Жюль Верн
Пять недель на воздушном шаре

Глава пятнадцатая

Казех. – Шумный базар. – Появление «Виктории». – Ванганги-колдуны. – Сыновья Луны. – Посещение доктором Фергюссоном больного султана. – Население. – «Тембе» – дворец султана. – Его жёны. – Султан-пьяница. – Обоготворение Джо. – Как танцуют на Луне. – Настроение изменилось. – Две луны на небосклоне. – Непрочность божественного величия.

Казех, являясь важным пунктом Центральной Африки, в сущности не представляет собой города. Надо сказать, что в этом крае городов вообще не существует. Казех лежит в шести обширных ложбинах, где разбросаны хижины и шалаши невольников, окружённые двориками и хорошо возделанными садами. Там растут лук, картофель, кабачки, тыква и превкусные шампиньоны. Область Уньямвези, лучшая часть Лунной страны, – так сказать, великолепный плодородный парк Африки. В центре области находится округ Уньяньебэ, чудесная местность, где беспечно живут несколько чисто арабских семейств – омани.

Эти люди с давних пор ведут торговлю в центре Африки и в Аравии. Торгуют они камедью, слоновой костью, набивными бумажными тканями и невольниками. Караваны их непрестанно тянутся через все экваториальные страны; доходят они и до побережья, доставляя оттуда предметы роскоши для своих разбогатевших хозяев-купцов. Окружённые своими жёнами и слугами, богачи-омани ведут жизнь самую бездеятельную, так сказать, «горизонтальную», – лежат, болтают, курят или спят.

Вокруг этих цветущих ложбин разбросаны многочисленные хижины туземцев, раскинулись огромные базарные площади, зеленеют поля конопли и дурмана, растут великолепные деревья, дающие прохладную тень. Это и есть Казех.

Казех – главное место встреч караванов: одни привозят сюда с юга невольников и слоновую кость, другие доставляют с запада племенам, живущим по берегам Великих озёр, хлопок и мелкие изделия из стекла.

Потому-то на здешних базарах – вечная суматоха и невообразимый шум. Крики носильщиков-метисов, бой барабанов, звук труб, ржание мулов, рёв ослов, пение женщин, писк детей, удары трости жемадара (начальника каравана), словно отбивающие такт в этой «пасторальной симфонии», – всё сливается в единый непрекращающийся гул.

Здесь без всякого порядка, а вернее сказать – в живописном беспорядке, навалены и яркие ткани, и бисер, и слоновая кость, и бивни носорога, и зубы акул, и мёд, и табак, и хлопок. Здесь заключаются самые удивительные сделки, ибо цена каждого предмета определяется исключительно вожделением, которое он вызывает у покупателя.

Вся эта суета, всё движение, весь шум сразу стихли, когда в небе появилась «Виктория». Величественно паря в воздухе, она постепенно, почти вертикально стала снижаться. В один миг мужчины, женщины, дети, невольники, купцы, арабы и негры исчезли с площади и забились в свои хижины.

– Знаешь, дорогой Самуэль, – заметил Кеннеди, – если мы и дальше будем производить такой же фурор своим появлением, то нам трудновато будет завязать какие-либо торговые сношения с местными жителями.

– А между тем здесь можно было бы совершить очень простую коммерческую сделку, – вмешался Джо. – Взять бы да и спуститься спокойно на эту базарную площадь и, не обращая ни малейшего внимания на купцов, забрать самые ценные товары! Да, так, пожалуй, можно было бы сразу разбогатеть.

– Ну, это не так-то легко, – возразил доктор. – С перепугу все разбежались, но, поверь, из суеверия или любопытства они не замедлят вернуться.

– Вы думаете, сэр?

– Поживём – увидим! Во всяком случае, благоразумнее будет не слишком к ним приближаться: ведь «Виктория» наша не бронирована, а значит, ей опасны и пуля, и стрела.

– Разве ты, Самуэль, намерен войти в переговоры с этими африканцами? – спросил Кеннеди.

