Роберт Кемпбелл
Алиса в Хуливуде

Полная версия

Глава семнадцатая

На следующее утро Свистун и Нелли вышли из своих комнат с пятиминутным интервалом, однако она оказалась первой.

Когда он в шортах и пляжном халате, которого никогда не надевал дома, выскользнул на кухню, она уже стояла у плиты и варила кофе. На ней был все тот же поношенный халат. Пряди волос рассыпались по всему лицу ржаной соломой. Увидев Свистуна, она бегло улыбнулась ему. Под глазами у нее были маленькие мешки, которые ее только красили.

Бип и Бонго лежали на полу. Свистуну показалось, будто и псы ухмыльнулись при его появлении.

Раздвижные стеклянные двери были открыты в патио с бассейном. Когда Свистун вышел на свежий воздух, солнечные блики на поверхности воды вонзили ему в глаза ленивые лезвия. Даже синева безоблачного неба показалась ему невыносимой. Он торопливо шагнул назад, в дом, где работал кондиционер и было прохладно.

– Мы умерли и попали в ад, – сказала Нелли.

– По-вашему, в аду есть система кондиционирования воздуха?

– Я решила, что мы прекрасно можем позавтракать и здесь, если вы не против.

– «У Милорда» без нас обойдутся. Яичница с чем-нибудь?

– С беконом или с сосисками?

– Или-или. Нет, и с тем, и с другим.

– Можете пока поджарить тосты?

– Люблю приобретать новые трудовые навыки. Он заглянул в обширную хлебницу.

– У нас богатый выбор.

– А как насчет английских хлебцов?

– Имеются.

– Отлично. Вот это подойдет.

Он распечатал два заранее нарезанные тонкими ломтиками хлебца, разделил ломтики вилкой и вставил первую пару в тостер.

– У Твелвтриса крайне скверный характер, – заметил он.

– Наконец-то вы это поняли.

– Он вас когда-нибудь бил?

– А что, разве похоже?

– Но хоть раз он все-таки вас ударил? Мне трудно работать, если я ничего не знаю.

– Да, он несколько раз меня бил. Но не часто и не слишком сильно.

– А как до этого доходило?

– И я всегда обещала, что, если он не прекратит этого, то я убью его, когда он уснет.

– Значит, это были своего рода грубые забавь!? Сексуального свойства?

Лопаточкой она сняла яичницу со сковороды и разложила в две тарелки. Сняла бекон и сосиски с другой сковороды и разложила их тоже. Подала завтрак на стол. Тостер выплюнул ломтики поджарившегося хлеба. Свистун подхватил их щипчиками и вставил в тостер новую пару.

– Знаете, – сказала она, – мы с вами могли бы провести научную дискуссию. На тему о том, как бьют, мучают, истязают жен.

– Лично я никого и пальцем не коснулся. Разумеется, в этом смысле.

– Я понимаю, что вас интересует. Но сама не знаю, где кончается одно, а начинается совершенно другое. Иногда бывало и так, что мне хотелось, чтобы меня немного помучили. Знаете, чтобы испытать ощущение опасности. Это все равно как представлять себе, будто тебя насилуют. Женщины так делают, а мужчинам из-за этого кажется, будто те сами стремятся к тому, чтобы их изнасиловали. Но на самом деле это не так. Просто хочется немного пофантазировать на эту тему. Вы понимаете, что я имею в виду?

Свистун кивнул. Он стоял сейчас, глядя на тостер, готовый вот-вот выдать новую пару тостов.

– Я ведь и не говорил о грубых контактных поединках.

– Ну хорошо. Роджер стремился и к тому, и к другому. Иногда я принимала в этом участие, но в какой-то момент он начинал терять голову. Тогда мне приходилось его останавливать. Пару раз он при этом так разъярялся, что и впрямь был готов нанести мне серьезные повреждения. Именно тогда я и говорила, что убью его. И говорила на полном серьезе. И он знал, что я говорю это на полном серьезе. Так что никаких недоразумений и недоговоренностей в этой связи у нас с ним не было.

Тостер выщелкнул вторую пару тостов. Свистун выложил их на тарелку и подал к столу.

– А какие-нибудь неприятности у него из-за этого или из-за чего-то вроде этого случались?

– Что за неприятности вы имеете в виду?

