черт. Сюра добавлял эрегированный член.
«Ну прям комедия о Лисистрате…» – подумал Михалыч и даже успел удивиться нелепому этому сравнению, прежде чем скамейка влетела в грудь амбалу с битой.
В следующий момент в области живота у него будто бы взорвалась бомба. Перед глазами потемнело.
Михалыч согнулся, понимая, что следующий удар, скорее всего, вышибет из него дух окончательно. Толкнулся ногами, стараясь упасть на бок, чтобы уйти от предполагаемого и вполне логичного удара коленом в голову.
Удалось.
Рома подхватил биту.
– Оттащи его!
Сергей вцепился полковнику в ноги и поволок туда, где истошно визжали девчонки.
– Отвали, суки! Я псих! – Рома размахивал битой, словно умалишенный, после каждого взмаха делая полшага назад. Он старался держать нападающих на длинной дистанции, чтобы исключить рывок во внутреннюю зону, делающий новоприобретенное оружие бессмысленным.
– Пистолет, – хрипел Михалыч. – Пистолет в тумбочке! Возьми пистолет!
Сергей кинулся в спальню.
Страшно было еще и то, что нападавшие, кроме самого первого крика на лестнице, не произнесли ни звука. Здоровые, как кабаны, они молча наступали на бешено вопящего Романа, чуть приседая, стараясь проникнуть за границу, очерченную блестящей головой бейсбольной биты. До того момента, как один из них пойдет «на убой», пожертвовав собой и приняв на себя первый и единственный удар, оставались считаные секунды.
Чуть переведя дыхание, Михалыч наконец сосчитал бандитов.
Пятеро на ногах. Минус двое на полу. Плюс, скорее всего, на лестнице кто-то остался. Только у двоих длинные биты, остальные вооружены более удобными короткими дубинками. Судя по тому, как мешают они друг другу в тесноте прихожей, все-таки не профессионалы. Не профессионалы, но и не чайники, явно не дураки подраться. Но комнату не проверили, оставили сзади. Какой-то средний уровень. Очень удобно, когда есть грамотное руководство. Но кто же главный? Кто?
– Чего встали, идиоты?! Что встали?! – В дверь ввалились трое. Два «быка» и один…
«Вот и главный», – понял Михалыч, поднимаясь с пола. Рука нащупала на стене относительно короткую, сантиметров в двадцать пять – тридцать, заточенную под блестящий конус железку. Этот «гвоздь» играл важную роль в одной давней и жутковатой тегеранской истории. Помимо этого, он прекрасно метался.
На какой-то момент Михалыч увидел из-за спин и плеч лицо говорившего. Белый, острые черты, плотно сжатые губы.
Из-за двери комнаты, которую нападавшие опрометчиво оставили без внимания, высунулась рука, ухватила ближайшего амбала за кадык и утянула на себя. Попавший в страшную ловушку здоровяк захрипел. Двое нырнули в комнату.
Гриша держал захваченного жестко, тот уже посинел и почти не дышал, понимая, однако, что любое неверное движение означает одно – вырванный кадык. Тогда уж точно не подышишь, а если он так выключится, то есть шансы, что откачают.
– Что встали? Вырубите его! – крикнул «главный». На миг он повернулся в профиль.
«Орлиный нос», – отметил Михалыч, отводя руку назад.
«Гвоздь» коротко свистнул в воздухе, никелированная молния среди черных курток…
Вверх по лестнице стремительно поднимался мужик в старенькой зимней куртке. За предоставляемый фирмой товар он отвечал головой. Но само по себе это его волновало слабо, ему просто нравились эти девчонки.
Мужик никогда не был женат, как-то не сложилось. Детей он тоже не имел. Жизнь кидала его от одного края к другому, жестко и равнодушно.
Прибившись на развозку проституток, он вдруг, совершенно неожиданно и без всякой видимой причины, проникся к ним нежным чувством. Ко всем сразу, приняв их за свою семью, как собака принимает за свою стаю людей.
И девочки это чувствовали. Понимали. Уделяя этому вечно хмурому человеку долю внимания и ласки.
Неоднократно он вытаскивал девочек из разных передряг, дрался за них, бывал бит, лежал в больнице, сидел в тюрьме, но неизменно возвращался. В свою семью.
Бригада здоровяков, завалившаяся в подъезд, куда он привез девчонок, вполне могла направляться по своим делам, но… Но оставлять такое дело без проверки было не в традициях фирмы.