– А почему бы нет, если это окажется возможным? – ответил доктор. – Мне кажется, здесь можно встретить арабских купцов, довольно цивилизованных. Помнится, что Бёртон и Спик не могли нахвалиться гостеприимством жителей Казеха. Надо и нам попытаться завязать с ними дружбу.

Снизившись мало-помалу, «Виктория» зацепилась одним якорем за верхние ветви дерева, росшего вблизи базарной площади. Тут все жители сперва осторожно высунули головы из своих убежищ, затем высыпали на площадь. Несколько вангангов-колдунов (их можно было узнать по знакам отличия – украшениям из раковин конической формы) смело выступили вперёд. У поясов их виднелись чёрные тыквенные фляжки, вымазанные салом, и различные, весьма грязные на вид предметы для колдовства.

Вокруг вангангов стала понемногу собираться толпа: среди неё было много женщин и детей. Забили барабаны, причём каждый старался заглушить все остальные. И вот присутствующие захлопали в ладоши и воздели руки к небу…

– Это их способ молиться, – пояснил доктор. – Если не ошибаюсь, нам предстоит сыграть здесь большую роль.

– Ну и прекрасно, сэр, так сыграйте её.

– Да и сам ты, мой милый Джо, быть может, станешь божеством.

– Что же, меня это ничуть не смутит, сэр: если мне будут кадить, это даже доставит мне удовольствие.

Один из колдунов поднял руку. Мгновенно шум и крики замерли, и воцарилась глубочайшая тишина. Колдун обратился к путешественникам с несколькими словами на неизвестном языке.

Ровно ничего не поняв из сказанного, доктор Фергюссон бросил наудачу несколько слов по-арабски и тотчас же получил ответ на том же языке.

Оратор-колдун произнёс очень длинную цветистую речь, выслушанную с полным вниманием. Доктору очень скоро стало ясно, что «Викторию» принимали ни больше ни меньше как за Луну и что в этой стране, любимой солнцем, никогда не забудется та честь, которую оказала высокочтимая богиня Луна, посетившая некогда город вместе со своими тремя сынами.

Доктор с большим достоинством провозгласил, что Луна каждую тысячу лет делает обход своих владений, желая поближе показать себя своим поклонникам, и потому он просит жителей не стесняться, а воспользоваться присутствием богини для того, чтобы сообщить ей о своих нуждах и пожеланиях.

Колдун на это ответил, что султан Мвани много лет уж хворает и нуждается в небесной помощи, поэтому он приглашает сынов Луны посетить больного повелителя.

Доктор тотчас же сообщил об этом приглашении своим спутникам.

– И ты думаешь отправиться к этому негритянскому царьку? – спросил охотник.

– Конечно. Люди эти, как мне кажется, настроены доброжелательно. В воздухе ни малейшего дуновения, и за «Викторию» нам бояться не приходится.

– Но что ты там будешь делать?

– Не беспокойся, дорогой Дик, я кое-что понимаю в медицине и уж как-нибудь справлюсь.

Затем, обращаясь к толпе, Фергюссон заявил:

– Луна, сжалившись над владыкой, столь дорогим сынам Уньямвези, велела нам позаботиться о его выздоровлении. Пусть же султан готовится нас встретить.

Восторженные крики и пение возобновились с ещё большей силой, и весь этот муравейник зашевелился.

– А теперь, друзья мои, – сказал Фергюссон, – на всякий случай надо всё предусмотреть. Может наступить момент, когда мы будем вынуждены как можно скорее улететь отсюда. Поэтому, Дик, оставайся в корзине и с помощью горелки поддерживай достаточную подъёмную силу шара. Якорь держится крепко, и за него бояться нечего. Я сойду на землю, Джо спустится со мной и останется у лестницы.

– Как, ты отправишься один к этому черномазому? – с беспокойством проговорил Кеннеди.

– Неужели, мистер Самуэль, вы не хотите, чтобы я сопровождал вас? – воскликнул Джо.

