Кирилл Андреев
Миры Отверженных. Метаморфоза
– В смысле, откуда? На этой же планете и берут. Иначе зачем они сюда тогда припёрлись? – Лицо Фалькура выражало полное недоумение.
Морон рассмеялся – На какой этой? Да здесь нет таурания, и будет очень нескоро. Причём настолько нескоро, что даже для твоих очень далёких потомков это тоже будет несбыточной мечтой. Это, Фалькур, очень молодая планета, и поэтому его здесь быть не может. Они сюда за водой припёрлись, эти зеленокожие. Наши разведчики уже выпытали это у пленных талан. Вот почему они тут. Вот и вся их история. Ну а нас это пока устраивает. Эти твари убрались из тех территорий, где мы сейчас обустраиваемся, и сейчас резвятся в своей мерзкой жидкой субстанции. Так что надо будет нам разузнать, откуда же они всё-таки черпают запасы этого таурания. Иначе почему его у них столько, что они были в состоянии содержать целый энергощит для всей планеты? Вот это для меня главная загадка. Но ничего, мы всё равно, рано или поздно выведаем, откуда у них эти запасы и где они их хранят.
Фалькур тут же всё мгновенно понял и клял себя последними словами. Какой же он болван, что попёрся на эту Землю, когда у него была в распоряжении целая планета с богатыми запасами таурания! Но откуда он мог знать, что эти зеленокожие рванули сюда именно из-за воды? Как он не додумался просчитать другие варианты? Эти запасы таурания настолько ему вскружили голову, что он и не мог допустить другой мысли, кроме той, что на Земле этих запасов ещё больше, поэтому таланы и рванули сюда.
– Ты слышишь меня, Фалькур? – донёсся ему голос Морона. – Собирайся, сейчас со мной поедешь инспектировать и принимать объекты. Планета, конечно, полна этой самой воды, но тут есть места, которые мы сделаем такими привлекательными, что просто мечта. У богатеев с Солора не хватит никаких богатств, чтобы заполучить здесь себе местечко. Тут столько перспективных вулканов, что голова кружится от таких перспектив. Так что идём, я тебе всё покажу. Будешь командовать всем этим.
– Кто, я? – Фалькур с недоумением посмотрел на главнокомандующего.
– Ты, ты. Чего уставился на меня? Я тебе доверяю. Оставляю тебя здесь главным на хозяйстве. У тебя, после нашей удачной операции, самой большой авторитет в войсках. Не переживай ты по поводу героической гибели твоих бойцов. Их смерти были не напрасны. Ты сам увидишь, какая эйфория сейчас у парней. У всех горят глаза от перемен. И, кстати, я тебе предоставлю право сказать, что все отличившиеся при операции получат здесь участки для строительства своих домов. Ты смотри, как бы они тебя ни задушили от счастья. Так что брось ты там переживать, о будущем думать надо. Да и вообще это временно, пока я отбуду отсюда.
– А ты тогда куда? – непонимающе замотал головой Фалькур.
Морон усмехнулся. – На Солор, куда же ещё? Там Геронт рвёт и мечет уже, ожидая меня. Ну не мог же я туда полететь с признанием, что у меня здесь полнейший провал. А теперь, благодаря и твоему участию, я лечу туда с радостной вестью. И за тебя, само собой, замолвлю словечко. Давай, давай, поторапливайся, у меня немного времени, а показать тут есть чего. Жду тебя у входного шлюза. Мы приведём эту планету в порядок.
Морон с офицерами вышел из каюты. Главнокомандующий повернулся к одному из них. – Ты всё понял?
Тот в ответ кивнул. – Абсолютно. Не давать Фалькуру ни на секунду усомниться в том, что ему поверили, и приставить к нему слежку. О любом подозрительном шаге сообщать вам незамедлительно.
Морон довольно кивнул. – Правильно. Глаз с него не спускать до моего прибытия. Я ещё не знаю, сколько времени займёт наведение порядка на Солоре. И когда вернусь, лично сам проверю этот Таураан. Что-то не нравится мне это, уж больно сладко пел наш агент.
Главнокомандующий нахмурился и покачал головой. – Никому нельзя доверять, никому.
