bannerbannerbanner
Расчудесный Хуливуд

Роберт Кемпбелл
Расчудесный Хуливуд

Полная версия

Чтобы эта история оказалась для средств массовой информации еще сладостней, в дело оказались замешаны подросток с синдромом Дауна и еще одна хорошенькая малолетняя потаскушка, разодетая как поп-звезда и уже начавшая получать удовольствие от внезапно обрушившегося на нее со всех сторон внимания.

Полицейские тоже летали как на крыльях: сам факт того, что внимательные офицеры патрульной службы остановили и задержали подозрительного человека, оказавшегося проклятым всей страной убийцей и насильником, – сам этот факт, как минимум, на неделю сводил на нет все жалобы на некомпетентность и неэффективность работы служб охраны городского порядка.

Бальфри ни на шаг не отходил от Янгера. И поговорить с глазу на глаз они успели. А теперь встали рядышком, позируя перед фотографами. Съемку разрешил сам адвокат.

– Давайте напрямую, – сказал репортер «Таймс» даме с Девятого канала телевидения. – Этот тип по имени Янгер подцепил на голливудской панели двух малолетних потаскушек. Завел их на крышу. Овладел одною и убил другую бутылочной "розочкой".

– Потому что она над ним посмеялась, – ответила дама.

– А почему она над ним посмеялась?

– Потому что у него оказалась слишком мелкая снасть.

– А я, наоборот, слышал, что прибор у этого сукиного сына как у жеребца, – возразил репортер.

– Вы слышали одно, а я другое.

Дама смерила репортера таким взглядом, словно подозревала его в соучастии в разыгравшейся трагедии. Ведь все мужчины испытывают проблемы в связи с неадекватностью собственного пениса и готовы убить женщину, которой вздумается исподтишка посмеяться над этим вместо того, чтобы упасть на колени в самозабвенном экстазе.

– Может, он ее чем-нибудь рассмешил? – сказал репортер.

– Что достал из штанов, тем и рассмешил, – ответила дама с телевидения.

– Но ведь он уже переспал с первой потаскушкой, и ей было не до смеха.

– Послушайте, Чарли, мы все устроены по-разному. То есть, я хочу сказать, у каждой из нас собственное чувство юмора.

Ныряла Бенни смотрел за тем, как следит за происходящим адвокат Джовинни. А Джовинни смотрел на Бальфри с ревностью и с завистью.

– Не поговорить ли нам о моем деле, мистер Джовинни?

– По-твоему, Бенни, это честно? По-твоему, честно, что этой злоебучей Летучей Мыши достался в клиенты насильник и убийца, а мне приходится возиться с обыкновенным карманником? Разве есть в этом хоть какая-нибудь справедливость? Я сюда пришел – и он сюда пришел – и вот эта злоебучая Летучая Мышь срывается с места, летит на добычу и получает в клиенты насильника и убийцу. Летучая Мышь Бальфри может нырнуть в бочку с навозом, а вынырнет, держа по золотой подкове в каждой руке.

– Меня избили.

– Именно на таких делах и составляют себе репутацию. – Все, что говорил Бенни, его адвокат просто-напросто пропускал мимо ушей. – Такое дело или выигрываешь, или проигрываешь. Но в обоих случаях перед тобой открываются самые широкие перспективы. Одни только прения сторон дают адвокату двадцать дюймов и три с половиной минуты ежедневно на протяжении целой недели.

– Какие такие дюймы? Какие такие минуты?

– Дюймы газетных колонок и минуты в шестичасовом выпуске новостей, – пояснил Джовинни. -А когда дело доходит до заключительной речи, это означает целую статью в воскресном приложении и отдельный сюжет по телевидению.

– Раз уж речь зашла о делах, мистер Джовинни, не могли бы вы пойти похлопотать за меня, пока всеобщее внимание привлечено к другому вопросу? Кому интересен карманный вор, когда тут на волю вырвался ебарь-одиночка?

