Константин Николаевич Леонтьев
Избранные письма. 1854–1891

Полная версия

14. H. Н. Страхову

20 мая 1863 г., Петербург

Милостивый государь!

Я просил А. А. Григорьева¹ передать Вам 2 статьи. Начало одной: письмо Обскурантова к Е. В. Базарову по поводу «Казаков» гр. Толстого и другую, писанную по поводу «Отцов и детей», прошлого года. В этой я хотел оставить только общее рассуждение об «идеале и средней величине», чтобы доказать, почему можно, не соглашаясь, напр<имер>, хоть с Добролюбовым и т<ому> подобными, уважать их личность и верить в одностороннюю пользу их деятельности. А. А. Григорьев нашел эти статьи слишком большими для «Якоря»², и я просил его передать во «Время»³. Но я уже устал ездить к нему за решением и не могу тратить времени на исправление и окончание статей, пока не буду знать, есть ли им место. В умеренные органы их не примут. Мне бы естественнее всего помещать статьи во «Времени», если (скажу откровенно) оно решится напечатать то, с чем оно внутренне согласно (это видно между строками): т. е. 1) что прекрасное важнее полезного; 2) что широкое развитие важнее счастья; 3) что только на почве зла вырастает добро и великие личности; 4) что лучше война, поэтические суеверия и доблестные предрассудки, чем всеобщая бесцветность… 5) что народность (нам особенно) нужнее демократической гуманности (об этом есть уже большая статья) и т. д.

Прошу Вас об одном: если статьи у Вас – ответьте, когда приехать к Вам за решением. Времени потеряно уже и без того много. Вот мой адрес: на Лиговке, в доме Фридерикса, Константину Николаевичу Леонтьеву. Последний подъезд на углу, коридор № 16.

Публикуется по автографу (РНБ). Год установлен в соответствии с текстом.

Николай Николаевич Страхов (1828–1896) – известный критик, публицист славянофильского направления и популяризатор науки. Был близок с Аполлоном Григорьевым, Ф. М. Достоевским, Влад. Соловьевым и Л. Н. Толстым. Редактировал журнал «Отечественные записки». Член-корреспондент Академии наук. Много занимался переводами, написал несколько книг по философии науки. Был убежденным сторонником теории Н. Я. Данилевского и защищал его книгу «Россия и Европа» в ожесточенной полемике против Влад. Соловьева. Современниками личность Страхова оценивалась противоположно. По мнению Л. Н. Толстого, «он был очень серьезный человек, умный. Он был критик лагеря, не согласного с Михайловским, Добролюбовым. Человек очень умный, образованный, философской эрудиции» (Яснополянские записки Д. П. Маковицкого. М., 1979. Кн. 2. С. 364). С точки зрения Ф. М. Достоевского, у Страхова не было «никакого гражданского чувства и долга, никакого негодования к какой-нибудь гадости» («Литературное наследство». Т. 83. Неизданный Достоевский. М., 1971. С. 619). Страхов так оценивал Леонтьева в письме к В. В. Розанову: «Леонтьева я давно знаю, но не описываю Вам, чтобы не согрешить; он очень недурен был собой и великий волокита; несчастным он быть не способен» (Розанов В. В. Литературные изгнанники. Т. 1. СПб., 1913. С. 260).

¹ Аполлон Александрович Григорьев (1822–1864) – выдающийся критик славянофильского направления. Поэт. Сотрудничал в журналах «Москвитянин», «Время», «Русская беседа», «Библиотека для чтения», «Якорь». Противостоял Н. Г. Чернышевскому, Н. А. Добролюбову и Д. А. Писареву. Леонтьев высоко ценил критический дар Григорьева: «Придет время, когда поймут, что мы должны гордиться им более, чем Белинским, ибо если бы перевести Григорьева на один из западных языков и перевести Белинского, то, без сомнения, Григорьев иностранцам показался бы более русским, нежели Белинский, который был не что иное, как талантливый перелагатель европейских идей к нашей литературе» (Леонтьев К. Собр. соч. Т. 7. С. 26). Леонтьев оставил воспоминания о Григорьеве (опубликованы в кн.: Григорьев А. Воспоминания. М.-Л., 1930).

² «Якорь» – ежемесячная политическая и литературная газета. Издавалась в 1863–1865 гг. в Петербурге. Ее первым редактором был Д. Григорьев.

