Константин Владимирович Яцкевич
Ландерфаг
По всей стене над верстаком располагалось несколько более узких полочек на которых стояли коробочки и баночки со свёрлами, винтиками, шурупами, гвоздями и прочим крепежом. Чуть выше полок на самой деревянной стенке сарая на гвоздях и скобах висело множество всякого диковинного инструмента слесарного и столярного назначения.
У Никиты буквально разбежались глаза от такого многообразия инструмента и всякой мелкой всячины, свидетельствовавшей о том, что хозяин хутора очень много работает руками и хорошо разбирается в слесарном и столярном деле.
По всему периметру сарая на высоте человеческого роста было оборудовано два уровня более широких деревянных полок на которых не очень толстым слоем были аккуратно разложены пучки и вязанки различных лекарственных растений, по всей видимости уже готовых к использованию.
Казимир начал перечислять виды растений, разложенных на полках, названия которых были неизвестны и совершенно ничего не говорили Вере и Никите.
На самых верхних полках на высоте около двух метров через равные интервалы и до самого конца сарая лежали поперечины от одной стенки сарая до другой, сделанные из обтёсанных стволов молодых хвойных деревьев толщиной не более пяти сантиметров, на которых были аккуратно развешены пучки, по всей видимости, ещё сохнущих растений. Под крышей сарая от левого торца до правого было натянуто несколько рядов верёвок на которых также плотными рядами висели вязанки с сохнувшими или уже высохшими лекарственными растениями разных видов.
Справа от двери вдоль стены сарая стояли сложенные лопаты, тяпки, вилы, грабли и другие инструменты, говорящие о том, что хозяин активно занимается подсобным хозяйством. В самом конце сарая на полу были сложены какие-то материалы и конструкции из дерева, назначение которых трудно было предположить. Как и говорил Казимир, сарай представлял собой одновременно склад и мастерскую.
Между сараем и третьей постройкой был оборудован навес под которым до самой крыши были сложны дрова и несколько больших круглых чурбаков по типу тех, на которых они сидели когда пили чай.
Далее Казимир показал гостям третью постройку, которая оказалась одновременно и курятником и небольшой фермой для кроликов. Помещение было похоже на небольшой сарай, разделённый перегородкой, отделявшей курятник и ферму от сенохранилища.
За фермой и почти у самого ручья была небольшая и сильно просевшая рубленая баня с коптильней.
Затем он провёл их к ручью, который протекал сразу за забором практически по самой границе хутора почти по всему периметру, обсаженному уже довольно старыми яблонями, сливами и вишнями. Год был, по всей видимости, неурожайным и деревья отдыхали, поскольку плодов не было видно.
Лесной ручей с необыкновенно чистой и холодной водой протекал буквально в нескольких метрах от символичного бревенчатого забора и огибал большую часть хутора, служа естественным заграждением от луга, протянувшегося далее до самого леса.
– Гэта мая водная мяжа, – с улыбкой сказал хозяин, показывая на ручей, и добавил, – Вада ў ім вельмі чыстая, можна піць, але я бяру ваду для піцца з самой крыніцы. Яна тут за хутарам, – сказал Казимир, указывая на заросли ивы в правой части хутора на краю леса.
– У гэтым ручаі стронга водзіцца і нават хар’юз,* – с гордостью отметил Казимир.
* Харъюз – местное название хариуса. Также именуется липня, липень. Хариус – одна из очень редких, ценных в пищевом отношении и одновременно красивых беларуских рыб. Окраска его в период размножения становится очень яркой, на спине и боках выше боковой линии хорошо заметны мелкие тёмные пятнышки и бурые продольные полосы.
Особенность хариуса – очень большой верхний спинной плавник, похожий на флаг или парус, который покрыт ярким узором из пятен, причем, рисунок этого плавника и расцветка узора имеют заметные отличия у рыб разных водоёмов. Наиболее интенсивная окраска у хариусов, обитающих в самых чистых водоёмах.
