Константин Бояндин
Обратный отсчёт
* * *
Полуметра? Да его вообще не видно! Плетнёв не успел толком осознать, что происходит, он увидел только, что его ноги принялись удлиняться, утончаться, и с огромной скоростью понеслись вниз, во тьму. А потом словно кто-то поймал его за ноги, обхватил, опрокинул, потянул туда же. Плетнёву захотелось закричать от страха, но он не сумел, подавился криком. А ноги тем временем принялись сокращаться, укорачиваться столь же стремительно. Плетнёв закрыл глаза, чтобы не видеть этого ужаса.
Под ногами возникла прочная опора. И никакого удара, ничего такого. Плетнёв открыл глаза, он понял, что вокруг светло, и что потолок где-то наверху, в невообразимой дали. Даже удивиться не успел, вокруг всё плыло, ничего не стояло ровно, по всему шла рябь. Он снова закрыл глаза. Позади щёлкнуло, судя по звукам, кто-то спрыгнул на пол.
– Что случилось? – голос Травматурга. – Что ты видишь?
– Всё плывёт, – сумел ответить Плетнёв. – Как будто волны.
– Понятно. Могло быть хуже. Закрой глаза, мы уже почти добрались. Сейчас я протяну тебе локоть – хватайся. Правой рукой. О, и вы уже здесь! Отлично! Помогите ему дойти.
– Что такое? – низкий, приятный женский голос. Захотелось открыть глаза, но Плетнёв сумел себя перебороть.
– Похоже, поймал Алису, – голос Травматурга. – Вадим, бери меня за локоть. Вот так. Старайся не падать, иди медленно. Тебя сейчас возьмут за левую руку, не пугайся.
Прикосновение оказалось мягким и приятным.
– Ничего страшного, это скоро пройдёт, – тот же голос. – Молодцы, что сумели пробиться. Так… иди осторожно, тут ступенька, перешагивай. Вот так. И ещё немного…
Щелчок, слабый скрип. Другое ощущение пространства вокруг, другие запахи.
– Всё, сейчас я тебя отпущу. Позади тебя кресло, осторожно садись и медленно открой глаза. Вот так, молодец.
«Такое странное произношение, – успел подумать Плетнёв. – Вроде бы всё верно, но чувствую, что русский не родной для неё язык». Он попробовал открыть глаза, но веки стремительно тяжелели, накатывала слабость, но теперь она несла не дурноту и ужас, а спокойствие и тепло.
– Устал, бедняга, – успел ещё услышать Плетнёв, а потом тьма сомкнулась над последними искорками сознания.
День 43. Кысь
Проснулся, словно включился. Плетнёв открыл глаза, отчего-то первые несколько секунд воспоминания о безумном недавнем дне показались ему всего лишь странным и жутким сном. Но вот открыл глаза и понял, что он где угодно, только не дома. Незнакомая комната. И похожа она, если уж начистоту, на больничную палату.
Плетнёв уселся в постели и протёр глаза. Хм… На нём, простите за подробности, не его нижнее бельё. Другое. И кто, простите, раздевал и всё такое? Ни единого воспоминания.
– Где я? – услышал он свой голос. И почти сразу же щелчок, на дальней стороне стены по левую руку возник из ниоткуда дверной косяк, и отворилась дверь. И внутрь вошёл… Травматург. Всё тот же, седовласый, улыбчивый, с ехидным прищуром. Но на этот раз не в нелепом плаще странного покроя, а в совершенно повседневной одежде, на нём были джинсы, спортивные туфли, рубашка и свитер.
– Мы в убежище, – пояснил он просто. – Ты проспал четырнадцать часов. В том углу есть дверь, увидишь, когда подойдёшь. Приводи себя в порядок и через пятнадцать минут выходи. Надень вот это, – протянул Плетнёву предмет, напоминающий наручные часы на стальном браслете. – Налево, прямо по коридору до двери с надписью «Столовая». Запомнил?
Плетнёв послушно всё повторил.
– Там всё расскажем. – Травматург кивнул, и удалился. Щелчок – и дверь закрылась, и тотчас дверной косяк и самый вид двери растаяли и пропадали. Вот это да!
* * *
– Знаешь, Сергеич, я вот первый раз обрадовался, что московские у нас это дело забрали. – Панкратов приехал не один, а с Варварой. И обе «секретные жены» сейчас общались между собой в другой комнате. – Такой пистон всем вставили.
