Константин Константинович Чирков
Гости
7
Кто-то был рядом. Живое существо дышало Лизе в ухо. Девочка повернулась. Рядом с ней, на полу сидел ее большой плюшевый кролик и смотрел куда-то на дверь. Лиза глянула на нее, та была открыта и в проеме никого не было. Она взяла за руку свою куклу и продолжила смотреть.
8
Существо бросило все это на стол.
Камера, снова стоявши неподвижно, снимала лицо с широкими, суженными к углам глазами, небольшим округленным носом и длинной, натянутой, словно вырезанной, улыбкой. В ее глазах сменяли друг друга силуэты людей. Лампочка погасла, выпустив на пол пару искр.
В это время из каждой комнаты доносились крики, стоны.
А за окном все еще была темнота.
9
Видео закончилось, Лиза, переводя дыхание, стала листать другие, чтобы успокоиться. Кролик и кукла смотрели на выключенный телевизор, в котором огромное, белое, человеческое лицо широкими глазами глядело на девочку, улыбаясь и высовывая язык.
Глава 4. Король и пешки
«Иванов Люцифер Иванович. Заместитель министра экономики».
– Здравствуйте, Люцифер Иванович. Что ж дайте я лично погляжу на человека, который за полгода пересел в кресло аж замминистра.
– О, дорогой мой Понфилий Петрович. Как ваши дела?
– Мои-то что. Все, как обычно. Пришел вот проведать моего бывшего ученика, который теперь, вон, выше батьки поднялся. Я всегда видел в вас талант лидера. Ну, ладно, не буду вас тревожить, я пойду. До свидания.
– До свидания.
Люцифер один.
– Сука, думаешь, не вижу твоей зависти, сволочь. Ты же первый мне нож в спину вставишь. Ну ничего, больше ты сюда не придешь.
Коридор. Взрыв. Крики. Люцифер вышел. Бегают люди. На полу лежит Понфилий Петрович. Рядом на столе секретарши горит кофемашина. Люцифер улыбнулся. Вошел обратно.
Телефонный разговор.
– Люцик, привет.
– Привет.
– Как насчет того, чтобы сегодня встретиться.
– Я буду только рад.
– Отлично. Вечером жду. Надеюсь только мой не придет и нам не помешает. До встречи.
– До встречи.
Рабочий день.
Вечер.
В доме у любовницы.
– О, Люцифер. Ты как всегда бесподобен. Я не хочу с тобой расставаться.
– А если придет муж?
– Он в последнее время каким-то слабаком стал. Мне кажется, если он увидит, как мы трахаемся, он либо встанет и будет смотреть и передергивать, либо извинится и уйдет.
– Ну, тогда не будем тянуть.
Секс. Приходит муж. Он встал в дверном проеме.
– Иди сюда. Мне тебя не хватает.
Муж подходит со спущенными штанами, но через полминуты уходит в приподнятом настроении.
– А-а-а. Да-а-а. А-а-а…
Следующий день.
На столе лежит приглашение на вечеринку к одному знатному человеку.
Вечер.
Люцифер вышел на улицу и пошел к своему автомобилю. Возле входа сидел бедный по одежде старик, перед ним стояла доска с шахматами, и каждый проходящий мог за 50 рублей сыграть в партейку. Люцифер почему-то решил сыграть.
– Плачу за две.
– Прошу, – старик расставил из коробки на доску фигурки. – Какими начнете?
– Белыми.
Люцифер партию проиграл.
– Теперь какими?
– Черными.
В этот раз Люцифер выиграл.
Старик сложил в коробку обратно все фигуры: от пешек до короля – в одну коробку. А Люцифер поехал на праздничный вечер.
Недалеко от них прохаживался туда-сюда парень в длинном плаще с цветами в руках.
Глава 5. Брошенный
По темной улице во все стороны разъезжали машины, шоркая своими шинами по мокрому асфальту, разрезали беспросветную тишину ожидания сигналками и быстро проезжали мимо Звягенцева, какой уже раз глядевшего то на часы, то по сторонам. Голову он опускал все глубже и глубже в ворот своего нового плаща, волосы, которые он аккуратно уложил перед выходом, разнесло по всей голове каплями дождя, ноги отплясывали марш, а цветы в букете уже потеряли пару своих лепестков. Ее до сих пор не было. Скорее всего уже не стоило ждать – премьера давно началась, а билет превратился похоже уже просто в бумажку с буквами, за которые Звягенцев отдал последние свободные деньги.
