Керри Манискалко
Трон падших
Три
– Признайся, ты ведь не думала продать галерею и переехать за город? – спросила леди Кэтрин Эдвардс, протягивая Камилле бокал шерри. – Вексли со временем наверняка утратит к тебе интерес, особенно если какая-нибудь театральная певица с пышной грудью привлечет его внимание. Снова.
– Хм… Это была бы большая удача!
Камилла потягивала вино и грела ноги в тапочках у потрескивающего огня в камине в изысканно обставленной гостиной леди Эдвардс – рыжеволосой темнокожей красавицы, которая не умела держать язык за зубами, зато определенно могла отстоять свои интересы в обществе, самой близкой подруги Камиллы с тех пор, как они обе дебютировали десять лет назад.
Тогда Кэтрин и сама была новенькой в Уэйверли-Грин. Они с Камиллой сразу же сблизились из-за того, что их обеих почитали за белых ворон. Даже после того, как Кэтрин вышла замуж, они сохранили традицию и раз в неделю ужинали вместе. С годами она стала Камилле как сестра, которой можно было доверить самое сокровенное.
За некоторыми исключениями…
Хотя никого ближе Кэтрин у Камиллы не было, даже она не знала всей правды, скрытой за предложением Вексли.
– Ну, раз он так одержим желанием поухаживать за тобой, почему бы не рассмотреть его предложение? – размышляла Кэтрин, откинувшись на спинку бархатного кресла, пока Камилла отпила добрый глоток шерри, чтобы перебить вкус этой абсурдной идеи. – Он сын виконта. Внук графа.
Дверь со скрипом отворилась, и из-за нее высунула нос большая серо-белая кошка.
– Банни!
Камилла тут же просияла, а Кэтрин фыркнула.
– Я заранее отправила за ней экипаж. Знаю, как ей одиноко, когда ты работаешь.
– Выглядишь царственно, как и всегда, – сделала Камилла комплимент кошке. В ответ та величественно посмотрела на хозяйку, затем уселась и принялась вылизывать длинную роскошную шерсть.
– Так вот, – Китти все не унималась, – вернемся к сути дела. Почему бы не Вексли? Он из хорошей семьи.
– Он отвергнутый сын и отъявленный негодяй. Сатирические листки прозвали его «Златоязыким извращенцем», ради всего святого, Китти! Неужели ты не видела последнюю карикатуру на него? Непристойность – слишком мягко сказано. Эта иллюстрация была настолько откровенна, что, по слухам, у той витрины, где она выставлялась на прошлой неделе, столкнулись три экипажа.
– А я слышала, из-за того самого сатирического листка в его спальню наведались семь новых любовниц, – парировала Кэтрин. – А еще я знаю из достоверных источников, что его прозвище вполне заслуженно. Причем оно не имеет отношения к тому, насколько он хороший оратор.
Начавшийся чуть раньше мелкий дождь превратился в устрашающий ливень. Завывающий ветер сотрясал ветки деревьев, и они бились в окна, словно огромные чудовища, но две женщины уютно устроились у огня с бокалами шерри.
Как по часам, после ужина лорд Эдвардс отправился в клуб для джентльменов, чтобы дать женщинам время выпить и посмеяться как раньше, до того, как они с Кэтрин поженились три года назад. Ходили слухи, что он зачастил в клуб, чтобы отвлечься от разочарований по поводу того, что они до сих пор не произвели на свет наследника.
Это была тема, которую Китти не любила затрагивать. Камилла знала причину и хранила тайну подруги так же, как Китти молчала о множестве секретов Камиллы.
– Даже представить себе не могу, что Вексли всерьез подумывает о женитьбе, – заметила она.
Камилла задумалась.
– Семь новых любовниц за семь ночей – это возмутительно даже для Вексли.
– Дорогая, я ни слова не сказала о семи ночах. Ходят слухи, что он устроил настоящую вакханалию, и ни одна дама не ушла от него разочарованной.
Камилла шумно выдохнула.
