Коллектив авторов
Иосиф Кобзон. Мгновения…
«Если хотите быть успешными в своей профессии, не становитесь жлобами»
…Однажды мы, молодые актеры, во время нашей беседы с Иосифом Давыдовичем прямо спросили у него, надо ли соглашаться на бесплатные выступления. Ведь для нас, артистов, это вечная проблема. Выступить бесплатно приглашают часто. Чаще, чем за деньги. И понять приглашающих можно. Платить нечем, а порадовать зрителей, особенно в праздники, хочется. Ну и заработать на артисте, конечно. Что тоже понятно и простительно. Но нам же от этого не легче…
«Ребята, – сказал нам Кобзон, – если хотите быть успешными в своей профессии, не становитесь жлобами. Пусть процентов тридцать ваших концертов будут бесплатными. Благодаря таким концертам вас будут знать, вас будут любить. И не только за талант, но и за вашу отзывчивость».
Я хорошо запомнил эти слова. И теперь, когда произошла, как говорят, «смена эпох», часто напоминаю себе: я успешен, я востребован, и если случится так, что денег вообще платить не будут, то всегда смогу позвонить в любой ДК или пансионат и поработать для души. Артисту общения с публикой не хватает больше, чем денег. Такова его органика.
…С душевной болью вспоминаю последние годы Иосифа Давыдовича, когда он боролся с тяжелой болезнью. Однажды на концерте Андрея Дементьева, нашего с Иосифом Давыдовичем общего друга, я сидел в зале рядом с женой Кобзона Нелли Михайловной. И вот выходит на сцену Кобзон. Замечаю, что идет он как-то тяжело. Недоуменно смотрю на Нелли, а она мне говорит: «Володь, он с химиотерапии сегодня». Я не понял: «Неллечка, химиотерапию можно было вчера провести или на завтра отложить, но сегодня-то зачем было ее делать?» «Это Иосиф, – перебила меня Нелли, – ты же его знаешь… Он сказал: „Если я не встану и не пойду, то уже никогда не встану и никуда не пойду“».
Эти слова также стали для меня правилом жизни. Я понял: главный дар артиста от Господа – это возможность выйти на публику. Я видел тогда, как ему было тяжело и что он смотрел в одну точку – на свою обожаемую супругу Нелли. Но потом, когда он спел одну песню, вторую, ему становилось все легче и легче. И скоро перед нами стоял прежний, подтянутый, энергичный, отдающий всего себя публике Кобзон. Я сам был тому свидетелем!
Кто не видел Кобзона в эти тяжкие для него годы, не знал его или не обращал внимания на то, как он жил в это время, тем не повезло. А я видел, я знаю.
…Я часто пересматриваю свои домашние фотографии с Иосифом Давыдовичем. «Что ты со мной все время фотографируешься?» – как-то спросил он. Я ответил: «Знаете, когда ушел наш Махмуд, с которым мы виделись чуть ли не пять раз в неделю, то оказалось, что у меня осталось всего три фотографии с ним. Почему? Потому что мы так часто общались, что я даже не задумывался над этим». «Я хочу, чтобы мы с тобой общались до ста лет», – сказал Кобзон. «И я этого хочу, – говорю, – но еще я хочу запечатлеть мгновения, которые больше никогда не повторятся. Чтобы эти снимки навсегда остались для меня памятным знаком нашей дружбы».
«Я завещаю тебе Кобзона», – сказал великий Махмуд. И я принял это завещание с благодарностью, вниманием и пониманием, за что благодарю Судьбу. Если спросите, кто для меня Иосиф Кобзон, я отвечу: Великий Артист, Великий Человек, Великий Политик, Великий Гражданин. И все с большой буквы!
Любовь Моисеева, Александр Гамов
журналисты, радиоведущие ИД «Комсомольская правда»
О нашем Герое мы не можем (никак не получается!) вспоминать в прошедшем времени. Только в настоящем. И эпизоды, свидетелями которых вы, уважаемые читатели, сейчас становитесь, мы не отбирали специально. Потому что все, что с ним связано (всегда и все!), очень ярко! Судите сами…
…Октябрь 1998-го. Это еще до пожара, и мы располагаемся на улице Правды, 24. Готовимся к 80-летию комсомола. В редакцию неожиданно приезжает Иосиф Кобзон. Да не один, а с поэтом Андреем Дементьевым.
В Голубом зале они встречаются с другой легендарной парой – Алексеем Маресьевым (подвиг которого, как известно, лег в основу «Повести о настоящем человеке» Бориса Полевого) и Владимиром Семичастным (некогда шефом КГБ СССР и первым секретарем ЦК ВЛКСМ).