– Может быть, он довел какую-нибудь женщину до такого состояния, что вмешалась полиция?

Она внимательно посмотрела на Свистуна. Он сидел, наклонясь над тарелкой; судя по всему, его интересовал сейчас только завтрак.

– Вам известно об этом что-то, о чем не знаю я? – спросила она.

– Все это байки. Давние байки.

– А про кого из знаменитых людей не рассказывают подобных баек?

– Значит, вам неизвестно, соответствуют ли истории, которые ходят про Твелвтриса, действительности?

– А что за истории?

– О том, что ему нравилось истязать женщин.

– Проституток?

– Да, профессионалок.

– Он никогда не рассказывал мне об этом.

Можно подумать, что она стремится заклеймить Твелвтриса как неприкасаемого, подумал Свистун. Что начнет кивать в ответ на любую грязную историю, которую про него расскажут. Что подтвердит любые подозрения по его поводу, а если дело дойдет до суда, покажет со свидетельского места, что обо всем этом ей доводилось слышать. Так можно подумать, потому что это было бы в ее интересах, да только черта с два! Интересно, честна она со своим детективом или стремится обвести его вокруг пальца? Почему самого Свистуна не покидает ощущение, будто она умело и ловко обрабатывает его?

– Вы ведь работаете на меня, не так ли, Уистлер?

Он чуть не обжегся, настолько его поразили ее слова. Казалось, она прочитала его мысли.

– Вы по-прежнему охраняете мое тело?

– Я по-прежнему на вас работаю.

– Но с оплатой вам придется обождать. Он кивнул.

– Обождать я могу.

– Сегодня мне надо съездить в Венис, – сказала она. – Во второй половине дня.

– В Венис? А зачем?

– Дело в моей матери.

– Значит, оттуда вы и прибыли? Из Вениса?

– Ах нет. Я прибыла из великого множества мест. Но там я жила вместе с матерью, прежде чем отправилась в Голливуд за счастьем.

Они сидели в самой дальней нише – Боско, Канаан и Кортес, – трое не похожих друг на друга ведьмаков в современной постановке «Макбета». Канаан только что вернул Боско комментированное издание «Алисы в Стране Чудес». Книга лежала на столике посреди тарелок и кофейных чашек.

– А где Свистун? – спросил Кортес.

– Откуда мне знать, – ответил Канаан.

– Разве он не завтракает здесь каждый день?

– Иногда завтракает, – заметил Боско.

– Да нет, каждый день!

– Почти каждый.

– Хватит про это, – рявкнул Канаан. – Мне-то хоть завтрак не портьте!

– А тебе как кажется, – спросил у него Кортес, – Свистун втрескался?

– Я не уверен, что его по-прежнему интересуют женщины, – ответил Канаан. – Не в том смысле, что он перешел на мальчиков, а в принципе.

– Что, однако же, не исключает того, что он может втрескаться.

– Как мне кажется, – вмешался Боско, – про человека можно сказать, что он втрескался, если любой активности другого рода он предпочитает пребывание в любовной постели.

– Ну, к завтраку он не прибыл, – сказал Кортес, испытующе посмотрев на Канаана, который сделал вид, будто пропустил это замечание мимо ушей. – Ну хорошо… Допустим… Но можем мы сформулировать это так: существует опасность того, что Свистун может втрескаться?

– Это вне всякого сомнения, – сказал Канаан. Боско покачал головой.

– Мне так не кажется. Я бы не сказал, что Свистун пойдет за какой-нибудь женщиной на поводке. Что касается баб…

– Вот тут ты ошибаешься, – перебил его Кортес. – Эта Нелли никакая тебе не баба. Если обычная баба – это машина, то Нелли – роскошный лимузин с золотой фигуркой на радиаторе.

– А тебе-то откуда известно? – спросил Боско.

– Что ж, у меня, по-твоему, глаз нет?

– Нет, что тебе известно о ней? Свистуну не привыкать, что женщины разыгрывают перед ним всяческие спектакли. Неужели тебе кажется, что он способен связаться с ней, не проверив всю подноготную?

– С каких это пор мужчина со вставшим членом проверяет подноготную женщины, на которую у него встал? – возразил Канаан, ударившись во всегдашнее философствование.

– Ну, так, может, кто-нибудь из вас двоих проверил ее подноготную, – поинтересовался Боско.

Детективы переглянулись.