Уж да. Такого разноса кабинеты службы не видели уже давно. Когда стало в общих чертах ясно, куда движется Пришвин, неожиданно последовал приказ: данные «Аргуса» передавать туда-то и туда-то, а новосибирская команда будет подстраховывать. Вот и подстраховали: Пришвина нет, Плетнёва нет, Груздеву видели поблизости от тех мест, где впоследствии появлялся Пришвин с «заложником», но и её след простыл. А самое главное, что ничего особенного нет по тем адресам, написанным на листке бумаги в том злополучном баре «Солярис». Живут там самые обычные люди, всегда на виду, ничего секретного или хотя бы минимально подозрительного.
Пока что единственная зацепка – Галина Петренко, девушка Плетнёва. Но и её пока что нет, она уехала на конференцию в Прагу. Скоро будет. И что толку? Куда могли деться два человека из запертой комнаты? Двое спецназовцев не смогли даже припомнить, что с ними случилось. Всё, что нашли, это отпечатки пальцев Плетнёва. И всё.
Ах да, надпись губной помадой на столбе близ входа в подъезд, возле которого видели Плетнёва с неопознанным пожилым человеком. И не где-нибудь, а в Красино, которое никаким боком не по дороге в Засолье. Надпись сообщала адрес морга в Засолье, плюс ещё два слова: «третья ячейка». Если речь о холодильнике морга, так внутри указанной ячейки лежало тело неопознанного, выловленного в реке накануне. И что такого важного в этом теле?
– Личность этого, из третьей ячейки, установили? – поинтересовался Колосов.
– Бомж. Приятели его опознали. В миру – Федосеев Павел Олегович, шестьдесят второго. Заснул на берегу реки, сильно под градусом, свалился, и всё на этом. Его имущество уже доставили и изучили. Ничего там нет. Уже подняли всю его родословную, родственников и знакомых шерстим. Чую, Сергеич, зря это всё. Откуда эта Груздева могла знать, кто будет в третьей ячейке? Все странности в её жизни начались вчера. А до того – работа, компания друзей, дом. И так по кругу.
Колосов только головой покачал. И тут зазвонил мобильный.
– Да. Так точно, товарищ генерал. Есть. Так точно.
И отбой.
– Вот доложу генералу, что ты не встал по стойке «смирно»… – проворчал Панкратов. – Я так понимаю, нам приказано во всём этом разбираться? Отправлять людей по этим адресам?
– Отправляй. Там, поди, всё уже затоптали. И знаешь, что? Поручи-ка это Архипову. Может, что высмотрит. Все снимки, все оперативные материалы – нам. Что по Тормышеву?
– Охранников пока не нашли. Но есть следы, они, похоже, решили ограбить хозяина. Дай пару суток, Сергеич, и так не своими делами занимаемся.
– Ну так пни кого надо, чтобы занимались. Ладно. – Колосов поднялся на ноги. – Видно, и эта ночь будет бессонной. Выясни вот что, с чего вдруг то число было на бумаге. Груздева в игры не играет, о Шодан ей знать неоткуда. Но ведь написала число?
– Намёк понял, Сергеич, – покивал Панкратов. – Ты, главное, от генерала пока отбивайся. Теперь-то на нас все шишки падают.
* * *
– Обалдеть… – прошептал Плетнёв, когда появился в столовой. Там были все: Док, Профессор, Магна и Лаки. Ну и Травматург.
– Вы – Лаки. – Плетнёв встретился взглядом с названной. Та улыбнулась и кивнула.
– Вы – Док. Вы как двойник Храмова, да? Вы – Профессор, а вас… – он потерянно посмотрел на Магну. – Извините, не знаю.
– О ней не было в книгах, – пояснил Док. – Это Магна, прошу любить и жаловать. А вы…
– Плетнёв Вадим Сергеевич. Можно просто Вадим. Наверное, бессмысленно спрашивать, где я?
– Бессмысленно, – согласился Док. – Садись, садись. Раз ты нас знаешь – подскажи, откуда.
– Книги читал, – признался Плетнёв. Стало как-то неуютно. – То есть что… там всё правда?
– Только имена, – поправила Лаки. – Долгая история. Пока ждём Шефа, предлагаю пообедать. Док, процедура обычная?
