Е. Гитман
Изъян в сказке
Глава третья. Кони, короли и женихи
Наутро она проснулась если не больной, то, во всяком случае, разбитой. Ей всю ночь снилось что-то мутное и пугающее, а думать при свете дня о том, что Рей уже далеко и неизвестно, увидятся ли они снова, было тяжело и больно.
Ни Фанни, которая, помогая Мэгг причесаться, взялась петь народную песенку, ни госпожа Сиан, хвалившая её осанку и цвет кожи, не могли её развеселить. Но долго унывать ей не позволили. За завтраком лорд Кэнт сообщил:
– Вчера я был порядочно зол на то, как ты вертела хвостом перед Эскотом. Мы во вражде с его семьей уже добрых полтора века. Но сейчас думаю, что всё складывается неплохо. Земли Эскотов – лакомый кусок, а род насчитывает добрых четыреста лет. Даже мой младше.
– То есть вы хотите, лорд Кэнт…
– Не перебивай, – старик отпил ещё отвара, – я думал отдать тебя за старшего сына лорда Харроу, его не было вчера на балу. Или за Грейсона.
Грейсона Мэгг помнила смутно – хрупкий и болезненный юноша, дважды сбившийся с ноги в танце.
– Но Эскот – зверь покрупней. И раз уж он вышел на охоту… Я пригласил его смотреть лошадей. И думаю, что тебе стоит взглянуть на них тоже – разумеется, с балкона.
– Буду счастлива, дедушка, – согласилась Мэгг, не испытывая на самом деле никакого счастья.
Даже мысль о том, что она увидит милорда Эскота, не могла порадовать её: слишком больно было думать о расставании с Реем. Но вызывать недовольство Кэнта она не желала, поэтому заставила себя улыбнуться и взбодриться, а к тому моменту, как Сиан и Фанни одели её и вывели на балкон, Мэгг уже почти готова была улыбаться и радоваться, как требовал старик Кэнт и как желал бы Рей.
Лошади были великолепны – Мэгг никогда в жизни таких не видела. Тонконогие, с гнутыми шеями, с лоснящимися чёрными шкурами, они казались не животными, а волшебными существами. Их удлинённые тёмные глаза горели задором.
Из дома вышли, переговариваясь и посмеиваясь, как добрые друзья, Кэнт и милорд Эскот. К ним тут же подлетел тощий вертлявый человечек в зелёном камзоле, низко поклонился и что-то протараторил, помогая себе руками и двигаясь всем телом, словно не разговаривал, а собирался пуститься в пляс.
Кэнт ответил недовольно, а Эскот, наоборот, обрадовался и дал человечку монету из кошеля на поясе, потом обернулся, взглянул на балкон и отвесил Мэгги учтивый поклон, сняв свою роскошную шляпу и едва не подметя двор её длинными белыми перьями. Госпожа Сиан ткнула Мэгг под рёбра, и она, спохватившись, помахала в ответ. Эскот ещё раз поклонился и вернулся к лошадям.
Почему-то Мэгг думала, что выбор будет недолгим, но ошиблась. Сначала всех семерых кобыл конюхи по очереди провели перед лордами. Потом каждую пустили по кругу рысью, затем медленным галопом. Но и этого оказалось мало: Кэнт и Эскот подходили к нервным кобылам, приподнимали им губы, касались зубов, щупали грудь и ноги, о чём-то ожесточённо спорили, ругали человечка на все лады и спорили снова.
Солнце уже поднялось высоко, во дворе стало жарко и душно, когда конюхи увели четырёх кобыл прочь. Осталось три, и лорды заспорили снова, но теперь уже ненадолго – Эскот согласился быстро, указав головой на балкон, и Сиан шепнула Мэгг:
– Видите, милорд Эскот уступил нашему лорду двух кобыл.
Мэгг невольно улыбнулась – вспомнила, как Эскот вчера сказал: «Если кобыла будет возить леди Магарет, у меня не останется иного выбора».
– Почему не понравились остальные? – спросила Мэгги. Сиан поджала губы:
– Не нашего ума дело. Женщине в лошадях разбираться нет нужды.
– Я слышала, – осторожно заметила девушка, – что в Остеррии девочек с ранних лет учат ездить в седле.