И тут Мэкки, его дружок и двое полицейских в форме ввели в общий зал Фрэн. Ее нагота была лишь частично прикрыта наскоро наброшенной на плечи курткой, обута она была по-прежнему в нелепые ботфорты. Ее привели как раз в тот момент, когда толпящиеся в участке полицейские собрались препроводить Янгера в камеру предварительного заключения.

Сперва она взвизгнула, потом истошно закричала:

– Этот сукин сын хотел меня изнасиловать! Лич позвонил по телефону.

– Свяжите меня со службой условно-досрочного освобождения. С тем мудаком, который выпустил Дэниэля Янгера из-за решетки.

Глава тридцать седьмая

Свистуну казалось, будто его с Фэй словно бы заперли в стеклянном боксе. О чем бы они ни заводили разговор, нить его моментально терялась.

– Жаль, что вынужден огорчить тебя, – сказал он.

– Не расстраивайся. Я не из тех, кто убивает горевестников.

– Мне кажется, кто-то тебя ищет. Он указал за окно.

Там стоял, жестами пытаясь привлечь к себе внимание Фэй, Джоджо. Она призывно помахала ему рукой. Немного поколебавшись, он вошел в кофейню. И направился к их столику.

Фэй познакомила мужчин.

– Присаживайтесь. Может быть, чего-нибудь хотите? – сказал Свистун.

– Нет, спасибо. Я зашел за Фэй. Она нужна немедленно.

– Иду.

Фэй начала выбираться из-за столика.

– Но не в приют Святой Магдалины, – сказал Джоджо. – Нам нужно в суд.

– А в чем дело?

– Помнишь двух белых девочек, двух малышек, одевающихся одинаково? Мими и Му?

– Ну конечно же!

– Одна из них мертва, а вторая сейчас предстанет перед судом по обвинению в уличном приставании.

– Пошли, – решительно сказал Фэй. Свистун придержал ее за руку.

– А что вы, собственно говоря, собираетесь делать?

– Надо избавить девочку от исправительного заведения, в котором ее не ждет ничего хорошего.

– Хочешь, чтобы я тоже пошел?

– Не имеет смысла. Я там себя вести умею.

– Надеюсь, ты справишься со своим делом лучше, чем я со своим.

– Знаешь, Свистун, в чем твоя беда? – Она погладила его по руке. – Ты так и остался Печальником Сэмом. Ты по-прежнему хочешь взвалить всю тяжесть мира себе на плечи.

И тут она вышла, оставив его наедине со свежим номером "Энквайрера".

Глава тридцать восьмая

Судье Филипу Эспозито не хотелось председательствовать на суде. А на этом суде – в особенности.

Он был судьей по гражданским делам, а в суд по делам несовершеннолетних попал лишь временно, потому что дел здесь было действительно невпроворот. Другой причиной его появления здесь было его собственное мягкосердечие.

Проведя две недели за разбором дел, связанных с изнасилованием, содомией, хулиганством и убийством, притом, что многие из обвиняемых по возрасту не подлежали не только тюремному заключению, но даже официальному допросу, проведя две недели в обществе запуганных детей едва ли не грудного возраста, которых то и дело передавали из одной юридической инстанции в другую, судья Эспозито оказался сыт всем этим по самое горло.

Достаточно быстро он смирился с тем, что здесь не выносят приговора. Если ответчик – которого здесь, впрочем, именовали не ответчиком, а респондентом, – оказывался изобличен в совершении преступления, из-за которого он или она попали на скамью подсудимых, следовало ожидать жалобы – сперва предварительной, а потом и официальной, – на которую суд должен был в обязательном порядке отреагировать с учетом интересов несовершеннолетнего респондента. Даже в том случае, если несовершеннолетний респондент железной палкой проломил голову старушке, чтобы завладеть ее кошельком.

И лишь отведя эту жалобу, можно было вновь допрашивать – и судить – того же самого респондента, в результате чего его или ее уже могли упечь за решетку на долгие годы.