– Самая обычная. С тобой поговорит Шеф, – пояснил Док. – Последний шанс вернуться домой к простой и размеренной жизни. А там по итогам. Вон там, выбирай на столе, что будешь есть.
Потрясающе. Кто бы ни готовил, каким-то образом он точно угадал то, чем Плетнёв любит обедать. Ну, может, не каждый день именно так… Солянка, овощной салат и отбивная. С ума сойти!
Все дождались, когда вновь прибывший сел за стол рядом с ними. И только потом все остальные выбрали, чем будут обедать. А там было, из чего выбирать. Интересно, кто всё готовит?
– О делах не говорим, – пояснил Док. – Хотя бы потому, что у тебя пока нет допуска. Вильям сказал, ты неплохо держался.
– Болтал без умолку, – хмуро уточнил Плетнёв. Теперь чувствовал себя вовсе не в своей, простите, тарелке. Память возвращалась. И лучше бы она этого не делала.
– Это нормально. Бояться – нормально, – уточнил Док. – Ну всё, всё, не мешаю. Приятного аппетита!
Остаток обеда прошёл в тишине. Стук ложек и прочих приборов не в счёт. Нет, и в самом деле, кто готовит? Ведь все блюда были разные! И даже не спросил – может, кто-то для себя именно эти присмотрел…
Ладно. Плетнёв закончил с обедом и поступил так же, как Травматург, закончивший трапезу первым, он сложил посуду в моечный шкаф, туда же и поднос поставил. Занятный тут общепит…
– Можешь остаться тут, можешь у себя посидеть, – пояснил Травматург. – А у нас дела. Увидимся!
– Простите… – Плетнёв сам не знал, почему обратился к Магне, когда та, следом за Профессором, направилась к двери. – Просто из любопытства. А чем вы…
Магна улыбнулась до ушей и указала за спину Плетнёва. Тот оглянулся. Из секции со столовыми приборами вылетела столовая ложка и стремительно понеслась прямо в лицо, Плетнёв даже пригнулся. Однако нет, ложка легла в руку Магны. Та поджала губы и уставилась на ложку. Очертания ложки поплыли, смазались… и вот в руке у Магны шар. Стальной, блестящий. Магна подмигнула и вручила шар Плетнёву.
– Обалдеть! – тот чувствовал, что улыбается до ушей глупейшим образом.
– А ложку эту я у тебя из зарплаты вычту, – послышался голос Профессора из-за двери. – Уже сколько раз без ложек оставались по твоей милости!
– Вычитай, вычитай, – согласилась Магна. – Не скучайте, Вадим, – похлопала того по плечу. – Держитесь. Всё только начинается.
И нет её.
– Ложки нет, – пробормотал Плетнёв, держа шар перед глазами. Потом вспомнил, откуда эта фраза – и расхохотался. Сам не знал, что можно так развеселиться. Чёрт, это всё нервы…
– Всё верно, – послышался голос из-за спины. – Ложки нет. Нет-нет, господин Плетнёв, присаживайтесь.
* * *
Плетнёв с оторопью смотрел на возникшего из ниоткуда высокого чернокожего, видно было, что он в возрасте, коротко подстриженные волосы совсем поседели. В дверь он не входил точно, а как оказался за спиной?
– Задавайте вопросы, господин Плетнёв. Вильям уже сказал вам, что участие в наших делах добровольное. Сейчас у вас ещё есть шанс вернуться домой. Вы уже знаете, что это сопряжено с риском для жизни. Но если решите – вернётесь домой.
– Но память вы мне сотрёте, – Плетнёв посмотрел в глаза собеседнику. Чёрт, и этот тоже говорит по-русски! Да как чисто! Да ещё и с характерным московским выговором! – Обо всём, что я вчера видел и слышал.
Его собеседник кивнул.
– Всё верно. Ради вашей же безопасности. С вероятностью в девяносто девять с половиной процентов вас захотят выслушать представители спецслужб. И чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас, вашей невесты, родственников и друзей.
Галка! Она завтра… или сегодня приедет? В общем, скоро будет дома. Ну, дела…
– Скажу пока, что мы сумели предотвратить два покушения на ваших родителей. К вашей невесте также приставлена охрана. Негласная. Мы ценим ваш выбор, господин Плетнёв, что бы вы ни решили.
– Покушения?! – Плетнёв встал на ноги. – Но они… они-то тут при чём?!