На самом деле, она не просто слышала, а видела статных смуглых остерриек верхом – они держались не хуже мужчин, хотя и сидели боком, на особый манер.
– Остеррийки пусть хоть нагишом бегают, – Сиан стала ещё мрачнее, – а девушкам благородных кровей это неприлично. Ваше дело – карета и паланкин.
Больше спрашивать Мэгг не отважилась, и вскоре Сиан увела её в дом. До обеда ей позволили почитать – к счастью, чтение дуэнья не считала неприличным. У Кэнта была большая библиотека, в которой Мэгг овладевало чувство непонятной робости. Книг было так много, и всё такие учёные, что она, оказавшись здесь впервые, даже прикоснуться к ним боялась, но потом всё-таки вытащила с нижней полки «Благие деяния волшебницы Леи», решив, что Рей не возражал бы против такого выбора.
Дочитав «Деяния», Мэгг выбрала себе новую книгу, не менее благочестивую и достаточно увлекательную, но начать не успела: позвали обедать, а после пришло время собираться к балу.
Вчера Мэгг думала, что сборы были долгими, но она ошиблась: сегодняшний бал в королевском дворце и представление Его Величеству были в разы важнее, поэтому Фанни и ещё две служанки под бдительным надзором госпожи Сиан добрых три часа создавали причёску Мэгг и ещё два часа одевали в персиковое платье, лёгкое, но очень объёмное. Наконец её подвели к зеркалу на мгновение, показали незнакомую девушку с огромными горящими глазами и с осанкой настоящей леди и отвели вниз, где уже ждала новенькая карета, запряжённая двумя кобылами из тех, которых выбирали сегодня Кэнт и Эскот.
– Красавицы! – не удержалась Мэгги, но, конечно, не отважилась погладить лошадей по бархатным носам – госпожа Сиан точно не одобрила бы испачканных перчаток.
– Лорд Кэнт поедет отдельно и встретит нас во дворце, – сказала Сиан, когда они разместились на сиденьях.
Кучер свистнул, и карета покатила. Сквозь узкую щёлку между задёрнутыми занавесками едва ли можно было как следует рассмотреть город, виднелись только огни в домах, волшебные фонари вдоль дороги, другие кареты и всадники.
– Не вертитесь, – одёрнула её Сиан, а потом прибавила ласково: – Вы будете самой хорошенькой юной девушкой сегодня на балу. Даже не сомневайтесь!
Мэгг улыбнулась, а дуэнья снова приняла строгий вид и визгливым голосом прикрикнула на кучера, который, по её мнению, слишком быстро гнал. Наконец, карета остановилась, лакей открыл дверцу, Сиан выбралась первой и позволила выйти Мэгг.
О, Всевышний!
Они стояли перед королевским дворцом, шпили которого она часто видела издали. От парадных дверей в обе стороны тянулся ряд золочёных статуй – рослые, крепкие мужчины в одних набедренных повязках поддерживали тяжелый дворец, заменяя колонны. Их волевые благородные лица были обращены вперед, как будто они желали знать всех, кто приходит во дворец. От их сильных рук вверх по светлому камню вился золотой цветочный узор. Виноград, вьюнки и шарлины обвивали окна, обхватывали основания колонн. Если бы не цвет, растения казались бы живыми, настолько точно и мастерски они были сделаны.
Сиан дала своей подопечной немного полюбоваться, но потом ткнула в бок острым локтем и велела:
– Не зевайте. Вы хоть и провинциалка, но из благородной семьи. Вам такой вид не пристал.
– Это просто невероятно, – пробормотала Мэгг, позволяя Сиан подвести себя к Жёлтым плащам у входа.
– Дворец украсили по приказанию Тордена Второго к свадьбе нашего короля. Он пожелал, чтобы Шеан поразил всех иностранных гостей и чтобы никто из них не смог сказать: «Наш дворец великолепнее вашего», – пояснила Сиан.