Гости попивают водочку из пластиковых стаканчиков, закусывают солеными огурцами, салом, картошкой в мундире и черным хлебом. Кобзон от водки отказывается – ему предстоит еще где-то выступать. А вот черный хлебушек берет – горбушку, отщипывает маленькие кусочки, потом запивает крепким чаем. Андрей Дементьев читает свое знаменитое «Нет женщин нелюбимых, невстреченные есть…».
Кобзон тему поддерживает:
– Сегодня некоторые говорят, мол, в комсомоле состояли одни бабники да пьяницы. Ну и что? Что же в этом плохого? Любовь и прочие «излишества» не мешали комсомольцам строить Магнитку, БАМ…
И продолжает:
– Признаться, мне не все нравится в «Комсомолке».
– И нам! – дружно поддерживаем мы.
И тут он произносит фразу, которая еще долго будет гулять по нашим редакционным коридорам:
– Но я очень люблю «Комсомолку». Будь она трижды…
счастлива! – И поет: – Не расстанусь с «Комсомолкой», буду вечно молодым!
Ну а мы ему, естественно, подпеваем…
«Дед, а мы думали, ты только бабушку Нелли боишься!»
…Октябрь 2012-го. К 75-летию Иосифа Кобзона «Комсомольская правда» выпускает книгу «Иосиф Кобзон. Как прекрасно все, что с нами было…». На презентацию в редакцию съезжается вся семья Иосифа Давыдовича, включая внуков.
И… тут снова возникает «хлебная» тема.
У центрального входа в «Комсомолку» – рынок выходного дня. Нелли Кобзон вдруг замечает на одном из прилавков буханки хлеба.
– О, ржаной хлебушек… – говорит она. – Иосиф его просто обожает!
К нам на презентацию она приходит с буханками.
Мы представляем книгу, параллельно идет пресс-конференция. Кто-то из журналистов спрашивает у Иосифа Давыдовича:
– А где страшнее было – в Афганистане или в Чернобыле?
Кобзон думает буквально несколько секунд, а потом отвечает:
– Страшно было везде. Но особенно – в «Норд-Осте»…
– Дед, а мы думали, ты только бабушку Нелли боишься! – восклицает одна из внучек.
Кобзон улыбается, смотрит на свою супругу Нелли и договаривает:
– Страшно было не за себя… За людей, которые оказались в тяжелой, драматической ситуации. И за свою семью, которая всегда за меня волнуется, переживает даже больше, чем я.
Он четыре раза ходил к террористам… В архиве Радио «Комсомольская правда» хранится запись – Иосиф Кобзон рассказал нам, как все было, как он первым вступил в переговоры с бандитами.
– Меня никто не заставлял туда идти… Дело же было поздним вечером. Вдруг по телевидению – экстренное сообщение. Я моментально направился туда, в захваченный террористами театральный комплекс. Меня сразу пропустили. Вошел… Все бандиты в масках. Один сидит в кресле. Абу-Бакаром назвался. А по бокам – остальные с направленными на меня автоматами. «Что ж вы так меня испугались, – говорю им, – что автоматы наставили? Я же без оружия…» «Опустите автоматы», – велел главарь.
Дальше говорю: «А я думал, что пришел к чеченцам». Они: «А мы чеченцы». – «Нет, вы не чеченцы. Вы знаете, что я заслуженный артист Чечено-Ингушской АССР? Как же вы, вайнахи, можете сидеть, когда к вам вошел аксакал?» Абу-Бакар вскочил: «Вы что, пришли нас воспитывать?» – «А почему бы, пока родителей нет, не повоспитывать, чтобы не забывали о своих традициях. Я их уважаю, и вы должны уважать».
«Что вы хотите?» – спрашивают. Я говорю: «Дайте мне хотя бы детей. Из уважения ко мне».
Абу-Бакар говорит: «Выведи ему самых маленьких».
И вот мне вывели трех девочек. Одна уткнулась в меня: «Там мама».
Я говорю: «Абу-Бакар, зачем тебе мама без детей, а мне дети без мамы?»
Он сказал: «Выведите им мать». И вот ее (Любовь Корнилову. – Авт.) выводят. Она, бледная, бросилась к Абу-Бакару: «Немедленно отпустите женщину, которая рядом со мной сидела, она беременная». Смотрю, Абу-Бакар нервничает, и понимаю, что он сейчас может забрать у меня детей. Говорю: «Женщина, отпустят вашу соседку». Хватаю ее за руку и к детям увожу. Накрыл их своим пальто – холодно ж было: «Пойдемте…» Абу-Бакар мне говорит: «И англичанина захватите». Я говорю: «Захватим». И он мне отдал еще пятого – англичанина.