– Конечно. Джентльмену следует потворствовать пороку лишь при покупке произведений искусства – то есть тратить на него огромные суммы, особенно в моей галерее, – а в браке быть добропорядочным. Уже из-за одного этого принципа я ни за что не вышла бы замуж за Вексли.
Ее подруга фыркнула.
– О нет, дорогая! Есть причина, по которой считается, что лучшие мужья получаются из исправившихся повес. В спальне бесстыжий мужчина просто необходим. Вообще-то чем распутнее, тем лучше. Во всяком случае, следует поблагодарить Вексли за его недавние выходки. По крайней мере, теперь тебе известно, что он неплохо подготовлен и вынослив.
– Неплохо подготовлен, – повторила Камилла с улыбкой, встряхнув головой. – Трудно понять, о чем ты говоришь: о мужчине или об идеальном куске мяса.
– Некоторые утверждают, что это одно и то же. Если повезет, ты тоже найдешь отличный бифштекс и вонзишься в него зубами!
Кэтрин изобразила, как отгрызает большой кусок. Камилла рассмеялась.
– Китти! Какой ужас!
– Если отбросить шутки, то, как ты помнишь, у Уильяма до нашей свадьбы была та еще репутация, однако жаловаться мне не приходится.
Она отпила шерри, глядя на Камиллу поверх бокала.
Камилла угрюмо молчала.
– Пускай Вексли груб и вульгарен, но я знакома с несколькими женщинами, которые жаловались, что их мужья – эгоистичные любовники. Они не заботятся о том, чтобы их жены тоже получили наслаждение. Разве быть внимательным к своей пассии – не добродетель?
– Кэтрин, – вздохнула Камилла. – Будь посерьезнее. Вексли до добродетели не ближе, чем до луны.
– Просто найди себе мужественного кавалера с сомнительной репутацией и спи с ним, когда у тебя появится настроение.
Как будто для женщины в этом мире нет ничего проще!
– Раз уж Вексли тебе не по душе, – Кэтрин наконец отступилась, – может, тебе попадался другой потенциально перспективный преданный спутник?
Камилла поежилась. Под преданным спутником, на поисках которого настаивала Китти, подразумевался тайный любовник. Камилла искренне не одобряла этой мысли.
Не считая нескольких жарких поцелуев, страстных ласк и тайной встречи с бесчестным охотником, который впервые довел ее до оргазма, Камилле недоставало опыта реальной жизни. Она проживала подробности, рассказанные замужней подругой. Понаблюдав за горем отца после ухода матери, Камилла отвергла саму идею замужества.
Она не воспринимала идею Китти всерьез, хотя ей все же хотелось мужской ласки. Кэтрин знала об этом и частенько пыталась с кем-нибудь свести Камиллу, к ее вящему удовольствию и ужасу. Камилла знала, что, как только она будет готова, Кэтрин ничто не остановит.
Если бы Кэтрин оказалась тем вечером в галерее, она бы сочла лорда Синтона идеально подходящим на роль преданного спутника Камиллы. А все из-за его властной позы – казалось, им было пронизано все пространство вокруг него. Он был человеком, который знал чего хочет, и добивался этого.
Синтон вошел и заявил свои права на галерею всего лишь одним высокомерным взглядом. Он овладел всем, в том числе и благоразумием Камиллы.
Как бы эта его черта ни раздражала при свете дня, Кэтрин заявила бы, что по ночам в спальне лучшего и желать нельзя. Особенно если он поставил бы перед собой задачу овладеть после разума Камиллы еще и ее телом.
– Твое молчание наводит на мысли о том, что ты уже встретила кого-то привлекательного.
– Нет, – солгала Камилла. – Вовсе нет.
Непроизвольно, причем уже не в первый раз за этот вечер, она вернулась мыслями к завораживающим изумрудным глазам и чувственному рту, который мог похвастаться донельзя дьявольской ухмылкой.