– Этим займусь я, – выпалил Кортес, когда Канаан уже раскрыл было рот, собираясь ответить.

– Вот и хорошо. А то мы сперва выносим приговор, а уж потом судим, – сказал Боско.

– Что? – удивился Канаан.

– Тебе не понять, пока ты не прочтешь эту книгу.

Канаан накрыл ладонью обложку «Алисы».

Кортес поднялся с места.

– Мне преступников ловить надо.

– Только не говорите Свистуну, что нас заинтересовала его личная жизнь, – сказал Боско как раз в тот момент, когда тот появился в дверях на пару с Нелли. – Мы только что о вас говорили, – закончил он, дождавшись, пока парочка подошла к столику.

– И надеюсь, только хорошее, – заметила Нелли.

– Мы желаем вам исключительно добра, – сказал Боско. – Хотите позавтракать?

– Мы уже завтракали. Разве что кофе.

– Как поживаете, миссис Твелвтрис? – осведомился Кортес.

– Нелли.

– Прошу прощения. – Он улыбнулся одной из самых белозубых своих улыбок и потер пальцем висок, как проштрафившийся шофер или садовник. – Я уже ухожу, но все равно мне приятно повидаться с вами.

– И мне с вами тоже.

– У вас есть какие-нибудь планы на нынешний день? – спросил он, словно Свистун с Нелли были его друзьями-отпускниками или туристами.

– Мы вроде бы собирались в Венис, – сказала Нелли.

– Ах вот как, в Венис? Чрезвычайно любопытное местечко.

– Там живет моя мать.

– Что ж, тогда понятно. – Кортес обратился к Свистуну: – А можно тебя на минуточку?

Они отошли в дальний конец зала, где ни у стойки, ни в нишах сейчас никого не было.

– Что ты делал в «Армантье»?

– Только не говори мне, что тебе проболтался Эсма!

– А кто же еще? И ты там задавал вопросы. Скажи на милость, с какой стати ты это делал?

Проще всего, а возможно, и полезней всего, было бы рассказать Кортесу про ночного фотографа и обертку из-под карамели. Но Свистуну не понравился подход Кортеса: тот зажимал его в угол, а это уж было просто оскорбительно.

Он пожал плечами.

– Из чистого любопытства.

– Не понимаю. Объяснись.

– Да прекрасно ты понимаешь…

– Нет, не понимаю.

– Это моя территория…

– Двадцать, а то и двадцать пять кварталов отсюда, а дальше на юг по бульвару.

– Ну и что? Это же все равно Голливуд.

– Ну, а Форест-Лаун и Барбенк – это не Голливуд.

– Значит, и макияжница тебе обо всем рассказала? Да у тебя в осведомителях, выходит, полгорода!

– Я попросил ее позвонить мне, если кто-нибудь заинтересуется похоронами Выборга.

– Убийцы возвращаются на место преступления? Ты в это веришь?

– Иногда такое случается.

– Ну хорошо. У меня возникла парочка…

– Ты вмешиваешься в ход следствия по делу об убийстве!

– … вопросов.

– Ты надеешься вывести клиента из игры, вот чем ты занимаешься! Значит, по-твоему, убитый сам вспорол себе живот?

Последнее предположение было ошибочным, однако Свистун виновато улыбнулся, как будто Кортес и впрямь припер его к стенке.

– У тебя и без того есть клиентка, – сказал Кортес. – Вот и занимайся ею. Хорошенько охраняй Нелли. А если тебе это не по вкусу, только свистни, и я тебя подменю.

– Для этого тебе придется уйти в отставку. Кортес ухмыльнулся, на этот раз – вполне дружелюбно.

– Что ж, и это можно устроить.

– Вот и отлично, – сказал Свистун и замолчал. Ему только что посоветовали не лезть в чужое дело. Это было, конечно, неприятно. Зато теперь в разговоре намечалась приятная перемена.

– Ты хоть понимаешь, Свистун, о чем я тебе толкую? Если тебе нужно что-нибудь узнать о любом деле, которое я веду, спроси у меня – и я сам тебе расскажу все, что можно. Но не суетись вокруг фигурантов, не получив на то предварительного разрешения.

– Вот и отлично, – повторил Свистун.

Он проводил взглядом покинувшего кофейню Кортеса. Уже выйдя на улицу, тот обернулся и помахал рукой – сперва Свистуну, потом Нелли.

