Кирилл Норвежский
Очнувшийся в Армагеддоне
Командир смолк, отошел от экрана. Телевизор сам настроился на какую-то частоту. Сквозь помехи появилось грубое мужское лицо с густой серой щетиной.
– …Российская Армия победоносной поступью идущая на помощь мирным гражданам всей планеты! Идущая освобождать народы от Англосаксов – безжалостных оккупантов, фашистов, развязавших войну! Из-за них вымерли десятки рас и народов, а оставшиеся в живых…
То ли экран обладал каким-то визуальным эффектом, то ли запись была так сделана, но, где бы ты не находился в радиусе видимости, злой выразительный взгляд смотрел прямо тебе в глаза. А лицо, словно голограмма, обладало объёмностью, и редкие волосы на голове мужчины лет сорока шевелились как настоящие. Будто стоит он прямо здесь, в сыром, покрывшимся десятым слоем плесени бетонном окопе. А голос… Голос вводил в транс. И у каждого, кто слышит его речь внутри что-то просыпалось. У каждого начинался прилив ярости, патриотизма, даже у тех, кто ненавидел свою жизнь. Тот, кто ненавидел сидеть в окопах, день ото дня загнивая радиационными болезнями. Тот, кто ненавидел есть разбавленный в воде порошок с витаминами на завтрак, обед и ужин. Тот, кто ненавидел войну, и все, что с ней связано.
После его речи все мгновенно забыли о недугах. Единственная задача читалась теперь по лицам молодых парней, единственный их смысл жизни – уничтожить врага. Точка.
– Инструктаж закончен! – рявкнул командир, – Получите противогазы, шприцы со стимуляторами и на исходные позиции! Через тридцать минут, – взглянул он на часы, – буря рассеется. По команде начинаем операцию «Прорыв»! Вольно, солдаты!
Внутри Илюхина тоже проснулось это. Проснулся смысл, проснулась цель. Но цель была не выдуманная, не внушенная, он ощущал это всем телом. Будто что-то живое. И вспомнил рядовой, что пошел на фронт, ради этого «живого», но контузия туманила разум.
«Что-же это? Зачем я здесь? Ради страны? Бред. Страны-то как таковой уже не осталось… Лишь радиоактивные пустоши…»
***
Илюхин стоял, пригнувшись в окопе – в последней траншее перед линией огня. Противогаз был слишком мал. Резина натирала в области подбородка и сжимала виски. В руках автомат. Очень странный, не похожий на все обычные модели. Магазин располагался сбоку, кассетный. Этот круг размером с блюдце, вкручивался в ствольную коробку с правой стороны. Затвор располагался в непривычном месте – снизу. При стрельбе, гильзы падали прямо под ноги. Рукоятка на ощупь сделана из композитного материала, она была влита в корпус. На цевье еще одна такая же, только вертикальная, для стабилизации горизонтальной отдачи.
Туман рассеялся. Рядовой высунул голову из окопа. Ни деревьев, ни травы, ни асфальтовых дорог в центре города он не увидел. Показалась лишь черная убитая земля и остатки многоэтажных домов. Где-то на горизонте взгляд заметил купол Белого Дома. А снизу пятиметровая железобетонная стена с бойницами.
Снизу гигантской стены показались маленькие огонечки. Он, конечно-же сразу понял, что это. Огоньки были на достаточно большом расстоянии. Илюхин подумал, что они вообще летят не в его сторону. Но, с каждой секундой оранжевые трассеры от пуль ужасно быстро сокращали дистанцию.
– Ты что, совсем с дуба рухнул? – кто-то схватил за плечо Илюхина, и потянул вниз. Он рухнул пятой точкой вниз окопа.
Пули всколошматили землю где-то сверху. Через секунду дошли и звуки выстрелов. Пулеметная очередь.
– Это же ЭКП! – сквозь противогаз послышалось глухое недоумение младшего сержанта, – Совсем жить надоело!?
Сержант покачал головой, полусогнувшись направился налево по окопу.