Еще по пути к подруге, когда дождь лениво забарабанил по крыше экипажа, Камилла откинула голову на мягкую стенку, закрыла глаза и внезапно обнаружила, что представляет лорда Синтона, сидящего на скамейке рядом с ней. Он медленно притягивает ее к себе и скользит пальцами по ее рукам, изучая небольшие участки обнаженной кожи между перчатками и платьем, словно хочет найти в ней ответы на любую загадку Вселенной…
Он не спускает с нее изумрудных глаз. Камилла наблюдает за тем, как он медленно наклоняется, чтобы дать ей время остановить его порывы, а затем нежно проводит губами по чувствительной шее мягким поцелуем. Когда ее дыхание перехватывает от этого ощущения, он следует вдоль изгиба ее плеча, затем вниз, по декольте…
Его губы становятся все настойчивее с каждым умелым движением языка и нежным покусыванием, отчего все ее тело охватывает жар.
Затем он переключается на корсет, осторожно тянет за шнуровку и развязывает ее со сноровкой, сводящей с ума. Тут-то он и раскрывает один из самых скандальных секретов этой старой девы: слабость к нижнему белью. В шикарном белье Камилла чувствовала себя красивой и втайне покупала у модистки нежные, мягкие и женственные вещицы, облегавшие изгибы ее тела…
Пальцы Камиллы соскользнули со скамьи на колени и приподняли юбки. Шелест шелка звучал запретной музыкой на фоне грохота колес экипажа. Она принялась медленно поглаживать чувствительную кожу над чулком с кружевными краями, все ближе подбираясь к нарастающему жару между ног.
Она ласкала себя в экипаже, представляя его пальцы между бедер, и всем телом предалась этим ощущениям, пока кучер не постучал в дверь. Он привел ее в чувство и, что было куда неприятнее, не дал ей достичь удовлетворения.
Вообще-то этот лорд Синтон просто повеса, так что ей стоило перестать о нем фантазировать. Особенно после того, как он попросил о том, чего она ни за что бы не написала. Каждого, кто интересовался заколдованными предметами, следовало избегать любой ценой. Об этом ее предупреждали и мать, и отец – редкий случай, когда они оба были непреклонны.
Заколдованные предметы не то чтобы обладали разумом, но и не были абсолютно его лишены. Камилла знала, что ведьмы создавали их из ненависти при помощи темной магии, а затем позволяли им с течением времени сеять все больше хаоса и неприятностей.
По рассказам ее отца, это означало, что артефакты могли даже менять внешний вид. То, что изначально было троном, могло превратиться в книгу, кинжал или перо для того, чтобы издеваться, ранить и убивать забавы ради. Такой предмет мог овладеть живым существом и вселиться в него до тех пор, пока ему не наскучит и он не покинет тело хозяина.
В поле ее зрения возникло обеспокоенное лицо Кэтрин.
– Камилла? Милая, может, стоит открыть окно? Ты немного покраснела…
– Нет, прошу тебя. Думаю, это последний глоток шерри.
Про себя Камилла проклинала лорда Эшфорда Синтона и его соблазнительные высокомерные губы за то, что снова на них отвлеклась. Это невероятно выводило из себя – не выносить мужчину и в то же время испытывать к нему влечение. Невозможно было поверить, что она думала о нем вот так.
Этого никогда не случалось с другими мужчинами, которых она презирала. Ей ни разу не доводилось практически достичь оргазма на заднем сиденье экипажа, представляя себе Вексли.
Камилла дала себе слово больше не думать в таком ключе и о Синтоне.
– Вексли упоминал о званом ужине. Ты получила приглашение? – спросила она.
Кэтрин пристально смотрела на нее, но наконец кивнула.
– Его доставили прямо перед твоим приездом. Пожалуйста, скажи, что идешь, – взмолилась она. – Я не вынесу даже мысли о том, что буду там без тебя.
Если бы Вексли прислал приглашение, Камилле пришлось бы принять его, чтобы избежать его гнева, хотя ей этого ох как не хотелось.
Зато у нее возникла одна мысль.
Если она попадет в дом Вексли на званый вечер, который наверняка перейдет в шумную вечеринку, возможно, ей удастся найти там ее первую подделку.
Вексли говорил, что спрятал ее. А значит, она хранилась в его личном кабинете, куда во время праздника не попадет ни один из гостей. Для Камиллы это была отличная отправная точка.