Я говорю: «Ну ладно, Абу-Бакар, давай обменяемся номерами телефонов». Он говорит: «Зачем?» – «Ну, как-то держать связь надо. Может быть, ты захочешь мне позвонить, может быть, я захочу тебе позвонить». Я ему дал свой номер, а он мне – свой. (Поэтому я стал как бы главным переговорщиком.)
А беременную женщину уже потом отдали Леониду Рошалю, который тоже туда приезжал…
Мало кто знает, что Кобзон заходил в захваченное здание еще три раза. Второй – с Ириной Хакамадой. Третий – с Леонидом Рошалем и доктором из Иордании. А в четвертый и последний раз он привел туда Руслана Аушева и Евгения Примакова.
Берем на себя смелость утверждать: если бы Иосиф Давыдович не наладил связь между террористами и оперативным штабом, жертв в «Норд-Осте» могло быть гораздо больше…
«Да все мама снится…»
…Октябрь 2014-го. Один из нас, авторов этих воспоминаний, отправляется с Иосифом Кобзоном в борющийся с захватчиками Донбасс. (Впереди у нас еще девять таких командировок.)
Пока едем, Иосиф Давыдович вспоминает:
– В 1944-м наша семья вернулась в Донбасс. Я помню и Донецк, и Краматорск, и Славянск, и Артемовск, и Часов Яр, где родился. Помню разрушенные города. Пацаны ходили по улицам и подрывались на неразорванных снарядах. Сейчас история повторяется. Поэтому с таким ужасом я ожидаю встречи с Донбассом, с Луганщиной…
Я очень люблю города Украины, теплые, зеленые… Что они сотворили с ними, эти негодяи из Киева? Молю Бога, чтобы их наказали за те зверства, которые они учинили на моей родной земле. Вот сейчас мы увидим, что они натворили. (Вздыхает.) Вот и Украина-ненька.
– Не страшно Вам?
– Нет, мне не страшно. Здесь люди живут постоянно под разрывами… Чего ж тогда мне бояться?!
– Вас домашние отговаривали от поездки?
– Конечно. Они меня отговаривали и в «Норд-Ост» ходить, и в Грозный лететь…
– Что Нелли Михайловна говорит?
– Что мне следует подумать не только о тех людях, к которым еду, но и о своей семье. Я ответил, что семье я оставляю свое честное имя.
– А как давно Вы мечтали приехать в Донбасс?
– Как началась бойня… Сразу же позвонил моему другу Ренату Ахметову. Говорю: «Ренат, организуй творческую встречу». «Иосиф Давыдович, но кто же придет на нее под разрывами снарядов? Люди прячутся по бомбоубежищам. Обязательно организуем, как только будет возможность», – ответил он.
– Но Вы не стали дожидаться.
– Не стал. Потому что бессмысленно.
– А что Вам снится? Может быть, из юности? Вот Краматорск совсем рядом…
– Я пел такую песню:
Там, в тихом переулочке,
Цветет вишневый сад,
Там петухи да курочки,
Там звездочки горят.
Приходит утро росное —
Там горе не беда.
Мы там еще не взрослые.
Как хочется туда…
Это ностальгия по детству, по родным местам. По переулочкам, где вырос. С возрастом я стал сентиментальным.
– Вы не сказали: что Вам снится?
– Да все мама снится. Я перед отъездом заехал к маме и к теще, они похоронены рядом, попросил у них благословение.
– На эту поездку?
– Ну конечно.
– Они дали?
– Думаю, да. Думаю, что мои мамы молятся вместе со мной.
– А о чем Вы молитесь вместе со своими мамами?
– О том, чтобы был мир, чтобы люди жили спокойно, чтобы радовались жизни и жили в красивой стране. И любили Россию так, как мы любили Советский Союз. А Донбасс нельзя поставить на колени. Здесь представители очень многих народов обрели свое счастье. И они его не отдадут.
– Почему в Киеве этого не понимают?
– Когда человек простужается, у него поднимается температура, сопли текут, а потом это проходит. Все вернется на круги своя. И история не простит мракобесам, которые прорвались к власти, все их преступления.
…В луганской школе № 30 дети читают стихи о войне. На экране – виды разрушенного Луганска. Потом Кобзон рассказывает детям о том, как 9 мая 1945-го, в День Победы, в школе города Славянска, где тогда учился маленький Ося Кобзон, всем ученикам раздали праздничные «пирожные»: кусочек черного хлеба, посыпанный сахарной пудрой.
