Кирилл Борисович Килунин
Ведьма
В тот вечер он как все последние вечера заявился домой пьяным и злым. Она встречала его у порога и готова была броситься разогреть ему ужин, а он ударил ее с порога прямо в лицо, инстинктивно она прикрыла руками живот…, и поэтому он ударил ее по лицу еще раз и еще, она упала на пол в прихожей, с лицом залитым кровью. Никогда она не испытывала подобной боли, даже в детстве когда сорвалась со скалы в походе на природу вместе с отцом… И вот она лежит на полу – корчась от боли и держится за живот, и молится Богу, закрыв глаза: пожалуйста, добрый Бог сделай так, чтобы с ребенком ничего не случилось. Она хочет вздохнуть, но задыхается, от ощущения нереальности происходящего и ужаса, когда видит любимого человека, превратившегося в грязное животное. И тогда Юля решает, что стоит на краю, и, наверное, хочет умереть….
Никто не смеет обижать Юка! – взорвался чужой голос в ее голове. И это было еще страшнее, чем все случившееся… Ей было больно и страшно, когда Юка сказала: ну здравствуй сестренка. И она сама не поняла, как ее левая нога выстрелила снизу из положения, лежа и ударила Дениса в лодыжку, вскрикнув от боли, он завалился на бок, ударился головой о металлическую входную дверь и тут же потерял сознание, через пару минут пьяно захрапев – прямо на полу, на половике у входа в их семейный приют.
– Теперь мы можем спокойно поговорить, – произнес кто-то в ее голове.
– Кто ты? – спросила Юля, снова…
– Я Юка. Я, это – Ты…
На следующий день Денис помнил только о том, как пришел домой пьяным и поднял на нее руку…. Он был смущен и выглядел виноватым, но она не смогла прочесть в его глазах истинное раскаяние.
А Юка теперь всегда была в ее голове, ей пришлось продолжать жить, приняв эти две константы бытия:
1. Я, это – Ты.
2. Денис, не тот, кого она хотела или могла любить, но у них будет общий ребенок и она должна думать о нем, а о себе подумает, когда ни будь потом…
Юка говорила, что нужно бежать…., но Юля не хотела слушать, она была напугана и растерянна, она была на краю, но больше не хотела умирать, ради ребенка… – Ты должна жить ради себя, – говорила Юка. И Юля понимала, что, наверное, Она – права.
4. Юка в ее голове… Рождение дочки… Называй меня мамой…
Пока Юля спит после ухода Дениса, Юка открывает для себя этот мир, без интернета и сотовых телефонов, без спутникового ТВ, они еще будут, практически в каждом доме лет через семь или восемь, она просто смотрит и видит…, она видит Юлькины мечты и страхи, только себя не может увидеть, отвергнутая при рождении, запертая, где-то в самой глубине человеческого сознания, и свободная, теперь…. – Каждая ведьма, должна быть свободна, – думает Юка.
Меж тем, что-то не так, тик-так. Юка чувствует, нет, уже знает. – Юля вставай! У тебя отошли воды, ты скоро родишь…
Юля в панике, она ничего не знает про роды, она никогда не спрашивала про это у мамы, а теперь уже поздно…
– Спокойно, сестренка, – говорит Юка в ее голове. Я помогу…
В мгновение ока Юка собрала нужные вещи, помогла Юле одеться, позвонила в двери к соседям и те помогли им спуститься и поймать машину до ближайшего роддома. Юка держала ее за руку, когда Юля рожала, а перед этим заставила с помощью криков и площадной брани врачей шевелится… вызвать акушерку и найти им пустую палату.
– Как ты ее назовешь? – спрашивает Юка, пока Юля держит свою новорожденную малышку, прижимая ее к груди. Я еще не знаю…, -думает Юля. – Мне нравится, Тая. – Да, – Юка смеется, ты выбрала нужное имя…для ведьмы… Теперь нас трое, сестренка. А Юля думает о том, что не желает быть ведьмой, она одновременно боится и благодарна Юка.