³ «Время» – журнал, издававшийся в Петербурге M. М. и Ф. М. Достоевскими в 1861–1863 гг. Главными сотрудниками его были H. Н. Страхов и А. Григорьев. Закрыт после опубликования статьи H. Н. Страхова «Роковой вопрос», посвященной отношениям России и Польши.

15. И. С. Аксакову

16 июля 1863 г., Петербург

<…> Я знаю, что люди с крайним направлением часто предпочитают самых безличных союзников, но как я уже говорил Вам, едва ли теперь время быть слишком исключительным и строгим. Остатку моему я найду место, и остаток этот состоит не в равнодушии к национальной религии или к народному быту (избави меня Бог!), а в большем, нежели у Вас, расположении к пышной стороне жизни (напр<имер>, Потемкин¹ или Пушкин столько же мне по сердцу, как и Вашему покойному брату; те экстензивны, Кон. Серг-ч Акс.² был и экстензивнее, но они все трое наши; и т. д. в этом роде!). Неужели из-за этого Вы отвергнете искреннего друга Вашего направления? <…>

Публикуется по автографу (ИРЛИ).

¹ Григорий Александрович Потемкин (1739–1791) – государственный деятель, фельдмаршал. Жил окруженный азиатской роскошью.

² Константин Сергеевич Аксаков (1817–1860) – один из зачинателей славянофильства. Сын С. Т. Аксакова и брат И. С. Аксакова. Прославился как яростный полемист в московских салонах и гостиных.

16. Е. П. Леонтьевой

23 июля 1864 г., Константинополь

<…> Я каждый день 20 раз думаю о тебе. У посланника¹ в доме и в саду очень хорошо, обед отличный, жене его 21 год, она очень мила, красива, умна, образованна, они богаты, но я спрашивал не раз у себя, желал ли бы я его дом, его жену – вместо Лизы и нашей небогатой, но дружной жизни. Нет! Нет! Кроме Лизы, никого не желал бы иметь женой! Любовницу какую-нибудь на время – для фантазии, это другое дело, но другом и женой только тебя. <…>

Публикуется по автографу (ГЛМ).

Елизавета Павловна Леонтьева (урожд. Политова, род. ок. 1838 —?) – жена К. Н. Леонтьева, который познакомился с ней в Феодосии в 1855 г., однако обвенчались они только через шесть лет. С начала 1870-х гг. ее поразила душевная болезнь, но с длительными периодами просветления. После смерти Леонтьева жила с его племянницей М. В. Леонтьевой, умерла в Орле в глубокой старости, уже после Октябрьской революции.

¹ У посланника… – чрезвычайным посланником в Константинополе был гр. Н. П. Игнатьев (см. коммент. к письму 28).

17. К. Н. Бестужеву-Рюмину

30 ноября 1864 г., Адрианополь¹

Добрейший тезка!

Как Вы поживаете? Хорошо ли прижимаете (спросил бы я, если бы мы оба были люди холостые, – теперь не смею!). Я живу – по консульству много дела, и я недавно открыл, что в некоторых местах (как, напр<имер>, здесь) консул в одно и то же время дипломат, мировой судья и полицмейстер. Всего, конечно, понемногу. А я сверх того еще и поэт, как Вам, кажется, известно? Не жалуюсь на работу, жалуюсь на несчастную мою звезду в литературе – не везет! Конечно, в сравнении с идеалом, который носят в душе понимающие искусство, мой роман швах, но больше же он заслуживает критики и статей, чем Помяловский² и К°? Все молчат! Терпи казак – атаманом будешь? Не так ли?! С этой почтой пойдет в Петербург новая повесть «Исповедь мужа»³. У Вас волосы встанут от ее безнравственности (а в душе будете сочувствовать, я ручаюсь, не фактам отдельным, а общему духу).

Я слышал, что Вы даете уроки великим князьям⁴, так, пожалуйста, скажите им при случае, что в Адрианополе, мол, живет Леонтьев – больше ничего, только вот что живет, и «баста». Писатель знаменитый будет – это можно прибавить, если хотите…

А отчего бы Вам не написать статью обо мне? Все серьезность, специальность губит! Строгость требований от себя! А забывают люди, что хорошие старые критики мрут и исчезают и заменить их некому. Хороша великая, образованная страна девятнадцатого века без эстетической критики!

Лизавете Васильевне⁵ мое почтение. А пробуют ли они мою литературную деятельность? Как-то понравится «Исповедь»? Варвару Васильевну⁶ благодарю за участие, которое она обнаружила к некоторым лицам моего романа. Коку⁷ помню и целую. А Вас обнимаю, желаю сделаться министром народного просвещения.