– Дело не в них. Дело в вас. Вчера у вас впервые проявились особые, редкие способности. Происходящее – обычная реакция окружающей среды, если можно так сказать. Обычно под удар попадает не только носитель способности, но и близкие ему люди. Увы, это закон природы.
– Вот чёрт! – Плетнёву захотелось побиться головой о стену. Или стол. Ни разу в жизни не испытывал такого чувства беспомощности и гнева. – И сколько вы будете их защищать?
– Я бы советовал принять решение в течение суток. Видите ли, пока ваши родные и близкие на свободе, так сказать, мы достаточно эффективно их прикрываем. Но как только они нанесут визит в спецслужбы, а это вопрос времени, там наши возможности не так велики.
– Похоже, у меня нет выбора? И что, стоит мне согласиться, и их по волшебству оставят в покое?
– Не по волшебству, – возразил человек напротив. – Мы сотрём воспоминания о вас. Близким вам людям угрожает опасность, пока они помнят и знают вас. Это дорогостоящая операция, но жизни людей…
– Да-да, я читал о вас в книгах, – не сдержался Плетнёв. Хотелось сказать что-нибудь очень обидное. О людях они заботятся, ага.
Человек улыбнулся.
– Да, разумеется. Выбор за вами, господин Плетнёв. Ваши родные и близкие рискуют в любом случае.
– Я не хочу, чтобы они погибли. – Плетнёв посмотрел в лицо Шефу. – Если единственный вариант спасти их – согласиться, то я согласен.
– Тогда прочтите и подпишите. – На стол легла стопка бумаг. «Бюрократы», – подумал Плетнёв и усмехнулся.
– А если бы я захотел вернуться домой? У вас и такая бумага есть?
– Разумеется, – заверил Шеф, и на стол легла ещё одна стопка листов. – Всё в ваших руках.
Ладно. Чтение бумаги отняло неожиданно много времени, очень уж длинный документ оказался. Не сразу решился поставить подпись, но решился. «Прощай, Галка, – подумал Плетнёв мрачно. – Лучше уж без меня, но ты будешь живая…».
– Нам всем приходилось делать такой выбор, – поднялся на ноги Шеф. – Это всегда трудно. Сегодня вам нужно пройти медосмотр и профилактику, вас известят. Обо всех формальностях мы поговорим через сутки.
– Скажите, а кто-нибудь решал вернуться?
– Многие. Не могу назвать точное число.
– И…
– Девяносто и три десятых процента живы-здоровы, и их родственники тоже. Удачного дня, господин Плетнёв!
Он пожал руку ещё не пришедшему в себя Плетнёву и отбыл. Как все до него через дверь.
– Значит, девять и семь десятых процента не выжили, – пробормотал Плетнёв. – Чёрт!
И, внезапно, стало легче. Рубикон перейден.
* * *
– Ты мне вот что скажи, – отодвинул Панкратов чашку с чаем. Уже не лезет. – С какого перепоя Тормышев полицию вызвал? У нас пол-Москвы мечтает посмотреть, что там у него в сейфе лежит. Который год повод искали, чтобы хотя бы за ограду зайти, но у него адвокаты такие, что где сел там и слезешь. А тут они сами вызывают. Что, с ума посходили?
Колосов пожал плечами. Не до Тормышева, если честно; жулик он известный, но сейчас не о нём речь. Отдел 42 занимается, скажем так, нестандартными ситуациями. Сюда входят и тайны запертой комнаты.
– Тормышев уже задержан, – добавил Панкратов. – Понятно, что долго держать его не смогут, да и предъявить нечего, в сейфе не нашли ничего интересного, только сажа и угольки. Эксперты говорят, там и не было ничего. Видимость – шкафы, ящики, всё такое.
– Значит, где-то есть настоящий сейф, – отозвался Колосов. – Слушай, оставь уже его полиции, пусть свой хлеб отрабатывают. Или наши отыскали что-то интересное?
– Пока нет. Я ещё пару ребят из Новосибирска отослал в центр. Архипову там и так дел по горло.
– Не боишься, что и этих сманят?
– Не боюсь. Их, если что, твоя Агата нашла и выучила. Такие не уходят.
Колосов покивал, и налил себе ещё чашку чая.
– Короче, Миша, давай о делах. У нас двое суток, чтобы предоставить результаты. А их пока шиш, да маленько. Невеста Плетнёва уже должна была прилететь?