Жёлтые плащи осмотрели их приглашения и с почтением пропустили внутрь, передавая в руки церемониймейстеров, управлявших всё растущей толпой гостей. И пока Мэгг продолжала вертеть головой, восхищаясь словно бы живыми птицами на стенах и потолках огромного холла и хищными золотыми орлами на лестницах, дуэнья продолжала:
– Восемь самых знаменитых скульпторов и пятеро художников семь месяцев трудились над убранством дворца. И когда гости прибыли на свадьбу, они едва ли дышать могли от восторга. Но… – Сиан сделала паузу, – эмирский посол даже бровью не повёл. Когда его спросили, видел ли он дворец красивей, он невозмутимо ответил, что видел. Он похвалил и статуи, и орнамент, и плафоны, но отметил, что в столице Эмира есть не менее красивые дворцы и замки, и в них каждый гипсовый завиток, каждая золотая птичка оживают, если на них посмотреть, а статуи отвешивают гостям поклоны.
Мэгг про себя подумала, что со стороны эмирского посла это было очень невежливо, но ничего не сказала, а госпожа Сиан продолжила:
– Его величество, говорят, побледнел от злости, но тут позапрошлая верховная ведьма, леди Кэнт, сделала взмах рукой, и весь замок ожил. Парадный зал наполнился щебетанием птиц, листочки и цветочки заколыхались от дуновения невидимого ветра, орлы расправили крылья, а статуи начали кланяться гостям, и не только тогда, когда на них смотрели, а всё время, словно действительно стали живыми. Эмирский посол потерял дар речи и ещё несколько минут не мог сказать ни слова, пока прочие гости славили величие короля и мастерство ведьмы. «Что вы скажете теперь, многоуважаемый посол? – спросила его ведьма. – Есть ли на свете дворец великолепнее Шеанского?». Посол был смущён и заверил и её, и короля, что никогда не видел ничего подобного.
– Леди Кэнт? – переспросила Мэгг.
– Стыдно вам! Не знать, кем была ваша двоюродная бабушка! Скажу лорду, он вас засадит учить семейные летописи! Она пятнадцать лет оставалась верховной ведьмой при его величестве Тордене Втором. Какая прекрасная женщина! – и госпожа Сиан с искренней печалью подняла глаза к потолку.
Между тем вместе с прочими гостями они поднялись по огромной широкой лестнице (причём Мэгг не могла отделаться от ощущения, возникшего, наверное, под влиянием легенды, что каменные орлы наблюдают за людьми), и в величественном холле церемониймейстеры разделили толпу. Большая часть гостей вошла в бальный зал, а Мэгг и Сиан вместе с ещё тремя десятками юных девушек и их дуэний и столькими же юношами остались ждать. Все они должны были предстать перед королём и получить от него лично разрешение бывать при дворе.
Сиан осмотрела Мэгг внимательно, расправила на её платье несуществующую складку, провела пальцем по щеке, видимо, растирая румяна, и сообщила: «Вы прекрасны, дорогая».
Мэгг осторожно разглядывала других молодых девушек, и они все показались ей удивительно хорошенькими. Пышные светлые платья делали их похожими на маленькие облачка, их лица были чистыми, улыбчивыми и нежными, волосы – густыми и блестящими, а голоса, которые изредка доносились до слуха Мэгг, звонкими.
«Неужели я выгляжу так же, как они?», – подумала она с восторгом. Она, бродяжка, приёмная дочь нищего музыканта, похожа на этих красавиц? Воистину, это был сбывшийся сон.
Мэгг улыбнулась этой мысли, и Сиан рядом довольно вздохнула:
– Улыбайтесь так почаще, дорогая, и милорд Эскот едва ли дождётся окончания бального сезона, чтобы сделать вам предложение.
Мэгг хихикнула от охватившего её смущения, получила выговор за неуместное хихиканье, и в этот момент церемониймейстер в красном одеянии распахнул перед ними двери зала и объявил громко:
– Перед Его Величеством Эйрихом Четвёртым, милостью Всевышнего королём стенийским и остеррийским, владыкой Заггерских островов и Белой земли, склоните колени!
Мэгг не видела происходящего в зале – другие девушки закрывали обзор, – но вместе со всеми опустилась на колени, оглушённая шорохом сотен юбок.
Некоторое время все молчали, а потом церемониймейстер заговорил снова:
– Прошу предстать перед Его Величеством леди Элизию, дочь лорда Росса.
Первая из девушек, сопровождаемая высокой женщиной в чёрном, впорхнула в зал.
– Лорда Тария, племянника милорда Грейвза.
