Кен Фоллетт
Молот Эдема

– Я буду примерно на час тебя опережать. – Она указала на карту. – Вот место на И-10, которое называется Леон- Спрингс, в пятнадцати милях от аэропорта. Я припаркую машину так, чтобы ты сразу ее заметил.

– Грамотно.

Оба страшно волновались. Похищение грузовика Марио – лишь первый, но очень важный шаг их плана: все остальное зависело от него. Звезду беспокоили детали.

– Что мы сделаем с «хондой»?

Пастор купил машину три недели назад за тысячу долларов наличными.

– Ее будет трудно продать. Если нам попадется место, где торгуют подержанными машинами, можем получить пятьсот долларов. Иначе придется бросить ее где-нибудь в лесу между штатами.

– Мы можем себе это позволить?

– Деньги делают человека нищим, – процитировал Пастор один из Пяти Парадоксов Баграма, гуру, по заветам которого они жили.

Пастор до последнего цента знал, сколько у них денег, но скрывал от всех остальных. Большинство членов коммуны даже не подозревали о существовании банковского счета. И никто в целом свете не знал о десяти тысячах долларов в двадцатках, которые он хранил внутри корпуса старой акустической гитары, висящей на стене его хижины.

Звезда пожала плечами:

– Я не тревожилась о деньгах целых двадцать пять лет, нет смысла начинать сейчас.

Она сняла очки для чтения.

Пастор улыбнулся ей:

– Ты выглядишь очень мило в очках.

Звезда искоса посмотрела на него и неожиданно спросила:

– Ты скучаешь по Мелани?

Пастор и Мелани были любовниками. Он взял Звезду за руку.

– Конечно, – сказал он.

– Я рада, что ты с ней. Она делает тебя счастливей.

Пастор вдруг вспомнил Мелани. Она спит лицом вниз на его кровати, утренние лучи солнца пробиваются в окно. Он сидит, пьет кофе и смотрит на нее, любуясь ее белой кожей, идеальным изгибом бедра и длинными рыжими волосами, рассыпанными по спине. Вскоре она почувствует аромат кофе, перевернется на спину и откроет глаза. И тогда он заберется в постель и они займутся любовью. Пастор представлял, как коснется ее кожи, а потом обнимет, он наслаждался предвкушением этого чудесного мгновения, словно бокалом превосходного вина.

Видение потускнело, и у него перед глазами возникло сорокадевятилетнее лицо Звезды в дешевом техасском отеле.

– Тебя мучает моя связь с Мелани? – спросил Пастор.

– Брак есть измена, – ответила она, процитировав другой Парадокс.

Он кивнул. Они никогда не требовали друг от друга верности. В начале их связи именно Звезда всячески смеялась над идеями моногамной любви. Затем, когда ей исполнилось тридцать и она стала понемногу успокаиваться, Пастор испытал ее терпимость, сменив на глазах подруги целую серию любовниц. Но в последние несколько лет, хотя они продолжали верить в свободную любовь, оба практически не пользовались ее преимуществами.

Поэтому Мелани оказалась для Звезды большой неожиданностью, но женщина не стала возражать. Их отношения с Пастором уже давно определились. Он любил Звезду, но ее с трудом скрываемая тревога давала ему приятное чувство контроля над ней.

Она крутила в руках пластиковую чашку с кофе.

– Интересно, что чувствует Роза?

Роза была их тринадцатилетней дочерью, самым старшим ребенком в коммуне.

– Она росла не в обычной семье, – ответил Пастор. – Мы не сделали из нее рабыню буржуазных условностей. В этом и состоит главная задача коммуны.

– Да, – согласилась Звезда, которая никак не могла успокоиться. – Я просто не хочу, чтобы она тебя потеряла, вот и все.

Он погладил ее руку.

– Она меня не потеряет.

Звезда сжала его пальцы:

– Спасибо.

– Нам нужно идти, – сказал Пастор, вставая.

Они сложили вещи в три пластиковые сумки, Пастор вынес их на улицу и положил рядом с «хондой». Звезда вышла за ним.

Счет они оплатили накануне вечером. Офис был еще закрыт, никто не видел, как Звезда села за руль и они уехали, когда на смену ночи пришел серый рассвет.