Образ жизни хариуса в целом близок к образу жизни форели ручьевой – обитает он в быстротекущих ручьях и реках с холодной чистой водой, однако высоко, до истоков, не поднимается. На зиму хариус уходит от перекатов на более глубокие места.
С 1981 г. хариус включён в Красную книгу Беларуси как редкий вид, который может в ближайшем будущем полностью исчезнуть из водоёмов республики.
– У часы паводак вада ў ручаі можа падымацца на паўтара метра і даходзіць да самога куратніка, – добавил Казимир.
– А вы тут что один всё время живёте? – поинтересовалась Вера.
– Ну, чаму адзін, са мной сабакі, куры, трусы, пушча. Людзі зрэдку прыходзяць з лясніцтва і мясцовыя за саветамі. Сын часам прыязджае, людзей прывозіць, я не адзін, – ответил Казимир.
Видя то, как часто Казимир меняет русский язык на беларуский, у Никиты сложилось представление, что на беларуском он говорит тогда, когда речь касается чего-то очень личного и близкого ему, а на русский переходит, когда говорит о каких-то отвлечённых или медицинских вопросах.
Познакомив гостей с правым крылом своего поместья, Казимир повёл их в левое крыло хутора, примыкавшее к лугу.
– А тут у мяне і агарод і дзялянкі для лекавых раслін, – сказал Казимир, указывая на некоторое подобие грядок, часть которых была пуста, а на некоторых торчали аккуратно подстриженные кустики каких-то растений. Грядки на разработанном участке, размером сотки в три, были расположены небольшими пятнами и на каждой грядке произрастали разные растения.
– Тут у мяне шалфей расце, – показал на низкие серебристо-серые кустики Казимир, – Там крывавец i няхворашч, а там далей рута, мядоўка i гiсоп. У самым канцы жывасiл, мар’iн корань i іншыя травы. Усіх не пералічыць. Палову траў збіраю ў пушчы. Ну як вам мая гаспадарка? – с некоторой гордостью подчеркнул Казимир.
– Хозяйство большое, – заметила Вера. – И как вы тут один управляетесь со всем?
– Я ж вам казаў, што я тут не адзіны. З Божай дапамогай спраўляюся. Ну што, пойдзем у хату, я вас Налібоцкiм мёдам пачастую?
Вера посмотрела на Никиту, точно задавая безмолвный вопрос: «Ну что пойдём?» Никита же, очарованный местной экзотикой и особенностями традиционного хуторского быта, которого ему в живую никогда ранее видеть не доводилось, наоборот, хотел узнать обо всём как можно больше.
– А где у вас тут электричество, Казимир Владиславович, что-то я столбов ЛЭП нигде не видел? – неожиданно задал вопрос Никита.
– А тут няма электрычнасці, – ответил Казимир.
– Как, совсем нет? – с недоумением переспросил Никита.
– Ну, генератар ў мяне ёсць для розных патрэб, а для асвятлення толькi керасінка і лампадка. А навошта днём святло?
Видя нерешительность на лицах гостей, Казимир повёл их в дом. Шедший всё время сзади Денис, в тот момент, когда отец проходил мимо него, неожиданно обратился с нему просьбой.
– У меня после обеда дела в Рубежевичах, друг должен подъехать. Можно было бы не засиживаться?
– Паспееш, – сухо буркнул в ответ Казимир.
Поднявшись по истёртым деревянным ступенькам, Вера и Никита вошли в дом вслед за Казимиром и Денисом.
Дом был явно очень старым и представлял собой сильно потемневшую от времени традиционную бревенчатую конструкцию на невысоком фундаменте из валунов, которая внутри была разделена условной перегородкой на две неравные половины, а большая половина была, в свою очередь, разделена ещё одной перегородкой. Данная планировка позволяла иметь небольшую прихожую-кухню и три небольших комнаты, одна из которых была совсем маленькая.