Поэтому, когда хмурого мужика тормознули на лестничной клетке два «быка», он не удивился.
Желтый свет накладывал тени на лица, делая их неживыми, мертвыми. Темные провалы глаз, гротескно вытянутый нос.
– В чем дело, ребята?
– Операция, – коротко ответил один.
– Госбезопасность, – ответил второй.
Мужик посмотрел вверх по лестнице. Открытая дверь. Знакомый номер квартиры. Возле дверей еще один «кабанчик».
– У меня там… – начал было он, но договорить не дали.
– Вали отсюда, отец.
– Потом зайдешь…
В это время за дверью истошно завизжали женщины.
– А документы можно? – поинтересовался мужик.
– Непонятливы… – амбал не договорил. Рука, которой он собирался взять надоедливого шибздика за шиворот, будто бы попала в тиски. – Тво…
Поворот.
Что-то звонко хрустнуло! Руку пронзило болью, от которой аж горло перехватило.
Второй здоровяк рванулся к обнаглевшему мужику, но натолкнулся на первого, с выкрученной рукой, которого «шибздик» очень уж умело поставил между собой и вторым противником.
А потом мужичок повел себя уж совсем не по правилам. Толкнув парня со сломанной рукой на пол и позволив сгрести себя за грудки, что есть силы ткнул указательным пальцем второму в глаз! Отчего тот взвыл и кинулся куда-то, не разбирая дороги. Подлый, хитрый и вместе с тем простой прием, которому быстро обучаются в местах не столь отдаленных.
Сверху, прыгая через две ступеньки разом, бежал третий. В его руке было зажата короткая, ребристая дубинка.
Мужик не стал дожидаться проблем, выудил из кармана потертую коробочку и ткнул ею в сторону приближающегося бандита. Что-то щелкнуло, от коробочки отделились две стрелки, с тонкими проводками. Впились «кабанчику» в руку.
– Чего за ху… – больше молодчик ничего сказать не успел. Ударом тока его скрючило. В глазах полыхнула многоцветная радуга. Мерзко запахло паленым. – Ня-я-я-я!
Бросив использованный шокер под ноги, мужичок споро рванул к открытой двери, подхватив с пола дубинку.
До цели оставалось три шага. Два. Один. Вот уже маячат спины за порогом. Где-то там надрывно визжат девчонки. Его семья. Его стая.
С оглушительным грохотом лестница подпрыгнула, ударила его в спину, ломая ребра и позвоночник… Неведомая сила швырнула его вперед. Мужик ударился об косяк щекой, но боли уже не почувствовал. Из мертвой руки выскользнула бесполезная палка…
Второго выстрела, развернувшего его лицом вверх, он не почувствовал.
Несколькими ступенями ниже парень с искаженным от боли лицом сжимал в здоровой, не переломанной руке пистолет.
На лестнице громыхнул выстрел!
Орлиный нос дернулся, сделал полшага назад.
Мимо уха что-то свистнуло. Легким ветерком обдало щеку. БА-БАХ!
Из дверного косяка торчала железка, острый конус легко вошел в дерево сантиметров на десять.
«Промахнулся», – подумал Михалыч с сожалением.
То же самое, но совсем с другим чувством подумал обладатель орлиного профиля.
Один «бык» кинулся вперед, прикрыв голову согнутыми руками. Рома не заставил себя долго ждать и, понимая, что удар будет единственным, вложил в него всю силу. Бил куда-то в область почек. Страшно, как говорят, «с плечом». Здоровяк хрюкнул и осел.
Второго удара Рома не сделал, его сбили с ног.
Навалились на Михалыча.
В это время парень с поломанным кадыком окончательно осел и потерял ценность в качестве живого щита. Гриша оттолкнул его от себя и отступил в глубь комнаты, прикидывая, как бы получше провернуть на «коронку», сочетание двух верхних ударов руками с выходом на сильный хайкик, да еще так, чтобы не схлопотать в челюсть.
– Суки, – прошипел главный, стоя над убитым на лестнице мужиком. – Нагадили… Нагадили… Тихо, что ли, нельзя было?… Вот же ж суки!
Он кожей чувствовал, как соседи набирают номер на телефоне. «Милиция, милиция…»
С ментами связываться было… нельзя. Совсем нельзя. Хорошим это бы не кончилось.
