Кирилл Ликов
Малосильные боги
– Моя дочка, Аленка, – сказал с нежностью староста и, обняв, прижал девушку к себе.
– Меня старый доктор кое-чему научил, первой помощи при травмах и увечьях.
– Ну, пойдемте посмотрим, – хмыкнул я, представляя, что там наваяла лучшая ученица предшественника, и, подумав, что руки мыть мне в общем-то не обязательно, кроме булок в столовой и ручек «Девастатора», я все равно ни за что не хватался сегодня.
Мастерская представляла собой комнату пять на пять и была вся уставлена приборами и ремонтными приспособлениями. В углу стоял потрепанный диванчик с местами прохудившейся обшивкой, выполненной из «шкуры неубитого дермантенка», на коем и покоилось тело больного в бессознательном состоянии. Как ни странно, но ученица доктора оказалась на высоте. Я не стал разбинтовывать обрубок, чтоб посмотреть, как она остановила кровь и обработала рану, но по качеству повязки можно было судить, что десмургию в нее вдолбили на все пять баллов.
– Носилки есть? – поинтересовался я.
– Только подобие. Сейчас соорудим.
И тут в области видимости появился Констант, и по его недовольной физиономии можно было предположить, что ничего хорошего нам не светит.
– Что-то случилось?
– Буран начался. По ходу, застряли мы здесь надолго.
– Плохо.
Плохо это потому, что чем дольше мы будем находиться тут, тем больше шансов проснуться пострадавшему. А если он проснется… Человека в сознании я точно убить не смогу, даже зная, что это клон, и даже не клон, а всего лишь его цифровая матрица. Все понятно, что он не умрет от моего мнимого убийства, но даже из принципа: уничтожать существо только потому, что у него повреждена одна конечность, – это никак не меньше чем геноцид. Напоминает анекдот про свинью, протез и холодец…
– Ну что, хозяева, примете гостей нечаянных? – обратился Констант к аборигену.
– Примем, конечно.
– Ну, тогда поднимай тросы, не здесь же буран пережидать будем, а пострадавшего своего в термомешок советую положить, чтоб не таскать его туда-сюда, дабы рану не теребить.
– Полностью согласен, – закивал я, немного в смущении, что сам не додумался об этом раньше. – Я ему сейчас снотворного дам, дабы не проснулся раньше времени.
Когда все было готово, больной накормлен снотворным и уложен в термомешок, в котором можно было спать и на открытом морозе, староста с улыбкой победителя махнул рукой, и кто-то из его подчиненных браво, гордясь оказанной привилегией, рванул до того мной не замеченный рычаг. Я вопросительно посмотрел на Константа.
– Это система тросов от здания к зданию, за которые держатся при ходьбе, дабы не уйти в буран в сторону и не заблудиться.
Держась за эти самые тросы, мы колонной, не выпуская из вида спину впередиидущего, побрели до самого большого здания в поселке.
Настоящий буран я видел впервые в своей жизни. Ну, даже с учетом, что он был всего-навсего цифровым, для меня это был настоящий буран. Хлопья снега летели в лицо с такой ненавистью и остервенением, что создавалась иллюзия преднамеренного прицеливания. Я вцепился в трос обеими руками и низко наклонил голову, закрыв глаза. Теперь я понимал гордость того товарища, которого удостоили чести рвануть рычаг и поднять эти тонкие стальные веревки над землей. Если бы он этого не сделал, то я бы точно не смог контролировать направление в этом сумасшедшем снежном угаре и шагнул не туда как пить дать. А шаг не туда в данной ситуации есть не что иное, как неминуемая смерть от холода.
Наконец я врезался головой в чью-то спину, чьи-то руки оторвали меня от троса и подтолкнули в ворота очередного барака. Тут было светло и тепло! Я соскреб с лица твердую корку льда и посмотрел вокруг. Это был предбанник, судя по размерам. Констант стоял рядом со мной и счищал льдинки со своей физиономии.
– Как скоро успокоится это непотребство? – спросил я у него.
– Да кто ж его знает? Может, через час, может, через два, а может, и до утра не пройти. На моей памяти рекордсмен держался пять суток, так что все с базы носы высунуть не могли. Даже супервездеходы «Марс» не помогали.
– Так неужели наверху об этом не знали? А если знали, почему не исправили?
– Тут правит великий бог Рандом. А все исправлять… Ты себе это как представляешь?