Дела, связанные с мелким хулиганством и сравнительно безобидными проделками несовершеннолетних, подлежали рассмотрению по аналогичной процедуре. Бывали даже случаи, когда матери-одиночки, желая освободиться на уик-энд от домашних забот или просто-напросто устав от исполнения родительских обязанностей, приводили в суд сына или дочь с жалобой на то, что их дети являются совершенно неуправляемыми. При этом такие матери явно не осознавали, что само слушание в суде фиксируется в бумагах ребенка и раз и навсегда метит его как паршивую овцу в стаде.

Судья Эспозито ненавидел рыхлую и сугубо приблизительную процедуру, связанную с рассмотрением дел несовершеннолетних. Он ненавидел частных и общественных адвокатов, в борьбе с которыми часто оказывался бессилен из-за несовершенства правил, в рамках которых должен был оперировать.

Он ненавидел также представителей общественного и частного обвинения, которые, главным образом, бессмысленно затягивали рассмотрение дел, потому что работали на условиях почасовой оплаты. Но сильнее всего он, пожалуй, ненавидел ревностных самаритян, которые являлись в зал суда не больше не меньше затем, чтобы спасти мир – и каждого насильника, убийцу, вора и грабителя в этом мире.

Он ненавидел и отвратительный зал заседаний, в котором вечно пахло нестиранными носками и заплесневелой апельсиновой кожурой, он ненавидел и обезвоживание, жертвой которого чувствовал себя нынешним утром.

Сегодня ему предстояло выслушать всех, явившихся в суд затем, чтобы похитить его, судьи, личное время, и он был преисполнен решимости свести все неизбежные с его стороны усилия к самому строгому минимуму.

Он назначит адвокатов тем, кто не позаботился об адвокате сам. Он отложит рассмотрение всех дел, которые ему удастся отложить. Применительно к подросткам, совершившим насильственные преступления, он, не дожидаясь начала слушаний, постарается с помощью сотрудника службы испытательного срока разобраться, кого из них можно будет отправить по домам до назначения конкретной даты суда, кого отправить в камеры предварительного заключения, а кого в какое-нибудь из исправительных заведений города.

– Ладно, – сказал он, придвигая к себе полицейский рапорт о Му, – подлинное имя неизвестно, постоянное место жительства отсутствует, род занятий – проституция, – подписанный детективом Фрэнсисом Хулиганом, голливудское отделение. -Кто представляет интересы этой молодой особы?

– Элен Данн, – откликнулся представитель института общественной защиты.

 

– И где она?

– Понятия не имею, ваша честь.

– А офицер, составивший рапорт, присутствует? – спросил Эспозито.

– Так точно, ваша честь. – Хулигэн вскочил со стула. – Детектив первого разряда Хулигэн.

– Ладно. Мистер Фарго, детектив Хулигэн, прошу сюда.

Когда они подошли к судейскому столу, Эспозито, сложив руки в трубочку, обратился к Хулигэну:

– Знаете, как мы привыкли обращаться с проститутками?

– Да, ваша честь.

– Мы их записываем, вызываем на определенное число и отправляем на все четыре стороны.

– Она несовершеннолетняя.

– Этого мы наверняка не знаем.

– Достаточно на нее взглянуть.

Эспозито посмотрел на Му и обнаружил, что она, если смыть с нее густой слой косметики, довольно привлекательна. И все же выглядела она жалко и смехотворно – как маленькая девочка, нацепившая на себя материнское нижнее белье, вызывающее, но в весьма непотребном состоянии.

– Я хочу сказать, что мы не можем судить о ее возрасте наверняка, поэтому нам следовало бы разобраться с этим вопросом как можно скорее. Разумеется, не причиняя ей никакого вреда. И мне не совсем понятно, по какой причине вы подали рапорт. Эта юная особа доставлена в суд в связи с какими-нибудь особыми обстоятельствами или только за приставание к мужчинам на улицах?

– Убийство, ваша честь.

– Это, конечно, меняет дело. Но в рапорте про убийство ничего не сказано.

– Мы не обвиняем ее в убийстве. Нам надо задержать ее в качестве свидетеля, – пояснил представитель прокурора Фарго.

– Тогда зачем этот рапорт?