– Озар, можно к тебе? – На пороге землянки стояли Кирьян с Миролюбом.
– Куда прёте? – раздался изнутри голос Лепавы. – У нас дети хворые, а они все лезут и лезут за расспросами, как будто сами ничего решить не могут. Идите на улицу, негде вам тут рассиживаться.
– Сейчас выйду, мужики, – Озар повернулся к жене. – Лепава, не ворчи.
Через минуту он вышел наружу. – Ну, чего вам? Что ещё стряслось? Только давайте по-быстрому, у моей младшенькой жар нешуточный, мы растирать не успеваем.
Миролюб натянул посильнее шапку, ёжась от пронизывающего ветра. – Так мы, Озар, как раз про это и пришли поговорить.
Кирьян выглядел также очень встревоженным. – Мои малые тоже как один слегли. Да и почитай, почти у всего поселения малята все хворые. И хворь сама какая-то непонятная, никто такой доселе не видел. Ничего не помогает, уж какие только травы ни перепробовали. Никак зараза не уймётся. И знаешь что, а ведь все убеждены, что это всё от этих зеленокожих. Люди говорят, что зря мы к этим тогда пошли в их подземное жилище. Оно конечно, очень необычно. Я такого никогда в жизни не видел, даже и подумать не мог, что такое возможно. И уж больно они все складно рассказывали про свои чужие земли, там в небесах. А мы выходит, уши все и развесили, да бдительность потеряли. А они, нас, дураков лопоухих, там и потравили чем-то неведомым. Только, видать, зараза эта неведома взрослых не берёт, а детей эвон как подкосила.
Люди очень злы, считают, что убаюкали нас чудесами своими твари зеленокожие, а сами потихоньку вытравливают нас с нашей земли. Боюсь, если потеряем, хоть одного ребятёнка, люди возьмутся за рогатины и пойдут на этих иноземцев.
– А ты чего молчишь? Тоже считаешь, что вина на иноземцах и что провели они нас? – Озар повернулся к Миролюбу.
Миролюб закашлялся. – И да, и нет.
– Что значит, и да, и нет? – Озар замотал головой. – Можешь не темнить? Говори прямо.
– А чего тут темнить? То, что подхватили от них заразу, это наверняка. А вот то, что они сделали это специально, вот в это не верю. Ну не создалось у меня такого впечатления. Не увидел я в них коварства и подлости. Да и не нужно оно им сейчас, нас со свету сживать. Захотели б – давно бы сделали. Вон какие у них палки, огнём стреляющие. Сами же всё своими глазами видели.
– Много ты разбираешься, – всплеснул руками Кирьян. – Это же тебе не люди, а твари какие-то, со звёзд нам на землю попадавшие. Чёрт его знает, какие они внутри.
Миролюб пожал плечами. – Может, ты и прав, Кирьян, но я не чувствую в них подвоха. Они такие же, как мы, только кожа цвета зелёного, да руки-ноги чудные. А так, ежели не смотреть, то один в один мы. Так же думают, так же страдают, так же мысли свои выражают, правда, чудно. Столько всего штук у них разных, мудрёных, уж очень смышлёные они. Гораздо по более, чем мы, раз могут летать не только в облаках, но и к самым дальним звёздам. Нет, не могли они это сделать специально.
Озар нахмурился. – Миролюб, делать-то что предлагаешь? Ребятишки наши-то мучаются, не дай того, и преставится могут.
– Думаю, клин клином вышибают.
– В смысле?
– К ним идти надо. От них заразились или не от них, но помощи у них просить нужно. Когда они нас водили по этой большой своей землянке, я углядел одну комнатёнку, там они, видимо, своих хворых на ноги поднимают. Помните, Лука одного из них ранил серьёзно в ногу, так вот, видел его в той комнате, и он мне не показался уж сильно опечаленным. Думаю, раз они такие вещи создают, наверняка у них мази или снадобья тоже большую силу имеют.
– Ты совсем с ума спятил, Миролюб, – замахал на него руками Кирьян. – Такую чушь городишь.
Дверь землянки раскрылась, и в проёме появилась Лепава. Лицо её было заплаканным. – Озар, Кира совсем горячая стала, бредить начала. И у Митюши похоже, тоже самое начинается.