Имена потянулись списком, девушки чередовались с юношами, и, хотя Мэгг и ждала своего имени, она всё-таки вздрогнула, когда было объявлено:
– Леди Магарет, внучатую племянницу лорда Кэнта.
Сиан ухватила её за локоть и повела ко входу, но в этом не было нужды. Всё волнение исчезло, и Мэгги легко вошла в зал, под множество взоров. Сделала глубокий реверанс, опустила голову, не успев рассмотреть убранства, и услышала:
– Подойдите, леди Магарет!
Она выпрямилась и встретилась взглядом с его величеством. Это был гордый, с прямой спиной и широкой грудью, старик. Его голова была совершенно седой, но держала корону так, словно та ничего не весила. У него оказались седая короткая бородка и воинственно накрученные усы. Золотой камзол слепил. За его спиной на кресле с высокой спинкой расположилась верховная ведьма в тёмно-синем платье, её рыжие волосы были уложены наподобие короны. С другой стороны стоял, опёршись на спинку трона, принц Афран.
Мэгги почувствовала, что Сиан осталась у входа, и, не позволяя волнению вернуться, приблизилась к подножию трона, где снова опустилась в реверансе.
– Как давно вы в столице, леди Магарет? – спросил король очень ласково.
– Два месяца, ваше величество, – ответила Мэгги так, как было давно решено.
– Лорд Кэнт напрасно скрывал вас в провинции, – заметил король.
– Да, это преступление – прятать подобный цветок в глуши, – низким, немного насмешливым голосом прибавила верховная ведьма. – Как вам столица?
Мэгги отважилась посмотреть на ведьму, едва сдерживая бешено застучавшее сердце. Эта женщина говорила с ней, смотрела на неё – и почему-то это казалось куда более важным, чем внимание короля.
– Очень нравится, леди Майла, – с трудом выговорила Мэгг.
Ведьма прищурилась.
– Вы, пожалуй, дочь леди Эни, жены некоего господина Тука, адвоката?
– Простите, ваша милость, я дочь леди Диары, жены младшего сына лорда…
– А, – прервала её леди Майла, – действительно, я о них забыла. Сочувствую вашей утрате.
Мэгг поблагодарила, как полагается, и на этом разговор был окончен. Ей пожелали наслаждаться пребыванием при дворе, и Мэгг осторожно спиной отошла к толпе, а в зал пригласили следующую девушку.
Представление длилось ещё около часа, но гости не проявляли никаких признаков скуки или усталости – напротив, каждого входящего, девушку или юношу, внимательно разглядывали и шёпотом обсуждали. Госпожа Сиан, пробившаяся к Мэгг через толпу, объяснила, что многие высматривают потенциальных невест и женихов своим родственникам, а то и себе.
Мэгг разглядывать дебютантов было скучновато, так что она на время ушла в свои мысли и вздрогнула, когда вдруг оркестр заиграл фанфары. Король встал с трона и раскинул руки. Мэгг охватило странное волнение, птицы на потолке ожили и защебетали, и все гости как один запрокинули головы вверх – и вовремя. Облака, изображённые на плафоне, расступились, и в вышине божественным светом засияло Око Всевышнего. Полилась нежная, светлая музыка, от которой захотелось заплакать, и в неё удивительно стройно вплёлся голос его величества.
– Восславим же здесь, собравшись вместе, милость Всевышнего, даровавшего нам благо в уходящем году.
– Слава Всевышнему! – отозвались гости, и Мэгг вместе с ними.
– Восславим короля Эйриха Четвёртого, милостью Всевышнего, короля Стении! – проговорил звонко принц Афран.
– Слава королю Эйриху!
– Восславим наследного принца Афрана, дарованного Стении Всевышним! – сказала леди Майла.
– Слава принцу Афрану! – губы Мэгг выговаривали эти слова как будто сами, а её сердце бешено колотилось.
– Восславим силу магии, оберегающую Стению милостью Всевышнего! – произнёс король.
– Слава верховной ведьме!
– Да будет новый год благополучным для Стении и для каждого из моих подданных!
– Ура! – разнеслось по залу, ударилось в потолок, отдалось в каждом сердце.