Пол в доме был дощатый, покрашенный обычной половой краской, которая местами была стёрта до самого дерева. Стены в доме были обшиты вагонкой, а поверх неё грубо поклеены старыми и уже выцветшими обоями, по всей видимости, ещё советских времён. В каждой из комнат было двойное окно с маленькой узкой форточкой. Потолок был зашит старой и уже потемневшей от времени фанерой. Как ни странно, но при отсутствии централизованного электроснабжения в доме всё же была сделана наружная разводка и даже висели старые люстры, покрытые толстым слоем пыли.
Всё в доме говорило, что он был построен ещё в советские времена и с тех пор в нём ничего не изменилось.
В кухне-прихожей стоял стол, накрытый старой клеёнкой, три стула, причём, разных, старенький деревянный сервант ручной работы и кухонный шкафчик с посудой. Возле левой стенки символической кухни, обшитой листами пластика и выполнявшими роль изоляции и кухонного фартука, стояла старая газовая плита на четыре конфорки, подключенная к большому газовому баллону, который стоял совершенно открыто в самом углу.
В доме был очень специфический запах, который нельзя было назвать запахом прели, а в котором скорее присутствовали оттенки затхлости на фоне других более сильных и стойких запахов, среди которых выделялся запах трав, смирны или ладана. В центральной части дома до начала перегородки стояла небольшая и очень аккуратная печь с подпечком, но без полатей*, обложенная обычной облицовочной плиткой белого цвета.
* Полати – лежак или лежанка из досок для спального места.
Сделав гостям небольшую экскурсию по дому, Казимир предложил всем сесть за стол, а сам со словами:
– Ну вось так я і жыву, – пошёл в комнату за ещё одним стулом.
Денис поставил на газовую плиту чайник с водой, затем достал из серванта пакет с травяным сбором и четыре чашки с блюдцами. Казимир принёс четвёртый стул и принялся готовить смесь для заварки. Через несколько минут чайник закипел. Отлив немного кипятка в заварник, Казимир встряхнул его круговым движением, давая ему согреться, а затем вылил остатки кипятка в ведро. Отмерив на глаз нужное количество смеси, он ловко высыпал её с ладони в большой заварник и залил кипятком, накрыв сверху вафельным полотенцем. Затем он достал из серванта небольшой туесок из бересты и с улыбкой добавил:
– А гэта асаблівая рэч, якая дадаецца ў канцы.
Казимир встал со стула, подошёл к стенке и, опустившись на колени сказал:
– Зараз вы ў мяне паспрабуеце сапраўднага ляснога мёду ад дзікіх пчол.
Затем он поднял за врезанное в пол металлическое кольцо одну из широких половых досок в прихожей, под которой оказался вход в погреб. Спустившись по ступенькам вниз, через минуту он вылез оттуда с трёхлитровой стеклянной банкой, доверху набитой желто-коричневыми кусками сот. Разложив по блюдцам куски сот, Казимир предложил Вере и Никите попробовать его на вкус перед чаем.
– Никита осторожно взял кусочек сотового мёда и не зная как с ним обращаться спросил у Казимира:
– А что с ним делать, так и кусать?
– Да, кусать и жевать, причём, тщательно, пока во рту не образуется твёрдый восковый шарик, – снова перешёл на русский Казимир и добавил, – а вощину не выбрасывать, а складывать сюда, – и указал на блюдце.
Лесной мёд имел очень тонкий и насыщенный вкус в котором трудно было выделить какой-то отдельный медонос. Никита принялся жевать вощину, не зная как долго это нужно делать, а Казимир точно читая его мысли добавил:
– Жуй, жуй, в сотах много полезных веществ. Пчёлки покрывают соты тонким слоем прополиса и когда запечатывают забрус используют прополис, а это целебный бальзамический продукт – один из самых сильных природных антисептиков, который заживляет раны и воспаления.
– У тебя стоматита не было после химиотерапии? – переспросил Казимир.
– Был, – ответила за Никиту Вера, – ни глотать ни жевать не мог всю неделю.
