Константин Сергеевич Аксаков
Богатыри времен великого князя Владимира по русским песням
Чурила Пленкович
Этот богатырь также имеет свой, совершенно особенный облик. Это изнеженный щеголь и волокита; об силе его нигде не говорится, он знаменит своею дружиною; но он находится в числе богатырей, и нет повода считать Чурилу не заслуживающим этого звания. Зато много говорит песня о пышности и щегольстве Чурилы. Вспомним, что ему поручает Владимир и платье выбрать для новобрачной, жены Дуная. У Чурилы, как видно из песни, своя сильная дружина, и он сперва живет отдельно и независимо. Это богатырь-начальник дружины, роскошный, щеголеватый, изнеженный и волокита. О Чуриле в «Сборнике» Кирши Данилова говорит только одна песня.
Песня начинается, как большею частью начинаются песни о богатырях и пирах Владимира: т<о> е<сть> в Киеве у князя Владимира идет пированье – почестный пир князей, бояр и богатырей, и Владимир-князь на пиру распотешился. В это время, когда весело стало князю Владимиру, подошли к нему незнакомые люди; их всех человек за триста, все они избиты и изранены. Они творят жалобу Владимиру. «Свет Владимир-князь! – говорят они, – мы ездили по чистому полю, вверху реки Череги, в твоем государевом займище. Ничего мы не наехали в поле и не видали ни зверя прыскучего, ни птицы перелетной. Мы наехали в чистом поле на толпу молодцев человек за пятьсот; они повыловили и повыгнали зверей и нас избили, изранили. Нет тебе, государю, добычи, а от тебя, государь, нам жалованья нет; дети и жены пошли по миру». —
Владимир-князь, стольной киевской,
Пьет, ест, прохлаждается,
Их челобитья не слушает.
Не ушла еще эта толпа со двора, пришла другая толпа, человек за пятьсот; это были все охотники-рыболовы, и тоже все избиты, изранены, и тоже творят жалобу: «Свет Владимир-князь! ездили мы по рекам, по озерам, на твое княженецкое счастье, ничего не поймали. Встретили мы людей, человек за пятьсот; повыловили они белую рыбицу, щук, карасей и мелкую рыбешку. Нам нет добычи, государь, а тебе приносу, а от тебя, государь, нет жалованья; дети и жены пошли по миру». —
Владимир-князь, стольной киевской,
Пьет, ест, прохлаждается,
Их челобитья не слушает.
Не сошли эти толпы со двора, пришли вдруг две другие толпы; первая толпа – сокольники, вторая толпа – кречетники; и все они избиты, изранены и также творят жалобу: «Свет Владимир-князь! ездили мы по полю чистому, вверху Череги, по твоему государеву займищу, на потешных островах, на твое княженецкое счастье. Ничего мы не видали; не видали сокола и кречета перелетного. Наехали мы только на молодцев за тысячу человек. Они повыхватали всех ясных соколов и повыловили белых кречетов, а нас избили, изранили; называются дружиною Чуриловою[25]». – «Кто это Чурила?» – спросил Владимир, схватившись за это слово. Выступил старый Бермята Васильевич и сказал: «Я давно, государь, знаю про Чурилу; он живет не в Киеве, а пониже малого Киевца».
Двор у него на семи верстах;
Около двора железный тын;
На всякой тынинке по маковке,
А и есть по жемчужинке;
Среди двора светлицы стоят,
Гридни белодубовые,
Покрыты седым бобром;
Потолок черных соболей;
Матицы-то валженыя;
Пол-середа[26] одного серебра;
Крюки да пробои по булату злачены.
Первые у него ворота вальящатые.
Другие ворота – хрустальные,
Третьи ворота – оловянные.
Услышав это, Владимир захотел видеть двор Чурилы Пленковича, скоро собрался вместе с княгинею, взял с собой князей, бояр и могучих богатырей, взял Добрыню Никитича и старого Бермяту Васильевича. Собралось их всех пятьсот человек.
И поехали к Чуриле Пленковичу.
Приехали к его двору: их встречает старый Плен (отец Чурилы).
Для князя и княгини
Отворяет ворота вальящатые,
А князьям и боярам – хрустальные.
Простым людям – ворота оловянные.