Сквозь стену дождя он увидел парочку, мило идущую за ручку, сближала их в этот вечер бутылка вина, из которой периодически оба отпивали. Звягенцев увидел знакомые силуэты: эти длинные белые волосы, которые были только у нее, всегда немного наклоненная вниз голова, светлое пальто, доходящее до колен, и то как она закрывала рукой рот во время смеха. «Возможно, показалось, просто от ожидания и неугасающей надежды,» – подумал про себя Звягенцев и снова взглянул на часы.
Нет, времени ждать у него больше нет. Он еще раз осмотрелся по сторонам, перед ним стояла она, та самая, которую он уже три часа здесь ждал. Вот она, немного шатающаяся, улыбающаяся, дыхание доносит нотки хмельного сока, выпущенного где-то в Москве, вот он плащ, вот они волосы, вот немного наклоненная вперед голова.
Немного шатаясь, она стояла на месте, пытаясь выиграть борьбу у бражки, которую держала в своей ухоженной руке. Улыбаясь и иногда по-хрючьи смеясь, смотрела прямо в глаза Звягенцеву. Тот все понимал и без слов.
– О, Коля… Й… Привет. Цветы, – ее понесло назад, – это мне? Спасибо.
Звягенцев бросил ей в лицо предназначавшийся для нее веник, глубоко вздохнул.
– Ой, какие мы злые… А чего ты ждал? Что я кинусь тебе на шею? У тебя же яиц нету, чего мне от тебя ждать? Добренький ты тюфяк. О, посмотрите, щечки нахмурены…
Звягенцев молча развернулся, окунул глубже свою голову в плащ и, делая семимильные шаги, направился в сторону ближайшей остановки, слушая высмехи, крики и стоны от поцелуев, которые должны были ему показать, кто он и кем никогда не будет.
Как же он устал от всего этого! Как он устал выносить блядтсво этого мира! Когда стараешься дарить любовь, а он отвечает лишь брошенными в спину ножами, насмешками и издевательствами. Дарить любовь миру, который воспринимает ее лишь за слабость, на которую можно давить-давить, а ты ничего не сделаешь. Так лишь, кинешь букет цветов в лицо и, сдерживая слезы пошлепаешь по лужам домой. А что-то внутри тебя будет успокаивать, говоря на незнакомом никому, но почему-то так понятном, языке, что все свое получат.
Как ему надоели эти измены, иногда доходящие до полного разложения. Как ему надоело терпеть людей, молящихся деньгам, и притворяться иногда, что он такой же, ведь почему-то по-другому не принимают. Как он устал жить в эпоху, где прогресс ведет человека ко дну. Как же ему надоели эти пустышки, идущие навстречу, торопящиеся домой и не чтобы обнять и поцеловать свою вторую половинку, а чтобы поразвлекаться за бутылкой пива, считая себя настоящим мужиком, помечтать о том, как он трахает какую-то модель, когда его жена спит рядом в одной кровати. Да и она мечтает, в принципе, о подобном.
Давно он увидел тень, бегущую между людьми. Лицо ее отражается в каждом, словно надевает вечную маску, затуманивающую, опьяняющую, сбивающую. И ничего нет больнее, чем смотреть на то, как молодая душа по незнанию, по неопытности надевает эту маску. Как больно смотреть на человека, который еще вчера излучал истинное детское счастье, а сегодня плюет на всех гнилью, радуется этому и не замечает, как его ангелочек внутри просит о помощи, плачет, как он бессилен выбраться из этой клетки. Клетки, в которую человек не то что входит, вбегает в опьяненном угаре, а если не может уже бежать, то его вносят.
Дождь уже кончил свое шествие по этим тихим улицам, Звягенцев уже давно прошел свою остановку и сейчас двигался, куда-то по инерции. Куда, он знать не хотел, не время сейчас было об этом думать. С испачканными туфлями и краями брюк он двигался по улицам среди каких-то невысоких домов, огни окон которых почти выстраивали шахматную доску. В одно из окон глядел мальчик и взглядом провожал этого брошенного и одинокого, по крайней мере сегодняшней ночью, незнакомца.
