Кирилл Киннари
Вечные мы
17. Избранные (Катя)
Фик, а лучше просто текст, для нас это вряд ли можно приспособить. (Хотя…) Мир счастливых людей/умов (leave that ambiguous: may be AIs). Живут насыщеннейшей творческой, любовной, социальной жизнью, невозмутимо уверенные, что всё честно, что их удачи и находки – всегда их собственные, неподстроенные. Что чудо, когда случается – находится идеальный спутник, друг, страна, дом, книга, песня, слово, – что это всё само, без никаких подсказок и подкладываний в постель. «Я знал что мне нужно, не могло же не найтись.» К тому же: бывают более удачные выборы и менее, распределение вполне себе power law, видно что никакого мухлежа. А на самом деле они все – результат отбора, всегда-скользящий оптимум, переходящий приз: каждый ежемоментно выбирается, по максимуму счастья, из множества вариантов себя, всё время спавнящихся и выбирающих разное, пробующих разное, забредающих в тупики и попадающих под всевозможные обвалы. Настоящий ты – это не «ты», а то, что прыгает по тонущим головам, чтоб держаться на плаву. Включая «твою».
Это постепенно выясняется, намёками, сначала гипотетически и невсерьёз, но чем дальше тем реальнее, страшнее. У каждого – тьма копий, клонов, реплик… которые проживают свои поджизни, копят понимания, что именно тебе нужно, в чём и с кем ты будешь осмысленнее всего счастлив. Понимания, само собой, достаются недёшево: почти все поджизни кончаются увязанием, затягиванием нераспутываемых узлов, мучительными тупиками – и такая поджизнь просто тихо выключается, гаснет, её герой «просыпается» и оказывается собой же, причём не помнит деталей сна, но помнит главное: вот сюда не соваться, вот это не пробовать, вот с этим/этой даже не начинать. Так, из копящегося опыта поджизней, кристаллизуется trunk life: с полки снимается твоя книга, пишется твоё вечное слово, в шумной толпе ты безошибочно подходишь к тому, кто тебе нужен и кому нужен ты. Все «само», да. Мы избранное, не подозревающее о черновиках. И power law в наличии, только вот сдвинуто всё очень в одну сторону – но все давно забыли, какой бывает нуль на этой шкале, так что принимают как должное.
Кроме, разумеется, некоего одного – явление героя: с детства у него смутные догадки, совпадения, глюки матрицы, потом, эврика, пишет текст (вот как я тут) и уже начинает всерьёз копать, сравнивать, расследовать. Сначала (ладно, пустим и это, ожидаемо же) conspiracy: мы марионетки, чей-то гигантский эксперимент, нас кто-то лепит методом тыка, и пребольного тыка. Скоро это отбрасывается: глупо, ничего не объясняющая god theory, если «они» могут такое, то уж наверно могли бы узнать что им надо и без всяких экспериментов. Всё проще и страшнее: мы сами порождаем свои поджизни, бессознательно, инстинктивно, плодим своих бесчисленных двойников, чтобы пройти по их костям. Наше счастье на крови, мы заметаем под ковёр наши пробные смерти, ужасы, тоску, а ведь они ничуть не менее реальны, чем стволовая жизнь. И он решает посвятить себя одной цели: crusade за честность, открыть всем глаза, заставить увидеть мир как он есть. Заставить втянуть свои щупальца, перестать во всё врастать бессознательно, как грибница. Мы должны наконец взять на себя ответственность за всё! Пусть станем все хором несчастны, пусть: только тогда мы и сможем строить настоящее трудное счастье, сами, по́том и кровью которые уже не забудутся, без бесплатных озарений неизвестно откуда.
Подтема: ясное дело, не все такие совестливые, народ из всех этих проповедей улавливает для себя главное: что отбор не по чему другому, а по счастливости. Так что ну-ка бегом, во все тяжкие, чтобы в этой гонке выиграть: всё прочее побоку, быстрое счастье (в меру понимания каждого) is the only thing that matters. Оргии и т.п., хотя это уже неинтересно. (И кстати же, тут получается насильственное обоснование этики снаружи, which is a big no-no, но это мы пока замнём.)
А герою, конечно, страшно. Он боится, что он и сам – поджизнь, просто один из множества опытов на тему «чего нельзя», что вот сейчас, сейчас ему конец, ещё минута и мир беззвучно лопнет… а «настоящий он» в этот момент вздрогнет слегка да и пойдёт себе дальше, чуть-чуть лучше защищённый от неприятных сомнений и уколов совести. Сюжетно можно на этом и закончить: да, так и погиб наш безвестный прозревший герой, выжать слезу на небольшой рассказец. Но интересней пойти глубже: вот он раскапывает прошлое, пробует понять, откуда же взялась эта наша мясорубка поджизней, как мы смогли её выстроить, даже толком не осознав? От кого этот подлый дар богов?