– Точно так, Сергеич. Через час её встретят в аэропорту и сразу привезут к нам. В московский филиал, то есть. Родители его в огороде, за ними уже выехали. Часа через три и их доставят. Видеомост готов, будем наблюдать со всеми удобствами. И главное, мы нашли несколько отпечатков, судя по всему, оставил их Пришвин.
– К гадалке сходили?
– На видеозаписях увидели, кто именно за что хватался рукой. Кончай подкалывать, Сергеич. Суть такова: он нигде не оставляет биологического материала – нет потожировых, нет частиц эпителия, нет крови. На видео он без перчаток. В вагоне электрички трое подростков засняли тот мордобой. Ну, ты видел, «Призрак против гопников». Он наставил фингалов шести бандитам, и не оставил ни единого следа. И лицо на видео не его. А вот следов Плетнёва там завались.
– Возможно, он в очень тонких перчатках, под кожу.
Панкратов кивнул.
– Представь, парни и об этом подумали. Вообще никаких следов – ни пластика, ни талька, ни черта, а отпечатки всякий раз разные. Вопрос, кто такой этот Пришвин? Мы ещё раз проверили все его документы. Допросили повторно, мать его, сослуживцев. Никто его не помнит, словно он нигде не работал, ни с кем не учился. А год назад все помнили.
Колосов допил чашку и отодвинул. Теперь и в него не лезет.
– С этим я к генералу не пойду, – признался он, наконец. – Ему ответы подавай, а у нас пока одни вопросы. И ни одной версии. Плетнёв не работал ни над чем секретным. Занимался нерасшифрованными текстами. Фестский диск, рукопись Войнича. Если нам нанёс визит тот самый Пришвин, возникает вопрос «Зачем?».
Панкратов вздохнул.
– Я приказал Архипову выспаться. – Он встал из-за стола. – Трудоголик, прям как мы с тобой. Если ещё мысли умные будут, присылай, я ему подброшу. Раз «Аргус» сумел Пришвина, или кто он такой, найти и весь их маршрут восстановить, будем и дальше им пользоваться.
* * *
В дверь его номера постучали.
– Войдите, – отозвался Плетнёв. Вот так, за одни сутки, перевернулась жизнь. Чем теперь заниматься? Как, простите, на жизнь зарабатывать? Ведь теперь и имущество всё пропало, он гол как сокол. Ладно, не это сейчас главное. Главное, чтобы Галка выжила. И родители. Вот это – главное.
Вошёл Док.
– Зря сидишь в четырёх стенах, – покачал он головой. – Идём пока на медосмотр.
Плетнёв безропотно поднялся. Хотелось взять портфель с собой, там была последняя частичка той, недавней, жизни. А потом он передумал. Одежда на нём не своя, а здешняя, на вид домашняя: просторные штаны, рубашка, носки и мягкие туфли.
– «Библиотека»! – удивился Плетнёв, когда проходил мимо двери. – Что-то я не видел этой двери.
– Шеф дал тебе допуск, – пояснил Док. – В библиотеку, в спортзал. Не сиди без дела, и не пытайся найти все ответы. Они сами придут. Нам сюда. Кстати, в медпункт тоже можешь заходить, хотя тут особо заняться нечем…
«Шутник», – подумал Плетнёв, но хотя бы прошло ощущение тоски и апатии, неясно, где он, что происходит, и вообще. Док прав, сидеть в четырёх стенах не поможет.
Анализ крови взяли самым обычным образом. Одна странность всё-таки проявилась, проколы были совершенно безболезненным, и не осталось ранок. То есть совсем: Плетнёв придирчиво осмотрел места, куда явно проникала игла, и ничего не нашел. Док с явным удовольствием наблюдал.
– Что ж, пока идёт анализ, проведём предварительную обработку. Вот.
На стол перед Плетнёвым легла стеклянная чашечка. Внутри лежала капсула красного цвета.
– А где синяя? – не сдержался Плетнёв.
– Синяя – с амнеотиком. Он тебе без надобности. – Док поставил стакан с прозрачной жидкостью. – Запивай этим. Если что, обычная питьевая вода.
– Амнеотик… ага, ясно, память стирает. А здесь что?
– SCP-500, – пояснил Док охотно. – Если совсем точно, SCP-500-12/4, четвёртая капсула двенадцатой партии.
Плетнёв секунд на десять утратил дар речи.
