Каншаем Карисовна Айтмухамбетова
Каникулы
Осенние дни сменялись, перемежая друг друга то дождливым пасмурным унынием со слякотью вязкой грязи, то ярким солнечным золотом отлива, играя в воздухе мерцанием золотой пыли и бликами на скудных пожухших листьях деревьев. В один из таких дней, когда Омирбек стоял в вестибюле школы, привлекая его внимание ритмичным цоканьем высоких каблуков, приближалась она. Нарочито плавно двигая бедрами из стороны в сторону, она словно плыла по узкому, тускло освещенному коридору школы. Поравнявшись с ним, не прерывая свой путь, а лишь слегка замедлив, она улыбнулась и спросила:
– Как дела?
– Хорошо, – нервно сглотнув, ответил он.
– Чем занимаешься?
– Учусь, – коротко, как чирк, прозвучал его ответ.
Словно не слыша ответов, проронив два коротких вопроса, словно лишь для того, чтобы услышать свой голос, играя лукавыми искорками в уголках глаз, она проплыла мимо него на высоких каблуках, стройная и тонкая, как стрела, оставив шлейф дурманящего аромата, как свист пули, выпущенный из ружья. В несколько прыжков, он оказался у стеклянной двери, прильнув к которой смотрел, как она продолжает свой путь, тихо улыбаясь своим мыслям, слегка наклонив голову к носку таких же стройных и красивых туфель, как она сама.
Нежный мягкий бархат её голоса, чуть заметный прищур её глаз, аромат её духов, плавные движения её тела, как невидимые тени теперь всюду были с ним. С каждым днём эти тени всё глубже и глубже входили в его мысли, овладевая сознанием, наполняя душу, трогая его сердце. Он представлял нежные прикосновения её рук, шепот бархатного голоса, кончиками своих пальцев он дотрагивался до нежной плоти её губ, раздвигая их, чувствовал её дыхание на своем лице. С каждым днём его фантазии становились смелее и смелее, он уже целовал её губы, его длинные пальцы скользили по гибкой глади её тела, сильные руки жадно сжимали её грудь, чувствуя между пальцами настойчивую упругость сосков.
Его желание росло с каждым днём, раздвигая границы фантазий, порабощая волю. Больше нигде её не встретил, но в мыслях всецело обладал ею.
Она часто приходила к нему в его снах, таких тревожных и волнительных. То, обращаясь дикой птицей, на которую он расставлял силки, то белогрудой лисицей с узким прищуром лукавых глаз, то нежным полевым цветком, дурманящим приторным ароматом похоти.
Однажды ему приснился дед. Он смотрел на внука её глазами так пристально, словно заглядывал в самую глубь его души и глухим, старческим голосом говорил: «В жизни во всём нужна мера. Во всём кроме любви, только она безгранична и безмерна, только ей нужно предаваться всецело и без остатка, не скупясь и не взвешивая. А вместилищем этому бесконечному и великому дару определено маленькое с кулачок – сердце. Поселяясь в нём, она изнутри разрывает сердце, даруя человеку боль нестерпимую и жгучую, но такую сладостную, без которой он уже не сможет».
В ту ночь он проснулся со жгучей болью в груди и такой притягательной сладостной негой во всём теле, с четким определением своего желания видеть её, слышать её голос, вдыхать запах её волос, нежный аромат её тела.
***
В печи редко потрескивали уже догоравшие угольки поленьев, когда его веки смыкались.
…Она пришла неслышно и ниоткуда. Её полупрозрачное тело было так горячо, что каждым прикосновением обжигало его, в глазах горели языки пламени, а локоны распущенных волос с тягучим смолистым ароматом леса больно хлестали по лицу. Она неистово душила его юное молодое сильное тело в коконе жарких объятий, причиняя обжигающую боль. Он задыхался под натиском её требовательных поцелуев, её руки, туго обвивая его тело, разрезали кожу и, как щупальца, проникали внутрь тела, причиняя боль везде. В глубине его сознания, как мерцающий маячок вспыхивал и угасал вопрос: «А этого ли я так желал?». Он лежал недвижно, прижатый к мокрому ватному матрацу, не в силах сопротивляться её власти. Она владела им вновь и вновь неистово с голодной жадностью. Её тело скользило по нему холодной мокрой змеиной кожей, извиваясь и обвивая кольцами, злобно шипя длинным языком. Её глаза охладевали, языки пламени превращались в две бесчувственные сверкающие ледышки, а его тело при этом сковывало холодом. Его живая плоть в месте прикосновения её языка застывала куском безжизненного льда, а при прикосновении её рук рассыпалась белой снежной пылью. Она превращала его в тот самый белый снежный поток вихря, из которого он так долго выбирался…
***
Передвигаясь маленькой черной точкой по бескрайней снежной долине, скрипя хрустом тугого снега, шел Карим. Шел на большое кладбище, расположенное в затишье, на опушке леса, где хоронили всех покойных с окрестных сёл. В дни неистовой метели, когда всё превратилось в безликую белую стену, умерла престарелая жительница их села. Нужно было посмотреть, как обстоят дела на кладбище, присмотреть место для захоронения. На окраине кладбища, прямо вдоль линии леса был домик, в котором грелись копальщики могил, жили строители мазар, останавливались те, кто приезжал поклониться духам предков, читая молитвы и прося их благословения. Прямо к этому домику и направился Карим. Он удивился запертой изнутри двери, заглянул в маленькое боковое оконце, но в узкой полоске света ничего не разглядел. Достав из кармана складной нож, тонким лезвием стал нащупывать щель между дверью и косяком. Металл лезвия, встретившись с металлом крючка, зазвенел, что ещё больше удивило мужчину. Повозившись с минуту, он справился с крючком и дверь, жалобно скрипнув, отворилась, впуская вовнутрь яркий дневной свет. На кровати лежал человек, его красивое ещё мальчишечье лицо выражало боль и испуг. Особо, не разбирая жив ли он или мёртв, Карим, взяв на руки юнца, такого же, как его внук, понёс в село. Дойдя до дома с ношей на руках, уложил находку на кровать, придвинув её поближе к печи. Внука отправил за тётей Клавой местным фельдшером, которая прибежала со своим пузатым чемоданчиком с красным крестом на крышке. Но чемоданчик оказался бесполезным, поэтому она стремглав помчалась в контору, чтобы дозвониться в больницу. Через несколько часов прилетел шумный белый с синей полосой вдоль борта и красным крестом на хвосте «кукурузник» – самолет областной санавиации. Врачей быстро проводили в дом Карима, где они бегло осмотрев юношу, сделав несколько уколов, не теряя времени, поспешили с тяжелым пациентом к самолёту. Бедного мальчика провожали почти всем селом, каждый молясь за его здравие и будущее. Уже к вечеру того дня была информация, что в дальнем поселке в дни метели пропал сын Балгабая, внук охотника Шокана, школьник, который приехал на каникулы и ушёл на охоту, взяв старое верное ружьё деда Шокана.