И тут…
Начисто перекрывая грохот ломаемой мебели и бабий визг, напрочь перечеркивая план «взять чисто», оглушительно грохнуло! Еще раз! И еще!
Уже зная, что увидит, Орлиный Нос заглянул в распахнутую дверь.
Откатывалась назад волна амбалов.
В самом конце коридора в пороховом дыму стоял голый человек с пистолетом в руке. У его ног жались какие-то девки.
– Уходим, – едва слышно произнес главный, но «быки» послушались моментально и действовали более слаженно, чем в нападении. Рывок вперед. Фальшивый, только чтобы обеспечить возможность поднять раненых. И отступление.
Удаляющийся топот на лестничной клетке.
– И нам пора… – прохрипел Михалыч, лежа в обломках разбитой тумбочки.
Романа пришлось тащить. Фактически на ногах стояли только Гриша и Сергей. Михалыч тяжело, с хрипами дышал и двигался через силу.
Над мертвецом уже выли девчонки.
– Сенечка… Сенечка…
Их истеричные, испуганные крики дробным эхом разносились по подъезду.
30.
– Клевая тачка, – прошамкал разбитыми губами Рома. – Клевая…
– Тихо. – Сергей поднял руку. – Тихо, все нормально. Спокойно. Все будет хорошо.
Роман лежал на заднем сиденье, на коленях у Михалыча. Вместительный уазовский «Патриот-4» всем четырем позволял разложиться с некоторым комфортом.
– Клевая, клевая, – прохрипел Михалыч. – По случаю досталась.
– Лизинговая? – поинтересовался Сергей, пытаясь вставить ключ зажигания.
– Нет.
– Это хорошо. Хорошо.
– Ты успокойся, главное. Ключи переверни.
– Ага… – Ключ легко повернулся.
– И теперь слева утопи штучку…
– Штучку, – Сергей озабоченно уставился на приборную панель. – Штучку… Какую такую штучку? Нету тут никакой штучки!
– Есть. Слева. Внизу.
Сергей нашел «штучку», которая больше всего напоминала рычажок подсоса и явно не имела отношения к заводской компоновке.
– Противоугонка это. Моя. – Михалыч откинулся на спинку.
– Кулибин, – пробормотал Сергей. Машина ожила. Мигнули огоньки. Зашуршала отопительная система.
– Сейчас потеплеет. С управлением справишься?
– Права есть. – Сергей уверенно взялся за рукоятку переключения передач и под нос пробормотал: – Практики нет…
Вспыхнувшие фары выцепили из темноты двора грязные оплывшие сугробы, оледеневшие в вечернем холоде, обшарпанную скамейку и обломки красных пластмассовых санок.
Машина дернулась, но не заглохла, вышла на дорогу. Сергей сумел без потерь развернуться и выехать из двора.
– Квартиру не закрыли, – снова подал голос Роман.
– Ничего, милиция позаботится. Главное, чтобы без нас.
Гриша обернулся к Михалычу и приложил кулак к уху.
– Позвонить?
Гриша замотал головой. Показал на Михалыча, потом махнул рукой куда-то за плечо. Снова приложил кулак к уху.
– Я раньше звонил, – перевел Михалыч. – Нет, я не звонил. Собирался. По связям думаешь пройтись?
Гриша кивнул.
– Не сейчас. Сначала осядем давай где-нибудь. Ночью проще будет…
Гриша снова согласился. Схватил установленный на приборной панели блокнот и ручкой нацарапал адрес.
Сергей, судорожно вцепившийся в руль, с трудом оторвал перепуганные глаза от дороги. Несколько минут назад он был готов убивать, но, оказавшись один на один с мощной машиной и пусть вечерней, но все еще загруженной дорогой, чувствовал панику.
– Где это?
Гриша удивленно посмотрел на водителя.
– Не смотри на меня так! Где это? И где мы?
Гриша покачал головой и нацарапал еще пару координат на бумажке. Потом подумал, выкинул листок и на следующем написал: «На следующем повороте, направо».
– Вот сразу бы так…
– Надо бы врача найти, – пробормотал Михалыч.
– Сломали что-нибудь?
– Нет, вряд ли. Если бы не жилет, то наверняка, но… Я для Ромки думаю.
– Не надо… – слабо возразил Рома. – Не надо. Просто помяли. Отлежусь…
– А доктор у тебя есть? Знакомый?
– Поискать надо. Книжку взял… кажется.
– Тебе и самому бы не мешало.
