– Имеют, профессор. Тупик науки этот ваш Большой Взрыв.
Я фыркнул и хотел возразить, но он перебил меня и продолжил:
– Не смейтесь. Я же не спорю, математика, физика, гравитация, – это всё правильно. Вы, теоретики, сами почти до всего додумались. Начальная точка, первый пиксель пространства. Но что дальше? Откуда эта точка взялась? Ведь вы сейчас спорите о мелочах: существовало ли время до взрыва или нет, копаетесь в своих мюонах и суперсимметриях. Сингулярность эта ваша…
– Чем же вам сингулярность не угодила? – Он начинал меня забавлять.
– Мелко это, глупо даже как-то, постыдно глупо. Ведь вы от бессилия занимаетесь только следствием. Допустим, шарахнул бы я вас кирпичом. И что вы сделаете? Посчитаете траекторию, частоту вращения и сопротивление воздуха? Построите теорему полёта этого кирпича? А кто ударил, уже не важно?
– Материя Большого Взрыва не содержит этих данных, – мягко возразил я, повторяя прописную истину.
Мы стояли недалеко от Объекта. Лохматый подошёл к барьеру так близко, что силовые линии трепали его шевелюру. Потом копна волос взметнулась и, отлетев на полметра, медленно опустилась на антрацитово-гранитный пол. «Вот тебе и Лохматый!» – подумал я с усмешкой. Он повернул лысую голову, безразлично посмотрел на сорванный парик и снова уставился в мерцающую тьмой пустоту.