– Бал в честь наступающего года открывает его величество Эйрих Четвёртый, – произнёс распорядитель, – и верховная ведьма Стении, её милость леди Майла.
И действительно, король встал, подал руку ведьме и вывел её в середину зала. Раздались первые звуки уже знакомой Мэгг королевской паваны.
Бал начался.
В какой момент рядом оказался милорд Эскот? Мэгг не поняла, просто вдруг услышала рядом его голос, обернулась и покраснела от смущения, увидев в его глазах ничем неприкрытый восторг.
– Леди Магарет, – проговорил он, кланяясь.
– Милорд Эскот, – Мэгг сделала реверанс и улыбнулась.
Госпожа Сиан придвинулась поближе, задевая своими юбками платье Мэгг, но ничего не сказала.
– Как вам нравится дворец?
– В отличие от эмирского посла, я никогда не видела ничего великолепнее, – ответила Мэгг, надеясь, что рассказ дуэньи был не её же собственной выдумкой.
Судя по тому, как хмыкнул Эскот, не был.
– Золото и магия способны поражать. Возможно, именно поэтому мы и стали чтить ведьм – чтобы они сделали блеск богатства ещё более великолепным.
– К счастью, ведьмы приносят Стении куда больше пользы, – ответила Мэгг и едва не вскрикнула: госпожа Сиан наступила ей на ногу – по её мнению, девушка должна была говорить в основном «да» и «нет».
Эскот, впрочем, ничуть не рассердился, напротив – его лицо оживилось, глаза засверкали.
– Рад, что вы так считаете. Не многие юные девушки способны думать о чём-то постороннем, оказавшись в этом дворце.
Мэгг обвела взглядом роскошную обстановку и произнесла, надеясь, что Сиан не убьёт её на месте:
– Сначала все эти чудеса завораживают, но потом я вспоминаю о том, что леди Майла одним желанием останавливает град и возвращает плодородность землям, спасая тысячи людей от голода, и понимаю, что это и есть настоящее чудо.
Каблучок дуэньи вонзился в ногу, и Мэгги послушно опустила глаза, ещё раз сделала реверанс и добавила:
– Извините.
– Не извиняйтесь, леди! – воскликнул Эскот даже чуть громче, чем было пристойно в частном разговоре. – Мне чрезвычайно интересно вас слушать.
К счастью для ног Мэгги, павана закончилась, и распорядитель объявил менуэт. Эскот поспешил обратиться к госпоже Сиан с просьбой разрешить подопечной танцевать с ним, и та согласилась. Милорд подал Мэгги руку и повёл в центр.
В прошлый раз они танцевали быструю куранту, и на разговоры времени не оставалось, едва удавалось переводить дух между прыжками и подскоками. Менуэт был совсем другим. Задумчиво-плавный, чуть менее торжественный, чем отзвучавшая павана, он напоминал хороводы остеррийских крестьян и их же песни. В нём не было нужды спешить, ловить такт – его было так же легко танцевать, как дышать. И разговор ему не мешал.
Эскот сделал первый грациозный поклон, снова подал ей руку, выстраиваясь за прочими парами, и произнёс:
– Я видел вас сегодня на балконе, леди. Надеюсь, вам понравились лошади, которых выбрал ваш дядя.
– Которых выбрали вы, милорд, не так ли? – уточнила Мэгг чуть насмешливо, хотя и помнила, что насмешливость не пристала благородной леди.
Кажется, Эскот был рад её замечанию, во всяком случае, ответил:
– Так вы заметили наш маленький спор? Признаюсь, я положил глаз на одну из кобыл в вашей паре, но не мог не уступить. Я бы подарил её вам, если бы не был уверен, что лорд Кэнт проткнёт меня за это фамильным мечом.
– Вам стоит не меньше опасаться вязальных спиц госпожи Сиан.
– «И оставил на страже зверя чёрна, грозна, и даровал ему о восьми глаз», – процитировал Эскот, и Мэгг добавила ему в тон:
– «И четыре глаза не спали днем, а четыре – ночью, и не укрыться от взора его», – впервые в жизни она порадовалась тому, что Рей заставлял её учить Святейшую книгу наизусть.
– Ваши учителя и наставники времени даром не теряли, – непритворно восхитился Эскот.