– Во-о-от, – протянул Казимир, – это грибковая инфекция на фоне подавления иммунитета, а прополис – лучшее средство лечения и профилактики, – как бы подтверждая собственные слова сказал Казимир, после чего встал и, убрав с чайника полотенце и крышку, засыпал в заварник чайную ложку порошка коричневого цвета из берёзового туеска. Перемешав содержимое чайной ложкой, Казимир снова закрыл чайник крышечкой, положив поверх полотенце.
– Через минуту будет готов наш налибоцкий бальзам. Это рецепт самого Вартимея, – ещё раз с гордостью повторил Казимир, – чай наделяет целебными свойствами именно эта добавка. Она оживляет чай.
– А что входит в её состав? – поинтересовался Никита.
– В состав входит два вида грибов, три вида корней и четыре вида лесных ягод. Всё тщательно перемешивается в особой пропорции и в итоге получается бальзамическая смесь, придающая чаю целебные свойства.
Казимир взял заварник, сделал им несколько круговых движений, перемешивая содержимое, и не снимая полотенца, каждому налил по кружке того же ароматного чая вишнёво-коричневого цвета.
Сделав по маленькому глотку, Вера и Никита снова почувствовали уже знакомый насыщенный травный букет с кисловатым бальзамическим привкусом.
– Ну что вы решили, остаётесь или нет? – снова задал вопрос Казимир.
– Я даже не знаю, Казимир Владиславович, – робко ответила Вера, – Мы же с Никитой не планировали у вас оставаться. Так, Никита?
Никита в ответ только пожал плечами.
– А если мы примем ваше приглашение, вы нам потом не выставите задним числом счёт за услуги? – как-то нерешительно переспросила Вера.
– Странные вы люди, всё понимаете двояко и с подтекстом. Я же вам уже назвал свои условия. Я принимаю только пожертвование, а – это столько, сколько вы можете заплатить по возможностям, хоть спаси Господи, хоть две лепты от бедной вдовы. Никаких расценок у меня нет. Лечу не я, лечит дух, а как можно оценивать дух. На целительстве нельзя делать бизнеса, поймите – это духовный закон. Ко мне тут приезжал лет восемь назад один заезжий бизнесмен – Девин, предлагал организовать бизнес на хуторе по лечению больных и по две тысячи долларов брать с каждого за две недели моей фитотерапии. Как я ему не объяснял, что нельзя делать бизнеса на болезни и страдании людей, он так и не понял. В итоге мне пришлось охладить его пыл в холодном ручейке за домом вместе с фотокамерой после чего он спешно убрался отсюда и всю дорогу меня вспоминал – фак, Ландер фак. Вот какое у меня отношение к деньгам.
Вера несколько растерялась от такой отповеди Казимира и смущённо опустила глаза.
– Ну а ты что молчишь, приятель? – обратился к Никите Казимир, – принимай решение: остаёшься у меня или едешь в Минск?
Возникла неловкая пауза, после которой Казимир повторил свой вопрос:
– Я ещё раз спрашиваю, Никита, ты остаёшься или едешь обратно?
– Остаюсь, – неожиданно ответил Никита.
– Вот это слова мужа, – с улыбкой прокомментировал Казимир.
Вера посмотрела на сына несколько растерянным и удивлённым взглядом, а потом добавила:
– Я же никаких вещей тебе не взяла, Никита, а вдруг похолодает.
– Не похолодает, ещё неделю будет держаться летняя погода, – спокойно ответил Казимир.
Вера суетливо полезла в большой пакет и достала оттуда картонную папку и небольшой полиэтиленовый пакет с лекарствами Никиты.
– Вот как знала, сынок, взяла твои лекарства. Тут от головной боли, противосудорожные и противоопухолевый сбор из Рубежевич.
Понимая, что дело двигается к завершению, Денис напомнил отцу, что продукты, которые тот просил, он оставил на столе в его комнате и вышел во двор.
– А у вас тут связь какая-то с миром есть в случае чего? – неожиданно задал вопрос Никита.