Озар повернулся к Миролюбу. – Собирай быстро сани, повезу детей к иноземцам.
Кирьян в страхе отшатнулся – И ты, Озар, тоже спятил. Я своих не дам.
Лепава, всплеснув руками, заголосила, – Что ты удумал, Озар?!
Озар обнял жену и зашёл с нею в дом.
В больничной палате убежища талан, рядом с койками с тяжело дышащими детьми, сидела Лепава. В коридоре, перед входом в палату, столпилась небольшая группа. Там стояли Саав с женой, Амун, и Озар с Миролюбом.
– Так вы говорите, что скоро они встанут на ноги? – Озар смотрел на Саава.
Профессор кивнул. – Никакого сомнения нет. Очень скоро у них должен сойти жар. Мы им дадим вторую порцию лекарств, и они у вас через день-другой поправятся.
– А отчего они заболели, знахарь, скажи мне честно, ежели ты сразу смог распознать эту хворобу? А то многие наши утверждают, что это именно вы и занесли её нам. Только не юли, знахарь, и отвечай прямо. – Озар пристрастно смотрел на лицо профессора.
Саав немного смутился. – Врать не буду, землянин, инфекцию эту вы подхватили от нас. Видимо, народы ваших земель не восприняли некоторые наши микробы, в отличие от жителей более тёплых земель, и сильнее всего среагировали на это ваши дети.
– Я не очень понимаю тебя, но вижу, что ты говоришь открыто, раз признаёшь свою вину. Значит, это получилось не специально, и вы это не подстроили? – вступил в разговор внимательно все слушающий Миролюб.
– Ну, конечно же, нет, зачем нам это делать? – искренне развёл руками Саав.
– Я ему верю, Озар, – повернулся Миролюб к Озару. – Мне рассказывали об этом проезжавшие торговцы, которые приносили из далёких земель разные, неведомые доселе, болячки. Это не их вина, так бывает.
Озар задумался. В этот момент в дверях возникла Лепава. Её усталое, замученное лицо слегка улыбалось. – Озар, они уже не горячие и, кажется, скоро уснут.
Саав дёрнулся вперёд. – Надо давать вторую порцию препаратов.
Таана придержала его за рукав. – Не беспокойся, я сама всё сделаю.
Лепава инстинктивно дёрнулась, загородив дорогу таланке. Таана улыбнулась ей, и коснулась её руки. – Не переживай, я тоже мама.
Озар кивнул супруге, и та пропустила Таану в палату. Потом он повернулся к Амун. – Я так понимаю, вы глава этого рода?
Амун слегка улыбнулась. – Ну, в каком-то смысле, да.
– Вы примете других наших детей?
– А что, у вас и другие больные есть?
– У нас почти все дети хворые.
Амун замахала руками. – Конечно, давайте их всех сюда! Мы их всех примем.
Озар повернулся к Миролюбу. – Давай, гони обратно к нашим, пускай все собираются сюда.
Миролюб кивнул, – Я мигом, – и, развернувшись, побежал к выходу.
Амун крикнула в конец коридора. – Парни, помогите с транспортом для больных.
Озар повернулся к Амун. – После нашей последней встречи, когда вы все рассказали про то, как и почему оказались здесь, я долго думал. Я многое не понял, но понял только одно. Вы хотите здесь остаться надолго и, возможно, навсегда. Мне хотелось бы понять, что вы вообще намереваетесь делать дальше, и как это отразится на нас?
Амун посерьёзнела. – Вы правы, я должна вам это рассказать. Но только после нашей встречи уже произошли некоторые события, и ситуация сильно изменилась.
– Это касается нас и того, что с нами будет? – нахмурился Озар.
– Это касается всех нас. И вас, землян, живущих на этой планете, и нас, талан. Всех касается. Идёмте, сядем, я вам всё расскажу.
Через пару часов большинство спальных отделений были переоборудованы в больничные палаты. На территории убежища появлялись все новые люди, несущие на руках своих детей. Словам Миролюба о чудесном лечении детей Озара и Лепавы поверили многие, но каждый из новоприбывших хотел в этом убедиться лично. И лишь увидев спокойную Лепаву, сидящую рядом с уснувшими детьми, отдавали детей в руки Сааву и его помощникам.