– Это бездомная бродяжка, ваша честь. Если мы не задержим ее, она просто-напросто исчезнет, – пояснил Хулигэн.

– Вы уверены?

– Насчет того, чтобы исчезать, ваша честь, такие девочки – первоклассные мастерицы.

Эспозито вновь посмотрел на Му. На этот раз ему бросились в глаза ее перчатки.

– Вам холодно, барышня? – спросил он.

– Нет, сэр, не холодно, – поднявшись с места, ответила Му.

– Но вы в перчатках.

– Они без пальцев.

– Тогда зачем вы их носите?

– Их все носят.

– Вот как? Все?

– Ну, многие девочки.

– Впервые слышу. У меня нет дочерей. Да и что знать старому холостяку вроде меня о том, что носят или чего не носят молодые дамы?

– Вы мне не кажетесь старым, ваша честь.

– А как ты догадалась, что меня следует называть "вашей честью"?

– В кино видела. Главного мужика все называют вашей честью.

– Значит, я, по-твоему, главный мужик?

– Здесь вроде бы главный.

– Хорошо бы, чтобы это все поняли, – сказал Эспозито, окинув взглядом секретаря суда, стенографистку, адвокатов, Хулигэна и немногочисленных зрителей.

– А почему вы выбрали именно эту процедуру, мистер Фарго? – спросил судья.

– Понимаете, ваша честь, если мы попытаемся задержать ее как важного свидетеля, представители общественных организаций поднимут страшный крик. А так мы сумеем дождаться слушаний по основному делу. Они состоятся недели через две, через три. К тому времени мы соберем все улики и, может быть, Большое Жюри придет к окончательному выводу по делу об убийстве.

– Зачем по-доброму, когда можно по-злому. Так, что ли?

– Детектив прав, когда он говорит о том, что такие девочки имеют обыкновение исчезать.

– Ну, знаете ли, мне не хочется портить репутацию суда, пряча за решетку девочку лишь затем, чтобы облегчить жизнь следователю и прокурору.

– Но ее жизни может угрожать опасность, – сказал Фарго.

– Ладно, возвращайтесь на свое место. И вы тоже, детектив Хулигэн.

На задних скамьях в зале возник небольшой переполох – и стройная женщина в бежевом костюме-тройке с сумкой через плечо и с портфелем в руке, на ходу поправляя растрепавшиеся волосы, быстро пошла по проходу к судейскому столу.

– Миссис Данн, – сказал Эспозито. – Это вы представляете интересы этой молодой особы в данном деле?

Опустив сумку на пол, а портфель – на сиденье кресла, миссис Данн подняла палец, давая тем самым понять, что просит слова.

Му села на место. Миссис Данн обеими руками раскрыла портфель, достала из него стопку бумаг и вновь подняла палец. Она пробежала взглядом титульный лист, кивнула, подошла к Му и быстро переговорила с нею.

Фэй пересела из задних рядов в первые, она очутилась прямо за спиной у Му и подалась вперед, пытаясь привлечь к себе внимание адвокатессы. Однако та полностью проигнорировала ее.

– Вы уже готовы ответить на мой вопрос, миссис Данн? – осведомился судья.

– Да. Я представляю интересы мисс Смит. Эспозито, поглядев на Му, заметил:

– Вы обратили внимание на то, что у миссис Данн отнюдь не такие хорошие манеры, как у вас? Она не назвала меня "вашей честью".

Му хихикнула.

Эспозито это понравилось. Ему вроде бы стало самую малость полегче.

– Я называю ее миссис Данн, – забалагурил он. -Вы обратили внимание на то, как я с нею вежлив? А она не желает называть меня "вашей честью".

Адвокатесса проигнорировала и замечание судьи.

Фэй сказала:

– Я могла бы помочь вам, миссис Данн.

– В каком смысле?

– Я работаю в приюте Святой Магдалины. Адвокатесса пристально посмотрела на нее, но тут же повернулась к судье, который меж тем произнес:

– Слушания по этому делу начались уже пять минут назад.

– Я не знала, что оно назначено к слушанию.