Гриша ткнул Сергея, показывая направление движения.
– За дорогой следи, – посоветовал Михалыч.
Несколько раз они проскакивали мимо нужного поворота. Гриша размахивал руками и писал Сергею матерные записки. Михалыч, кажется, задремал сзади, Рома на особо резких поворотах тихо стонал.
Приблизительно через час они оставили машину в каком-то слабо освещенном дворе.
«Отсюда пешком», – написал Гриша.
– Михалыч, вытряхиваемся. – Сергей выскочил наружу, распахнул заднюю дверь.
Совместными усилиями они вытащили из машины Романа. Подхватили его под руки и двинулись куда-то в темноту. Каким образом Гриша ориентировался в этой тьме, Сергей так и не понял. Обычно в городе никогда не бывает темно. Уличное освещение, вывески, реклама, окна – все это походит на огромный прожектор, делающий ночь серой, ненастоящей. Потому, наверное, «ночная жизнь» так же отдает чем-то нереальным. Извивающиеся силуэты, грохот музыки, легкие, совсем не дневные отношения. Но тут, в этом дворе, огороженном от внешнего мира бастионами многоэтажек, было черно, как в могиле. Даже небо, низкое, нависшее над домами, терялось во мраке. И будто бы слышалось:
– Теперь все серьезно. Все серьезно…
Где-то в этой темноте потерялись деревья. Маленькая детская площадка. Уродливые ракушки гаражей. Даже лай разбуженной собаки звучал глухо, будто через ватное одеяло.
– Страшно… – прошептал Рома. – Страшно…
– Сейчас, сейчас… Сейчас… – бормотал Сергей, выдергивая ноги из глубоких сугробов. – Черт. Куда ты завел нас, Сусанин?!
В темноте Гриша что-то промычал.
– Нормально, – перевел Роман. – Я знаю, где это… Нормально.
Через темноту этого странного места они продирались долго. Ноги у Сергея начисто промокли. В ботинках гадко чавкала холодная вода. По джинсам сырь поднималась выше, к коленям. Ветерок противно задувал за шиворот. Остальным, судя по всему, было не лучше. Михалыч пару раз упал, но все же, чертыхаясь и кашляя, двигался следом.
Казалось, этому кошмару, этому обступившему со всех сторон холодному мраку не будет конца. Мир сузился, сжался до размеров черт знает каких маленьких. Все полные стылой водой ямы, все грязные сугробы, сучья, камни и мешки с мусором сконцентрировались у них под ногами. И время, бегущее вскачь, сейчас тянулось и тянулось, словно резиновое.
И они тянули, тянули эту резину, продавливая ее, преодолевая ее упругое сопротивление!
А когда вдруг, внезапно, их выкинуло на свет, ребята остановились. Ослепленные, уставшие, уже потерявшие веру в свою удачу.
Теперь шли по освещенной улице, одной из центральных. Однако сказать точно, где они находятся, Сергей уже не мог. Все, что он мог, – это только идти.
Редкие в это время прохожие провожали их несколько удивленными, но ко всему привыкшими взглядами. Это Москва… Тут и не такое видели.
Наконец Гриша махнул рукой к ближайшему подъезду.
Дверь приветливо распахнулась.
Однако дальше им преградил дорогу кодовый замок. Привалив Романа к стене, Гриша покопался в карманах и выудил пластинку ключа, приложил ее к блестящему кругляку приемника.
Замок пискнул и щелкнул язычком.
– Какой этаж?
Гриша махнул рукой в сторону лифта, где стоял другой кодовый замок, открывавшийся, впрочем, все тем же ключом.
В лифте Михалыч сполз вниз по стенке.
– Потерпи, потерпи… – шептал Сергей. – Потерпи…
Кажется, он говорил это самому себе…
Дверь открыла женщина.
Лет тридцати, она неловко запахивала на груди розовый домашний халатик, довольно короткий, открывавший стройные, чуть худоватые ножки. Черные волосы были накручены на мелкие бигуди.
– Гришка?! – удивилась она. Голос у нее был низкий, грудной, удивительно диссонирующий с хрупкостью фигуры. – Гришка?!
Она оглядела всю компанию, мигом отметила состояние Романа и, поджав губы, распахнула дверь.
– От тебя, Григорий, другого ожидать не приходится, – услышал Сергей ее шепот.
Они шлепнулись на пол в прихожей. Обессиленные, выпотрошенные, пустые.