Наехало полон двор гостей. Пленко Сароженин повел князя и княгиню в светлые гридни[27], посадил их в почетное место; посадил князей, бояр и могучих русских богатырей, – и начался пир; понесли и яства и питья заморские, чтобы развеселить князя.
Веселая беседа, на радости день;
Князь со княгинею весел сидит.
Посмотрел Владимир в косящетое окно и увидал в поле толпу людей. «По грехам не случилось меня дома, – сказал Владимир, —
Ко мне едет король из Орды,
Или какой грозен посол».
Старый Пленко лишь только усмехается, а сам потчует: «Изволь ты, государь князь, со княгинею и со всеми своими князьями и боярами, кушать. Не король едет из Орды и не грозен посол, а едет храбрая дружина сына моего, молодого Чурилы Пленковича; когда он будет перед тобою, государь, тогда пир будет во полупире, будет стол во полустоле». Опять пьют, едят, потешаются; день вечереет, закатывается красное солнышко, в поле сгущается толпа, человек за пятьсот и до тысячи.
Едет Чурила ко двору своему;
Перед ним несут подсолнечник[28],
Чтоб не запекло солнце бела его лица.
Приехал Чурила к своему двору; прежде его прибежал скороход, заглянул на двор и увидал, что некуда ехать Чуриле с дружиною и с добычею. Тогда поехал Чурила с товарищами на свой окольный двор, там они остановились и принарядились. Догадался Чурила, что делать; он взял золотые ключи, пошел в подвалы глубокие, взял оттуда золота, сорок сороков черных соболей, другой сорок лисиц печерских и камку белохрущатую[29]; пришел Чурила к князю Владимиру и положил перед ним на убранный стол подарки. Рады были князь и княгиня, и князь сказал: «Чурило Пленкович!
Не подобает тебе в деревне жить,
Подобает тебе, Чуриле, в Киеве жить, князю служить».
Чурила не ослушался князя Владимира, сей час велел оседлать коня, и все поехали в Киев-град, к ласковому князю Владимиру.
В добром здоровье их бог перенес.
Приехали, соскочили с коней, пошли в светлые гридни и сели за убранные столы. Снова пир. Владимир посылает Чурилу Пленковича звать к себе в гости князей и бояр:
А зватого приказал брать со всякого по десяти рублев[30].
Чурила всех обошел, всех позвал, зашел к Бермяте Васильевичу, к его молодой жене, к Катерине прекрасной, и позамешкался там. Владимир-князь ждет его, что долго замешкался; наконец, спустя немного, пришел Чурила Пленкович.
Втапоры Владимир-князь ни во что положил;
Чурила пришел, и стол пошел.
Пили, ели, прохлаждались на веселом пиру и наконец разъехались по домам.
Поутру, рано-ранешенько,
Рано зазвонили к заутрене.
Князья и бояре пошли к заутрене; в то утро выпала пороша снегу, – и нашли они свежий след; удивляются князья и бояре: «Или заяц скакал, или бел горностай». А другие усмехаются и говорят: «Это не заяц скакал и не бел горностай, —
Это шел Чурила Пленкович
К старому Бермяте Васильевичу,
К его молодой жене, Катерине прекрасной».
Характеристика этого богатыря очень полно и верно обрисована уже в одной этой песне. Его щегольство доходит до того, что перед ним несут зонтик от солнца. Отношения его к жене Бермяты, о которых упоминается мимоходом, достаточно дополняют его характер. Мы уже говорили, что Чуриле поручает Владимир выбирать женское платье. Чурила еще является мельком, но и тут верный своему характеру, в одной песне, именно о Дюке Степановиче. Богатый Дюк на пиру Владимира стал отламывать у калача верхнюю корочку, а нижнюю откладывать прочь:
А во Киеве был счастлив добре
Как бы молодой Чурила сын Пленкович,
Оговорил он Дюка Степановича:
Что ты, Дюк, чем чванишься? —
Верхню корочку отламываешь,
А нижнюю прочь откладываешь.
Песня очень тонко выражает здесь тот же характер Чурилы: кто сам склонен к чванству, тот заметит чванство другого и обидится им; кто щеголь, тот прежде всех заметит щегольство другого и, как скоро оно в больших размерах, также обидится им. Надо прибавить, что Дюк молод, богат, одет великолепно и красавец собой, – так что все засмотрелись на него, когда он вошел в гридню, на пир Владимира.