– Нет, не хочу: я пойду один. Эти милые люди воображают, что сама великая богиня явилась к ним в гости: я нахожусь под защитой суеверия. Итак, ничего не бойтесь и оставайтесь оба на указанных мною постах.

– Что делать, раз ты так хочешь… – отозвался охотник.

– Следи же, Дик, за расширением газа.

– Будь покоен, Самуэль.

Крики туземцев делались всё громче, они с жаром взывали к небесной помощи.

– Слышите, слышите! – воскликнул Джо. – Они, по-моему, что-то уж очень дерзко ведут себя со своей богиней Луной и её божественными сынами.

Доктор, захватив с собой дорожную аптечку, спустился на землю следом за Джо, который величественно, как и полагалось сыну Луны, уселся у самой лестницы, поджав под себя ноги по-арабски. Часть толпы с благоговением окружила его.

В это время доктор Фергюссон, сопровождаемый музыкой и религиозными плясками, медленно двигался к дворцу султана, находящемуся довольно далеко от базара. Было около трёх часов пополудни, и солнце сияло вовсю. Да оно и не могло вести себя иначе при таких обстоятельствах.

Доктор выступал очень торжественно. Рядом с ним шли ванганги, сдерживая толпу. Вскоре навстречу Фергюссону вышел довольно красивый юноша, побочный сын султана, по обычаю этой страны – единственный наследник всех богатств отца в обход законных детей. Юноша распростёрся перед сыном Луны, а тот грациозным жестом поднял его.

Три четверти часа спустя восторженная процессия, шествовавшая по тенистым дорожкам, среди роскошной тропической растительности, приблизилась к дворцу султана, квадратному зданию, которое называлось «Ититения» и было расположено на склоне холма. Выступы его соломенной крыши, опиравшиеся на украшенные резьбой деревянные столбы, образовывали своего рода веранду. Стены дворца были покрыты рисунками людей и змей, сделанными красноватой глиной, причём, конечно, более натурально выглядели змеи. Крыша этого жилища не опиралась непосредственно на стены, так что воздух свободно проникал в него. Окон не было, только маленькая дверь.

Доктора Фергюссона встретили с большим почётом стража и любимцы султана. Это всё были красивые, хорошо сложённые, сильные и здоровые представители племени ваньямвези. Волосы их, заплетённые во множество косичек, спадали на плечи. Щёки от висков до рта были татуированы чёрными и голубыми полосками. На уродливо оттянутых ушах висели деревянные кружочки и пластинки из копаловой камеди. Одеты они были в бумажные ярко раскрашенные ткани. У воинов были копья, луки с зубчатыми, отравленными соком молочая стрелами, кортики, «симы», то есть длинные зазубренные, как пила, сабли, и маленькие топорики.

Доктор вошёл во дворец. Здесь, несмотря на болезнь султана, стоял страшный шум. При появлении доктора шум ещё усилился. Фергюссону бросилось в глаза, что на притолоке были навешаны заячьи хвосты и гривы зебр, – очевидно, служившие талисманами.

Доктор был встречен толпой жён султана под гармонические звуки «упату» – род цимбал, сделанных из дна медного котелка, – и под грохот «килиндо» – огромного барабана, вышиной в пять футов, выдолбленного в стволе дерева. По этому барабанищу изо всех сил колотили кулаками два виртуоза. Большинство жён султана показались доктору очень красивыми. Они смеялись и курили табак из больших чёрных трубок. Длинные платья грациозными складками драпировали их стройные фигуры. Поверх платьев они носили «килт» – короткие юбки из волокон бутылочной тыквы. Шесть жён, стоявших поодаль, были не менее веселы, чем остальные, хотя в будущем их ждали ужасные мучения. По смерти султана они будут закопаны живыми вместе с трупом царственного супруга, дабы развлекать его и в месте вечного упокоения.