Гриша указал на женщину, которая, уперев руки в бока, хмуро смотрела на них от дверей. Потом постукал себя по безымянному пальцу левой руки.
– Бывшая жена, – понял Михалыч.
– Оля, – кивнула та головой. – Объяснения будут?
Гриша махнул рукой куда-то за спину и повесил голову.
– Понятно. Потом. Устал.
– У вас удивительное взаимопонимание, – пробормотал Сергей, борясь с желанием заснуть прямо тут, на полу в прихожей. Тепло, ласковый домашний свет, все это убаюкивало его. Мир снова стал большим, добрым и качался… Качался…
31.
Каким образом он оказался под одеялом, Сергей вспомнить не смог.
В определенный момент на реальность, до этого размытую, кто-то навел резкость, и картинка прояснилась.
Сергей лежал на диване. Укрытый коричневым военным одеялом. Под голову были заботливо подложены подушки. Свет притушен. Только несколько свечей в пузатых стеклянных подсвечниках освещали комнату. Ковер на стене, полки с книгами каких-то философов, выставленные скорее для интерьера, чем по надобности. К чему держать бумажные книги, если крупные собрания сочинений с иллюстрациями и огромным массивом критических статей вмещаются на один диск. Официально. А для солидной библиотеки достаточно десятка дисков «левых».
Под потолком болталось что-то, отдаленно напоминающее медузу, видимо, люстра. В остальном, если не считать пары кресел и крохотного журнального столика, комната была пустой.
«Странно, – подумал Сергей, сбрасывая одеяло. – Где остальные?»
Он помнил, правда, смутно, как вчетвером они ввалились в эту квартиру, как он упал прямо на пороге. Потом помнил чьи-то руки, кажется, женские. Его раздевали. Он порывался встать. Почему-то хватался за штаны. Еще Сергей помнил голос, нежный, спокойный.
«Ерунда какая-то… Уложили, будто я больной какой-то… Где Ромка? Он же совсем плох был…»
Сергей вскочил с дивана. Удивительно, но чувствовал он себя вполне отдохнувшим, даже бодрым. Прежняя валящая с ног усталость осталась в прошлом.
Осторожно, стараясь не шуметь, он выглянул в коридор. Слева доносились звуки и лился свет. Что-то звякало. Слева, в полумраке коридора, он углядел две двери. В одной горели свечи.
Сергей подошел к дверному проему, заглянул. На большой кровати, раскинувшись, лежал Ромка. В неясном мерцании было видно, что ссадины его уже чем-то обработаны. Рука перебинтована, на лбу повязка. Парень дышал тяжело, часто.
Сергей развернулся и пошел туда, где свет был ярче и доносились громкие голоса.
На кухне, за круглым столом, неудобно придвинутым к стенке, сидели Михалыч и Гриша. Голоса доносились из включенного телевизора.
– Привет, – сказал Сергей. Голос оказался хриплым, в горле будто песка насыпали.
– О, – голый по пояс Михалыч развернулся и поморщился. На груди, как раз напротив солнечного сплетения, расположился здоровенный синяк. – Проходи, садись. Водку будешь?
– Водку?… – Сергей плюхнулся голым задом на холодный кожзам стула. – Водку…
– Будешь, – решил Михалыч. – Самочувствие, поди, паршивое?
– Не знаю. Вроде ничего не болит. Ну, разве что горло.
– Тогда точно надо. Простуду мы запросто могли схватить. А в этом случае перцовки тяпнуть – первое дело.
Он открыл белый шкафчик, расположенный около мойки, вытащил оттуда небольшой граненый стакан, близнец тех, что уже стояли на столе, и щедро плеснул в него коричневатой жидкости.
– Давай… Сразу все. И закусить тут… – Михалыч подтолкнул ладонью тарелочку с какой-то нарезкой, хлебом, сыром и острыми маслинами. – Поехали. Гриш, ты с нами?
Гриша хмуро кивнул. Он мог только пить, закусывать кашей было как-то несолидно.
Водка обожгла гортань и ухнула в желудок огненным комком.
Сергей охнул, быстро слепил себе бутерброд и закусил. Когда дыхание выровнялось, внимательно присмотрелся к этикетке.
– Восемьдесят?… – удивленно прошептал он. – Ну вы даете…
– Другой не было, – Михалыч развел руками. – Так что закусывай.
– Чего говорят? – спросил Сергей, указывая на телевизор.