Шило состоял из двух улиц с одним светофором на перекрестке. В ранние часы субботнего утра здесь почти не было машин. Звезда проехала на красный свет, и вскоре они оставили городок за спиной. К свалке «хонда» подъехала, когда до шести оставалось несколько минут.

Здесь не было ни вывески, ни ограды, ни ворот, лишь колея от колес грузовиков среди зарослей полыни. Звезда въехала на холм. Свалка находилась в небольшой впадине, которую не было видно со стороны дороги. Она остановила машину возле тлеющей кучи мусора. Ни Марио, ни грузовика.

Пастор видел, что Звезда все еще встревожена.

Нужно ее успокоить, подумал он. Сегодня ей нельзя волноваться. Если что-то пойдет не так, она должна быть наготове.

– Роза меня не потеряет, – заявил он.

– Это хорошо, – осторожно сказала Звезда.

– Мы трое никогда не разлучимся. Знаешь почему?

– Скажи мне.

– Потому что мы любим друг друга.

Он увидел, как она облегченно вздохнула и расслабилась. На глазах у Звезды появились слезы.

– Спасибо тебе, – сказала она.

Пастор почувствовал себя лучше – ему удалось дать Звезде то, в чем она нуждалась. Теперь с ней все будет в порядке. Пастор поцеловал ее.

– Марио приедет с минуты на минуту. Тебе лучше уехать.

– Ты не хочешь, чтобы я его дождалась?

– Он не должен тебя видеть. Никто не знает, что нас ждет в будущем, и я не хочу, чтобы он тебя запомнил.

– Хорошо.

Пастор вышел из машины.

– Эй, – сказала она, – не забудь кофе для Марио.

Звезда протянула ему пластиковый стакан.

– Спасибо.

Пастор взял стакан и захлопнул дверцу.

Она развернулась и уехала, оставив за собой тучу пыли.

Пастор огляделся. Поразительно – как такой маленький город способен производить столько мусора: сломанные велосипеды и новенькие детские коляски, грязные диваны и старые холодильники, а также не меньше десятка тележек из супермаркета. И еще горы упаковочного материала: коробки из-под стереосистем, куски полистирола, напоминающие абстрактные скульптуры, бумажные и полиэтиленовые мешки, фольга и множество пластиковых контейнеров из-под веществ, которые Пастор никогда не использовал: моющие средства, шампуни, кондиционеры, добавки для смягчения тканей, красящие порошки. Еще он увидел волшебный за́мок, сделанный из розового пластика, вероятно, это была детская игрушка, и он удивился напрасной трате сил и энергии.

В долине Серебряной реки никогда не было такого мусора. Они не пользовались детскими колясками и холодильниками и крайне редко покупали что-то в пластиковых упаковках. Дети включали свое воображение и вырезали за́мки из дерева.

Подернутое дымкой красное солнце показалось над горизонтом, и длинная тень Пастора упала на ржавый каркас кровати. Он вдруг вспомнил о восходе солнца над снежными пиками Сьерра-Невады и затосковал о свежем, прохладном горном воздухе.

Скоро, скоро.

Что-то блеснуло у него под ногами. Из земли торчал блестящий металлический предмет. Пастор лениво поскреб сухую землю мыском сапога, наклонился и поднял свою находку – тяжелый разводной ключ, почти новый. Возможно, он пригодится Марио, подумал Пастор. Впрочем, в грузовике наверняка имеется полный набор инструментов. Марио точно не возьмет ключ. Нет, здесь слишком любят все выбрасывать.

Пастор отбросил ключ в сторону. И услышал шум мотора, но сразу определил, что это не тяжелый грузовик. Он посмотрел в сторону холма. На него въезжал желто-коричневый пикап «додж» с треснутым ветровым стеклом – машина Марио. Пастор заволновался. Что случилось? Марио должен был приехать на сейсмическом вибраторе. Его собственную машину обещал отогнать на север один из приятелей, если только Марио не решил продать ее здесь, а в Кловисе купить другой автомобиль. Похоже, произошло что-то непредвиденное.

– Черт! – пробормотал Пастор. – Черт!

Он постарался скрыть свое огорчение, когда Марио остановил пикап и вышел из него.