– «Панацея»?? То есть… чёрт, быть не может! Так это что, на самом деле существует? Их же всего сорок семь!
– Тридцать три. Это высококачественная реплика. Действует аналогично, отличие только в сроке хранения.
Плетнёв встал, держа между пальцев капсулу. Поворачивал её, смотрел сквозь неё на свет.
– Чёрт, я ведь думал, что это хохма, – заключил он. – Я даже сам туда пару приколов вписал. Чтоб веселее было.
Док покивал. И назвал два числа.
Плетнёв кивнул и ещё долго смотрел на капсулу, даже принюхался. В конце концов, решился, проглотил и запил.
– Отвечая на незаданный вопрос, существует меньше одного процента того, что на том сайте. – Док направился к аппаратуре, туда, где шёл анализ крови и остального. – И, конечно, большинство экспонатов туда не вписано. Мы прочитали твои добавки. Нам понравилось, если что. Нам – это Профессору, мне и Шефу. – В дверь постучали. – Открыто!
– А, вот вы где! – Лаки собственной персоной. – Лучше поторопиться. Кысь ответила, что она свободна сейчас. Не возражает, чтобы мы провели профилактику.
– Отлично! – Док просиял и потёр руки. – Тебе везёт, Вадим. Ничего, что я сразу на «ты»? Иногда её неделями не найти. Всё, собирайся, сейчас снова придётся по вентиляции ползать.
– Не дезинформируй! – На пороге появился Травматург в зелёном халате, обрызганном чем-то чёрным. – Это чернила, если что, – указал на свой халат. – Официальное название – коридоры. Вадим, у нас не очень много времени, Кысь ждать не любит.
Плетнёв помотал головой.
– Кто это?
Остальные переглянулись и улыбнулись.
– Это потом. Сам увидишь. Ну или не увидишь, я не знаю, в каком она настроении будет. Инструктаж будет на месте. Идём, идём, проход нельзя долго держать открытым.
– Стоп, так мы все по-русски сейчас говорим?! – спохватился Плетнёв, следуя за Травматургом и Лаки. Оба сопровождающих кивнули. – Забавно. А как она по-английски пишется?
Травматург достал из кармана карточку, из другого авторучку и написал: «Cynx».
«Занятно, почти такая же игра слов», – подумал Плетнёв.
– Читается похоже на английское «думает», – добавила Лаки. – Так, я иду первой. Там темно, но ты и так уже знаешь. Первое правило безопасности: в коридорах нельзя останавливаться дольше, чем на минуту.
– А если…
– А второе правило – лучше помалкивать. Извини, что перебил. – Травматург подмигнул. – Туда идёте вы вдвоём, Лаки ответственная, выполнять все её распоряжения. Вопросы?
– Есть один, товарищ…
– Капитан. Лаки тоже в звании капитана, заодно потренируешься. Коридор я за вами закрою. Это все по-разному воспринимают, самое частое – короткий приступ беспричинного страха. Первые несколько раз. Главное – не беги, не кричи, стой на месте.
– А то, что было в предыдущий раз… – Плетнёв поводил в воздухе ладонью. – Будет?
– «Синдром Алисы»? Возможно. Если что, сразу говори Лаки, закрывай глаза и стой смирно. Ещё вопросы?
– Никак нет, товарищ капитан.
– Вольно. Капитан Страйк, рядовой Плетнёв в вашем распоряжении.
* * *
– С ума сойти! – признал Плетнёв, ошарашенный донельзя. То, что коридоры эти выводят куда-то под землю, он краем уха уже услышал. А может, Травматург явно сказал, сейчас не вспомнить. Но вот увидеть такое…
Помещение было таким же, как все остальные (пусть даже пока что ни видеть, ни даже знать об остальных Плетнёв не мог), эллиптический цилиндр, высота которого от шестидесяти до восьмидесяти пяти метров. Сейчас они стояли на дне, и прямо перед ними был деревянный дом и сад вокруг него. И если там, где стояли Лаки и Вадим – у самой стены – царил полумрак, то вокруг дома всё было ярко освещено. Причём источник света Плетнёв не мог увидеть, как ни пытался.
Лаки с улыбкой смотрела на обалдевшее лицо спутника.
– Я тоже всякий раз удивляюсь. Она впустит тебя одного. Так положено. Главное правило – не беги. Там может быть страшно, неприятно, у всех по-разному. Что бы ни случилось, не беги. Если страшно – кричи, это можно. Но стой на месте! Это ясно?