Миролюб подошёл к сидящему в большой задумчивости Озару и тихонько прикоснулся к его плечу. Глава рода вскинул на него глаза.
– А, это ты. Ну как, всех притащил?
– Всех-всех, – Миролюб с облегчением присел на стоящий рядом стул. – Если бы ты знал, каких только трудов это мне всё стоило. Вначале мужики чуть не прибили меня, когда я заговорил об этом. Кирьян же всем растрезвонил, куда мы идём. Там ещё и Третьяк как заполошенный бегал, всё крыл тебя последними словами, мол, что это за глава рода, который дитёв родных к ворогу ненавистному сам отвёл.
А потом я сказал, что дети твои на поправку уже пошли, прям на моих глазах, и тогда они сами будут виноваты, ежели дитяти их помрут. Ну, тут уже бабы на мужиков накинулись, аки с цепи сорвавшиеся. Теперича все тут.
Миролюб снял шапку и вытер ею взмокший лоб. – Уф, совсем сопрел, умаялся. А ты чего такой смурной? С детьми, что ли, не то?
– Нет, с ними все нормально, спят, родненькие. Тут другая беда.
– Какая ещё, Озар? Нам мало, что ли, этих, – нахмурился Миролюб.
– Да вот, помнишь все эти молнии в небесах.
– Ну да.
–Так вот, к нам ещё незваные гости пожаловали.
– Кто там опять свалился на нашу голову? – выпучил глаза Миролюб.
– Да понять бы какие. Со слов Амун, вот той высокой бабы, это настолько жестокие твари, что прибытие этих, зеленокожих, мы ещё за счастье считать будем. Кстати, она у них за главу рода, оказывается.
– Чудно, баба глава рода, – усмехнулся Миролюб, не обратив внимания на первую часть фразы Озара. – Хотя ты знаешь, а я уже привык к этому, что бабы у них боевые. Почти как наши, только наши погорластее будут. – Миролюб улыбнулся во всю ширь.
Озар усмехнулся. – Это точно. Только не до смеха нам сейчас будет. Как с этими новыми, сражаться-то будем?
– А какие они, эти новые? Опять как эти зелёные, или какого другого цвету будут? – горестно спросил Миролюб. – Что за напасть такая? Хоть бы одним глазком на них взглянуть.
– Не знаю, врать не буду, кто они и каково они цвету. Но говорят, они не дадут жизни, ни нам, ни зелёным. И что они будут всех истреблять, чтобы только самим здесь жить.
Миролюб почесал лоб, потом пригнулся к Озару. – Слушай, а может, того, а не к лучшему ли это? Вот как перебьют эти друг друга, может, и для нас свобода настанет.
Озар тяжко выдохнул. – Ох, не знаю я, Миролюб, кого слушать и кому верить. Чувствую, тяжёлые настали для нас времена. Думали, что эти были плохие, а оказывается, это всё цветочки. Нам бы побольше понимания всего того, что здесь творится. Мне вот Амун предложила здесь ночку переночевать в такой странной штуке. Говорит, что после такой ночи я буду говорить на их языке и буду лучше понимать многие их вещи. Видишь, как они за ночь весь наш язык понимать стали. Я так же хочу. Мне надо понимать, о чём они между собой говорят. Ты как считаешь? Со мной пойдёшь?
Миролюб встал. – Озар, ты же знаешь, я за тобой хоть куда. Тем более ты дело говоришь, язык врагов надо знать.
Озар также встал. – Пойду тогда, проведаю детей и Лепаву, как они там.
Саав с помощниками совершал обход палат с детьми. Почти у всех детей наблюдалось снижение высокой температуры. Вместе с тем, спадала нервозность у их родителей, которые привыкали к незнакомой обстановке, которая уже не казалась им угрожающей.
Подходя к палате, где лежали дети первого прибывшего, он увидел перед входом скопление талан и людей. Саав с возгласом, – А ну, чего здесь стоите, не мешайте работать! – растолкал всех и, войдя в палату, увидел стоящую в дверях немного смущённую Таану. Она кивком указала ему в противоположную сторону.