– А ты что уже чего-то боишься? У меня есть проплаченный до конца года мобильный, – спокойно ответил Казимир. – Здесь на хуторе связи нет, но в нескольких километрах за лугом есть смотровая охотничья вышка, там ловит и с неё можно звонить. Так что ежели что, я позвоню Денису, а он свяжется с вами. Да вы не волнуйтесь, Вера Николаевна, ничего с вашим парнем у меня не случится. Он здесь будет под надёжной опекой, не сомневайтесь, – ободряюще сказал Казимир и все вышли из дома.
У Никиты был с собой в сумке заряженный дома смартфон и пауэрбанк и это его несколько успокоило. Жаль было другого, что на хуторе нельзя было пользоваться ноутбуком и интернетом.
– Ой, Вера Николаевна, идёмте в дом, я вам гостинца дам – сотового медку и фирменного фиточая, – внезапно предложил Казимир и буквально силой потащил Веру назад в дом. Закрыв только начатую банку мёда полиэтиленовой крышкой и отсыпав в пакет из-под хлеба травяного чая, Казимир опустил всё это в большой пакет Веры, в котором для этого как раз было место.
– Ой, большое спасибо, Казимир Владиславович, – поблагодарила Вера и собралась было уходить, но Казимир её удержал со словами:
– Няма за что, у мяне гэтага дабра шмат, толькі есці няма каму. – Вера Николаевна, у меня к вам один сугубо личный вопрос, – уже по-русски спросил Казимир.
– С вас Денис брал какие-то деньги за доставку на хутор, только честно, мне это важно знать?
– Да, брал, сто долларов, – несколько замявшись, стыдливо ответила Вера.
– Так я и знал, вот засранец, сколько раз уже ему говорил, – с досадой ответил Казимир.
– Подождите одну минуту. Казимир пошёл в комнату и через минуту вышел оттуда, держа в руках сложенную стодолларовую купюру.
– Вот возьмите ваши деньги обратно. Я никогда не начинаю работать с кем-либо, если у меня уже есть перед человеком денежное обязательство, это моё правило, правило безупречности.
Вера несколько озадаченная таким поворотом, тем не менее взяла деньги и они вместе с Казимиром вышли из дома догонять Дениса и Никиту, которые ожидали их на самом краю леса, за которым была машина.
Дойдя до машины, Вера ещё раз попрощалась с сыном, поцеловав его в щёку, точно расстаётся на очень длительный срок и со словами:
– Всего хорошего, сынок, сразу же звони мне если что, – с этими словами Вера села в машину. Денис завёл двигатель и не давая машине прогреться сразу же дал задний ход для разворота после чего машина быстро скрылась за молодым ельником.
Ландерфаг
– Ну что парень, остаёшься со старым Ландерфаком, – с иронией сказал Казимир, и положив руку на плечо Никиты они пошли обратно на хутор.
– Как мне к вам обращаться, Казимир Владиславович, – поинтересовался Никита.
– А так и обращайся – Ландерфак или Ландерфаг. По-моему хорошее прозвище, я не люблю официозности и серьёзности, а Ландерфаг и звучит хорошо и смысл содержит.
– Мне кажется Казимир Владиславович будет лучше с учётом вашего возраста.
– Нет, дорогой мой, для тебя лучше будет именно Ландерфаг и это моё первое условие. Пойдём в дом, я покажу тебе твою комнату.
Казимир показал Никите его комнату, которой оказалась та самая маленькая комнатка во второй половине дома, где на площади не более девяти метров квадратных умещались старая панцирная кровать, прикроватная тумбочка и небольшой сервант. Комната Казимира была прямо напротив за перегородкой и в ней было две кровати, одна из которых такая же панцирная стояла вплотную к печи, а другая деревянная стояла у самого окна. По всей видимости та кровать, что стояла у самой печи, была зимней, а у окна – летней.
Как бы упреждая заранее вопрос Никиты о том, почему им нельзя спать в одной комнате, Казимир пояснил:
– У меня очень неспокойный сон и мне нужно время от времени становиться на молитву, Никита, посему спать тебе лучше в отдельной комнате.