Преданный Вам нигилист К. Леонтьев

Публикуется по автографу (ИРЛИ).

Константин Николаевич Бестужев-Рюмин (1829–1897) – историк. Первоначальное образование получил дома. Еще до 11 лет читал Плутарха, Карамзина и Пушкина. Окончил юридический факультет Московского университета. С 1865 г. занимал кафедру русской истории в Петербургском университете. В 1878 г. основал в Петербурге Высшие женские курсы, известные под названием Бестужевских. Член Академии наук. Основной труд – «Русская история». Его ученик, тоже академик, С. Ф. Платонов вспоминал: «Как ученый и профессор, Бестужев был обаятелен. Никогда не забыть тех впечатлений, какие переживались на его лекциях. Хрупкая, но изящная фигура, черный фрак вместо обычного синего профессорского вицмундира, явная печать светской благовоспитанности в речах и манерах выделяли Бестужева внешним образом в разномастной среде факультетских преподавателей. Свободная, простая по форме, можно сказать, разговорная речь, остроумная, иногда даже шутливая, богатство содержания, цитат и дат, личных воспоминаний о памятных лицах и событиях, уменье поднять слушателей на высоты отвлеченного мировоззрения <…> (Русский исторический журнал. 1922. Кн. 8. С. 226). H. Н. Страхов писал Л. Н. Толстому: «…профессор К. Н. Бестужев-Рюмин, конечно, самый образованный человек в Петербурге» (Переписка Л. Н. Толстого с H. Н. Страховым. СПб., 1914. С. 177).

¹ Адрианополь — ныне г. Эдирне, в европейской Турции, где Леонтьев был консулом в 1864–1867 гг.

² Николай Герасимович Помяловский — известный беллетрист, сын петербургского дьякона. Учился в Александро-Невском духовном училище, которое впоследствии было им описано в знаменитых «Очерках бурсы». Был последователем Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова.

³ «Исповедь мужа» – повесть К. Н. Леонтьева, опубликована в журнале «Отечественные записки» (1867, кн. 7) под названием «Ай-Бурун».

⁴ …даете уроки великим князьям… – По всей вероятности, речь идет о сыновьях Александра II, великих князьях Владимире и Алексее Александровичах.

⁵ Лизавета Васильевна — по всей вероятности, жена К. Н. Бестужева-Рюмина.

⁶ Варвара Васильевна — по всей вероятности, свояченица К. Н. Бестужева-Рюмина.

⁷ Кока – по всей вероятности, сын К. Н. Бестужева-Рюмина.

18. Просперу Мериме

Апрель-май 1867 г.

Милостивый государь,

тысячу благодарностей Вам за доброту, с которой Вы мне ответили¹, возвращая рукопись. Многие другие на Вашем месте этого бы не сделали. Вы называете свою критику едкой. Может быть, она и такова, но так как на свете нет такой критики, которая могла бы меня заставить усомниться (хотя бы на мгновение) в истинности и своевременности идей, которые я предполагаю развивать в своих произведениях, то грубая откровенность Вашей оценки мне очень понравилась. Я люблю откровенность (даже когда она мне кажется ошибочной). Вы говорите также, что Вы боитесь, как бы я не был реалистом. Да, милостивый государь, я этого боюсь еще больше, чем Вы, – в отношении привычных форм. Я ненавижу реализм; но, к несчастью, я вырос на его лоне, и, несмотря на все мое отвращение к нему, я все же до сей поры не могу от него отделаться.

Это же отвращение к реализму было причиной тому, что я был немного неприятно поражен выражениями «коровий навоз», «состояние рогоносца», встретившимися в Вашем письме. До сего времени я полагал, что последнее из поименованных выражений могло иметь применение только в водевилях и тому подобном, но никак не для высокого обожествления плотской любви.

Я говорю высокое, конечно, как тенденция, а не как выполнение (этим последним я никогда не доволен, в чем Вы можете мне верить).

С нетерпением буду ожидать Вашей оценки моего другого романа. Возможно, что, так как наши оценки столь расходятся между собой, этот роман Вам более понравится, чем «Исповедь»². Что касается меня, то я его нахожу значительно ниже этой последней. Он не возвышается в своих принципах над этой пережеванной вещью, так [нрзб.] определяемой, как мораль XIX века.