С Юка интересно и надежно, она говорит: смотри, какие забавные люди, – указывая полупрозрачным пальцем на проходящих мимо врачей. – Они думают, что та седьмая палата – для рожениц – счастливая и поэтому кладут туда только своих знакомых и друзей, которые тоже верят в эту чепуху. На самом деле под полом в ней лежит особая доска – спрятанная там одним монахом больше ста лет назад, это – старый список с чудотворной иконы Божией Матери, от нее исходит свет четырехсотлетнего моления и веры, и я не рискну туда войти, но ты сноси туда нашу малышку, у ней кажется, начинается насморк, дует вон от того окна, его нужно утеплить ватой и в нашей палате больше никто из малышей никогда не простынет.
Ты тоже видишь тень белой кошки, – спрашивает у ней – Юка, – она потеряла своего единственного котенка, когда еще здесь просто жили люди, в расселенном барском доме, у них была коммуналка и приблудная кошка была тоже общей, как эта большая квартира, их расселили пятьдесят лет спустя, а кошка все ищет, ищет свое потерянное дитя, чтобы накормить, ибо слышит его крики, и не может уйти, она путает их с хныканьем человеческих детенышей и вот она кормит их своих молоком, этих котят в соседнем боксе для новорожденных, поэтому они всегда сыты, даже когда у их матерей нет молока…
Юка любит малышей, которых приносят на кормление мамам, в их палату, но на некоторых она смотрит зло….
– Почему ты так смотришь на них? – спрашивала Юля, прижимая к груди свою Таю. – Они такие светлые ангелы, ты не можешь так на них смотреть…. Не делай так, если любишь нашу дочь!
Юка – молчит, лишь взорвалась однажды, закричала: Если бы ты знала…!
– Что знала..? – спрашивает, Юля.
– Знала то, кем они станут…, ты желала бы им самых худших бед на этой земле….
– Но ведь пока они не стали…. их нужно любить…вдруг они никогда не станут тем злом, которое ты видишь в них …?
– Станут…, – шепчет Юка, ты не ведьма, а когда ей будешь -поймешь…. Все перемены еще большее зло, старайся не меняться и не изменять, прежде всего, самой себе. После таких разговоров Юка замолкает надолго, как будто ее нет, или не было никогда.
Прошла неделя, и пришло время выписки, у порога роддома их с ребенком встречал Денис. Он улыбался, она заметила следы губной помады на воротнике его серой рубашки, выглядывающей из распахнутой настежь куртки.
Вот они перемены, – подумала Юля. А Юкка только кивнула.
Тая захныкала, а затем расплакалась, почувствовав настроение матери и они все вместе сели в его машину, и поехали в свой дом. Началась новая жизнь.
Я хочу начать новую жизнь, – говорил Денис. – Через неделю к нам приедут мои родители… мама поможет тебе с ребенком.
Может при родителях он изменится, снова станет прежним – заботливым и нежным, восхищенно смотрящим на нее мальчиком со светлым взглядом, – думает Юля.
– Ничего не изменится…, – шепчет Юка на краю ее сознания. – Ты не понимаешь он… будет только хуже…
Молчи! – я сделаю так, что тебя снова не будет, не знаю как, но я просто очень сильно захочу…. Наверное, этого будет достаточно, ведь один раз уже вышло… – кричит внутри себя Юля.
– Молчу…, – отвечает Юка, – Пока сама не попросишь об обратном, сестренка…
Всю эту неделю Денис все чаще задерживался по ночам, и она видела следы губной помады на его одежде, кажется, он их и не скрывал, а только бросал на нее взгляды похожие на вызов: смотри – это тебе, ты сама виновата, что все так случилось.
Его родители приехали спустя семь дней, сначала ей казалось, что стало лучше. Она уже была не одна в этом замке молчания, ей было с кем поговорить, кроме Юка. Правда отец Дениса оказался неразговорчив, часами он читал старые газеты, набранные из кладовки, и смотрел телевизор, а вечерами или ночью, они вместе с сыном пили пиво на кухне. Мама Дениса первую неделю вставала чтобы поменять Тае пеленки и не выпускала внучку с рук, Юле даже удалось погулять, добраться до почты и позвонить домой: все хорошо – шептала она телефонной трубке, но сама не верила в свое «хорошо». На том конце телефонного провода, ее мама вытирала невидимые дочери слезы, она тоже не верила этому «хорошо», еще с того времени когда Юля была несносным подростком. Пять минут молчания и утверждения мантры – «все хорошо», пролетели в мгновение ока, как и закончились деньги для продолжения их разговора.