– Я принес тебе кофе, – сказал он Марио, протягивая пластиковый стаканчик. – Что произошло?

Марио, не раскрывая стаканчика, печально покачал головой:

– Я не могу.

Черт!

– Я ценю твое предложение, но должен отказаться.

Проклятие, что все это значит?

Пастор стиснул зубы и постарался говорить небрежно:

– Почему ты передумал?

– После того как ты вчера ушел, Ленни произнес длинную речь о том, как дорого стоит грузовик и что мне никого не следует подвозить. И как он мне доверяет и все такое прочее.

Могу себе представить, как Ленни, красноносый урод, заставил тебя плакать пьяными слезами, Марио, проклятый сукин сын.

– Ну, ты и сам все понимаешь, Рикки. У меня хорошая работа – конечно, приходится вкалывать, но и платят неплохо. Я не хочу ее потерять.

– Никаких проблем, – небрежно ответил Пастор, – если ты подбросишь меня до Сан-Антонио.

А за это время я успею что-нибудь придумать.

Марио покачал головой:

– После того, что сказал Ленни, боюсь, мне придется тебе отказать. Я больше никого не посажу в кабину грузовика. Вот почему я приехал на своей машине – не оставлять же тебя здесь, на свалке.

Ну и что мне теперь делать?

– Куда тебя отвезти? – спросил Марио.

И что мне теперь делать?

Пастор построил замок из дыма, и теперь прямо у него на глазах его разрушил легкий ветерок нечистой совести Марио. Пастор провел две недели в жаркой пыльной пустыне, выполняя бесполезную, дурацкую работу, потратил сотни долларов на авиабилеты, мотели и отвратительную пищу в кафе.

У него больше не осталось времени – до срока, указанного в письме, всего две недели и один день.

Марио нахмурился.

– Ну, поехали, – сказал он.

– Я не намерена отказываться от нашего дома, – сказала Звезда Пастору во время обеденного перерыва в тот день, когда пришло письмо. Она сидела рядом с ним на ковре из сосновых иголок на краю виноградника, пила холодную воду и ела изюм прошлогоднего урожая. – Это не просто ферма, где выращивают виноград, не просто долина и не просто коммуна – я вложила в нее всю свою жизнь. Мы пришли сюда много лет назад, считая, что наши родители создали общество, развращенное обманом и коррупцией. Видит Бог, мы были правы!

Ее лицо раскраснелось, и Пастор подумал, что Звезда до сих пор красива.

– Достаточно посмотреть на внешний мир, – продолжала она громче. – Насилие, уродство, грязь, президенты, которые лгут и нарушают законы, бесчинства, преступления и нищета. Между тем мы живем здесь год за годом в мире и гармонии, без денег, ревности и конфронтации. Мы говорим, что нуждаемся только в любви, а они называют нас наивными, но правы мы, а не они. Мы знаем, что живем правильно, – мы это доказали.

Она говорила четко и аргументированно, сказывалось происхождение – ее отец родился в богатой семье, но всю жизнь проработал врачом в бедных кварталах. Звезда унаследовала его идеализм.

– Я сделаю все, чтобы спасти наш дом и образ жизни, – продолжала она. – И я готова умереть, чтобы наши дети остались на этой земле. – Она немного успокоилась, но в ее голосе звучала прежняя решимость. – И я готова убивать ради нашего будущего. Ты меня понимаешь, Пастор? Я готова на все.

– Ты меня слушаешь? – нетерпеливо повторил Марио. – Тебя подвезти в город? Или ты останешься здесь?

– Конечно, – ответил Пастор.

Конечно, вонючий ублюдок, трусливый пес, отвратительный подонок, конечно, я хочу, чтобы ты меня подвез.

Марио отвернулся.

Взгляд Пастора остановился на разводном ключе, который он несколько минут назад бросил на землю.

И у него возник новый план.

Пока Марио шел к машине, Пастор наклонился и поднял стальной ключ.

Он был длиной примерно в восемнадцать дюймов и весил четыре или пять фунтов. Большая часть веса приходилась на верхнюю часть.

Пастор быстро огляделся. Никого.

Ни одного свидетеля.