Ежели я ошибся в своих ожиданиях с точки зрения чисто литературной, я считаю себя вполне вознагражденным любезной точностью Вашего ответа. Я далеко не разделяю большей части из Ваших оценок, но так как я не сомневаюсь, что будущее за мной, то я просмотрел Вашу критику с некоторым любопытством, смешанным с удивлением. Ожидаю с нетерпением Вашего отзыва об моем другом романе.

Публикуется по черновому автографу (ГЛМ). Предположительная датировка по письму П. Мериме к К. Н. Леонтьеву.

Проспер Мериме (1803–1870) – французский писатель, член Французской академии. Одним из первых во Франции оценил русскую литературу, изучал русский язык. Был большим почитателем и переводчиком А. С. Пушкина.

¹ Мериме написал Леонтьеву после присылки повести «Исповедь мужа» следующее письмо.

11 апреля 1867 г., Париж

Милостивый государь,

мое плохое здоровье заставляет меня проводить зимы на юге Франции. Я возвратился сюда всего лишь несколько дней тому назад, вот почему я столь поздно отвечаю на письмо, которым Вы меня удостоили.

Я прочел с интересом Ваш роман в сделанном Вами переводе. Я не стану Вам говорить ни об ошибках во французском языке, ни о неподходящих или малоупотребительных словах, все это могло бы быть исправлено в течение одного утра. Я хочу беседовать с Вами по поводу самой темы, которую Вы избрали, поэтому благоволите извинить мои критические замечания. Они докажут Вам возникшее во мне уважение к автору.

Парадокс имеет некоторую долю привлекательности, но его следует остерегаться. На мгновение он забавляет читателя, но быстро утомляет. Кроме того, я нахожу в нем значительное неудобство для романа или драмы – именно его погрешности относительно правдоподобия. Вы мне, конечно, скажете, что на свете есть много снисходительных супругов. Я этого и не отрицаю, но они имеют на то свои основания: корысть, надоевших жен, боязнь показаться смешным и т. п. Выведенный же Вами муж, как мне кажется, не имеет иного побуждения, кроме влечения к состоянию рогоносца, и я его не понимаю. Возможно, встречаются еще более необыкновенные вкусы, но когда в романе выведен подобного рода характер, автор обязан разъяснить его и сделать правдоподобным. Вы, может быть, встречали мужа, благосклонно относившегося к любовным похождениям своей жены, ничего этим не выигрывая, но разве Вы узнали тайную причину его поведения? Узнали его сокровенные мысли? Ни муж, ни жена не заинтересовывают, это две загадки, разрешить которые не возникает желания.

В Вашей повести есть подробности, которые указывают на привычку к наблюдению и талант описания. Мне кажется, подобного рода таланты в России очень ценятся, так как за исключением Пушкина все ваши авторы любят пускаться в самые мелкие подробности. Многие из них достигли в этом совершенства. Я несколько побаиваюсь, уже не принадлежите ли Вы к школе реалистов, имевшей у нас одно время успех. Что касается меня, я думаю, что цель искусства – выбирать в природе то, что в ней есть прекрасного и любопытного, и не обращать внимания на все низкое, которое встречается в ней. Можно нарисовать зеленый луг, не добавляя туда коровьего навоза. Очень ли вы стоите за волосатые руки своей героини? Таких рук встречается слишком много, описать их легко, и с этим справится первый встречный. Описать же изгиб красивой руки и различные оттенки нежной кожи представляет, наоборот, уже серьезную трудность, и если это описание удается, то оно само по себе уже некоторая заслуга. Реалисты, за исключением Свифта в его описании Делии, останавливаются у известных границ. Мне бы хотелось, чтобы они обходились без излишних тривиальностей.

Я читаю по-русски с большим трудом, но я глубоко восхищаюсь вашим языком. Это единственный язык теперь в Европе, который еще годен для поэзии. Легкость, с которой одним словом можно выразить столько оттенков, не передаваемых в другом языке и длинной перифразой, для романа имеет не только преимущества, но и некоторые неудобства. Легко увлечься описанием и затеряться среди мелких подробностей.

По-моему, большое достоинство Пушкина именно в том, что он умел противостоять этому искушению. Владея чудесным инструментом и восхитительно играя на нем, он никогда не разменивался на вариации, а всегда искал настоящую мелодию. В этом его преимущество над Байроном. Пушкин в тридцати стихах создал «Пророка» и в шестидесяти «Анчара». Лорд Байрон сделал бы из этого два тома.

Мне остается еще, милостивый государь, извиниться за резкость моих критических замечаний. Можете считать их лишь частным мнением.