Во время знакомства с домом, Никита сразу обратил внимание на то, что в комнате Казимира над кроватью, что стояла у окна, висела икона, а точнее список с иконы Христа Пантократора,* под которой была небольшая самодельная полочка с масляной лампадкой тёмно-синего цвета с золочёным рисунком по глазури.
* Икона Христа Пантократора из монастыря Святой Екатерины считается одной из наиболее древних икон, написанных предположительно в VI веке нашей эры. В настоящее время сама икона хранится в монастыре Святой Екатерины на горе Синай в Египте. Особенность этой иконы в том, что запечатлённый на ней несколько ассиметричный лик Христа, считается наиболее точным отражением реального лица Спасителя.
Религиозные мысли давно волновали Никиту, который своим сердцем чувствовал наличие Бога, как некого единого начала всего сущего, но никак не мог этого объяснить и понять своим пытливым умом программиста. Данная дилемма по существу и вызвала у Никиты глубокое разочарование в вере, поскольку в церкви, куда его изо всех сил направляла мать, он столкнулся совсем не с тем, что он ожидал от религии и как он представлял себе религиозность. Именно поэтому, увидев икону спасителя в доме Казимира, он понял, что хозяин дома, должно быть, верующий человек, у которого он сможет кое-что об этом узнать. Это был один из веских аргументов у Никиты в пользу того, чтобы остаться на хуторе у Казимира.
Войдя в дом, Казимир и Никита снова сели за стол в кухне-прихожей, на котором ещё стояли не убранные после чаепития чашки и блюдца с остатками мёда.
– Вы верующий, Казимир Владиславович? – поинтересовался Никита.
– Конечно, в нашем деле без веры никак нельзя, просто невозможно, – со своей привычной улыбкой ответил Казимир и добавил: – Мы же с тобой условились, что ты будешь обращаться ко мне Ландерфаг и давай сразу перейдём на ты, поскольку так мне будет проще, – ответил Казимир.
– Извините, Ландерфаг, – ответил Никита, в первый раз назвав Казимира Ландерфагом и ощутив некоторую неловкость от столь странного имени.
– Не извините, а извини. Я люблю простоту и доверительность, – заметил Ландерфаг.
– Мне просто ещё не доводилось так ни к кому обращаться, – несколько оправдываясь ответил Никита.
– Не доводилось, так придётся, мой друг. В жизни многое приходится делать в первый раз. Ты в гостях у Ландерфага и тебе за короткое время предстоит много что узнать и много чему научится, поэтому будь предельно внимателен к тому, о чём я тебя прошу и буду просить. Да, я верующий, но правильнее всё же будет сказать знающий Бога, а не верящий в Него. Верят в Бога те, кто Его не знает и не видит, а я Его и знаю и могу видеть, поэтому мне нет нужды в него верить.
Никита промолчал, подумав про себя, что Ландерфаг или куражится над ним или просто набивает себе цену. Тем не менее, нисколько не смутившись, он задал вопрос Казимиру:
– А я читал, что Бога никто никогда не видел?
– Правильно читал, – ответил Ландерфаг. – Телесным зрением Дух увидеть невозможно, но Дух можно созерцать внутренним духовным восприятием, как свет. Мы с тобой об этом как-нибудь поговорим. Меня сейчас интересует другое – почему ты разочаровался в вере? В твоей ситуации вера – это один из столпов и поручней, за которые можно держаться.
– Я ещё до болезни ходил с матерью в церковь к отцу Николаю, бывал в праздничные дни на его проповедях, несколько раз исповедовался и причащался, но какой в этом смысл, если это никак не помогло мне в жизни. Да и атмосфера там, откровенно говоря, не самая здоровая, одни пенсионеры и не совсем адекватные люди. Там просто нечего делать нормальному здравомыслящему человеку.
– Здесь я с тобой могу согласиться, – неожиданно поддержал Никиту Ландерфаг. – Сегодня от веры осталась одна обёртка, внутри которой пустота, но это не значит, что веры совсем не существует. Я бы сказал, что не осталось носителей веры, как живых примеров духовной силы, а остались одни лицедеи, имитирующие веру, но не имеющие ни знания ни силы. Вот мой учитель Вартимей Махлис или как его ещё звали Вартимей Лавришевский был таким примером и глядя на него люди верили в Бога и понимали, что дух есть.