Марио протянул руку, чтобы открыть дверцу машины, и Пастор сделал быстрый шаг вперед.

И неожиданно вспомнил фотографию хорошенькой молодой мексиканки в желтом платье с двумя детьми. На мгновение его оставила решимость – Пастор понял, какое горе он принесет в их жизнь.

Но тут у него перед глазами возникла еще более страшная картина: черная вода медленно поднимается, чтобы поглотить плантации и утопить мужчин, женщин и детей, ухаживающих за виноградом.

Он подбежал к Марио и занес ключ у него над головой.

Марио открывал дверцу машины. Должно быть, он что-то заметил краем глаза – в самый последний момент, когда Пастор находился уже совсем рядом, он закричал от страха и распахнул дверцу, пытаясь хоть как-то защититься.

Пастор врезался в дверь, которая отлетела на Марио. Дверь оказалась тяжелой и едва не сбила Марио с ног. Он потерял равновесие и рухнул на колени. Бейсбольная шапочка «Хьюстон астрос» упала в грязь. Но и самому Пастору не удалось устоять на ногах – он тяжело плюхнулся на твердую землю и уронил разводной ключ, который ударился в бутылку кока-колы и отлетел в сторону.

– Ты сошел с ума, – выдохнул Марио, встал на одно колено и попытался найти опору, чтобы подняться на ноги.

Левой рукой он ухватился за дверцу. Пастор, все еще сидевший на земле, изо всех сил толкнул дверцу ногой. Она ударила по пальцам Марио и вновь распахнулась. Марио закричал от боли и снова упал, ударившись головой о бок машины.

Пастор вскочил на ноги.

Разводной ключ сверкнул в лучах утреннего солнца. Он схватил его и посмотрел на Марио. Сердце Пастора наполнилось яростью и ненавистью к человеку, расстроившему удачный план, поставившему спокойную жизнь такого количества людей под угрозу. Он шагнул к Марио и поднял ключ.

Марио обернулся к нему, на его лице застыло выражение бесконечного удивления, словно он не понимал, что происходит. Он открыл рот и, когда Пастор с силой опускал ключ ему на голову, успел спросить:

– Рикки?..

Тяжелый конец разводного ключа с глухим стуком обрушился на голову Марио. У него были густые темные волосы, но это ему не помогло. Череп треснул, и ключ погрузился в мозг.

Однако Марио не умер.

И Пастора охватил страх.

Глаза Марио оставались открытыми, он продолжал смотреть на Пастора. На его лице застыло удивление. Казалось, он пытается закончить начатую фразу. Марио даже поднял руку, словно хотел привлечь чье-то внимание.

Пастор испуганно отступил назад.

– Нет! – сказал он.

– Приятель… – вновь заговорил Марио.

Пастор почувствовал, как его охватывает паника, и он вновь поднял разводной ключ.

– Умри, ублюдок! – выкрикнул он и вновь ударил Марио.

На сей раз ключ еще глубже погрузился в мозг. Когда Пастор его вытаскивал, ему показалось, будто инструмент застрял в вязкой грязи. Его затошнило, когда он увидел, что разводная часть ключа испачкана чем-то серым. Пастор сглотнул, у него кружилась голова.

Марио медленно опустился на землю, теперь его плечи опирались на заднее колесо пикапа. Руки повисли вдоль тела, но он еще жил. Его глаза продолжали смотреть на Пастора. Кровь лилась по лицу, затекая за ворот рубашки. Его взгляд вызывал у Пастора ужас.

– Умри, – умоляюще проговорил Пастор. – Ради Бога. Марио, пожалуйста, умри.

Ничего не произошло.

Пастор отступил на несколько шагов. Ему вдруг показалось, что глаза Марио умоляют его довести дело до конца, но Пастор не мог заставить себя нанести еще один удар. Он и сам не смог бы сказать почему, но еще раз поднять ключ он был не в силах.

Затем Марио пошевелился, открыл рот, тело застыло, а в следующее мгновение он издал мучительный крик.

Пастор потерял самообладание, тоже закричал, подбежал к Марио и начал наносить ему один удар за другим, глядя на свою жертву сквозь застилающую глаза пелену ужаса.

Наконец крики прекратились, и Пастор замер на месте.