Саав повернул голову и увидел, что рядом с лежащей на кровати девочкой сидела Косеана, и сейчас обе девочки с любопытством осматривали друг друга.
– Она что, сама сюда пришла? – выпучил глаза от удивления профессор.
– Сама, – прошептала Таана.
– Но как? – не мог прийти в себя от изумления Саав.
– Дети, – ответила стоявшая рядом Амун, присутствие которой профессор не сразу заметил.
Внезапно на руке у Амун завибрировал коммуникатор. Амун поспешно вскинула руку. – Ой, не знаю, какой-то незнакомый номер. Нет, не буду отвечать.
– А вдруг это важно? – спросил Саав.
– Может, и важно, но Ситуур запретила мне отсюда выходить на связь с кем-либо. Мало ли, может это службы Аркенаара нас пробивают. Она прямо трясётся надо мной. В нынешних условиях это просто смешно. До меня уже вряд ли ему есть дело.
– Вот именно, Правительница. А вдруг это важно, и кто-то ищет нас в этой неразберихе?
Амун нехотя кивнула. – Возможно, но, если что, я сразу сброшу звонок, чтоб нас не успели засечь.
Амун нажала на коммуникатор. Раздался шум и сквозь него пробивался еле слышный голос. – Правительница, приём, как меня слышно, приём. Вы где?
Амун засомневалась и, покачав головой, хотела нажать на отмену разговора, но в последний момент передумала и спросила сухим голосом. – Кто это? Что вам надо?
– Правительница, вы где находитесь? Скажите, где вы? Это говорит лейтенант Бруск, адъютант Этирея. Как слышите меня?
Амун от волнения слегка покачнулась, но оказавшиеся рядом таланы поддержали её. – Но как? Откуда? Он же должен быть там, на Таураане.
Она резко очнулась и прокричала в коммуникатор. – Бруск, как слышите меня? Как слышите меня, Бруск?
Глава 28. Мерантиус.
Небесные чертоги.
Мерантиус, молодой серафим второй ступени, только что получил послание о том, что его просят прибыть к Иехоэлу, самому могущественному и старейшему серафиму. И хотя в послании не было указано, что это необходимо сделать незамедлительно, такого рода приглашение вряд ли стоило рассматривать как-то иначе. Такого знака внимания серафим его уровня никогда не удостаивался. Среди серафимов начальных уровней об Иехоэле говорили только с придыханием, а о его твёрдости и духе в борьбе с демонами ходили настоящие легенды, которые, впрочем, не слишком сильно отличались от истины. Каждый серафим начальных уровней хотел быть похожим на Иехоэла, и Мерантиус не был исключением.
Но зачем именно Мерантиус понадобился Иехоэлу, вот это никак не выходило из головы юного серафима. Они ведь даже никогда не встречались. Потому что те задачи, которые выполняли старшие серафимы, были не под силу серафимам его уровня. И вряд ли Иехоэл позвал его, чтобы похвалить за успехи. Мерантиус трезво оценивал свои способности и понимал, что есть гораздо более успешные серафимы, которые лучше воспевают Создателя и более рьяно карают грешников.
Мерантиус любил Создателя не меньше своих собратьев, и также славил имя его, где бы он только ни был, но он не мог быть столь однозначно суров к оступившимся грешникам. Он всегда считал, что живые существа имели право на ошибку и на раскаяние, сколь бы ни был ужасен их грех. И именно из-за этого отношение к Мерантиусу среди его собратьев серафимов было несколько снисходительное.
Мерантиус понимал, что для его дальнейшего роста ему необходимо быть более жёстким и непримиримым, особенно к тяжко провинившимся, но он никак не мог пересилить себя. Он подневольно начинал вникать в мотивы поступков и старался понять, что именно двигало оступившимися, и по возможности как-то оправдать их, за что неоднократно получал неодобрение от старших собратьев.
И тут вот это приглашение навестить Иехоэла. Наверняка о его поведении стало известно высшим иерархам серафимов, вот к нему лично и хочет обратиться самый известный и почитаемый член братства.