И выясняется, что это всего лишь натуральная мелкошаговая эволюция, начиная с простого думания, перебирания вариантов, совершенно естественного ментального моделирования окружающего мира и себя в нём. Моделирование большей частью подсознательное, вывод его всплывает как «интуиция», а сама модель и детали того что с ней было гибнут, так и неосознанные, а если осознаны – просто забываются. Но любое забывание – это уже маленькая смерть! «Совсем сознательно» не получится даже без всяких поджизней, потому что у нас вообще ничего не бывает совсем сознательно, это недостижимо, абстракция. И вот: мозг становится мощнее (отбор половой и просто, потом self-modification, amplification, uploading etc), модели соответственно детальнее, самостоятельнее, мир каждой реальнее (ambiguity again, to never clarify just how virtual all this is, это можно сделать интересно). Каждый разум окружается огромным, всё растущим облаком модельных миров, где идёт нескончаемая борьба под ковром, жуткие тени во тьме, и только в центре дрожит огонёк «настоящего» сознания. Облака разумов начинают перекрываться! На всех уже просто не хватает места без наслоений – так вот откуда в этих моделях появляется принципиально новое знание! No longer daydreams: это ты так общаешься с другими разумами, трёшься о них нечувствительно своими внешними оболочками, и подслушанное у них постепенно просачивается в ядро. Теперь ты уже знаешь их, тех что живёт рядом, даже не сказав с ними ни слова, и знаешь лучше, глубже, провереннее, чем через слова.
Ух. Наше будущее, а что. И вирусы, конечно же, паразиты всякие, новые формы жизни заводятся в этих облаках, для пущего облома.
А если без фантастики: ведь это мы! У нас уже всё так и есть, только наши пробные поджизни – это все наши предки, миллионы мучеников отбора, кто как не они всё для нас перепробовали и завещали нам свой геном хоть-чего-то-понимания. Когда я выбираю – это всегда в огромной степени они, мои относительно удачливые прямые предки и несчастные боковые, сгинувшие и следов не оставившие, кроме (бесплатной для меня!) интуиции куда лучше не соваться. И красивы мы не задаром и не случайно, а слезами и муками миллионов бездетных уродцев и дурнушек, никем не выбранных, не полюбленных. То же про «умны», «удачливы», «добры» – всё, всё на крови и страдании. И что теперь? Отказаться от даром доставшегося, начать с нуля, пройти лично заново весь путь – с обезьяны? с амёбы? с большого взрыва? Или построить алтарь предкам на холме – ежедневные всесожжения, головы пеплом посыпать? Выбить на камне хотя бы имена, сколько знаешь? А в пределе воскресить их всех, как Фёдоров мечтал… но ведь даже у Фёдорова «сын воскрешает отца», то есть беспотомковые тупиковые ветви в пролёте. (Ох, ну так я и знала, свелось всё к тривиальностям, «теодицея эволюции». Но пусть уж.)
И если додумывать до конца: ведь у каждого двойника бывают не только несчастья, в самой же пропащей жизни есть крупицы золотой пыли, которые идут на дно вместе с отжившим своё солипсистом. Но откуда жизням быть совсем-то пропащими – так или иначе ты стартуешь с той точки, где ты сейчас, а по условиям задачи наши усилия всё-таки не зря, минимум счастья мы уже наскребли себе. И все эти разветвления счастья – туда же, во тьму безвозврата? Или что-то остаётся? Если копится понимание от неудач, почему не от удач тоже? Эхо хороших минут? И даже важнее это эхо, глубже след, наверно, чем от предостерегающих ожогов и ран. Ну конечно! Ты плодишь своих клонов (и они друг друга, всё ветвится), но не случайно же, не в случайные миры, ты пробуешь именно что чувствуешь самым важным сейчас, ищешь что тебе нужно. Твоё облако вариантов – это твой мир, это ты и есть. Самое-самое в любви – это же узнавание, вспоминание, великое «ну конечно», как будто я была с ним/с ней всегда, это родное моё, до косточки знаемое, миллионы раз мы так лежали обнявшись! Миллионами тел своих и душ. Какая-то уже психотерапия получается, натаскивание на positive thinking (и метаотбор, уже между облаками-умами, на способность к счастью, на умение раздувать костёр, а не гасить страхами) – но это же и работает… и мы-то, мы разве не?