Когда вечеринка будет в самом разгаре, она займется поисками картины. А когда найдет ее, сожжет в первом же камине. Векс-Фекс даже не узнает, что это ее рук дело. Так она защитит себя от дальнейшего шантажа.
План был рискованным. Однако если он сработает, награда будет слишком велика, чтобы не попытаться.
До этого Камилла различила в речах беспутного лорда нотки отчаяния. Она понимала, что вскоре он найдет способ добиться ее руки. Так что она чокнулась с подругой и улыбнулась:
– Разумеется, иду. Разве можно придумать лучший способ скоротать вечер!
Кэтрин рассмеялась и покачала головой.
– Лгунишка! Но я рада, что ты там будешь. Сама знаешь, каким восхитительно неистовым скандалом может обернуться этот вечер, особенно если Вексли напьется…
Камилла знала и молилась, чтобы Векс-Фекс не подвел ее.
Лицо Кэтрин просияло.
– Кстати, о неожиданных поворотах. Слышала про того лорда, который приехал совсем недавно? Лорд Эшфорд как-то там… О нем все говорят.
Камилла сглотнула комок в горле.
– Да? Не слышала. По крайней мере, перестали шептаться о моей матери.
Кэтрин одарила ее грустной улыбкой. Она пыталась уберечь Камиллу от худшей сплетни последнего десятилетия. Особенно от безжалостных мамаш, готовых на все, чтобы их дочери вышли замуж за самых завидных женихов.
– Судя по тому, что ты мне рассказывала, леди Флер была не робкого десятка. Поэтому о ней до сих пор и говорят, даже десять лет спустя, – сказала Китти. Она почувствовала, куда завели Камиллу ее мысли. – И она была права: все эти глупые мамаши просто завидовали твоему таланту. Помнишь, ты сама мне это говорила?
Камилла рассмеялась.
– Они не завидовали моему таланту, Китти. Они считали меня странной и не хотели, чтобы их сыновья ухаживали за мной.
Китти одарила ее улыбкой заговорщика.
– Твоя мама говорила: «Все они дуры, которым нужно лишь отвлечь внимание от своих идиотских наследников и их, вне всякого сомнения, крошечных членов».
– Кажется, ты не совсем так запомнила ее слова, – возразила Камилла.
– Возможно, я немного приукрасила. Но, как по мне, они все боятся, что ты легко могла бы нарисовать нелестные, но ужасно правдивые портреты их благородных обнаженных вялых стручков.
Камилла закрыла лицо руками, пытаясь выбросить из головы этот образ.
До того как уйти, Флер, мать Камиллы, говаривала с лукавой улыбкой, что с радостью наслала бы целую армию блох в спальни самых мерзких дворян. А затем проследила бы за тем, чтобы насекомые искусали их зады, и на следующем балу им постоянно хотелось бы почесать ниже пояса.
Мысль о чопорных благородных лордах и леди, которые изо всех сил пытаются соблюдать правила приличия с зудящими задницами, вызывала у Камиллы некое извращенное ликование. При всех своих недостатках Флер с ее злым чувством юмора умела рассмешить дочь.
– Она не писала? – тихо спросила Кэтрин.
Камилла покачала головой.
– Нет. Думаю, она отправилась исследовать мир, как всегда и мечтала.
Кэтрин отпила шерри, дав Камилле время собраться с мыслями. Она всегда испытывала противоречивые чувства, когда речь заходила о ее матери. Хотя в первую очередь на ум приходили замешательство и одиночество, нахлынувшие на нее, когда Флер ушла.
Однако именно мать рассказывала маленькой Камилле истории, слишком невероятные, чтобы быть правдой. Она повествовала о темных королевствах, кишащих необыкновенными существами: богинями и демонами, вампирами и оборотнями. Были там и семь принцев-демонов, один порочнее другого.
Камилла сворачивалась калачиком на диване рядом с мамой, закрывала глаза и мечтала.
Пьер тоже внимательно слушал эти истории. Камилла подозревала, что именно волшебная манера речи мамы вдохновляла отца-художника писать на холсте сцены из ее фантазий.