Форматирование проекта, чтоб убрать пару заблудившихся идиотов? Отключение всех и вся от серверов? Поверь мне, нашему начальству легче допустить смерть двух-трех наймитов, чем что-то делать с серверами. Лечение в психушке, поверь мне, стоит гораздо меньше, чем форматирование всего проекта и даже его малой толики. Если что-то пойдет не так, то спонсоры, я уже не говорю о спецслужбах, разорвут всю администрацию проекта на много маленьких медвежат.
– У проекта и спонсоры есть?
– А как же, не без этого. Ты эмблем АО «Заслона» мало видел? Только давай об этом потом, в машине, хорошо?
– Не вопрос.
Нас окружили аборигены, проводили в центральную залу, где усадили за стол, накормили и напоили до отвала. В здании было не холодно, но и не жарко, без свитера и своих плотных штанов я бы быстро тут замерз, в отличие от базы, где можно было ходить, по-моему, в одном нижнем белье. По крайней мере, когда я сегодня вылез из-под одеяла, не мерз, как это бывает в моей реальной квартире. Местные… Клоны? Расходный материал? Я смотрел на них, слушал их разговоры, пил с ними обжигающий грог. Чем клоны отличаются от нас? Тем, что их сделали люди? Да. В реале да. А тут? Тут где они хозяева мира. Как можно спокойно резать человека, будь он даже родившимся не от родителей и не зачатым обычным способом, а выведенным искусственно? Как можно играть его памятью и приспосабливать под свои нужды, невзирая на его мнение, устремления, желания? Любой из них, упади я сегодня при переходе от здания к зданию, подал бы мне руку, помог бы встать. И не потому, что я человек, а он нет, а потому что я для него такой же, как он. Он не знает, что есть люди и есть клоны. Он не знает, что «человек» звучит гордо, а клоны выведены специально для проекта. Он не знает, что смерть тут не настоящая, и так же, как и я, боится ее. А я все знаю и молчу. Молчу, потому что обещал, потому что есть контракт, потому что я человек, а он нет. Подал бы я руку ему, клону, если бы он упал? Подал бы. Сработал бы рефлекс. Это после в тепле можно сидеть и раздумывать долго и нудно, искать отличие и сходство, а в реальном времени сначала делаешь, а уже потом думаешь.
Я поставил пустой стакан с грогом на стол… Меня укрыли пледом чьи-то заботливые, нежные, женские руки…
Опять меня будили, как только я начинал смотреть сон.
– Вставай, дохтур! – теребил меня за плечо Констант. – Все на свете проспишь! Буран уже кончился, пора на базу когти рвать.
– А попозже нельзя порвать когти? – протирая все еще закрывающиеся глаза, взмолился я.
– А ты точно уверен, что попозже опять буран не случится? Я лично не уверен.
Сборы были быстрыми. Как говорится, нищему собраться – только подпоясаться.
Больного местные, заботясь о нас, грешных, сами перенесли в машину.
– Я поеду с вами, – произнесла Алена, поджидающая нас около «Урала».
– Это еще с какого боку? – удивился наглости Констант.
– С такого, что я его сестра, а еще у меня дело к вашему главному. Отец поехать не может, у него здесь дел по горло, а кроме него и меня на вашей базе никто не был и обратной дороги не знает.
– Ты что, обратно пешком пойдешь? – моему удивлению пределов не было.
– А чего тут ходить-то? Часа три в хорошую погоду, максимум – четыре.
– А что за дело-то у тебя на нашей базе?
– Ваш главный сказал все докладывать о новых зверях и обещал консервы давать за информацию. Вот я и везу слова охотников и их зарисовки.
– Консервы вкуснее мяса дрогов?
– Не вкуснее.
– А смысл тогда?
– Удобнее. Мясо на охоту не возьмешь, только сушеное или мороженое. А грызть такое мясо на холоде – только зубы портить. Консервы проще. Открыл – и ешь спокойно, или в суп добавляй, или еще как готовь.
– Так расскажи слухи нам, а мы передадим. А в следующий раз передадим консервы или завезем, когда будет по пути.
– Нет уж, мы, конечно, народ поселковый, но и нас на мякине не проведешь. Я вам слухи скажу, зарисовки отдам, а потом месяц вам не по пути будет. Да и привезете банки три, скажете, что за такие слухи больше не дают, а я постараюсь у вашего начальства не меньше ящика вытребовать.
Констант посмотрел на меня, сплюнул, показывая, что я тут главный, мне и решать, а он всего лишь водитель. Ну а моя слабовольная персона вняла голосу девочки и ее опасениям и разрешила.
– Хорошо. Рядом с братом поедешь, заодно присмотришь в дороге за ним и культю перебинтуешь.
Алена кивнула и бросилась внутрь машины, боясь, наверное, что я могу быстро передумать.