Если бы он знал, что этим учителем был безродный музыкант, вынужденный скрываться от внимания стражей закона!
– Боюсь, я слишком часто ленилась на занятиях, – ответила Мэгг, одновременно следуя правилам хорошего тона и обращаясь к собственным мыслям о том, что, возможно, она и правда недостаточно прилежно слушала Рея и не всегда выполняла его указания, потому что не верила, что когда-нибудь и правда станет леди.
– Если это так, то я боюсь и думать, что было бы, учись вы прилежно. Нашим академикам пришлось бы опасаться за свои места.
– Женскому уму никогда не достанет силы и глубины мужского, – вздохнула Мэгг, хотя и не была с этим полностью согласна.
Рей, к примеру, всегда говорил, что иные женщины умнее любого мужчины будут, хоть мужика, хоть вельможи. Да и неприятно было думать, что она от природы глупее даже самых глупых мужчин.
– И поэтому природа одарила женщин красотой, которая даже умнейшего из мужчин лишает разума, – Эскот снова поклонился, как того требовал танец, но посмотрел так пристально, что Мэгги невольно подумала о том, насколько её собственная красота лишила разума его, и покраснела.
После менуэта, увы, Эскот был вынужден откланяться, и дальше танцы приносили куда меньше удовольствия. Лорд Кэнт поздравил её с представлением ко двору и отправил танцевать с каким-то толстым лысым лордом, а когда она вернулась, уже собирался передать в руки худого юноши из дебютантов, как вдруг рядом раздалось:
– Лорд Кэнт! Вы опять желаете спрятать этот цветок?
Мэгг обернулась первой и оторопела – к ним шли рука об руку принц Афран и леди Майла. Ведьма была удивительной. Мэгг не могла бы сказать, насколько она красива, но от неё исходило особое сияние, а каждый её шаг отдавался где-то в душе волшебной музыкой. Она приблизилась, Кэнт начал кланяться, Мэгги поспешила опуститься в реверансе, а ведьма улыбнулась ей и сказала:
– Поздравляю вас, лорд Кэнт.
– С чем, ваша милость? – неуверенно переспросил старик.
– С тем, что побеги вашей семьи снова расцветают в Шеане, – леди Майла вздохнула. – Мы все помним о вашей утрате, лорд, и нам отрадно видеть, что у рода Кэнт есть надежда.
Кэнт помрачнел:
– Я никогда не оправлюсь от гибели детей и внучки, ваша милость.
– В те годы не вы одни понесли утраты, – вставил принц Афран, – настоящее проклятие! Но вам пришлось тяжелее прочих.
– Я благодарю Всевышнего за то, что он оставил мне Магарет.
– Кажется, она – что-то вроде чуда, – заметил принц, – и сотворила невозможное: примирила два враждующих клана.
Лицо Кэнта словно бы почернело, подбородок закаменел, но ответил он любезно:
– Я слишком стар для ссор, ваше высочество, и не хочу уносить их в могилу. Признаюсь, я ненавидел покойного Эскота и был бы рад своей рукой всадить в его сердце кинжал, но Всевышний меня опередил. Мальчик же ни в чём не виновен передо мной и перед моим родом.
Мэгги не понимала, почему старика так разозлили слова принца и леди Майлы, но даже в его ответе она чувствовала едва сдерживаемую ярость.
– В таком случае, – ласково заметила леди Майла, – мы будем рады видеть соединение двух старинных ветвей. Счастливого вам года, лорд Кэнт, – потом повернулась к Мэгги и прибавила: – Желаю тебе счастья, дитя.
– Спасибо, ваша милость, – едва сумела выдавить из себя Мэгг, не пытаясь даже понять, почему один взгляд на верховную ведьму наполняет её таким восторгом.
Принц и леди Майла ушли, а Кэнт прорычал себе под нос:
– Подавись, рыжая кошка!
Мэгги хотела спросить, в чём дело, но Сиан удержала её. Позднее, уже в карете, Мэгг снова вернулась мыслями к этому разговору, вспомнила каждую фразу и каждый жест, но так и не сумела его разгадать.
– Почему лорд Кэнт так разозлился на принца и её милость? – спросила она у Сиан.
Та поджала губы, как делала всякий раз, стоило Мэгг сказать что-то неподобающее.
