Кирилл Ликов
Проклятый поэт
– Да… Выбор не богатый. Или ад при жизни, или после.
– А как вы думали заключать договор с самим… мной?
– Так я же не знал…
– Незнание законов, как говориться, не освобождает от ответственности. Я предупредил вас первый и последний раз, а сейчас прошу меня простить, но у меня срочные дела. Не вы же один на белом свете. Не прощаюсь.
Он улыбнулся и растворился в воздухе, наполнив комнату серным смрадом.
– И ты пошел к ней?
Нет, он не пошел. Он опять ударился в запой, но очень скоро понял, что алкоголь не помогает. Его неудержимо стало тянуть к женщинам. При виде слегка открытого кусочка женского тела в нем просыпалось гигантское желание. Он выгнал всех женщин из дома, попросил, чтоб при его появлении в редакции женщин на его пути не появлялось вообще, перестал смотреть телевизор, посещать светские рауты и вести лекции. Но и это не помогало. Что нельзя увидеть, то всегда можно вспомнить и представить. А память дама жестокая, она всегда норовит показать не то, что хочешь ты, а то, что хочет она.
Договор был насчет других женщин. И ему даже пришло на ум, поменять ориентацию. Он собрался и купил сам, не доверив это больше никому, кассету с любовью мальчиков. Но сказать легче, чем сделать, не просмотрев ее более пяти минут, он швырнул кассету в урну и понял, что его не переделаешь и лучше на стенку лезть, чем целовать такое же тело, как и у тебя.
– Но разве нельзя было съездить к ней, объяснить, договориться.
– Она замужем.
– Но любовницей то ей никто не запрещал быть.
– Она не такая.
– Все мы такие, только цена у всех разная.
– Мне не нужно любой ценой. Я хотел только любви, но она любила своего мужа.
Он бросил светский мир. Построил дом далеко от ближайшей дороги, окружил себя охраной и запретил появляться в доме всем, кроме одного лишь курьера из издательства, который привозил гонорары и увозил готовые к печати произведения. Он отрекся от мира, но не смог отречься от Него. Да и Он не забывал передавать приветы своему будущему сувениру. Сколько бы поэт не запирался, сколько бы засовов не ставил на дверь, они приходили к нему. Они просто выходили из ничего, из воздуха. Материализовались, прямо перед ним, такие стройные с зовущими формами и ангельскими личиками. Служанки его, умелые суккубы. Бестии, от облика которых впадали в любовное исступление даже мертвые. Он орал зверем, кидал в них все, что попадалось под руку, жег горящими поленьями из камина, стрелял из специально купленного для этого ружья, но это не помогало, на следующий день появлялись другие. Это длилось первый год, а потом он привык. Потом они стали для него как домашние животные, мяукают рядом, трутся о ноги. Если не зацикливаться и не присматриваться к их соблазнам, то жить спокойно худо-бедно можно. Так он и жил до сегодняшнего момента. Один во всем мире, не считая домашних суккубов посылаемых щедрой рукой его доброжелателя.
– Вот так твой род и прописался в моей скромной обители.
– И ты ни разу не подался на наши ухищрения?
– Нет. И подтверждение этому, то, что я здесь, а не у вас в аду нахожусь.
– А с ней вы больше никогда не виделись?
– Виделись. Один раз, когда муж ее умер. Год назад.
Она сама позвонила ему. Ей некому было больше звонить. Она плакала по телефону о своей жизни, о том, что осталась одинока. Муж умер от онкологии, сын уехал в столицу учиться и возвращаться в забытый богом Вертепск не собирается. Они встретились в небольшом кафе, она много говорила, он в основном молчал и слушал. Потом они поехали к нему.
– И?
– У нас ничего не вышло. Я отдал ей свой последний гонорар и отправил домой на такси.
– Но почему? Ты же этого хотел всю свою жизнь.
– Как тебе сказать… Я просто понял, что не люблю эту женщину.