Поначалу Флер была в восторге от творчества супруга и поддерживала его в том, чтобы он не переживал о титуле, следовал своей страсти и открыл галерею. Но когда он стал одержим идеей запечатлеть мимолетные небылицы из ее рассказов, то принялся требовать от нее все больше историй и описаний. Флер разозлилась, затем заскучала и замкнулась в себе.
Оглядываясь назад, Камилла понимала, что все было очевидно. Флер стала беспокойной, почти каждый день уходила из дома, а когда наконец возвращалась, все равно не успокаивалась.
Камилла никому об этом не говорила, но мать оставила ей одну вещицу – медальон. Последний секрет, которым она поделилась с дочерью.
Камилла не хотела цепляться за прошлое. Она чувствовала, что одиночество возвращается, а боль никогда не исчезает насовсем, лишь утихает с течением времени.
Она нервно теребила медальон, который носила, не снимая. Кэтрин заметила привычный жест подруги.
– Ты что-то скрываешь.
– Я уже встречалась с ним, – ответила она, уводя беседу в менее эмоциональное русло. – С тем загадочным новым лордом.
Глаза Китти округлились.
– Ах ты старая зануда! Почему же ты сразу не поделилась такой новостью? Он был хорош? А взгляд у него такой, будто он готов прожечь тебя насквозь?
– Ты вообще о чем?
– Поживи с мое, дорогая. Он либо красив, либо невзрачен. Хотя красота весьма субъективна, не так ли?
Камилла небрежно повела плечом, ничего не утверждая.
– Мне особо нечего рассказывать, – отговорилась она.
– Доставь мне удовольствие. Какие у тебя первые впечатления?
– Ты невыносима, – сказала Камилла, дразня ее.
– Любопытна, а не невыносима. Ты же знаешь, я обожаю узнавать секреты раньше всех.
– Ну что ж… Он высокий, надменный, и, вероятно, у него крошечный член. Иначе и представить не могу, почему он себя вел так по-хамски. Ты бы видела, как он вошел, требуя выполнить его прихоти. Мужчины вроде него омерзительны. Не удивлюсь, если он убежден, что солнце всходит и заходит, потому что ему так угодно. Забудь о законах природы! Лорд Синтон – создатель всего сущего, и не смей забывать об этом, челядь!
Глаза Китти сияли от едва сдерживаемого веселья.
– Вижу, что тебе правда совершенно нечего рассказать. Кроме того, что ты вот-вот по уши в него влюбишься. А может, он и станет тем самым преданным спутником!
Камилла не собиралась допускать ничего подобного. Этот лорд не станет ей абсолютно никем. Когда подруга предложила еще выпить, она подняла бокал, держа эти мысли при себе.
Если повезет, беспокойный лорд Синтон больше не переступит ее порог.
Четыре
– Будешь кусать здесь всех, с кем спишь, – процедил Зависть сквозь зубы, – и по городу неминуемо поползут слухи, Алексей. Думаешь запугать весь Уэйверли-Грин, чтобы одержать победу в игре?
– Нет, Ваше Высочество.
Блондин-вампир аккуратно промокнул уголки рта черным шейным платком. Таким образом он убрал последние улики, пока прислуга в поместье, недавно приобретенном Завистью, не заметила кровь. Этот весьма культурный жест резко контрастировал с алыми каплями, стекавшими у него по подбородку.
– Как бы то ни было, я не собирался его кусать. Я всего лишь хотел дать ему то, что он просил. Ночь страсти.
– И все же держи свои клыки и член при себе. Если тебе надо перекусить или покувыркаться – только не в Хэмлок-холле. Вот уж чего нам точно не нужно, чтобы какой-нибудь взвинченный субъект связал наше прибытие с нападениями вампиров. Я ясно выразился?
Его заместитель склонил голову, благоразумно прикрыв рот.
Зависть вернулся в свой особняк, чтобы спланировать следующий поход к мисс Антониус, и обнаружил вампира посреди главного коридора. Его клыки глубоко вонзились в бедренную артерию его любовника, брюки которого были спущены до лодыжек. Он громко стонал, пока Алексей попеременно пил кровь из его ноги и поглаживал его эрегированный член.