Свистун вернулся за столик.

– Хочу попросить вас об одном одолжении, – сказал он Боско и Канаану.

– В чем дело? – спросил Канаан.

– О точно таком же, что и вчера.

– Что вы меня постоянно бросаете на этих людей! – возмутилась Нелли. – Можно подумать, будто вам не терпится от меня избавиться. У меня что, изо рта плохо пахнет?

– Все дело в том, что…

– … что вы не успели закончить вчерашнее, – сказала она за него. – Хотя я понятия не имею, чем именно вы занимаетесь.

– Совершенно верно.

– Ладно, мальчики. – Она оперлась ладонями на стол, посмотрела прямо в глаза сперва Канаану, потом Боско. – Так чем займемся сегодня?

– Я могу почитать вам «Алису», – сказал Боско.

Свистун знал, что служителя морга зовут Чарли Чикерингом. Друзьями они не были, но Чарли никогда не отказывался заработать лишний доллар.

Глазные линзы у него были похожи на донца бутылок из-под кока-колы, на зубах он носил серебряную пластинку. Когда Свистун подошел к его столу, он пил лимонад из горлышка.

– Тебя повысили по службе? – спросил Свистун.

– А в чем дело?

– Раз ты на работе.

– Это не повышение, а всего лишь дополнительные обязанности.

– И дополнительный шанс получить пару баксов со стороны.

– Не понял?

– К тебе чаще обращаются за информацией.

– А ты что, прибыл сюда за информацией?

– Мне нужно разобраться с результатами вскрытия одной проститутки, умершей от побоев лет шесть-семь назад.

– Шутишь? Такое досье наверняка давно уничтожили.

– Даже если речь идет о нераскрытом убийстве?

– Если так, то оно, не исключено, хранится в архиве.

– Что тебе мешает проверить?

– Архив в подвале.

– Ну, так пойдем туда вместе, если ты боишься темноты.

– Да нет, я хочу сказать, на это потребуется определенное время, а мне не положено уходить далеко от этого стола.

– В такое время дня трупы едва ли начнут поступать сюда пачками, правда?

– Правила есть правила, сам понимаешь.

– Однако отлить ты же ходишь. Тем более если пьешь столько лимонаду.

– Знал бы ты, сколько он теперь стоит! Свистун выложил на стол пятерку.

– Видать, придется переходить на минеральную воду.

Свистун добавил еще пятерку.

– Я ведь о многом и не прошу.

– Ну ладно, чего не сделаешь ради старого приятеля!

Чарли наконец поднялся с места. Забрал обе пятерки, вчетверо сложил их и сунул в задний карман.

Они прошли на подвальный уровень. В картотечных ящиках здесь хранилось великое множество документов.

– А почему бы не пропустить все это через компьютер? – спросил Свистун.

– Через компьютер мы пропускаем только свежую информацию. А здесь самое настоящее царство мертвых.

– Но ведь должна иметься какая-то рубрикация.

– Это да. Все распределено по годам поступления.

– Ради Бога, Чарли. Прояви хоть какую-нибудь инициативу. За десять-то долларов, – сказал Свистун. – Или прикажешь мне самому разгребать все эти кучи?

Чарли прошелся вдоль картотечных шкафов, на ходу включая то там, то здесь электричество. Это были голые лампочки, подвешенные на фиксируемых шнурах. Меж тем Чарли все глубже и глубже зарывался в бумажные отвалы.

– Ладно. Вот восемьдесят первый год. Так на какое имя нам искать, а, Свистун?

– На букву «Б». „Ботфорты». Ее уличная кличка была Ботфорты.

– Это нам здорово поможет, – саркастически заметил Чарли.

– Наверняка есть особая индексация и по кличкам.

– Не наверняка, а частично. Но если у нас нет другого выбора…

– Что значит частично? Не всегда?

– Ну хорошо. Почти всегда.

– Не нагнетай ситуацию. Чарли проверил указатель.

– Никаких Ботфортов.

– Посмотри на Мать Фелиции.

Чарли так и сделал. В воздух поднялось изрядное облачко пыли. Свистун достал носовой платок и обтер лицо.

– Ничего нет, – сказал Чарли.

– Посмотрим восьмидесятый.

В указателе на восьмидесятый год они ее обнаружили.