– Так точно, товарищ капитан.
Лаки рассмеялась и хлопнула Плетнёва по плечу.
– Мы не на операции. Можно простыми словами. А сейчас обходи Помещение у стены, пока не увидишь тропинку. Как только увидишь, иди по ней. Надолго не останавливайся и не сворачивай. Войдёшь в дом. Как только профилактика закончится, тебя выпустят. Пойдёшь по тропинке обратно, я буду ждать здесь.
– Как она хоть выглядит?
– Не знаю. Ну то есть не знаю, что именно ты увидишь. Запомнил? Повтори.
– Что бы ни случилось, не бежать, – повторил Плетнёв, чувствуя себя отчего-то глупо. – Обходить Помещение у стены, пока не увижу тропинку, а затем идти по тропинке, и войти в дом.
– Всё верно. Потом расскажешь, что видел. Ну, удачи!
Помещения не то чтобы колоссальны, но большие, большая полуось эллипса от двухсот десяти до трёхсот метров, малая метров на пятьдесят короче. Вроде бы ничего особенного, но идти во мраке, в совершенно неподвижном воздухе без запаха, в тишине… А домик выглядит, как игрушка! Как такое вообще возможно?! Откуда там свет?
Тропинка показалась внезапно. И впрямь не заметить её невозможно. Она вилась причудливой змейкой, посредине была ярко-белая и тускнела по краям. И идти точно по ней? То есть петлять? Ну ладно.
Минуты через три Вадим почуял неладное. Дом не приближался; зато всё вокруг отдалялось. Он оглянулся, увидел складной фонарь наподобие торшера, который взяла с собой Лаки. И она помахала Вадиму: «Иди, мол, не останавливайся».
Он шёл, и шёл, и шёл. Тропинка петляла, и сам Вадим петлял вместе с ней. А дом не приближался! Так прошло минут пятнадцать, тропинка внезапно перестала вести себя, как в сказке про Алису в Зазеркалье. И только сейчас Вадим увидел, что сад, и прочее словно бы прорастают из каменного ровного пола, по которому он шёл до того, возле самого дома и шагов на тридцать вокруг были клумбы и тропинки, а дальше начинались вкрапления камня, и постепенно начинался просто камень. Вадим ещё раз оглянулся. Ничего не видно, вокруг было светло, как днём! Вадим запрокинул голову, и оторопел ещё раз. Солнце! И облака! Но как??
Ладно, это потом. Вадим подошёл к двери и постучал. И дверь отворилась мягко, беззвучно.
– Здравствуйте, – позвал Вадим, проходя внутрь. Аккуратно закрыл дверь за собой. – У вас дверь была открыта.
И внутри всё такое нарядное, словно в кукольном домике! Ковровые дорожки. Стол – резной, произведение искусства! – и кружевная салфетка поверх. Печь (видно, что ею пользуются и следят) была аккуратно побелена, нет ни сажи, ни грязи, ни трещин. Лавка у входа, веник для валенок, что ли? Но ведь лето на дворе!
Дверь в следующую комнату была открыта. Вадим заметил движение слева, там, на лавке возле печи, лежала и дремала в корзинке небольшая трёхцветная кошка. Открыла глаза, посмотрела на человека, зевнула и закрыла глаза вновь.
– Здравствуйте! – повторил Вадим, ощущая себя глупо. И где же хозяйка? Судя по намёкам, можно и вовсе не увидеть её. И в чём заключается эта профилактика? Если Док действительно выдал капсулу той самой панацеи, то все хвори, если они и были, через пару часов пройдут навсегда. Тогда зачем он здесь?
Звук. Новый звук, Вадим не сразу опознал его. Пришло понимание, что это часы, ходики. В соседней комнате? Вадим оглянулся и увидел новый сюрприз: не стало входной двери. Ровная стена! Всё остальное осталось, а дверь исчезла.
Ну хорошо. Ощущая себя той самой Алисой в Зазеркалье, Вадим медленно прошёл вперёд. И точно, на стене слева от входа висели часы. И тоже детские на вид, словно игрушечные. В форме скворечника, а гирьки в виде еловых шишек каждая. Надо же! Ковёр на полу – сложный узор, мозаика с мельчайшими деталями. И ещё стол, и четыре стула. И всё это резное, чистое, нарядное. «А вон в том углу, – припомнил Вадим, – у бабушки стоял телевизор».