– Не вашего это ума дело, дорогая, – сказала она и отвернулась к окну. А потом неожиданно ответила: – Принц известен ненавистью к знатным владыкам вроде нашего лорда. Будь его воля, он сровнял бы с землёй каждую крепость в Стении. Говорят, это по его милости пять месяцев просидел в крепости милорд Гай! А в прошлом сезоне дочь лорда Риенса выходила замуж за милорда Грейвза. И принц едва не разрушил их брак.
– Что он сделал?
Этого явно не подобало знать молодым леди, Мэгг не сомневалась. И действительно, госпожа Сиан сказала:
– Этого не подобает знать молодым леди. Но я вам скажу, чтобы вы были настороже. Леди Орионе в бокал подлили любовного напитка, а потом друг принца увлёк её с собой на балкон. Если бы они остались вдвоём хоть минутой дольше, Грейвз ни за что не взял бы её в жёны. Лорд Риенс вовремя заметил неладное и вместе с лордом Грейвзом спас бедняжку.
Мэгг охнула и пробормотала:
– Но зачем это было принцу?
Сиан вздохнула:
– Земли Грейвзов и Риенсов граничат, это очень крупные владения. И если у милорда Грейвза будет только один сын, а лорд Риенс не оставит других наследников, то этот мальчик сможет унаследовать оба имени. Принцу это не по нраву.
Больше Сиан ничего не сказала, и Мэгг ещё некоторое время размышляла о странных мотивах лордов и принцев, думая, что бы сказал на это Рей. «Не забивай себе голову тем, в чём не можешь разобраться, малышка», – сказал бы он. И добавил бы: «Нам лучше держаться подальше от игр королей».
Так и стоило поступить, и всё же Мэгг задала ещё один вопрос:
– О каком проклятье говорил принц, когда сочувствовал утрате дедушки?
– Вам бы быть чуть менее любопытной! – воскликнула Сиан. – Что за натура у молодых девушек? Что за время?! Нет никакого проклятья и не было, это так… болтают. Но, правда, в один месяц много знатных семейств лишились разом и дочерей, и внучек. У кого пожар, у кого болезнь, да только Шеан стоял весь в трауре. Но дело это давнее, так что не думайте. Или у вас появятся ранние морщины!
Мэгг рассмеялась и, действительно, выбросила дела давно минувших дней из головы. Тем более что у неё было о чём поразмыслить. Милорд Эскот. Тео Эскот – у госпожи Сиан она узнала его полное имя. Сегодня на балу он смотрел на Мэгг так проникновенно, что её бросало в жар. И его слова о красоте женщин, которая лишает ума мужчин – ей показалось, или он говорил о ней?
Эта мысль не оставляла её до самой ночи. В своей комнате, уже отпустив служанок и забравшись в постель, Мэгг в полутьме попыталась рассмотреть свои руки. Они были маленькие и бледные, с чистой кожей – никаких веснушек или пятен. Ногти очень ровной формы были лишь чуть темнее кожи и поблескивали от полировки. Она никогда не думала о себе как о красавице, но взгляды Эскота и что-то ещё неясное, но ощутимое, заставляли её спрашивать себя: «Неужели я действительно красива?»
Руки были красивыми. Знакомыми и в то же время незнакомыми. Мэгг смотрела на них сейчас как будто со стороны и удивлялась – неужели они принадлежат ей?
Правой рукой она провела от кончиков пальцев вверх, до плеча, по левой, и хихикнула – было щекотно.
Вдали загудел колокол, оповещая о наступлении полуночи, и Мэгг вздрогнула от его низкого рокочущего голоса. Когда он затих, она робко вылезла из постели и подошла к большому стеклянному зеркалу, установленному в углу её спальни. В ночном полумраке оно отобразило не девушку, а мираж – из-за плотных штор пробивался бледно-голубой лунный свет, в котором самой себе Мэгг показалась ненастоящей. Она подошла к зеркалу так близко, что почти коснулась носом его глади, и уставилась в глаза самой себе.