– Я хотел с мамой поделиться, – вспоминает Иосиф Давыдович, – но был такой голодный, сахар весь слизал, а хлеб съел. Пришел домой и говорю: «Мамочка, прости меня, я не дотерпел!» А она меня гладит по вихрам: «Кушай, сынок, кушай».
Дети внимательно слушают. Но как-то по-взрослому, поджав губы и часто-часто моргая. Кобзон это замечает.
– Господи, да вы же тоже дети войны! – спохватывается Иосиф Давыдович. – Пусть никогда в вашей жизни не будет расколотого от взрывов неба, пусть оно всегда будет мирным, дорогие мои ребятишки. И пусть никому никогда больше не придется прятаться по подвалам от бомбежек!
Позже Кобзон признается:
– Я часто встречаюсь с ребятишками. Я сам дитя войны. Никогда не думал, что нынешние ребята, пережившие войну, такие трогательные, беззащитные. Эта травма – по себе знаю – у них на всю жизнь. Их счастье и их жизнь зависят от нас, взрослых.
Михаил Гусман
радио- и телеведущий, 1-й заместитель генерального директора ТАСС
Коротко рассказать о Кобзоне для книги воспоминаний и легко, и трудно. Легко потому, что сразу хочется сказать много идущих от сердца, искренних, очень важных слов об этом невероятном человеке. Сегодня уже можно сказать – о великом человеке. Потому что у нас принято называть «великими» людей уже после их ухода из жизни. Хотя, на мой взгляд, долгие годы, особенно несколько последних лет своей жизни, Иосифа Давыдовича можно было – без преувеличения – называть великим. И он был велик, на мой взгляд, не только в своем творчестве, невероятном по мощи, невероятном по широте охвата. Если сказать о том, что Иосиф Давыдович до последних дней на память помнил всё лучшее песенное творчество и России, и Советского Союза за целый век, это не будет преувеличением. Он был велик прежде всего своими человеческими достоинствами, качествами своего невероятно волевого характера.
Он был велик в своем благородном отношении к жизни и велик в своем мужественном отношении к приближающейся смерти. Он был велик в своем отношении к своей семье. И это все было величие Кобзона. А самое главное – он был, конечно же, великим гражданином своего Отечества. Это не пафосные слова, а абсолютно точная характеристика того места, которое невозможно заполнить после ухода Иосифа Давыдовича; места, которое он занимал в нашей стране еще с советских времен и последние десятилетия в России. У него были глубокие принципы, полное понимание ответственности перед страной и роли нашей страны в мире – все это было для Иосифа Давыдовича священным.
…Я много лет в своей жизни был связан с советским комсомолом, с комитетом молодежных организаций СССР. И буквально через несколько дней после ухода из жизни Иосифа Давыдовича комсомол отмечал свое 100-летие. Это не был государственный праздник. Это был юбилей людей, которые в той еще, советской, жизни весь свой общественный темперамент, всю свою молодую энергию, свое внимание, любовь к своей стране и ответственность перед ней воплотили в своей работе в этой молодежной организации. Я сейчас не буду дискутировать с теми, кто по-иному относился к тому времени и ВЛКСМ. Но на этом празднике столетия комсомола в Кремлевском дворце, где собрались люди, убеленные сединами, ощущалось тесное, единое братство людей, и там с первой и до последней минуты звучало имя Иосифа Давыдовича, которого уже, к сожалению, в этот вечер не было среди нас. Он был и, собственно, остался, по сути, художественным руководителем этого торжественного вечера.
…Почти десять лет назад я отмечал свой скромный юбилей в Баку, у себя на родине. И попросил Иосифа Давыдовича вместе с Нелли принять мое приглашение с еще рядом людей приехать ко мне в гости. Я позвонил ему с определенным опасением, что ему не позволит приехать график работы или, не дай бог, здоровье – уже тогда Иосиф Давыдович был не в идеальной форме. Но, к счастью, Иосиф Давыдович дал свое согласие, и они смогли вместе с Нелли приехать в Баку, где мы замечательно отметили мой праздник. И надо ли говорить, каким незабываемым, сверхпамятным событием того вечера был момент, когда Иосиф Давыдович сам вызвался спеть несколько песен, посвященных мне как юбиляру. А вообще, мне очень дорого было все эти годы наблюдать, как трепетно относились к Иосифу Давыдовичу у меня на родине, в Баку. Не просто друзья, а вообще – простые зрители, бакинцы.