Звук позади; Вадим обернулся – никого. Что-то упало там, на кухне? Показалось? Вадим вновь обернулся… и увидел телевизор. На такой же тумбочке, которая стояла в бабушкином доме! Вот это да! Откуда взялся?
– Так это её дом?! – удивился вслух Вадим. Следующая дверь, в спальню, открыта. Но туда как-то не очень хотелось, там полумрак, задёрнуты шторы, и две кровати, каждая с пирамидкой подушек. И тоже как у бабушки! И комод справа от входа. Что творится, где он?
– Это дом моей бабушки?
Снова движение. Снова кошка! На этот раз корзинка стоит на полу у стола, откуда взялась, вроде бы не было? Кошка или такая же… или та же. Спит, не обращая внимания на человека.
– Как интересно, – прошептал Вадим, и решил вернуться на кухню. Вернулся – корзинка на лавке, и кошка в той же позе. Бок, это видно, приподнимается и опускается – дышит. Ноль внимания на человека. А вторая, но её не видно! И тут Вадим понял, что невозможно встать так, чтобы видеть обеих кошек сразу. Шагнул вправо – увидел ту, что в гостиной, шагнул влево – увидел ту, что в кухне.
Что-то пронеслось мимо, он не заметил, что это было, но порыв ветра скользнул по щеке. Вадим оглянулся и замер.
Сознание не сразу восприняло то, что видели глаза. Она стояла на расстоянии пары шагов, светловолосая девушка, на вид лет шестнадцати. Голову и плечи видно отчётливо, а ниже (Вадим опустил взгляд, смутился, и тут же поднял) всё словно окутано туманом. И похоже, она не одета.
– Здравствуйте, – повторил Вадим в который раз. – Я Вадим Плетнёв.
Девушка кивнула, улыбнулась, и… словно пропела несколько тактов песенки. Интересно звучало – вроде голосом, но изобразила инструмент наподобие флейты. И что это значит?
Она – облако клубящегося тумана – шагнула к нему. И лицо её изменилось, на глазах стало лицом Галки. Вот чёрт, ведь совсем забыл про неё! Что с ней стало, где она сейчас? Небось ищет уже, с ума сходит…
Девушка – Галка? – отрицательно покачала головой. И вновь потекли очертания, и человеческая голова стала превращаться в кошачью, в голову домашней кошки! И, похоже, именно той трёхцветки, что лежала в корзинке!
Вадим, сам от себя не ожидая, осторожно протянул руку (девушка, или что это теперь было, не отшатнулась, никак не выразила недовольства), и прикоснулся ко лбу. Погладил его, поражаясь тому, насколько мягкая шерсть. И услышал… что существо перед ним мурлычет. Да громко!
Вадим улыбнулся и осторожно отвёл руку. «Кошка» приподняла губу, отчего выражение морды-лица стало улыбающимся. И вдруг разинула пасть во всю ширь и зашипела! Ноги чуть не подкосились. А из тумана перед Вадимом возникли две лапы, на каждой выпущены когти, сантиметра по три в каждом. Вадим успел ещё подумать: «Чем же я разозлил её?», как обладательница когтей отступила на шаг, а потом бросилась на Вадима.
Но оказалось, что бросилась не «на», а «сквозь» словно Вадим стал бесплотным. Его словно огромной подушкой огрели по лицу, он выдохнул, а вдохнуть не удалось, горло словно клещами сдавили. Вадим тщетно старался вдохнуть, изо всех сил… пока не понял, что упал на четвереньки, и дышит судорожно, из последних сил, а лёгкие горят огнём.
«Мр-р-рау!»
Он сумел оглянуться. Позади него по полу сновали… мыши? Что-то ещё? А трёхцветная кошка ловко прыгала за ними и наносила удары лапой. Не переставая вопить и шипеть. И с каждым ударом одной бегающей мышью становилось меньше. Вадим с трудом поднялся. Лёгкие ещё обжигало, на губах держался привкус крови. Что это было? Кошка, он заметил, уселась умываться, а мыши… Вряд ли это были мыши. Выглядели они, скорее, чёрными кляксами, они исчезали, то ли в пол впитывались, то ли что ещё. Кошка чихнула и замерла, глядя на человека, она держала перед собой переднюю правую лапу и выкусывала что-то между когтей.