Яд вампиров опьянял людей, десятикратно увеличивая наслаждение. Большинство смертных быстро теряло от него рассудок.
Чем могущественнее был вампир, тем более мощным ядом он обладал. Алексей когда-то был смертным. В королевстве вампиров он переродился с царственным морозно-голубым взглядом, и укус у него был невероятно сильным. Но и простое прикосновение его пальцев или языка сводило любовников с ума еще до того, как на них подействует яд.
День выдался кошмарным. Зависть собирался уединиться в студии, чтобы выплеснуть разочарование на новом холсте. Вместо этого он делал выговор помощнику, будто нянька, отчитывающая ребенка.
Если бы они находились в Семи кругах, в этом не было бы ничего особенного. Все их королевство зиждилось на грехопадении. Алексею дозволялось спать с любыми желающими лордами, леди или другими придворными. Этим он и занимался, причем нередко.
Последним увлечением Алексея стала некая богиня. Зависть вынужден был признать, что эта интрижка пошла всем на пользу, как бы сильно его ни раздражала упомянутая особа.
Алексей удалился в другой конец комнаты, чтобы у Зависти появилось время и место для размышлений. Одно было хорошо в вампирах: они обладали способностью молчать и оставаться неподвижными на протяжении нескольких часов, так что об их присутствии было легко забыть.
Зависть выглянул в панорамное окно. Поместье из известняка окутывали густые клубы тумана. Принц задумался, словно зачарованный ненастной погодой. Дождь стучал по стеклам все сильнее. С такой же силой ухудшалось настроение Зависти.
Гордыня и Похоть были правы: самый очевидный способ добиться успеха – это соблазнить Камиллу. Но если бы мисс Антониус оказалась с ним в постели, она наверняка захотела бы большего. Почти все смертные, с которыми он путался, были одержимы его грехом. Они ревновали ко всем, кто был до них и кто будет после. Именно поэтому он придерживался принципа проводить с любовницами не больше одной ночи. Больше никогда. Об этом правиле, как и о жажде его любовниц, ходили легенды.
Нередко это само по себе являлось частью веселья, но затевать такое с Камиллой было бы слишком утомительно. Само собой, Зависть черпал силу, разжигая в других свой грех, и сейчас это стало особенно важным. Ему нужно было накопить как можно больше сил, чтобы выиграть.
Но он не пускал смертных к себе в постель уже несколько десятилетий, с того самого случая, как все пошло не так, и не собирался снова этого делать.
Если бы Камилла возжелала ночь страсти, возможно, он отдал бы это на откуп Алексею. Так вышло бы проще… Но наверняка существовал и какой-нибудь другой способ.
Зависть резко раскрыл лежащий перед ним дневник и пробежался глазами по строчкам. Сюда он записал две подсказки, обнаруженные за последний месяц, и комментарии о том, как он их обнаружил.
От первой подсказки у него снова закипела кровь. Насмешка, скрытая в головоломке, предстала перед ним, когда он гостил в Доме Жадности. Это было месяц назад, неделю спустя после того, как королева Гнева вступила на престол.
Обычно Зависть не играл в азартные игры в доме брата, но в этот раз не стал придираться к мелочам. Когда Зависть раскрыл карты, то понял, что игра началась. Перед ним лежали двенадцать темно-зеленых карт и одна-единственная красная. На них был один только цвет, никаких изображений.
Зависть ждал десятилетиями и почти потерял надежду, что игра вообще состоится. Его пульс участился, все внимание было приковано к часам. Стрелки приближались к тому самому времени.
Полночь.
Темно-зеленый – цвет Дома Зависти.
Красный, по его догадкам, обозначал идеальную мишень.
Он немедленно поспешил к себе, чтобы оказаться в тронном зале незадолго до полуночи. Тут-то все и началось: языки пламени охватили его трон с одной стороны.
Точь-в-точь как на картине, которую должна была написать для него Камилла.
Две недели понадобилось, чтобы по подсказке отыскать нужного мастера. После этого еще почти две недели ушло на обустройство поместья в Уэйверли-Грин. Ему хотелось поскорее перейти к следующей подсказке.
