Константин Шабалдин
Княгиня Женька Шаховская
Глава 2
Ресторан. Мало публики, уже поздно, официанты скучают. Женька за столиком справа в компании Распутина и его уныло пьянствующей свиты. За столиком слева Первый имажинист и Второй имажинист. За столиком в тёмном углу Яков (18 лет).
– Ты узнаёшь ту даму в перьях? Ту, рядом с Распутиным, – говорит Первый имажинист.
– Да, я сразу её вспомнил. Это же было лет пять-шесть назад? Да, нам тогда жрать было нечего, и мы с улицы забрели на какой-то дурацкий приём в купеческом доме. И там эта милая девочка пела гусарскую песню. Женя? Да, Женечка Андреева.
– Теперь она графиня Шаховская.
– А! Граф женился на деньгах?
– И приобрёл огромные проблёмы.
– Ты знаешь про неё?
Первый имажинист, заметно смутившись:
– Читаю газеты. Училась пению в Италии, наскучило. Вернулась и увлеклась автомобилями. Сама копается в моторах, участвует в гонках, ставит рекорды скорости. Фехтует, боксирует и ещё чёрт знает, чем занимается. Муж её не видит, дома она не бывает. Вот, теперь это: Распутин её новое увлечение.
– Странная графиня.
– Она явно не гналась за титулом. Родители постарались выпихнуть замуж, думали угомониться.
– Конечно, зачем ей титул с такими деньжищами!
– Нет, не в деньгах дело. Она…
– Дело всегда в деньгах.
– Нет.
– Да.
– Нет.
– Да – да.
– В ней есть что-то созвучное эпохе, может быть именно то, что мы ищем в своих стихах.
– О, брат, да ты заинтригован. Напиши про неё поэму! Нет, правда: вот если бы ты стихи про неё писал, какой взял бы образ? Нарисуй её одним единственным словом!
Первый имажинист размышляет, а Женька встаёт из-за стола и идёт к имажинистам.
– Она улётная, – говорит Первый имажинист, глядя на Женьку.
Женька подходит.
– Господа поэты!
Имажинисты встают и раскланиваются. Распутин падает бородой в ботвинью и засыпает. Женька бесцеремонно усаживается за стол к имажинистам. К ней подскакивает официант, но она небрежным жестом отсылает его.
– Я вижу, что прошли те времена, когда вы бутерброды таскали со столов в чужих домах, – ехидно говорит Женька.
Первый имажинист стремительно краснеет, а Второй имажинист с ещё большим ехидством отвечает Женьке:
– Да, у нас недавно вышел совместный сборник, получили изрядный гонорар. А у вас я вижу, тоже прошли времена, когда вас маменька от гостей прогоняла. Вы я вижу, нынче в прекрасной компании.
Он кивает на Распутина и его свиту, которая суетиться вокруг старца, оттирая ему бороду. Женька рассеянно смотрит на них, как будто не понимая, что это за люди и почему она с ними.
– Мы не с того начали, – говорит Женька имажинистам. – Я рада за вас. И я рада вас видеть. А эти мне ужасно надоели. Говорят, у вас намечается литературная дуэль с Маяковским? Это так интересно.
– Да, – говорит Первый имажинист. – Маяковский предлагал назвать это английским словом «батл», но мы решили придерживаться традиций.
– Батл? Чудовищно интересно. Вы меня приглашаете?
– Да! – Первый имажинист подпрыгивает на стуле от восторга.
– Да, Евгения Михайловна, обязательно приходите, – Второй имажинист более сдержан.
– Я приду. Я может быть, даже выступлю. Я ведь и сама немного сочиняю. Вернее, перевожу. Вот, например, из Элюара:
Из одиночества вдруг вылезла химера,
Закрыла тугой сиськой жизни мразь,
И распустив косу, заманчивой шпалерой,
Со мной играла в подлинную страсть.
И постепенно, в разжиревшей форме
Я растворился телом и душой.
Гниенье и упадок стали нормой,
Я примирился с грязью и войной.
Теперь я у химеры бесформенной в плену.
Могу ли говорить, что равнодушья сердцем не приму?
Женька выжидательно смотрит на поэтов, Второй имажинист отворачивается, а Первый имажинист говорит:
– Очень темпераментно.
– Манерно, Евгения Михайловна, манерно. Декадентов начитались, а они уже не в моде, – говорит Второй имажинист.
– Вам тоже не понравилось? – спрашивает Женька у Первого имажиниста.
– Уж очень вольный перевод, Евгения Михайловна. Я ведь помню этот текст. Там у Элюара: «Смогу ли сказать, что сердцем я против глупых причуд, рождённых одиночеством?». А про химеру там, извините, ничего нет.
Женька лишь презрительно усмехается.
В ресторан заходят Полицейский и Городовой. С ними ещё несколько полицейских в штатском, они держат руки в карманах, карманы оттопыриваются. Городовой показывает пальцем на Якова:
– Так вот он, ваше благородие. Точь-в-точь, как на фотографии. Он.
– Не тычь в него, дурья башка, – шепчет Полицейский и хватает Городового за рукав, но поздно – Яков их заметил и выхватил браунинг.
Полицейские в штатском тоже достают оружие. Яков опрокидывает стол и, прячась за столешницу, начинает пальбу. Ошалевшая публика в панике разбегается из-за столов, Женька визжит от восторга. Полицейский орёт:
– Не стрелять! Не стрелять!!
Но все стреляют. Городовой упал на четвереньки, вынул из ножен саблю. Он саблей показывает полицейским в штатском, что надо подкрадываться с двух сторон.
Распутин прячется под стол и кричит:
– Эсеры! Эсеры меня убивать пришли!!
Яков, перезаряжая браунинг:
– Кому ты нужен, старый козёл.
Яков лихорадочно озирается, замечает Женьку, которая, встав на цыпочки, показывает ему: «Оглянись, оглянись!». Яков оглядывается и замечает позади себя окно, задёрнутое плотной портьерой.