Я еще не читал «В своем краю», но примусь за него, лишь только покончу с делами, накапливающимися всегда ко времени возвращения.

Примите, милостивый государь, вместе с благодарностью выражение моего самого высокого уважения.

Пр. Мериме

Публикуется по автографу перевода неизвестного лица (ГЛМ). Кроме того, Мериме дважды писал И. С. Тургеневу о К. Н. Леонтьеве:

«<…> Некий г-н Леонтьев, приславший мне роман „В своем краю“, а также „Исповедь мужа“ (все это пришло из Адрианополя). Последний роман сопровождается двумя так называемыми французскими переводами. Герой – некий г-н, который живет в Крыму, женат и украшен рогами. Он весьма огорчен, когда его жена бежит с любовником. Мне это непонятно. Автор пишет, что знаком с вами и вы покровительствовали ему в начале тернистого пути. Я вполне откровенно ответил ему, что не симпатизирую рогоносцам, даже добровольным» (письмо от 7 мая 1867 г.).

«Г-н Леонтьев, о котором, кажется, я вам писал, пишет мне из Адрианополя и благодарит за критику, хотя и не принимает ее, ибо говорит, что „будущее за ним“. Его неколебимая уверенность в собственных талантах показалась мне чисто французской. Он вышел из школы Саламбо» (письмо от 16 июля 1867 г.).

Prosper Mérimée, Correspondance générale, Toulouse, 1959, p. p. 500, 549.

² «Исповедь» – повесть К. H. Леонтьева «Исповедь мужа».

19. К. А. Губастову

19 апреля 1867 г., Адрианополь

<…> Сегодня я в предместии Кынк танцевал под турецкую музыку с гречанками, несмотря на фанатизм кынских мусульман. А сейчас еду к m-me Блонт¹ читать громко Милля². Завтра доканчиваю почту и танцую еще в другом предместье с недурными девицами (руки у них только очень толсты и грубы); а на днях у меня собрание болгар для совещания об отпоре пропаганде³.

Во время танцев в предместиях я немного похож на уездного льва, перед которым жеманятся плохие барышни и который как «светляк сияет только в темном месте» (из Соллогуба⁴). Но что же делать? Такая тоска! Все бы это и службу самую отдал бы за возможность писать. <…>

Впервые опубликовано в кн.: Памяти К. Н. Леонтьева. СПб., 1911. С 191.

Константин Аркадьевич Губастов (1845–1913) – близкий друг и сослуживец Леонтьева по дипломатическому ведомству. Долгое время занимал консульские посты в европейской Турции, Константинополе и Вене. Был посланником при апостольском престоле в Риме, а под конец жизни – товарищем министра иностранных дел. По словам К. Н. Леонтьева, только Губастов и племянница Мария Владимировна хорошо знали и понимали его, благодаря взаимной симпатии, давнему знакомству и постоянной переписке. Губастов записал свои воспоминания, остающиеся одним из важнейших источников для биографии Леонтьева (сб.: Памяти К. Н. Леонтьева. СПб., 1911). В них он дал, в частности, такую характеристику: «По своей натуре Леонтьев был причудливый, деспотичный в домашней жизни русский барин с „нестерпимо сложными потребностями“, которых он был, на свое несчастье, всегда рабом. После самого короткого с ним знакомства бросались в глаза черты русского помещика, родившегося и воспитывавшегося еще при крепостном праве. Неумение обходиться без многих слуг, любовь быть ими окруженным, патриархально-деспотическое обращение с ними, расположение к сельской жизни, к деревенским забавам и прочее» (с. 226).

¹ M-mе Блонт — жена английского вице-консула в Адрианополе.

² Джон Стюарт Милль (1806–1873) – выдающийся английский мыслитель и экономист. В XIX в. был очень популярен в России; его «Основания политической экономии» перевел Н. Г. Чернышевский.

³…об отпоре пропаганде. – Имеется в виду Congregatia de propaganda fide, т. е. «Общество для распространения истинной веры», основанное в 1642 г. в Риме для распространения католичества и борьбы с еретиками, которыми Римская церковь считала и православных.

⁴ Владимир Александрович Соллогуб (1814–1882) – писатель, повести которого положительно оценил В. Г. Белинский за хорошее знание среды. В доме Е. А. Карамзиной встречался с А. С. Пушкиным, Н. В. Гоголем, М. Ю. Лермонтовым, В. А. Жуковским и др. Сотрудничал в «Современнике» и «Отечественных записках».