– Слабак, – раздался из кабины голос Константа.
– Согласен. Грешен, слаб на передок. Никогда не мог что-то запретить красивой женщине, – улыбнулся я, влезая в кабину. – Трогай, шеф. Как говорится, Господь не выдаст, свинья не съест.
Как только тронулись, я тотчас же спросил у Константа про спонсоров.
– Все очень просто. Эта машина, на которой мы в данный момент имеем возможность ехать, в реальности пока не существует. Термомешок тоже. Но это не значит, что эти вещи просто придуманы нашими программистами. Все это будет в недалеком времени и дома у нас. Спонсоры платят деньги, за это они получают льготы и налоговые послабления. Но что более важно, они используют наш виртуал как тестовую площадку для своей будущей продукции. Зачем создавать полигоны и десятки тестовых версий, если можно просто оцифровать все внешние и внутренние характеристики и посмотреть в динамике, как этот монстр будет работать? Но самое эксклюзивное то, что можно посмотреть не только в обычных, но и в экстремальных условиях, причем не затрачивая для этого лишних денег. Вот так-то.
– А военные тут свое оборудование и технику тестят?
– Будешь много спрашивать – спать хуже станешь.
– Понятно. Значит, тестят.
До базы мы доехали без приключений. Констант сразу, как заглушили мотор, повел Алену к Виндосу, а я водрузил тело на специальную тележку, повез больного в свой кабинет.
Марат уже пришел в себя и начал задавать вопросы про то, что с ним будет. Я рявкнул на него, чтоб он заткнулся хоть на секунду, и ввел ему еще снотворного. Мне казалось, что обездвиженного человека мне убить будет намного проще. Думал я, думал, но все равно не мог себя заставить.
Ну и что, что он клон? Дышит? Может двигаться? Мыслит? Обдумывает действия? Значит, живет и существует. А кто мне разрешил отнимать жизнь? Виндос? Гремли? Я думаю, что как раз Сашка-то тут и ни при чем. Он и в обычных играх никого не грабил и не убивал, считая насилие самым последним доводом. Скорее всего, такие приказы выпущены лично Абботом. Ладно, кто виноват, тут, в принципе, не так уж и важно. Вопрос тут стоит «что делать?». А скорее «что мне будет за неисполнение приказа?». Так как в проекте задействованы огромные силы в лице частных и, скорее всего, даже не средних производителей в компании с государственными ведомствами и силовыми структурами, то просто выговором обойдутся вряд ли. Убьют? Виртуального или реального? Они в общем-то и реального могут, но смысла нет никакого. Убить виртуального проще и безопаснее. Во-первых, заморочек с телом не будет, во-вторых, я потом, как мне объясняли, сойду с ума, и стены скорбного дома навеки скроют от глаз посторонних идиота, который возомнил себя свободной личностью. Это только в квартире, пока жена у парикмахера, можно почувствовать свободный выбор из двух видов пива, трех пачек сушеных кальмаров и ста семидесяти каналов телевидения. И то не совсем свободный, а только в пределах каких-то рамок, сто семьдесят первый канал, хоть удавись, а не найдешь.
Вот мы и пришли к простому и банальному выводу. Или я в психушку, но с чистой совестью, или он на тот свет, а я дальше жить. Выбор интересен, особенно велик. Проведем аналогии и постараемся провидеть будущее. Чистая совесть – это, конечно, хорошо, только вот зачем она психу? Ему же все равно, какая совесть, если он больше растение с глотательными рефлексами, чем мыслящий человек. Вторая ветвь рассуждений гласит, что с запачканной совестью люди живут плохо, противно, но все-таки живут.
Хорошо, к мотивировке дальнейших действий, будем считать, я себя подтолкнул, но теперь стоило проработать способ. Не рубать же ему голову, как петуху на заклании. Родственники, скорее всего, потребуют тело для похорон, а разговоры об ошибке медперсонала, то есть меня, с поглаживанием ручки топора, торчащей из спины, думаю, не будут сколько-нибудь убедительными в глазах аборигенов в целом и плачущих родственников в частности. Придется травить ядом. Спишем на заражение крови во время ранения и все такое прочее. Правда, проще сказать, чем сделать. Руки тряслись и потели уже на стадии открывания ящичков с медикаментами, не говоря об открывании самой ампулы. Чтобы попасть иглой в открытое горлышко, мне пришлось, как снайперу, задерживать дыхание. Выдох, полувдох… Попал. Но ампула – это просто детские сказки, вена – вот что меня больше интересовало. Чем ближе я подходил к спящему клону, тем сильнее все вены в его организме истончались, а шприц в руках увеличивался, при последних шагах он казался самой тяжелой ношей на свете.