Доктор Фергюссон, окинув взглядом всю эту картину, подошёл к деревянной кровати монарха. Он увидел человека лет сорока, совершенно отупевшего от злоупотребления спиртными напитками и от всяких других излишеств. Помочь ему было, конечно, невозможно. Эта так называемая болезнь была не что иное, как беспросыпное пьянство. Царственный пьяница находился уже почти без сознания, и никаким нашатырным спиртом его уже нельзя было бы привести в себя. Во время торжественного приёма любимцы и жёны султана, склонившись, стояли на коленях. Доктор влил в рот монарха несколько капель сильно возбуждающего лекарства и оживил на минуту бесчувственное тело. Султан сделал слабое движение, а так как он уже несколько часов казался трупом, это проявление жизни вызвало восторженные крики в честь целителя.

Фергюссон, видя, что ему здесь делать больше нечего, решительным движением отстранил от себя своих слишком восторженных поклонников, вышел из дворца и направился к «Виктории». Было шесть часов вечера.

Между тем Джо спокойно ждал возвращения доктора, сидя внизу лестницы. Собравшаяся вокруг него толпа всячески выражала ему почтение, а он, как настоящий сын Луны, спокойно принимал эту дань. Для божества он, пожалуй, был простоват. Держал он себя совсем не гордо и даже любезничал с молодыми африканками, а те просто не могли на него наглядеться.

– Поклоняйтесь, милые девушки, поклоняйтесь, – говорил Джо, – я добрый малый, хоть и сын богини.

Ему преподнесли искупительные дары, которые обыкновенно складывают в «мцимы» – хижины, где помещаются идолы. Дары эти состояли из ячменя и «помбе» – разновидности крепкого пива. Джо счёл нужным отведать этот напиток, но для его нёба, хоть и привычного к вину и виски, он оказался слишком крепким. Он состроил ужасную гримасу, которую толпа приняла за любезную улыбку. Затем молодые девушки, затянув монотонную мелодию, исполнили вокруг него какой-то степенный танец.

– Ах, вы танцуете! – воскликнул Джо. – Хорошо же! Я не останусь в долгу перед вами и сейчас покажу вам, как пляшут у нас на родине.

И Джо пустился в головокружительную джигу. Чего только не выкидывал он – и извивался, и сгибался, и вытягивался, откалывал удивительные коленца, размахивал руками, принимал невероятнейшие позы, строил всевозможные гримасы… Словом, он дал туземцам самое удивительное представление о том, как танцуют боги на Луне.

И вот африканцы, переимчивые, как обезьяны, стали воспроизводить все его прыжки, ужимки, гримасы. Ни один жест Джо не ускользнул от их внимания, ни одной его позы они не забыли. Началась такая кутерьма, все вошли в такой азарт, какого и описать невозможно. В самый разгар веселья Джо вдруг заметил доктора.

Фергюссон поспешно возвращался среди злобно орущей толпы. Колдуны и вожди, казалось, были очень возбуждены. Доктора со всех сторон окружила толпа: она теснила его, угрожала…

«Странная перемена! Что могло произойти? Не окончил ли султан свои дни на руках небесного целителя? Вот уж было бы некстати», – пронеслось в голове шотландца.

Кеннеди со своего поста видел опасность, но не понимал её причины. Воздушный шар натягивал удерживающий его канат, как бы нетерпеливо порываясь подняться ввысь.

Но вот Фергюссон уже у лестницы. Суеверный страх всё ещё сдерживает толпу и не даёт ей совершить над ним насилие. Доктор быстро поднимается по лестнице, за ним карабкается Джо.

– Нельзя терять ни минуты, – говорит ему Фергюссон, – не отцепляй якоря. Мы перерубим канат. Скорей за мной!

– Но в чём же дело? – спрашивает Джо, влезая в корзину.

– Что случилось? – допрашивает Кеннеди, держа карабин наготове.

– Смотрите, – ответил доктор, указывая на горизонт.

– Ну и что же? – в недоумении возразил охотник.

– Луна!