В предыдущих играх давалось от четырех до шести подсказок. Но ни в одной из тех игр ставки не были столь высоки, как в нынешней. А это означало, что Зависть, возможно, уже достиг бы середины пути, если бы Камилла согласилась запечатлеть на полотне этот проклятый трон.
Он снова взглянул на подсказки.
12 зеленых, 1 красный = полночь, Дом Зависти, цель/следующая подсказка
Проклятый Трон
Элла и алмазик. Анаграмма
Анаграмма решена: Камилла Элиза
Зависть заметил ворона, который сел за окном и уставился на него черными глазами-бусинками, а затем взмыл в небо, разразившееся громом. Это могла быть просто птица – или шпион. Зависть не нуждался в напоминаниях о том, что он здесь не единственный игрок, хотя подсказки у всех были разные.
Этот ублюдок фейри, Леннокс, часто выбирал тех, кого в какой-то момент обделил в прошлых играх. Он давал всем им шанс отыграть все, что у них забрал. Подсказки, награда – для каждого все подбиралось индивидуально, хотя подсказки часто пересекались. Например, если в Уэйверли-Грин появится другой игрок, возможно, ему тоже понадобится, чтобы Камилла что-то для него нарисовала.
Зависть захлопнул дневник.
Он оказался в нужном месте. Оставалось всего лишь убедить Камиллу помочь ему. Он выбросил из головы все, кроме того, что его окружало. Так у него сам по себе складывался новый план.
Хэмлок-холл представлял из себя просторный особняк. Он располагался на вершине довольно высокого холма, откуда открывался вид на город, мерцающий огнями внизу. Этим он напоминал Зависти его собственный Дом Греха. Однако на этом же сходство заканчивалось.
Кабинет из темного дерева был заставлен книгами в кожаных переплетах. Кроме того, в нем имелись огромный письменный стол и удобные кресла с высокими спинками. Никаких кричащих картин или изысканных статуэток – только скучные карты смертных, неточные и отвратительные по исполнению.
Во влажном воздухе висел легкий аромат сигарного дыма, впитавшийся в древесину за долгие годы потакания слабости предыдущего владельца. Намек на один из его излюбленных пороков, которых, судя по всему, было не счесть. Более того, недавно лорду пришлось насовсем покинуть Хэмлок-холл, поскольку для него настали трудные времена. Он едва нашел покупателя из-за слухов о том, что его земли прокляты. Зависть очень обрадовался этим дурным известиям.
Или, быть может, Зависть сам распустил эти слухи за несколько недель до того, как сделать владельцу грандиозное предложение.
Не то чтобы он переживал из-за денег. Однако разрушающееся поместье таило в себе гораздо больше возможностей. Он знал, что слухи лишь прибавляли ему загадочности. А это означало, что местные будут рады любому приглашению в его владения.
Если оставить в стороне личную неприязнь, лучшим способом вступить в общество смертных для принца Зависти было устроить бал-маскарад, каких они еще не видывали.
Зависть потянулся через стол, придвинул поближе бутылку темного виски, откупорил ее и плеснул немного в стакан из граненого хрусталя. Медленно закрывая бутылку, он снова задумался об игре.
Повелитель фейри никогда не отступал с намеченного пути. Зная Леннокса, Зависть подозревал, что первые подсказки приведут остальных игроков в Уэйверли-Грин. На маскараде у Зависти будет возможность выяснить, кто оказался среди игроков и сколько их всего. И если им тоже предписано дать задание Камилле, Зависть должен опередить их всех.
Его шпионы день и ночь следили за галереей, но ему хотелось обдумать и другие способы держаться поближе к Камилле.
Наконец он взглянул на Алексея.
– Не поступило ли новых сведений о пороках Камиллы? Может, используем какие-нибудь искушения?
– Нет, ваше высочество.
Их прервал стук в дверь из красного дерева, отполированную совсем недавно.
– Войдите, – приказал Зависть.
В кабинет вошел его дворецкий, Гудфеллоу. Учтиво поклонившись, он обратился к господину:
– Милорд.