– А вам бы следовало это знать.

– Мне все равно не удалось бы поспеть вовремя!

– Трудности с пробуждением?

– Трудности с машиной.

– Купите новую.

– Это мне не по средствам.

– Приведите в порядок старую.

– Так я и сделаю, ваша честь.

– Ну вот, наконец вы назвали меня "вашей честью".

– Можно мне еще несколько минут потратить на консультацию с клиенткой?

– Валяйте, консультируйтесь.

– Вы в этом тоже можете поучаствовать, – сказала адвокатесса, обратившись к Фэй. – Как твое настоящее имя, Му?

– Все называют меня Му.

– Ладно, как хочешь. Му? Это, скорее всего, Мюриэл. Итак, Мюриэл, ты действительно приставала на улице к мужчинам?

– Если даже так, то никто нас не видел. Я хочу сказать, никто из легавых.

– Обвинение в приставании это не более чем уловка, – сказала Фэй.

– Что вы имеете в виду?

– Они хотят задержать Му, чтобы иметь под рукой важную свидетельницу по делу об убийстве.

– Значит, мы потребуем использования программы "Охрана свидетеля".

– Эта программа, скорее всего, будет означать исправительное заведение "Сибил Брэнд". Мне бы хотелось, чтобы вы вместо этого предложили отправить ее в приют Святой Магдалины.

– Как ты к этому относишься, Мюриэл?

– Никуда я не хочу, – сказала Му. – Только хочу поскорее отсюда выбраться.

– Что ж, тебя трудно в этом упрекнуть.

– Минуточку, – сказала Фэй. – На улицу ей возвращаться нельзя.

– Может быть, вы и правы, но моя задача заключается в том, чтобы выполнять пожелания своего клиента. А если, очутившись на воле, она решит поселиться у вас в приюте, это уж ее дело. – Миссис Данн встала с места. – Требую полного оправдания. Никто не засвидетельствовал факта приставания.

Тут же вскочил с места и Хулигэн.

– Ваша честь!

– Слушаю вас, детектив Хулигэн.

– Я могу выступить на суде свидетелем против респондентки, предлагавшей на улице платные сексуальные услуги и тем самым нарушавшей общественный порядок. Я собирался обыскать респондентку на предмет поиска улик, когда ее привлекли в качестве свидетельницы по делу об убийстве.

– Погодите-ка, – взвилась адвокатесса. – В каком, собственно, факте приставания ее обвиняют? В том, о котором идет речь сейчас, или в неких проступках, имевших место ранее?

– Протест отклоняется, – провозгласил судья.

– А на каком основании он отклоняется? – Миссис Данн заговорила таким тоном, словно все происходящее в суде оказалось выше ее разумения. -Жалоба на поведение моей подзащитной прозвучала из уст офицера полиции, который и подал на нее рапорт. Его свидетельство не заслуживает дальнейшего доверия.

– Задача суда по делам несовершеннолетних заключается не в том, чтобы вскрывать недочеты законодательства, а в том, чтобы заботиться о благе респондентов, – пояснил судья Эспозито. – Каковы бы ни были причины, равно как и сопутствующие обстоятельства. Мы должны решить, позволим ли мы этой юной особе беспрепятственно покинуть зал суда, после чего она, вне всякого сомнения, вернется на панель, а затем, не исключено, покинет черту города и пределы штата, причем при любом повороте событий подвергнется эвентуальной опасности со стороны любого, у кого могут найтись причины заставить ее замолчать. Вопрос о благе не всегда можно решить по справедливости, поэтому я отказываю в снятии обвинения и распоряжаюсь отправить респондентку в заведение, в котором сумеют обеспечить ее безопасность.

Адвокатесса раскраснелась и вспотела от гнева и досады. Эспозито видел это – и явно этому радовался.

– А на какой срок? – спросила она.

– До тех пор, пока она не выступит свидетельницей на суде или опасность не будет ликвидирована каким-нибудь другим образом.

– Хочу известить суд о том, что в случае принятия подобного решения я непременно подам письменную жалобу.

