Каншаем Карисовна Айтмухамбетова
Каникулы
Омирбек открыл глаза, какой-то белый маятник нервно дергался в нескольких метрах от него, какое-то неуловимое движение и две пары глаз застыли друг против друга, скованные ужасом испуга. Он выхватил подаренный дедом охотничий нож, метнув его впереди себя, только услышал, как тот разрезает остриём металла воздух. И снова услышал голос деда.
– Омирбек, держи, это твой охотничий нож. Полюби его и однажды он станет для тебя и отцом и матерью, потому что может настать момент, когда он подарит тебе новую жизнь.
– А он не легкий, – отвечал он деду, взвешивая в руках подарок.
– Стоящий нож не должен быть легким или тяжелым, не в этом его ценность. Стоящий нож должен быть верным. Со временем ты научишься оценивать силу и расстояние и тогда ты почувствуешь его верность!
Омирбек открыл глаза. Перед ним была всё та же взвесь снежного тумана, сквозь гущу которого невозможно было разобрать день или ночь. Он попытался подняться на ноги, но они его не слушались, пришлось ползти на четвереньках вперёд. Услышав знакомый с детства, звук горлового хрипа раненного животного, он вскочил на ноги и побежал на звук. В ветвях кустарника из последних сил, рефлекторно дергая задними ногами, лежал маленький оленёнок. Рукоять ножа торчала из горла маленького животного, у основания которого пузырями пульсировала кровь. Омирбек встав на колени у несчастного, такого же, как он сбившегося с пути и оторванного от матери детёныша, в глубине глаз которого еле теплилось дыхание жизни, припал губами к ране. Теплая вязкая сладковатая на вкус кровь животного, разливаясь внутри человека, передавала ему тепло и жизнь. Сделав несколько маленьких глотков, он огляделся кругом, тихий вой ветра, доносящийся сверху, напомнил об опасности, которая может быть быстрой и неминуемой. Он достал из-за спины мешок, легко запихнул в него свою добычу и быстро пошёл прочь. Ноша была не тяжела, оленёнок, наверное, кроме материнского молока ещё ничего в жизни не знавал. Выбравшись из леса, Оми рбек вновь встретился со своим верным путником – свистящим и кружащим ветром. Он решил идти по окраине леса, не теряя из виду кустарниковую поросль, определяющую границу между лесом и кружащую в вихре степь. Подняв голову к небу, но, так и не увидев там ничего, он подумал: «Создатель, у Тебя нашлись другие дела помимо нас и Ты на время нас оставил без присмотра, а может Ты заболел и Тебе некому подать стакан воды, а может Ты влюбился и сейчас занят только предметом своей вожделенной любви. Когда Ты вспомнишь о нас и рассеешь этот кромешный ад вихря, увидишь слёзы моей матери, потерявшей меня, и безутешные слёзы матери, потерявшей навсегда своего молочного детёныша, которого я несу, прижав к своей груди, забирая себе его тепло и жизнь, БУДЕТ ЛИ ТЕБЕ СТЫДНО?». Он брёл, цепляя руками, кончики ветвей и мысли о превратностях жизни и неизбежности смерти брели вместе с ним в его чуть просветлевшей голове.
***
Не веря своим глазам, он гладил рукой шершавую от облупившейся краски деревянную дверь. Замка на ней не было, только два кривых рога перетянутой проволоки, служили стражами этой двери. Постучав из-за всех сил, он стал судорожно разматывать концы проволоки, которая легко поддалась и дверь сама ушла вовнутрь. Омирбек вошёл в дом, быстро захлопнув за собой послушную дверь и изнутри накинул петлю крючка, запирающую дверь. Внутри было холодно и тихо, если не считать ветра, злобно бьющего в маленькое оконце. Когда глаза привыкли к темноте, он стал различать предметы: низкий шкаф с выдвижными ящиками и двумя маленькими дверцами, железная кровать с панцирной сеткой, на краю которой был смотан ватный матрац, в углу была выложена кирпичная печь с плитой. В выдвижных ящиках шкафа, он обнаружил спички, парафиновые свечи, даже фонарик, но он не горел, наверно не было зарядки в батареях. В шкафу были остатки муки, масла, соли, кое-какая кухонная утварь. Нигде не было следов беспорядка, тот, кто был здесь последним, явно был сторонником чистоты и порядка. Больше всего Омирбека обрадовали аккуратно сложенные дрова в углу за печкой. Со словами «Создатель, ты меня привёл в рай?», он принялся разжигать огонь.
Маленькое помещение стало постепенно теплеть, тем временем пользуясь освещением от языков пламени в печи, Омирбек, разрезав мешок перед печью, стал разделывать свою добычу. Он это умел делать быстро и проворно. Вытащив из раны свой нож, он подставил чашку, в которую вытекала, ещё не застывшая кровь оленёнка, затем быстро сняв тонкую нежную шкурку, выпотрошил внутренности. Осталось дело за малым – разделить тушку на части. На печи уже грелась в ведре талая вода из того самого мелкого маслянистого снега.
Тепло огня, сытость горячей пищи, вернули молодого юношу к жизни, его уже не беспокоил зловещий ветер, бьющий в маленькое стекло окна, ни мысли о влюблённом или больном Создателе. Он думал о том, как будет рассказывать своим друзьям о приключениях этих каникул.
***
Омирбек рос в маленьком селе, в окружении любящих его родителей, младшего брата, который появился в их доме, когда старшему исполнилось пять лет и тот уже привык быть единственным ребенком, которому безраздельно доставались вся ласка и внимание взрослых. После рождения Хасена, Омирбек всё больше времени стал проводить рядом с дедом, который проживал в соседнем доме. Жил дед один и со всеми домашними делами давно привык справляться сам. Омирбек вызвался стать помощником деда и прибегал что-нибудь поднести или подержать, пока дед что-либо чинил или создавал. Маленький мальчик, переживающий ревность за родителей к новому члену семьи, быстро привык к доброму и ласковому обращению дедушки, которого раньше считал угрюмым ворчливым стариком. Он часами мог заворожено слушать мудрые наставления старца, его длинные рассказы об охоте, о повадках животных, о капризах погоды, о красотах природы, об отношениях людей. Он полюбил старческие, но такие сильные, жесткие и шершавые руки, которые так часто с любовью гладили его по макушке, он любил наблюдать за этими руками, как они творили и ладили вещи, так искусно выполняли работу. Со временем, внук вовсе перебрался жить к деду. А домой лишь забегал по дороге в школу и из школы, чтобы поприветствовать родителей, поцеловать маму, пощекотать и пожурить маленького братика, которого очень любил и, конечно же, уже не помнил ни о ревности, ни о пережитых душевных муках, ни о маленьких проклятиях, произносимых шепотом сквозь душившие слезы и обиду. Он вырос добрым, внимательным, обходительным, сильным и смелым мальчиком. Его любознательный ум и умелые руки с жадностью перенимали опыт, умения и знания окружавших его людей. Он был терпелив, вынослив, умел и любил много трудиться. Часто, выполняя какую-нибудь работу, Омирбек наблюдал в узких уголках глаз деда блеск скупой слёзы, которую тот быстро смахивал, но юношеское сердце не догадывалось, что это слёзы гордости за него, а говорил родителям: «Наверно у дедушки глаза болят, может его свозить к врачу нужно?»