– Коннорс, – сказал Чарли. – Ее фамилия Коннорс. Ах ты, дьявол.

– А в чем дело?

– Этот ящик в самом низу. Придется убрать шесть штук, прежде чем мы до него доберемся.

– Если упадешь в обморок от усталости, я проделаю тебе искусственное дыхание рот в рот, – сказал Свистун.

Чарли отошел и вернулся со стремянкой. Взобрался на самый верх и принялся по одному спускать ящики. В конце концов они добрались до того, в котором хранилось досье на Мать Фелиции, или Ботфорты.

Отыскать само досье оказалось уже совсем просто.

Свистун узнал, что Алиса Коннорс, она же Ботфорты, она же Мать Фелиции, умерла в центральном приемном покое службы «скорой помощи», не оставив домашнего адреса. Ей не было и сорока, хотя судебно-медицинский эксперт сделал приписку, согласно которой состояние внутренних органов и тела соответствовало шестидесятилетнему возрасту. Причиной смерти был назван разрыв селезенки. Последняя страница досье содержала загадочную для Свистуна пометку округлой формы.

– Что это значит, Чарли?

– Это значит, что копии отосланы в суд, в службу розыска пропавших без вести, окружному прокурору и в отдел по расследованию убийств. И еще в фонд имущества, вместе со всеми ее вещами.

– Но у нее были две дочери. Разве вещи не должны были передать им?

– Если у нее обнаружили наличные деньги, то их отдали. А при нераскрытом убийстве все остальное складируется на хранение.

– А как тебе кажется, теперь, по прошествии семи лет, убийцу еще ищут?

– Нет, не думаю. Но дело, как видишь, по-прежнему не закрыто.

– Спасибо, – сказал Свистун и поскорее отправился на выход из царства мертвых.

– Эй, – крикнул ему вдогонку Чарли. – А ты не хочешь помочь мне забросить эти ящики на место?

Свистун не сбавил шага.

– Большое спасибо, Свистун. Рад был услужить. Больше сюда не показывайся.

Твелвтрис страшился многого. Очутиться на старости лет без гроша в кармане. Заразиться СПИДом от какой-нибудь девки, путавшейся до него с бисексуалом. Умереть на группняке в объятиях и под хохот двух голых баб. Свалиться с яхты и утонуть, пока резвящиеся вокруг детишки будут смеяться, полагая, что дядя забавляется. Поскользнуться на использованном презервативе и сломать себе шею. Задохнуться, подавившись куском мяса. Но сильнее всего его пугала перспектива очнуться после глубокого, как сама смерть, послеобеденного сна и обнаружить, что, кроме него, во всем городе не осталось ни единой живой души.

Именно нечто подобное он и ощутил сейчас, окинув взором пустынное ложе. Даже Милли Босуэлл сгодилась бы, мрачно подумал он.

А ведь было время, когда он старательно изучал ее рыхлое тело.

Прошла всего пара месяцев с тех пор, как ему удалось вырваться из вонючего болота придорожных гостиниц и задрипанных ночных клубов. Он последовательно принял участие в целой серии ток-шоу: сперва с Дугласом (а ведь ты и сам вполне можешь повторить судьбу этого ублюдка!), потом с Гриффином и с Карсоном, начал выступать в еженедельном шоу на местном телевидении и в ежедневном тоже – но только по будням и в дневное время. И почувствовал себя готовым вступить в Большую Игру. Поучаствовать в еженедельном варьете. Или, лучше того, в полуночной развлекательной программе.

Он задумался над тем, как и с чьей помощью этого добиться. У кого ключ от шкафов, наполненных телами списанных в тираж телезвезд. Начал наводить справки и выяснил, что все пути ведут к Железной Бляди, то есть к Милли Босуэлл. Вот он и занялся тем, чем следовало, а именно оттрахал ее вдоль и поперек. Ну, и что в том, собственно говоря, плохого? В армии и в кочевой жизни ему приходилось вытворять и похлестче. Да что там, долгие годы он трахал кого ни попадя, из ночи в ночь. В сельской глуши, в захолустных городках, в злачных заведениях, кишащих педерастами, бисексуалами, нейтралами и существами, которым и названия-то подыскать было нельзя. Созданиями вроде этой злосчастной бабы по кличке Ботфорты.