Почему это важно? Потому что у каждой земли есть свои кумиры. Конечно, кумирами в Баку, в Азербайджане, многие годы были и остаются рано ушедший из жизни Муслим Магомаев и, слава богу, ныне здравствующий Полад Бюльбюль-оглы. Как правило, когда есть свои кумиры, к другим относятся или ревностно, или предвзято. Иногда даже с отторжением – «у нас есть свои, чужих нам не надо». А у меня на родине все наоборот. При всей безграничной любви к Муслиму, Поладу и другим героям того времени к Иосифу Давыдовичу всегда было в высшей степени уважительное отношение. Его концерты проходили на ура, а сборные концерты собирали огромное количество зрителей. Он был очень яркой звездой. Не случайно Иосифа Давыдовича наградили одной из высших наград Азербайджана – орденом «Достлуг» за успешную деятельность в расширении сотрудничества в сфере музыкальной культуры между Азербайджаном и Россией.
Навеки незаменимый
…Говоря об Иосифе Давыдовиче, я хочу вспомнить и очень известного поэта, с которым он дружил и на слова которого пел очень много песен, – Роберта Ивановича Рождественского. Он, кстати, был автором слов бессмертных песен, которые незабываемо исполнил Кобзон в фильме «Семнадцать мгновений весны». Почему я вспомнил сейчас об этом? У Роберта Ивановича было удивительное стихотворение о незаменимых людях, что, мол, лжет поговорка, что все заменимы, что всё заменимо…
…Незаменим
академик Ландау.
Незаменима и окрыленна
резкость конструктора Королёва.
Даже артисты цирков бродячих,
даже стекольщик,
даже жестянщик,
кок, над которым не светятся нимбы,
незаменимы.
Незаменимы.
И в этом ряду останется, конечно, навеки незаменимым Иосиф Давыдович Кобзон.
Чтобы из Кобзона не получилось бронзового памятника, хочется сказать и другое. Он был очень простой в общении, демократичный, легкий, мог с удовольствием в любой компании рассказать анекдот, причем анекдоты у него всегда были, как правило, новые, невероятно смешные. Он их рассказывал с отрешенно-нейтральным выражением лица, а слушатели начинали смеяться еще до того, как анекдот был рассказан.
Но, с другой стороны, он был человеком, начисто лишенным фамильярности. Никогда не позволял себе, как некоторые люди из его же цеха эстрады, шоу-бизнеса, бесцеремонного отношения к окружению и не допускал такого же отношения к себе. Невозможно представить себе Иосифа Давыдовича, которого даже в молодые годы кто-то похлопывал бы по плечу. И, наоборот, он не терпел, когда кто-то в его присутствии не только к нему, а вообще позволял себе фамильярность по отношению к кому-либо.
Мне вспоминается такой случай. Мне он показался характерным и очень важным, показывающим, как Иосиф Давыдович понимал правила жизни даже в мелочах. В конце 1980-х – начале 1990-х годов мой любимый старший брат Юлий Гусман был директором Дома кино – одного из самых известных, культовых мест Москвы. Тогда, в разгар перестройки, самые интересные представления, концерты, творческие встречи проходили именно там. В Дом кино мечтали попасть толпы желающих! Как-то раз я сидел в кабинете у брата. Вечером, перед началом очередной программы, к Юлику зашел Иосиф Давыдович с одним очень известным человеком, который был его другом. Его уже нет в живых. Не буду называть его имя. Это был один из признанных в то время криминальных авторитетов. И этот человек довольно фамильярно обратился к моему брату: «Юлик, а что это ты в последнее время мне билеты не присылаешь? И вообще не приглашаешь?» Сказано было с явной претензией на собственную исключительность и даже с какой-то скрытой угрозой. И вдруг лицо улыбающегося до этого Иосифа Давыдовича, мирно попивавшего чай, внезапно приобрело стальное выражение, улыбка мгновенно слетела с лица, и он медленно, жестко, своим неповторимым баритоном сказал своему товарищу: «А ты кто такой, чтобы в этом кабинете претензии предъявлять? Кто тебе дал право так разговаривать?» Он сказал буквально две фразы, но они, произнесенные жестким голосом, мгновенно изменили и тон, и поведение гостя. Он стал что-то бормотать в свое оправдание, дескать, «вы неправильно меня поняли, я шутил». Сцена раскаяния продолжалась примерно одну-две минуты…
С тех пор прошло больше 30 лет, но я до сего дня стараюсь следовать примеру Иосифа Давыдовича, понимая, в чьем присутствии и как человек имеет право себя вести. И вы, друзья, будьте любезны следовать этим неписаным, но таким важным правилам.