– Да, собственно, ничего не говорят. Про нас точно ничего. Пока какую-то гадость крутят, новости через минут пятнадцать должны быть.
– Чего с Ромкой?
– Не слишком хорошо. Помяли крепко, хотя вроде бы сломанных ребер нет. Но отбили капитально все, до чего добрались. Отлежаться ему надо. Крепкие попались подонки. На мне, к слову сказать, броник был. Легкий совсем, но все же. Битой так сунули. – Он осторожно, кончиками пальцев потрогал синячище. – Был бы голый, убили бы. Я это проходил. В сердце «бам», и все. Привет. Удар редкий. Особенный.
– Ты кашлял вроде…
– Еще бы. Все горло сорвал, пока продышался. Ты в этот момент за пистолетом бегал.
– А с Ромкой точно все нормально будет? Может, к врачу?
Гриша покачал головой.
– Не. – Михалыч снова разлил водку по стаканам. – У Гришки жена медсестрой работает. Так что квалифицированная медицинская помощь нам была оказана. Поехали!
На этот раз водка легла значительно проще. Мягче.
Хотя слезу все равно выбила.
Гриша сложил бутерброд и положил его рядом со своим стаканом.
– Да и я… – просипел Михалыч, прикладывая к носу кусочек хлебушка. – Кое-что понимаю. Глядишь, не помрет…
– Типун тебе на язык… – пробормотал Сергей.
– Ну… – Михалыч развел руками. – В сложившихся обстоятельствах вообще удивительно, что мы тут все сидим.
Гриша кивнул. Его голова мотнулась, видимо, программист изрядно набрался. Перед ним лежало штук семь бутербродов, которые, должно быть, означали количество выпитых стаканчиков.
– Ты себе представляешь, Сереженька, уровень нашей удачи? – Пьяненький Михалыч становился добр ко всему миру. – Представляешь? Это кто нас так любить должен, чтобы так… так прикрывать? Кто?
– Ну, меня вроде некому. – Сергей кинул в рот оливку. – Родители померли уже. Гришка вон тоже интернатский. Да еще, как выяснилось, разведенный. Чего скрывал-то?
Гриша пожал плечами и выпятил нижнюю губу, что тут, мол, говорить…
– Может, у Ромки есть кто?
Гриша отрицательно покачал головой и замахал руками на манер бабочки.
– Порхает, – понимающе определил Михалыч. – Аки пчела.
– Пчела не порхает. Пчела летает. По делу, – внес коррективы Сергей.
– Да шут с ней. Я до сих пор не пойму, чего мы такого сделали, что нас до сих пор под асфальт не закатали? Хотите верьте, хотите нет, но ангелы за нас хлопочут там…
Он ткнул пальцем куда-то в потолок.
– Это Машка твоя, – сказал Сергей, наливая еще одну стопку. – И дети. Им спасибо надо сказать.
– Машка, да. – Михалыч пьяно улыбнулся. – Машка она может… Она ведь у меня…
Он растроганно прослезился.
– Да везет нам просто. – Сергей поднял стакан.
– Не просто. – Михалыч погрозил ему пальцем. – Не просто.
Они выпили. Гриша сложил еще один бутерброд и закрыл глаза.
Михалыч занюхал хлебушком, тряханул головой и продолжил:
– Не просто, а охеренно!
– Накачиваетсь, алконавты? – послышался женский голос.
Михалыч закашлялся и обернулся к двери.
– Оленька! Проходи, садись, лапушка! – Он быстро вскочил, освобождая стул.
– Налейте, что ли, девушке, – хмуро предложила Оля. – А то не заснуть с вами, так хоть не зря вечер пропадет. Завтра выходной, слава богу.
Она была одета все в тот же розовенький халатик, и Сергей неуклюже подвинулся, пропуская ее мимо себя в тесноте кухни. Внезапно он осознал, что сидит голым…
– Гхм… Извините… – Неуклюже прикрываясь и чувствуя себя от этого еще более стесненно, он вышел в коридор.
Вернувшись в комнату со свечами, он нашел свои джинсы, но обнаружил, что они мокрые. Встал в нерешительности. Одевать мокрое категорически не хотелось. Однако и сидеть с голой задницей было не с руки.
– Возьми, – раздался из-за спины женский голос.
В комнату вошла Оля, протягивая Сергею широкое банное полотенце с какими-то не то волками, не то собаками.