Он стремительно сел, словно в зад ему воткнули шило. К нему вернулись воспоминания о кассете, которую подсунула ему прошлым вечером Нелли. О Господи! Ума не приложить, как ей удалось заграбастать эту штуковину. Полиция наложила тогда лапищи на сделанную лично им запись и приобщила ее к материалам следствия. У него, правда, остался дубликат. Конечно, она могла, порывшись в его вещах, найти этот дубликат и сделать с него собственную копию.

Глупостью было, конечно, делать эту запись. Так, потехи для. Чтобы нагонять страх на новых шлюх. Вроде того, как он прокручивал им всякие страстимордасти на видео. Включая те, с убийствами. Но и они существуют только для развлечения. И приобрести их можно на любом углу.

А вот собственных свиданий записывать явно не стоило. Это было и глупо, и опасно. А с другой стороны, откуда ему было знать, что она отдаст концы?

Полицейские выдавили из него это признание. Нагнали на него страху – и выдавили. Он сам вручил им запись, лишь бы доказать, что вовсе не убивал эту потаскушку. Конечно, запись свидетельствовала об известной склонности к садизму, но ничуть не в меньшей мере доказывала и то, что она покинула его дом еще живой.

А теперь Нелли предупреждала его при помощи этой кассеты. Объясняла ему, что не остановится перед тем, чтобы снова вывалить всю эту грязь наружу. Как знать, может, она изготовит сотни копий и разошлет их по всему городу. Такая история поставит его на колени… Да что там!.. Просто-напросто уничтожит.

Он взял себя за запястье, чтобы проверить пульс. Сперва вообще не нашел его. И принял новую порцию адреналина. И тут же пульс отозвался на это громовыми раскатами. Не только на запястье, но и в ушах. Тем более что в доме стояла полная тишина.

Неужели в этом чертовом доме действительно никого нет? Так что же у него, интересно, за охрана? Какого хера он держит на службе парочку поляков?

Он встал с дивана и бросился к двери. Остановился в коридоре второго этажа, прислушался. Ничего! Только шум автомашин, проносящихся у подножия холма, напоминающий дальний прибой. Внезапно у него разболелась голова.

– Эй! Есть здесь кто-нибудь? Есть кто-нибудь во всем этом чертовом доме?

Он услышал голосок Дженни, слабо доносившийся из-за дверей ее спальни. Разобрать слов он не мог. Но ему показалось, будто она кричит:

– Папочка, папочка! Уолтер по моей просьбе ушел в магазин за покупками.

Он прошел к ней в спальню.

– Где ты? – заорал он с порога.

В спальне ее не оказалось. Шелковое покрывало на кровати было смято, на нем валялся киножурнал. Не следовало бы ей валиться на покрывало, подумал Твелвтрис. Одетой, да, должно быть, и обутой. Что за ребячество!

Дверь в примыкающую ванную была приотворена на дюйм-другой. Оттуда слышались легкие всплески, словно в ванне возился ребенок. Твелвтрис подошел к приоткрытой двери. Он решил сказать дочери, что нельзя валяться на кровати, не сняв покрывала. Кончиками пальцев он толкнул дверь. Она открылась с поразительной легкостью, все это было похоже на цирковой фокус.

Дженни сидела в ванне. На мгновение ему показалось, будто он испугал ее. Однако она ничего не сказала. Просто улыбнулась – точь-в-точь как улыбалась Мэрилин, когда не могла сразу угадать его настроение.

– Наверное, папочка, тебе не стоит глазеть на меня.

– Да уж конечно, – ответил Твелвтрис, однако и не подумал отвернуться.

– И лучше бы тебе выйти.

– В последний раз я видел, как ты моешься, когда тебе было пять. Самое большее шесть.

– Нет, мне было больше. Я сама это помню.

– Я сейчас проснулся и сначала не понял, куда попал. Строго говоря, решил, что я у вас, с твоей матерью, а тебе всего десять. – Он описал рукой насмешливый жест. – Увидел журнал, увидел, как ты смяла покрывало, и решил выбранить тебя за неаккуратность. За то, что ты валялась на кровати в туфлях. Помнишь, ты так и делала?

Прижав к груди полотенце, она пристально смотрела на него.

– О Господи, ты вылитая мать, когда она была в твоем возрасте.

– Уйди, пожалуйста, – сказала Дженни.