– Принято к сведению, – сказал судья. Кивком он подозвал к себе представительницу благотворительных служб – широкоплечую негритянку в цветастом платье и явно чересчур узких для нее туфельках.

Она подошла поближе, дожидаясь, пока судья не продолжит диалог со сторонами. Она встала потупившись, словно бы заранее заскучав из-за того потока глупостей, который здесь сейчас выплеснется, и из-за всех бесплодных решений, в реализации которых ей придется принять участие.

Адвокатесса и представитель прокурора уединились на скамье, решив обменяться мнениями. Миссис Данн обернулась и посмотрела на Фэй. Судья Эспозито тоже посмотрел на Фэй. Адвокатесса подошла к ней и спросила:

– У вас есть лицензия?

– Временная.

– Этого хватит. Вы не против выступить в ходе слушаний?

Они вдвоем подошли к судейскому столу.

– Не угодно ли представиться, – сказал судья.

– Меня зовут Фэй Чани, ваша честь. Я пришла сюда с тем, чтобы предложить свою помощь.

– Миссис Данн утверждает, что ваше предложение о содействии связано с заведением, которое называется приют Святой Магдалины. К сожалению, я никогда не слышал о нем.

– Его недавно открыли.

– И вы там на официальной должности?

– У нее временная лицензия, ваша честь, – сказала адвокатесса.

– Если ваше заведение не утверждено властями в официальном порядке, то я не вижу для этого суда возможности воспользоваться вашей помощью. Мы ведь не можем направлять подростков куда попало.

– Не знаю, утверждено наше заведение или нет, – сказала Фэй. – Насколько я понимаю смысл сказанного здесь, а я ведь все слышала, – проблема сводится к тому, что Му, не имеющую постоянного места жительства, лишают свободы и определенных гражданских прав только и именно потому, что у нее нет постоянного места жительства.

– И для защиты ее от возможной опасности.

– Но если бы у нее имелось определенное место жительства, разве вы направили бы ее в "Сибил Брэнд" или в какое-нибудь другое исправительное заведение?

– Если бы кто-нибудь взрослый взял на себя ответственность за нее, то, скорее всего, не направил бы.

– Я и есть тот самый взрослый, готовый взять на себя ответственность.

– Это существенно упростило бы дело, – подсказала адвокатесса.

Фарго, пожав плечами, кивнул. Широкоплечая негритянка тоже согласно качнула головой.

– Наш приют открыт для любой инспекции со стороны суда, – сказала Фэй.

Она полезла в сумку и достала оттуда какие-то документы.

– У нас есть письма мэра и других отцов города.

– Ваша честь, – сказала адвокатесса. – Я настоятельно рекомендую направить респондентку в приют мисс Чани.

– Ладно. Закончим на этом. Разойдитесь по своим местам.

Когда все заинтересованные лица отошли от судейского стола, Эспозито благосклонно посмотрел на Му.

– Милая барышня, у нас тут открытый суд в присутствии публики и что-нибудь незаконное, не говоря уж о давлении на любую из сторон, здесь совершенно исключено. Все, что происходит в этих стенах, происходит на сугубо добровольной основе. Вот я и хочу спросить у вас, согласны ли вы на временную опеку со стороны мисс Чани.

– Согласна, ваша честь, – ответила Му.

– Согласны ли вы придерживаться внутреннего распорядка, принятого в данном заведении?

– Да, ваша честь.

– Не убежите ли вы оттуда при первой же удобной возможности?

– Нет, ваша честь.

– Вы же понимаете, что мы берем с вас эти обещания только для того, чтобы обеспечить вашу безопасность, а следовательно принести вам благо?

 

– Да, ваша честь.

Эспозито посмотрел на Хулигэна.

– Нам потребуется некоторое сотрудничество со стороны полиции. Незаметное, но постоянное присутствие. Внимательное наблюдение.

– Да, ваша честь.

– Все довольны?

Судья посмотрел на адвокатессу.

– Да, ваша честь.

– Мне бы ваше везенье.

Рейтинг@Mail.ru