– Соберись, тряпка! – сказал я себе. – Чистеньким остаться не получится! Да и парня не спасти. Его все равно сотрут там и потом перепрограммируют. Не я, так другой. Его же не по-настоящему убить нужно!
На последней фразе про ненастоящую смерть мне как-то сразу похорошело, и на пике этого чувства я вонзил иглу в вену.
И тот кто-то за спиной охнул.
– Кого тут нелегкая принесла? Даже клона спокойно прибить не дадут, – буркнул я и повернулся.
Передо мной стояла дочь поселкового старосты, клон по имени Алена, и смотрела на меня расширенными от ужаса глазами.
Я сразу сообразил, что последнюю фразу сказал вслух и нужно что-то делать, как-то исправлять ситуацию.
– Стоп! – заорал я на нее, чтоб осадить и не дать разораться на всю подстанцию. – Это шутка, черная медицинская шутка. Я, наоборот, пытался откачать твоего брата, но не смог. У него заражение крови и, как последствие, – ураганный отек легких.
– Вы врете! – она почему-то не орала, а констатировала самым жестким образом. – Меня учил ваш предшественник, и я в курсе, что, кроме цианидов, ампул с красным раствором у вас на базе нет. Вы убили его!
И тут ее понесло на крик, плач и вой.
Человек – животное не только социальное, но и сиюминутное. Еще минуту назад я выяснил, что моя жизнь все-таки дороже мне, чем чистая совесть, а сейчас я лежу на этой Алене, зажимаю рот ладонью и шепчу ей в ухо сведения, о которых и думать в присутствие клона не желательно. Я выдал ей все, и про клонов, и про то, что было бы со мной, если я не убил бы ее Марата, и про реал, и про виртуал, в общем, все. Выпалил я, естественно, все на нервах и быстро. А чего вы еще хотите от только что убившего? Раскаянья? Нет, это, наверное, придет потом. Сейчас только тряслись руки, и очень хотелось высказаться, что я и сделал.
Когда она перестала орать, я слез с нее. Она села с открытым ртом, не веря, не понимая… Наверное, стоило и ее пришить, но для меня это было уже слишком. Мне, наверное, и за это ничего бы не сделали, а убитому горем отцу объяснили, что нехорошо отправлять в путешествие молоденькую дочь, да притом одну. Списали бы на холод, буран и стаи диких животных. Долго ли умеючи?
– З-з-зачем?
– Зачем убил?
Мы сидели напротив друг друга. Она плакала, а меня била дрожь.
– Зачем ты мне все это рассказал?
Я пожал плечами. Ну не говорить же ей, что убийство ее брата так на меня повлияло.
– Вырвалось. Нервы.
– То есть вы создали эту планету? Вы боги?
– Ну, не совсем так, но создали.
– Но тогда зачем тебе нужно было убивать моего брата? Если ты бог, то зачем вам вообще нужны смерти наши? Почему вы не могли сделать мир более чище, светлее, теплее и справедливей?
– Такие вот мы малосильные боги, – печально улыбнулся я.
– И что теперь?
– Теперь тебе нужно выбираться отсюда, иначе дело будет плохо. Если кто-нибудь узнает из наших про то, что я тебе все рассказал, тебя тоже убьют.
– Тогда нужно бежать!
– А смысл? Мир полностью сделан программистами, и они могут контролировать любую точку этого пространства. Куда бы мы ни бежали, всюду нас можно будет найти.
– И что ты предлагаешь? Сидеть и ждать смерти?
– Я предлагаю сделать вид, что ты зашла немного позже и не увидела в моей руке шприца.
Ну и, естественно, я тебе ничего не говорил.
– И смерть моего брата будет напрасной?
– А наша смерть, ты думаешь, напрасной не будет? Так, например, ты хоть правду знаешь, а прибьют нас – так ваши точно правду не узнают никогда.
– Ты предлагаешь мне сообщить то, что ты сказал, отцу?
– Это уже ваше дело. Я по несчастью дал вам информацию, а там пользуйтесь ей как хотите, только не болтай про меня.
– Хорошо. Что мне сейчас делать?
– А что бы ты делала, если бы это все не произошло?
– Пошла бы домой.
– Ну вот и иди домой. Самое главное, слезы умой и сделай вид, будто ничего не случилось. Хотя нет, погоди. Иди так и, если спросят, скажи, что заходила ко мне и я тебе рассказал о смерти твоего брата от асептического шока с ураганным отеком легких. Так будет проще скрыть волнение. К человеку с горем на лице обычно с дурацкими вопросами не пристают.