Престолы, существа в виде огненных колёс, сопроводившие его к месту назначения, испарились в воздухе. Мерантиус стоял перед вратами из ивовых прутьев, но при этом никаких стен здесь не было. Как только серафим приблизился к ним, створки врат распахнулись. Мерантиус вошёл внутрь и невдалеке заметил огонёк костра и сидящую на камне рядом с ним могучую фигуру серафима, гораздо больше размеров обычного представителя их братства.
Мерантиус неспешно приблизился к костру и, не зная, как начать разговор, просто застыл в замешательстве.
– Почему ты не славишь имя Творца нашего, мой юный друг? – Иехоэл пошевелил палкой горящие угли костра.
Мерантиус замялся. – Простите, Иехоэл, я не хотел потревожить ход ваших мыслей, оттого и не решился заполнять своим голосом пространство.
Иехоэл повернулся к нему. На лице его играла лёгкая улыбка. – Хвалить Отца нашего никогда не бывает невовремя, Мерантиус. Так что хвала Создателю нашему везде и вовеки.
– Хвала, Хвала, Хвала Создателю нашему, – поспешно повторил за старшим собратом Мерантиус.
– Ну вот, другое дело. Помни об этом всегда, мой дорогой собрат.
– Я всегда славлю имя Отца нашего, – начал искренне оправдываться Мерантиус.
– Знаю-знаю, не переживай. Нисколько не сомневаюсь в твоей вере. Садись рядышком, я хочу поговорить о тебе.
Молодой серафим, хотевший было усесться на соседний камень, снова вскочил на ноги. – Иехоэл, я не знаю, что вам обо мне рассказали, но всё обстоит абсолютно иначе. – Мерантиус готов был вспыхнуть от обиды.
Иехоэл махнул палкой. – Сядь, сядь, не горячись. Сейчас с тобой разговаривает друг. И знаешь, я не прислушиваюсь к советам насчёт других. Я и сам в состоянии разобраться, кто передо мной. Поверь, я позвал тебя вовсе не для того, чтобы усомниться в твоей вере, мне просто очень захотелось тебя увидеть. А также я хочу рассказать тебе одну историю, которая приключилась со мной, когда я был примерно твоего возраста. Ты, может, и слышал эту историю от других, но всю правду знает только наш Творец, а сейчас я хочу поведать её и тебе.
Иехоэл поворошил палкой угли. – Так вот, было это очень давно, задолго до твоего появления. Как и всё, что создано в бесконечных пространствах, так и мы, серафимы, также были творениями Отца нашего. И как-то так получилось, что я очень крепко сдружился со своими сверстниками. Нас было пять неразлучных друзей, пять серафимов. Мы были молоды, красивы собой, мы все буквально исходили любовью к Творцу. Любовь к нему настолько переполняла нас, что наши оболочки не могли вместить всю её в себя. Мы ради нашего Создателя готовы были на всё, только чтобы слава о нём проникала во все уголки и дали бесчисленных миров. Мы были готовы карать грешников и усомнившихся в непогрешимости Творца, любого, кто только словом или действием мог совершить подобное.
Нашей крепкой дружбе завидовали белой завистью другие серафимы. Нас ставили в пример, как нужно прославлять имя Отца нашего. Как я и говорил, нас было пятеро. Люцифер, Левиафан, Вельзевул, Асмодей и, соответственно, Иехоэл, твой покорный слуга – так звали нас. У нас была очень дружная команда. Вместе у нас получалось очень многое. В бесчисленное множество миров мы несли слово Отца нашего, и многие миры проникались этой любовью. Мы все стоили друг друга, и лучше нас, не воспринимай только это за хвастовство, этого никто не делал. Там, где некоторые останавливались, мы, не зная устали, летели вперёд, неся слово Создателя.
И хотя мы все примерно были равны по силам и могуществу, все равно из нас выделялся Люцифер. Он был просто необыкновенно красив, силён и умён. Творец никогда не подчёркивал своего особенного отношения к нему, но мы знали, что он очень любит его. Как и всех нас, конечно, но к нему он относился особенно трепетно.
И Люцифер, чувствуя это, старался быть в глазах Отца ещё лучше. Он, не зная отдыха, тянул нас всех за собой, и мы с радостью откликались на его призывы. И мы, как-то не заметив того сами, стремясь к абсолютному идеалу, стали нетерпимыми даже к самым незначительным грехам. Мы из посланников Творца, несущих любовь к нему, стали превращаться в карающий меч, которым мы незамедлительно карали всех тех, кто, как нам казалось, мог повредить славе Создателя или усомниться в нём.