Он отступил на несколько шагов и бросил разводной ключ на землю.

Труп Марио медленно сполз на траву. Серое вещество и кровь смешались с пылью.

Пастор упал на колени и закрыл глаза.

– О, всемогущий Боже, прости меня, – сказал он.

Некоторое время он простоял на коленях, его тело сотрясала мучительная дрожь. Он боялся открыть глаза и увидеть, как душа Марио покидает тело.

Чтобы хоть немного успокоиться, он начал повторять мантру:

– Лей, тор, пур-дой-кор… – Слова не имели смысла – именно поэтому человек успокаивался, если пытался на них сосредоточиться.

В них был ритм считалки, которую Пастор помнил с детства:

 
Раз, два, три-четыре-пять,
Рыбу я сумел поймать,
Шесть, семь, восемь-девять-десять,
Отпустил ее из сети.
 

Когда Пастор произносил мантру в одиночестве, он часто перескакивал на считалку. Получалось ничуть не хуже.

Знакомые звуки помогли, и он стал думать о том, как воздух при дыхании входит в ноздри, затем попадает в гортань, опускается в грудь, достигает легких, после чего начинает обратное путешествие: легкие, гортань, рот, нос, ноздри – и выходит наружу. Когда он полностью сосредотачивался на дыхании, его сознание очищалось – никаких видений, кошмаров или воспоминаний.

Через несколько минут Пастор встал. Сердце билось холодно и ровно, в глазах застыла уверенность. Он очистил свое сознание от эмоций и больше не испытывал ни сомнений, ни сожалений. Убийство осталось в прошлом, Марио стал мусором, от которого следовало избавиться.

Пастор поднял свою ковбойскую шляпу, очистил ее от пыли и надел на голову.

Затем нашел под сиденьем пикапа ящик с инструментами, взял отвертку и снял номера спереди и сзади. Подойдя к свалке, засунул их в кучу мусора и положил отвертку на место.

Потом Пастор склонился над телом, правой рукой ухватился за ремень джинсов Марио, а левой за ворот клетчатой рубашки и поднял его. Задача оказалась не из простых – Марио был тяжелым.

Дверь пикапа оставалась открытой. Пастор раскачал Марио, а затем с размаху засунул тело внутрь. Каблуки сапог торчали из открытой двери, голова свешивалась с пассажирского сиденья. Кровь потекла на пол.

Сверху Пастор швырнул разводной ключ.

Он решил облить машину бензином из бака. Для этого ему требовалась длинная тонкая трубка.

Открыв капот, Пастор отыскал шланг, по которому вода подавалась на ветровое стекло, и вырвал гибкую пластиковую трубку. Затем поднял большую бутылку от кока-колы, обошел пикап и отвинтил пробку бензобака. Засунув трубку внутрь, он втягивал в себя воздух до тех пор, пока не ощутил вкус бензина, после чего вставил шланг в бутылку. Она медленно наполнилась бензином.

Бензин продолжал вытекать на землю, пока Пастор выливал содержимое бутылки на труп Марио.

Тут он услышал шум подъезжающего автомобиля.

Пастор посмотрел на лежащее в кабине пикапа мертвое тело, облитое бензином. Если сейчас здесь кто-нибудь появится, ему уже не скрыть своей вины.

Спокойствие оставило Пастора. Он задрожал, пластиковая бутылка выскользнула из его пальцев, и он опустился на корточки, как напуганный ребенок. Продолжая дрожать, он смотрел на ведущую к дороге колею. Неужели кто-то приехал на свалку, чтобы избавиться от устаревшей посудомоечной машины, забытого выросшими детьми игрушечного за́мка или от старых костюмов умершего дедушки? Шум двигателя приближался, и Пастор закрыл глаза.

– Лей, тор, пур-дой-кор…

Шум начал удаляться. Машина проехала мимо. Никто не собирался выбрасывать свои вещи.

Пастор почувствовал себя дураком. Он встал и взял себя в руки.

– Лей, тор, пур-дой-кор…

Однако страх заставил его торопиться.

Он вновь наполнил бутылку от кока-колы бензином и вылил его на пол кабины. Остатки бензина он использовал для того, чтобы проложить тоненькую дорожку к багажнику. Потом он забросил бутылку в кабину и отошел на пару шагов в сторону.