– А чем он был так известен и знаменит? – поинтересовался Никита.
– Он был настоящим целителем от Бога, каких уже нет, поскольку обладал большой духовной силой и глубоким знанием. Простые люди его очень уважали, а священники и епископы его боялись, как огня, поскольку он мог одним лишь взглядом как поразить человека, так и исцелить. В нём обитал дух, т.е. сила, которой нет ни у одного смертного человека и одно его присутствие вызывало благоговение перед его силой.
– А как он таким стал и откуда он получил этот дух? – неожиданно поинтересовался Никита.
– На твой вопрос, Никита, сложно ответить однозначно, – сказал Ландерфаг. – Дух – это непостижимая сила, о которой трудно сказать что-то конкретное. Я точно знаю лишь одно – это самая могущественная и благородная сила, которая сама выбирает себе обиталище в душе и сердце человека по только ей ведомым критериям. Вартимей Махлис был тем человеком, которого почтил своим присутствием дух, вот и всё. Он мне рассказывал, что в молодости подвизался послушником при мастерских в Лавришевском монастыре*, а это один из старейших монастырей Беларуси, который был основан во второй половине VIII века ещё до крещения Руси.
* Лавришевский монастырь в Новогрудской и Лидской епархии Белорусской православной церкви является самым ранним по времени основания из действующих мужских монастырей в Беларуси. Монастырь расположен близ дер. Гнесичи (Щорсовский сельсовет Новогрудского района Гродненской области), справа от реки Нёман.
Лавришевский монастырь был одним из важнейших духовных центров на белорусских землях со времени основания Великого Княжества Литовского и первым из белорусских монастырей, который, по историко-документальным сведениям, получил название лавры.
По Галицко-Волынской летописи, старший сын первого великого князя Миндовга Великого Княжества Литовского – Войшелк принял постриг и по прошествии трёх лет «основал себе обитель на реке на Нёмане между Литвой и Новым городком, и тут жил» предположительно в 1257 г.
В дальнейшем, после гибели Миндовга, Войшелк был вынужден выйти из монастыря, чтобы возглавить Великое Княжество Литовское в 1264 – 1267 гг.
После восстановления порядка Войшелк передал правление великому князю Шварну Даниловичу (мужу своей сестры), а сам удалился в Угровский монастырь в Волынской земле.
От предполагаемого иноческого имени Войшелка – Лаврентий (Лавриш) – возможно, местность и получила название Лавришево.
Первым настоятелем монастыря был Елисей, согласно житию, он, возможно, являлся сыном Тройденя, великого князя Великого Княжества Литовского в 1270 – 1281 гг. По некоторым сведениям, духовным отцом Елисея был Лаврентий Туровский.
В начале XIV века (не позже 1329 года) для монастыря было переписано знаменитое Лавришевское Евангелие – выдающийся пример иллюстрированной рукописной книги Средневековья. Календарная часть Лавришевского Евангелия в значительной мере схожа с Холмским Евангелием, написанным в последней трети XIII века.
В XVI веке в монастыре были собственные школа и библиотека, насчитывающая более 300 томов.
Монастырь неоднократно горел (в 1628 г. и в 1915 г.) и восстанавливался заново, а также несколько раз переходил из православия в униатство и обратно.
В 1824 г. в Лавришевском монастыре проживало 5 насельников, последним настоятелем был иеромонах Леонтий (Аколов). В 1836 г. монастырь был упразднен, Успенская церковь обращена в приходскую униатскую; с 1839 г. опять возвращена в православную.