Мы начали делать такие вещи, за которые мне до сих пор очень стыдно. Мы, во имя и ради любви, порой заставляли мучиться целые народы и цивилизации. Мы стали совершенно нетерпимыми к любому мало-мальскому греху. Мы даже порой устраивали между собой соревнование, кто больше совершит дел во славу Творца. Соревновались между собой, потому что среди других серафимов мы были лучшие. Я был более дружен с Левиафаном, всегда действовал с ним в паре, Вельзевул всегда тянулся к Люциферу, а Асмодей любил действовать в одиночку.
Мерантиус, нахмурившись, покачал головой.
– Именно, именно, мой дорогой друг. Видишь, ты это сразу почувствовал. Гордыня, да, она самая, мать пороков, проникала в нас так исподволь, что мы даже не заметили этого, – сокрушённо закивал ему в ответ Иехоэл. – И вот, когда, наконец, до Творца дошли вести о всех наших деяниях, он призвал нас прибыть к нему и мы тотчас явились, ожидая от него благодарности за всё, что мы делаем. Но нас ждало жесточайшее разочарование.
Такого рассерженного Создателя я никогда более не видел. Он говорил, что ему настолько стыдно за нас за то, в кого мы превращаемся, а особенно он был расстроен Люцифером. Ох, и крепко ему и всем нам тогда досталось от него. Творец посчитал, что повинен во всём Люцифер, которому было много дадено, и с него соответственно был больший спрос.
Люцифер, с радостью мчавшийся на эту встречу, был просто раздавлен такими словами Отца и от глубочайшего разочарования его понесло так, что то, что он сказал Отцу нашему, просто переломило время до этого события и после.
Люцифер наговорил такого, что я боюсь даже лишний раз вспомнить сказанное. Он уподобил себя Отцу нашему и даже более, сказав, что его сила равна силе Создателя, и что он не заслуживает тех упрёков, и впредь он сам будет решать, как ему поступать, поскольку он такой же могущественный. И никто не посмеет ему указывать, как он должен себя вести.
Мы все молчали, боясь что-то вставить в своё оправдание, но Люцифера было уже невозможно остановить. И тогда Творец прогнал нас, дал время на подумать и сказал, что ждёт нас, готовых раскаяться и тогда, возможно, простит нас.
Люцифер сказал, что этого никогда не случится. Мы ушли, подавленные всем произошедшим. Как только пришёл срок, Творец послал гонцов к Люциферу, узнать, готов ли он поменять своё решение. Творец давал нам последний шанс на раскаяние, но Люцифер был так обуян гордыней, что передал настолько неподобающий ответ, который не оставил Творцу никаких других вариантов.
Люцифер был изгнан из Небесных Чертогов во веки вечные, и ему запрещалось быть в тех местах, куда прикасалась длань Творца, оставаясь лишь в закоулках Мироздания.
После этого Люцифер собрал нас и сказал, что раз мы друзья, то должны поддержать его и отправиться вместе с ним. Что мы сильные и могущественные, и мы будем сами создавать свои миры, и мы сможем своею славою затмить славу Создателя.
Я сразу сказал, что это плохая затея, и надо бы повиниться и раскаяться. Но меня мало кто слушал. Вельзевул сразу поддержал своего лучшего друга, сказав, что отправится с ним, куда угодно. Асмодей, будучи одиночкой по своей натуре, сказал, что в принципе бы и повинился, но только если Творец сделает то же самое, ведь всё это мы делали ради него. Но раз такого не будет, он пойдёт с Люцифером, ежели там ему будет комфортно. Люцифер обещал ему устроить так, как он захочет.
Левиафан, мой лучший друг, долго колебался, но после того, как Асмодей согласился на предложение Люцифера, сказал, что, наверное, склонен поступить также, как остальные. И начал всячески меня увещевать пойти с ними. Я видел, что друзья настроены решительно и что вот-вот совершат самую роковую ошибку в своей жизни, и понял, что надо как-то остановить их.