Тут Пастор заметил бейсбольную кепку Марио, поднял ее и положил в автомобиль рядом с телом.

Вытащив из кармана коробок спичек, зажег одну, а потом с ее помощью и остальные, швырнул пылающий коробок в кабину и отбежал от пикапа подальше.

Ярко вспыхнуло пламя, и через несколько мгновений кабина превратилась в раскаленную топку. Затем пламя перекинулось на трубку, по которой бензин продолжал вытекать на землю. Вскоре взорвался бензобак. Загорелись шины задних колес.

Воздух наполнился отвратительным запахом горящего мяса. Пастор сглотнул и отошел еще на несколько шагов.

Через пару секунд пламя стало спадать. Однако шины, сиденья и тело Марио продолжали медленно гореть.

Пастор подождал пару минут, глядя на пламя; потом, стараясь не дышать носом, осторожно приблизился к машине и заглянул в кабину. Труп и обивка успели превратиться в черную массу пепла и расплавленного пластика. Когда все остынет, пикап станет самым обычным старым автомобилем, подожженным детьми.

Он понимал, что уничтожил не все следы Марио. Поверхностный взгляд ничего не заметит, но если полицейские осмотрят пикап, то обязательно найдут пряжку от ремня, пломбы на зубах, возможно, обугленные кости. Пастор понял, что наступит день, когда Марио вернется и будет его преследовать. Но сейчас он сделал все, что мог, чтобы замести следы преступления.

Теперь пришел черед сейсмического вибратора.

Он отвернулся от сгоревшего тела и зашагал прочь.

В коммуне, находившейся в долине Серебряной реки, имелась внутренняя группа, которую называли Едоки Риса. Их было семеро – тех, кто пережил отчаянную зиму 1972/73 года, когда метель отгородила их от остального мира и им в течение трех недель пришлось питаться одним рисом, который они варили в растопленном снегу. В тот день, когда пришло письмо, Едоки Риса поздно не ложились спать, сидели на кухне, пили вино и курили марихуану.

Мелодия, которая в 1972 году пятнадцатилетней девчонкой сбежала от родителей, играла блюзы на акустической гитаре. Некоторые члены группы зимой делали гитары. Те, что им нравились, они оставляли себе, а другие Пол Бейл отвозил в Сан-Франциско, где они продавались по довольно высоким ценам. Звезда пела с остальными, ее прокуренное контральто выделялось из общего хора.

– «Я не поеду на этом дурном поезде…» – У нее всегда был самый сексуальный голос.

Мелани сидела вместе с ними, хотя и не принадлежала к группе Едоков Риса, Пастор оказывал ей знаки внимания, а остальные никогда не ставили под сомнение его поступки. Она безмолвно плакала, и крупные слезы катились по ее лицу.

– Я только вас нашла, – без конца повторяла она.

– Мы еще не сдались, – сказал ей Пастор. – Должен существовать способ заставить губернатора Калифорнии изменить свою точку зрения.

Кедр, плотник, мускулистый негр, ровесник Пастора, задумчиво сказал:

– Знаете, атомную бомбу сделать не так уж и трудно. – Он служил в морской пехоте, но дезертировал после того, как убил офицера во время учений. С тех пор он жил в коммуне. – Будь у меня плутоний, я мог бы справиться за один день. Мы сможем шантажировать губернатора – и, если они не выполнят наши требования, разнесем на куски Сакраменто.

– Нет! – возразила Анет, которая кормила грудью трехлетнего мальчика: Пастор считал, что его давно пора отнять от груди, но Анет твердила, что ему нужно разрешить сосать до тех пор, пока он хочет. – Нельзя спасти мир при помощи бомбы.

Звезда перестала петь.

– Мы не пытаемся спасти мир. Я отказалась от подобных мыслей еще в шестьдесят девятом, после того как мировая пресса превратила движение хиппи в бездарную шутку. Я хочу сохранить только нашу долину, нашу жизнь, чтобы наши дети могли и дальше расти в мире и любви.

Пастор, который даже не рассматривал вариант с атомной бомбой, сказал:

– Плутоний достать трудно.