– Твои штаны мокрые, ты весь, как ледышка, пришел… – Она рассматривала его непринужденно, легко, как могут, наверное, только медсестры. Однако от этого неприкрытого и вместе с тем чуть-чуть прохладного интереса Сергей почувствовал себя… по-особенному.
– Спасибо. – Он взял полотенце и с неуклюжей стремительностью завернулся в него.
– Пойдем… – Она легко повернулась на босых пятках и вышла за дверь.
Сергей последовал за ней.
Когда они вернулись на кухню, на столе уже стояли налитые стаканчики, а закуски на тарелке поприбавилось. Крупными ломтями нарезанное холодное мясо, огурчики, отдельно налитый в большущий стакан апельсиновый сок.
– Прошу, – сделал широкий жест полковник. – Мы немного разорили ваш холодильник, но это, я надеюсь, не страшно.
– Не страшно, не страшно, – ответила Оля, присаживаясь и закидывая ногу на ногу. Блик от потолочных галогенок обласкал ее точеные коленки. – Раз уж вы ввалились посреди ночи, то что ж поделать…
Гриша стоял у плиты и уныло мешал манную кашу в маленькой кастрюльке.
– Теперь все закусывают! – пояснил Михалыч. – Пьянка в женском присутствии – это не пьянка, это…
– Это разврат, – сказала Оля.
– Нет! – Михалыч развел руками. – Оленька, я совсем не это хотел сказать! Я вел к тому, что мужчины, пьющие без женщин, это потенциальные алкоголики! Но присутствие женщины облагораживает процесс…
– А чем Гриша собирается закусывать? – поинтересовался Сергей.
– Чем может, – отрезал Михалыч, а Гриша пьяно развел руками.
– Молоко с водкой?… – Оля удивленно подняла брови.
– Продумал, – Михалыч поднял стаканчик. – Каша на воде.
– Ужас…
Они опрокинули стаканчики. Сергею показалось, что Гриша, мешающий кашу у плиты, уже спит и все его движения идут на автомате.
– Может, ему того?… – толкнул он Михалыча в бок и приложил к щеке две сложенные ладони. – На боковую?
– Гришенька! – позвал Михалыч. – Ты как?
Гриша развел руками и махнул ложкой, отчего капли каши разлетелись по всей кухне.
– Ой ты, господи! – всплеснула руками Оля.
Она встала, затолкала бывшего мужа на его место, принюхалась к вареву в кастрюльке и с чистой совестью вылила получившуюся бурду в раковину.
– Ничего. Пусть пьет так. Завтра будет закусывать. Сварю ему… Супчик.
Гриша посмотрел на нее глазами благодарной коровы.
– И нечего мне тут глазки строить. – Она села на стул, халатик на какой-то миг распахнулся, мелькнуло загорелое бедро. – Давайте еще, что ли? Не вовремя выпитая вторая – это безнадежно испорченная первая.
– Верно! – обрадовался Михалыч.
– Ну, к вам это, собственно, не относится. Первая это у меня…
– Ничего, ничего. Мы поддержим. Правда, Сереженька?
Сергей пробурчал что-то невразумительное.
В этот момент телевизор заиграл что-то бравурное. Побежали полосы государственного флага, мелькнул логотип телевизионного канала.
– Новости! – Михалыч сделал погромче.
Сначала дали нарезку из будущих сюжетов.
Где-то неожиданно выпал снег. Заваленные улицы, обрушившиеся линии электропередач, засыпанные по самую крышу машины. Где-то в Мурманске случился пожар. По невыясненным причинам полыхал танкер с драгоценной полярной нефтью. Потушить его было никак невозможно, оттого он выгорал в акватории, под присмотром десятка пожарных кораблей. Международное положение. Новая интифада в Израиле. Присмиревшие было после Американского крестового похода арабы снова продолжили борьбу с еврейской угрозой.
– Здравствуйте. – Диктор был строг, идеально причесан, напудрен и выглядел ожившим манекеном, а не человеком. – В самом начала нашего выпуска политический скандал. Обострением отношений США и России закончился саммит стран – членов НАТО в Риге, куда были приглашены в качестве наблюдателей представители Восточного блока, военные советники Белоруссии, России и Туркменистана. Выдвинутые в ходе этого заседания требования были восприняты как попытка вмешательства во внутренние дела…
– Вялотекущий конфликт, – пробурчал Михалыч. – Уж сколько лет… А у меня к ним собственный счет.