Я сказал, дайте мне ночь подумать. Мы расстались, а я быстро направился к Творцу, чтобы молить его о прощении и помочь не совершить ошибку друзьям. Просил не за себя, а за друзей. Ничего не сказал Создатель, услышав мои речи, сказав, что подумает, и объявит о своём решении.
И наутро произошло то, что послужило началом всему тому, что ты видишь. Наутро мои друзья из прекрасных серафимов превратились в некрасивых злобных уродцев, лики их изменились до неузнаваемости, приобретя те черты, которые они имеют сейчас.
Все Небесные Чертоги загудели так, что стоял невыносимый гул, отдававшийся эхом во всех мирах. Люцифер и Вельзевул кричали во всеуслышание, что, мол, так поступят с каждым, кто посмеет искренне любить Творца, как делали это они. И что они отправляются создавать свои Небесные Чертоги, и призывают всех идти за ними.
И случилось самое страшное. Почти треть жителей Небесных Чертогов поверила их словам, и они сказали, что пойдут за ними. Создатель, прознав про это, превратил всех ангелов, херувимов, серафимов всех ступеней, кто посмел присоединиться к Люциферу в бесов, полубесов, демонов и прочую мерзкую тварь, и запретил им быть в мирах, создаваемых им. Он вверг их в Тёмные Бездны, повелевав никогда не покидать их.
Вот тебе подлинная история без прикрас, от непосредственного участника тех событий, положивших началу великой битвы Небесных Чертогов и Тёмной Бездны.
Мерантиус сидел пораженный. – А вы, а вас… Вас Создатель простил?
Иехоэл улыбнулся. – Простил, конечно, но не сразу. Иначе я бы здесь не сидел. Творец же любит всех нас. Мне порой кажется, что он иногда жалеет, что был настолько резок с Люцифером. Но это лично мое мнение.
Мерантиус покачал головой. – Настолько подробно я никогда не слышал всю эту историю. И что действительно, Левиафан, этот князь ереси и неутомимый проповедник греха, действительно был вашим другом?
– Да, мой любезный Мерантиус, лучшим другом. Но после того, как он узнал, что это именно я рассказал Творцу об их намерении, он посчитал меня предателем и лично ответственным за свой нынешний лик. Он поклялся, что всегда и везде будет мне мстить. Вот и пришлось мне взвалить на себя ответственность мешать Левиафану в его страшных делах. Это мой крест, и как серафима, и как бывшего друга. Не знаю, но во всём этом я чувствую и свою долю вины. Возможно, будь я более убедителен, и если бы смог остановить Люцифера, возможно и не было бы вообще и самой Тёмной Бездны.
Иехоэл тяжко вздохнул.
– А зачем вы мне рассказали всё это, Иехоэл? Вы же не просто так мне поведали то, о чём мало кто знает.
Иехоэл слегка улыбнулся. – Ну, чтоб ты понимал, откуда это всё пошло и что мы должны делать, чтобы не дать поводов обитателям Тёмной Бездны даже высунуть свой нос оттуда.
И позвал я тебя, потому что, как мне кажется, снова наступают смутные времена. Серафимы опять начинают терять грань между настоящей любовью с её всепрощением и любовью со слепым её фанатичным проявлением. Я ведь не просто поведал тебе эту историю. Потому что чувствую, что всё может повториться. Ты ведь слышал, что случилось с Абаддоном?
Мерантиус послушно кивнул. – Да, конечно. Он также был из братства серафимов. И из-за его непослушания Творец его также изгнал.
– А из-за чего конкретно, ты знаешь? – Иехоэл вопросительно взглянул на молодого собрата.
– Не очень, – замотал головой Мерантиус.
– Так вот, он изгнал его именно по той же причине, что Люцифера и всех моих бывших друзей. Абаддон очень могучий, но в тоже время очень простодушный и доверчивый. Он настолько любил творца, что совершал такое против его хулителей, что порой затмевало проступки самого Люцифера. Абаддона порой невозможно было остановить, он настолько хотел мстить всем противникам Создателя, что буквально входил в исступление, не желая прощать даже раскаявшихся и просивших пощады. В его сердце было гораздо меньше любви, чем желания карать непослушных.