Анет оторвала ребенка от груди и погладила его по спине.

– Забудь об этом, – сказала она. – Я не желаю иметь никаких дел с ядерными веществами – они несут смерть!

Звезда вновь запела:

– «Поезд, поезд, дурной поезд…»

Однако Кедр не унимался:

– Я могу поступить на работу на атомную электростанцию и попытаться обмануть охрану.

– Тебя попросят предъявить документы и рекомендации. И что ты им скажешь? Чем ты занимался последние двадцать пять лет? Ядерными исследованиями в Беркли?

– Я скажу, что являюсь членом группы извращенцев, которые хотят взорвать Сакраменто, и что мне нужны радиоактивные материалы.

Остальные рассмеялись. Кедр откинулся на спинку стула и запел вместе со Звездой:

– «Нет. Нет, не поеду на этом дурном поезде…»

Пастор нахмурился, ему не нравилось легкомысленное настроение товарищей. Ему было не до веселья. Его сердце переполняла ярость. Однако он знал, что иногда во время подобной болтовни возникают превосходные идеи, поэтому не стал вмешиваться.

Анет поцеловала ребенка в макушку и сказала:

– Мы можем кого-нибудь похитить.

– Кого? – отозвался Пастор. – У губернатора наверняка не меньше шести телохранителей.

– А как насчет его правой руки, типа по имени Альберт Ханимун? – Все одобрительно закивали – они ненавидели Ханимуна. – Или президента «Коустал электрикс»?

Пастор кивнул. Такой вариант мог сработать.

Он неплохо разбирался в подобных вещах. Несмотря на то что он давно покинул улицы, Пастор не забыл правил игры: планируй тщательно, наноси удар так, чтобы противник не успел опомниться, действуй быстро – и тогда тебе будет сопутствовать успех.

– Это не произведет необходимого впечатления, – возразил он. – Мы похитим крупную шишку – и что с того? Если вы хотите напугать людей, нельзя ходить на цыпочках, нужно, чтобы они испугались до смерти.

Он заставил себя замолчать.

Когда ты поставил человека на колени, он плачет, он может обмочиться от ужаса, он просит пощады – и только тогда следует сказать ему, чего ты хочешь. Он испытает к тебе благодарность, даже полюбит, когда ты скажешь, что ему следует сделать, чтобы остановить весь этот ужас и боль.

Впрочем, о подобных вещах не следовало рассуждать в присутствии таких людей, как Анет.

Тут вновь заговорила Мелани.

Она сидела на полу, опираясь спиной о стул Пастора. Анет передала ей большую сигарету с марихуаной. Мелани вытерла слезы, сделала затяжку, протянула сигарету Пастору и выпустила целое облако дыма.

– Я знаю десять или пятнадцать мест в Калифорнии, где имеются дефекты в земной коре, – если там немного надавить, произойдет сдвиг тектонических плит, а потом – бум! Получится, словно великан поскользнулся на камешке. Всего лишь маленький камешек, но великан так огромен, что его падение сотрясет землю.

Кедр перестал петь и сказал:

– Мелани, малышка, что за чушь ты несешь?

– Я говорю о землетрясении, – ответила она.

Кедр рассмеялся.

– «Я поеду, поеду на этом дурном поезде…»

Пастор не стал смеяться. Он вдруг понял, что слова Мелани могут оказаться важными.

– О чем ты говоришь, Мелани? – спросил он, внимательно глядя на нее.

– Забудем о похищениях и ядерных бомбах, – сказала она. – Мы можем угрожать губернатору землетрясением.

– Никто не в состоянии устроить землетрясение, – возразил Пастор. – Для этого требуется огромное количество энергии.

– Вот тут ты ошибаешься. Нужно приложить небольшую силу, но в определенном месте.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовался Кедр.

– Я изучала сейсмологию. И сейчас преподавала бы в университете. Однако я вышла замуж за своего преподавателя, что и положило конец моей карьере. Пришлось отказаться от докторской.