На самом деле, было даже немного грустно, как легко смертные верили любой лжи. Всего-то и требовались деньги, дорогая одежда и высокомерие. Одного лишь слова Зависти при поддержке поверенного и по договоренности с Алексеем хватило, чтобы сочинить историю для местных. Так Зависть стал лордом из южного региона королевства Айронвуд. Свое прибытие он объяснил желанием семьи расширить свои владения и увеличить богатство посредством брака.
– Вы чего-то хотели, Гудфеллоу?
Гудфеллоу бросил нервный взгляд на вампира.
– Алексей, – сказал Зависть. – Займись пока тем вопросом.
Его подручный коротко поклонился и вышел.
Как было известно Зависти, даже те смертные, которые не верили в вампиров, чувствовали себя добычей, когда находились рядом с ними.
Страх обострял чувства смертных, приближая их к миру животных. Однако они тут же отгоняли прочь природные инстинкты выживания, приняв их за глупость.
То ли из-за высокомерия, то ли из-за самолюбия человек был единственным живым существом, которое слишком часто пренебрегало главным правилом того, как не быть съеденным: полагайся на инстинкты или поплатись за то, что не доверился им.
– Да? – Зависть переключил внимание Гудфеллоу с вышедшего из кабинета вампира.
– Все приглашения отправлены, милорд. Ни одно благородное семейство в Уэйверли-Грин не захочет пропустить это событие. Повар уже…
– Вы отправили приглашение мисс Антониус?
– Художнице? – уточнил Гудфеллоу.
Зависть слегка кивнул.
– Еще нет, милорд. Но я полагаю, она стала любимицей общества, несмотря на довольно трагическое прошлое, поэтому я добавлю ее в список. Как я уже говорил, повар…
– Объясните.
– Э-э, насчет повара или… – Гудфеллоу осекся, натолкнувшись на суровый взгляд Зависти.
– О, мисс Антониус, бедняжка… Ее мать ушла из дома прямо перед ее дебютом и усложнила жизнь юной мисс всеми этими неприятными слухами. Ни одна матушка не позволила ни одному из своих сыновей ухаживать за ней. А теперь она прямо-таки старая дева, хотя в свете любят ее галерею, благодаря которой она осталась на плаву, как я полагаю.
Зависть на мгновение задумался. Мать Камиллы пропала, никакой перспективы замужества у нее нет… Так почему же она так решительно его отвергла? Зависть ясно дал понять, что он при титуле, и к тому же он красив. Камилле стоило хотя бы попытаться с ним пофлиртовать. Разве что она не ждала, что он ответит тем же…
Почему единственно верным всегда оказывался проклятый план Похоти?
Наверное, в следующий раз Зависти стоит ее соблазнить. Попытка не пытка.
Гудфеллоу счел безмолвные размышления Зависти за поощрение и продолжил доклад.
– Повару выданы указания о покупках на рынке, а лакея я отправил за масками, которые вы просили. Садовник проинструктирован насчет цветочных композиций. В бальном зале прямо сейчас ведутся ремонтные работы, которые должны завершиться не позднее чем через два дня. Так у вашей светлости будет достаточно времени на внесение любых правок.
– А что насчет ежевики и коричневого сахара?
– Об этом уже позаботились, милорд. Как и о лучшем бурбоне во всем Уэйверли-Грин.
Зависть кивнул.
– Что насчет галереи в северном крыле?
– Со всех портретов сняли покрывала, а скульптуры чистят прямо сейчас.
– Полагаю, лабиринт из живой изгороди у вас тоже под контролем.
– Конечно. Садовник получил выданные вами изображения и придерживается вашего замысла.
Напряжение, охватившее Зависть после отказа Камиллы, частично испарилась. По крайней мере, хоть что-то этим вечером шло так, как он и хотел.
Гудфеллоу откашлялся. Зависть подавил вздох.
– Что-то еще?
Гораздо драматичнее, чем оно того стоило, Гудфеллоу достал хрустящий конверт цвета слоновой кости, с виду невзрачный и скучный.