Попытка возродить Лавришевский монастырь была предпринята в XX веке стараниями еп. Минского и Туровского сщмч. Митрофана (Краснопольского) и гр. К. А. Хребтовича-Бутенёва. В 1913 г. на территории обители была построена деревянная церковь во имя прор. Елисея, вскоре возведены братский корпус и дома паломников. Возрожденный монастырь числился как Лавришевское подворье Минского архиерейского дома. В обители проживали с 1913 г. иером. Донат (Литвинко), монахи Геронтий (Белозубов) и Илиодор (Уколов). В 1915 г. в результате военных действий храм был разрушен, а братия покинула подворье.
В 1993 г. архиеп. Белостокский и Гданьский Савва (Грыцуняк) и еп. Новогрудский и Лидский Константин (Горянов) освятили место, где стоял монастырский храм. В 1997-1998 гг. был возведен и еп. Новогрудским и Лидским Гурием (Апалько) освящен храм во имя преп. Елисея Лавришевского. Впоследствии близ храма был построен корпус, в котором поселилась братия.
В 2001 г. при храме зарегистрирован приход, а 21 апреля 2007 г. решением Синода Белорусской Православной Церкви он преобразован в мужской монастырь, настоятелем является архиепископ Новогрудский и Слонимский Гурий, наместником игумен Евсевий (Тюхлов).
В 2018-ом году был реставрирован главный храм обители в честь преп. Елисея Лавришевского.
– Вартимей Махлис мне рассказывал, что юношей работал в мастерских обители, где его наставником был иеромонах Донат – один из немногих, кто владел умной молитвой и был монастырским травником. После пожара 1915 года Вартимей сохранил у себя много редких книг из монастырской библиотеки, включая отеческие писания и лечебники – книги по травам и целительству. Из них-то он и узнал множество тайн о том, как обретается духовная сила и что такое настоящее целительство.
После разрушения монастыря в 1916 г. Вартимей стал промышлять целительством и травным промыслом на новогрудщине и это дело у него так хорошо пошло, что его известность дошла до Рубежевичей, где в то время ещё существовал травный промысел и велась заготовка лекарственных растений как раз на месте травной аптеки Анатолия. Там Вартимей Махлис и остановился и там же мне выпала удача с ним познакомиться и стать его учеником. Как это произошло – отдельная история.
Он мне говорил как-то, что знал от Доната историю похищения из обители знаменитого Лавришевского Евангелия*, которое было вначале заложено за долги одному знатному шляхтичу, который тайно переправил его в Краков, а затем продал князю Чарторыйскому.
* Лавришевское Евангелие – уникальное рукописное иллюминированное напрестольное Евангелие-апракос, созданное в волынском скриптории в начале XIV века для Лавришевского монастыря под Новогрудком.
Евангелие – апракос (лекционар) представляет собой одновременно и Евангелие и богослужебные евангельские чтения на каждый день года, кроме шести недель Великого поста, для которых приводятся только субботние и воскресные тексты.
Первая вкладная грамота в Евангелие датируется 1329 годом, что иногда дает основания для датировки самого Евангелия. Некоторые исследователи связывают создание Евангелия с образованием в начале XIV века Литовской митрополии и с деятельностью православного новгородского князя Михаила-Кориата Гедиминовича. Основание им церкви в Новогрудке упоминается в первой вкладной грамоте в Лавришевское Евангелие.
При российском правительстве (между 1842 и 1882 годами) книга была тайно вывезена в Краков и оказалась в библиотеке князей Чарторыйских. В 2009 году в Беларуси на заседании комиссии по выявлению, возвращению, совместному использованию и введению в научный и культурный оборот национальных культурных ценностей, которые оказались за пределами Беларуси, был поднят вопрос о возврате Польшей Лавришевского Евангелия.
Благодаря факсимильному воспроизведению в киевском издательстве «Горобец», 1 марта 2019 г. в музее книги прошла церемония передачи в дар Национальной библиотеке Беларуси факсимильного издания Лавришевского Евангелия.
Никита очень проникся рассказом Ландерфага, ведь этой страницы духовной истории Беларуси он совсем не знал и она показывала ему Ландерфага уже не как самоучку или шарлатана, а как подвижника и преемника уникального духовного знания и традиции.