В голосе Мелани прозвучала горечь. Пастор разговаривал с ней о ее прошлом и знал, что она затаила глубокую обиду. Ее муж состоял членом университетской комиссии, которая отклонила ее кандидатуру. Ему пришлось покинуть зал, когда шло обсуждение проекта Мелани, что показалось Пастору вполне естественным, но Мелани считала, что муж должен был ее поддержать. Пастор полагал, что работа Мелани не слишком годилась для диссертации, но она такой вариант даже не рассматривала. Поэтому Пастор сказал, что члены комиссии были потрясены ее красотой и интеллектом и устроили против нее заговор. Она полюбила Пастора за это еще больше.

– Мой муж, – продолжала Мелани, – тогда мы еще не были мужем и женой, разработал стрессовую теорию землетрясений. В течение десятилетий в определенных точках растет избыточное давление. Потом наступает момент, когда даже слабое колебание земной коры сдвигает пласты, накопленная энергия высвобождается и начинается землетрясение.

Пастора заинтересовали ее слова. Он перехватил взгляд Звезды, она ему кивнула. Для нее это вопрос веры. Пастор понимал, что Звезду нисколько не удивит, если сомнительная теория Мелани окажется верной и они смогут осуществить ее безумный план.

Пастор задумчиво посмотрел на Мелани. На ее лице появилось отсутствующее выражение. Бледная кожа, удивительные зеленые глаза и рыжие волосы делали ее похожей на прекрасную инопланетянку.

– Ты с Марса?

Так он к ней обратился, когда увидел впервые.

Знает ли она, о чем говорит? Она уже успела хорошенько приложиться к травке, но иногда именно в таком состоянии люди высказывают наиболее творческие идеи.

– Если все так просто, почему до сих пор никто ничего подобного не провернул?

– Ну, я не говорила, что это очень просто. Нужно быть сейсмологом, чтобы точно знать, в каких именно точках следует приложить давление.

Пастор погрузился в размышления. Когда у тебя возникают очень серьезные проблемы, иногда требуется сделать нечто совершенно необычное, чтобы удивить и парализовать врага.

– А как ты вызовешь вибрации в земной коре?

– Это самое трудное, – ответила она.

Поезд, поезд, поезд…

Я поеду на этом дурном поезде…

Возвращаясь в город Шило, Пастор поймал себя на том, что продолжает думать об убийстве: вот разводной ключ вошел в мягкий мозг Марио, выражение, появившееся у него на лице, кровь, стекающая на пол кабины…

Плохо. Он должен сохранять спокойствие и уверенность. У него все еще нет сейсмического вибратора, который спасет коммуну. Убить Марио было совсем не трудно, сказал он себе. Теперь нужно обмануть Ленни. Но как?

Шум приближающегося автомобиля оторвал его от размышлений.

Машина ехала в город и догоняла его.

В этих краях никто не ходит пешком. Большинство решат, что его машина сломалась. Кто-нибудь остановится и предложит его подвезти.

Пастор попытался придумать причину, объясняющую, почему он оказался на дороге ранним субботним утром.

Ничего разумного в голову не приходило.

Он попытался обратиться за помощью к какому-нибудь богу, который надоумил его прикончить Марио, но боги молчали.

Он мог оказаться здесь, только если шел со свалки, но именно там остался сгоревший пикап с пеплом Марио.

Машина начала притормаживать.

Пастор с трудом удержался от искушения надвинуть шляпу на глаза.

Что я здесь делаю?

Отправился в пустыню, чтобы понаблюдать за дикой природой.

Да, за полынью и гремучими змеями.

Моя машина сломалась.

Где? Я ее не видел.

Я пошел отлить.

Так далеко?

Хотя утренний воздух нес прохладу, Пастор вспотел.

Машина медленно поравнялась с ним. Это был «додж-неон» последней модели, зеленого цвета, с техасскими номерами. В машине сидел мужчина. Пастор видел, как он наблюдает за ним в зеркало. Возможно, полицейский, сменившийся с дежурства…

Пастор запаниковал, ему ужасно захотелось повернуться и убежать.

Машина остановилась и подъехала к нему задним ходом. Водитель, молодой азиат в деловом костюме, опустил стекло.

– Эй, приятель, подвезти? – спросил он.

Ну и что мне ему ответить?

Нет, спасибо, я предпочитаю прогуляться.

– Я немного запылился, – ответил Пастор, посмотрев на свои джинсы.