Глаза были большие, широко распахнутые, с очень широкими зрачками. Мэгг дотронулась до своих волос, заплетённых на ночь в длинную, до пояса, косу. Коса была толстой и шелковистой на ощупь. Надо лбом волосы вились смешными кудряшками. Мэгг распрямила один из завитков, но тот снова свернулся в колечко. Она опустила глаза чуть ниже – через ночную сорочку едва заметно угадывались очертания её тела – грудь, живот, бедра. Неужели однажды её муж (воображение нарисовало на его месте Тео Эскота) когда-нибудь увидит её такой, в одной сорочке, с заплетёнными волосами? От этой мысли на спине выступили капельки пота, щёки запылали, и Мэгг опрометью кинулась обратно в постель, накрылась одеялом, зажмурилась и громко рассмеялась, а потом, обхватив подушку руками, заснула.
Наутро вспоминать о том, как она рассматривала себя в зеркало, было немного стыдно, но долго размышлять об этом не пришлось: сразу после завтрака в спальне Мэгг отвели в малый зал, и с ней два часа занимался учитель танцев. Как пояснила госпожа Сиан, в этом сезоне в столице появилось несколько новых танцев, и рано или поздно они обязательно прозвучат.
***
Кто-то мог бы назвать жизнь Мэгги однообразной, но это было упоительное однообразие. Каждый её день походил на предыдущий, то есть был таким же приятным, лёгким и увлекательным. И каждый вечер она встречалась с милордом Эскотом, который, не выходя за рамки пристойности, всё яснее показывал ей своё расположение, всё приветливее общался со стариком Кэнтом и всё легче вытанцовывал сложные фигуры модных танцев.
– Не сомневаюсь, – часто повторяла Сиан, – ещё до конца зимы он попросит вашей руки, а если не успеет, так непременно сделает это по возвращении с Малой весенней охоты.
Мэгг отмахивалась от этих слов, но внутри у неё все замирало, и сладко-болезненно начинало стучать сердце. В глазах Эскота она видела признания, которые не сходили пока с его губ.
Жизнь в столице, сытная здоровая пища и неустанное внимание служанок сделали её из просто хорошенькой девушки настоящей красавицей, а то, как мало она осознавала свою красоту, придавало ей особое очарование. Вдали от неё нет-нет да и вспыхивали ссоры между молодыми лордами или старшими сыновьями, не поделившими право танцевать с леди Магарет Кэнт следующий танец.
И так же вдали, незаметно для её глаз, эти ссоры утихали, стоило милорду Эскоту показаться в бальной зале. Он не заявлял ещё своих прав, но общество даровало ему их заочно. И, пожалуй, даже самые строгие матроны не упрекнули бы Мэгг, решись она станцевать с Эскотом лишний танец помимо допустимых двух за вечер. Их называли «Южной парой», лорды хмыкали в усы, рассуждая о том, как повезёт их сыну унаследовать почти весь юг Стении, самые плодородные земли страны. «От Эсков на границе с Лиррией остались одни воспоминания. Пожелай Эскот женить своего кузена на одной из девиц Эск, и они преподнесут ему свой клочок земли на блюдце, – говорили знатоки и прибавляли: – И тогда мы посмотрим на единый Юг и поглядим, как рыжая сука попытается ставить Эскоту свои условия».
Дамы, слух которых подобные приземлённые речи оскорбляли, говорили о другом – о том, как хорошо смотрятся рядом высокий, с тонкой, почти девичьей талией и широкими плечами черноволосый милорд Эскот и маленькая светленькая леди Магарет.
Впрочем, Мэгг не слышала ни одних, ни других сплетников, наслаждаясь каждым мгновением новой жизни. Единственным, что омрачало её счастье, было отсутствие известий от Рея. «Смогу – передам весточку, скажут, что от Соловья», – пообещал он на прощанье, но шёл уже третий месяц, а весточки не было, и Мэгг скучала по другу.
Теперь, вдали от него, рядом с милордом Эскотом, она смогла разобраться в своём сердце и не нашла там страстной любви к Рею, только огромную нежность. Будь он рядом, она желала бы прижаться к нему, спрятать голову у него на плече и рассказать обо всём – об Эскоте, о балах и танцах, о платьях, об уроках танцев и этикета, об огромной библиотеке и о красавицах-кобылах в карете.
Но Рея не было, и она довольствовалась тем, что каждый вечер прибавляла к обычным молитвам: «Всевышний, храни моего Рея, где бы он ни был».