В самом деле, луна, красная и великолепная, поднималась по тёмной лазури, словно огненный шар. Поднималась настоящая луна. А это значило, что либо на свете две луны, либо чужеземцы – плуты, каверзники и поддельные боги…

Естественно, что подобные мысли возникли в умах окружающих. Этим и объяснялась перемена в настроении толпы. Джо расхохотался помимо воли.

Толпа, понимая, что добыча ускользает из её рук, завопила; луки и мушкеты нацеливались на «Викторию».

Но один из колдунов махнул рукой, воины опустили оружие. Колдун полез на дерево, очевидно, намереваясь ухватиться за канат и притянуть шар к земле.

Джо схватил топор.

– Рубить, что ли? – спросил он.

– Подожди! – ответил доктор. – Быть может, нам удастся спасти якорь, я очень дорожу им. Канат мы всегда успеем перерубить.

Колдун, взобравшись на дерево, умудрился, сломав несколько веток, отцепить якорь. Освобождённый шар мгновенно взвился вверх, зацепив якорем колдуна, и тот неожиданно унёсся верхом на этом крылатом коне в воздушное пространство…

Изумление толпы, когда она увидела, что один из её вангангов уносится в воздух, не поддаётся описанию.

– Ура! – закричал Джо, в то время как «Виктория» благодаря своей большой подъёмной силе быстро поднималась вверх.

– Он держится крепко, – проговорил Кеннеди, – и небольшое путешествие, конечно, не повредит ему.

– Что же, мы сбросим этого негра? – спросил Джо.

– Что ты! – отозвался доктор. – Мы преспокойно опустим его на землю, и думается мне, что после подобного приключения его влияние как колдуна среди его соплеменников чрезвычайно возрастёт.

– Пожалуй, они даже сделают из него бога! – воскликнул Джо. – С них станется!

«Виктория» была уже на высоте почти тысячи футов. Негр с отчаянной энергией вцепился в канат. Он молчал, глаза его были устремлены в одну точку. К его ужасу примешивалось удивление. Лёгкий западный ветер уносил «Викторию» всё дальше от Казеха.

Прошло полчаса. Заметив, что местность под ними совершенно пустынна, доктор уменьшил пламя горелки и снизился. Футах в двадцати от земли негр решился спрыгнуть. Он упал на ноги и опрометью пустился бежать к Казеху, а «Виктория», освобождённая от лишнего груза, снова стала подниматься.

Глава шестнадцатая

Приближение грозы. – Лунная страна. – Будущее африканского континента. – Машина и светопреставление. – Вид местности при закате солнца. – Флора и фауна. – Гроза. – Зона огня. – Звёздное небо.

– Вот что значит стать сынами Луны без её позволения, – заговорил Джо. – Ведь эта спутница Земли могла сегодня сыграть с нами прескверную шутку. А вы, сэр, своим лечением не подорвали её славы?

– В самом деле, что с ним, с этим казехским султаном? – вмешался охотник.

– Он сорокалетний полумёртвый пьяница, – ответил доктор. – Плакать по нём вряд ли кто станет. Из этого приключения следует сделать вывод, что почести и слава мимолётны и не надо ими слишком увлекаться.

– И очень жаль! – воскликнул Джо. – По правде сказать, мне слава была по душе. Подумать только! Тебе поклоняются, ты разыгрываешь из себя бога… А тут вдруг появляется луна, да ещё вся красная, как будто она действительно разозлилась…

Так болтал Джо, рассматривая ночное светило с совершенно новой точки зрения; а в это время небо на севере стало заволакиваться густыми, зловещими тучами. Довольно сильный ветер на высоте трёхсот метров над землёй гнал «Викторию» на северо-северо-восток. Небесный свод над нею был ясен, но почему-то казался тяжёлым.

Часов в восемь вечера наши аэронавты находились на 32° 40’ восточной долготы и 4° 17’ южной широты. Под влиянием надвигающейся грозы воздушное течение несло их со скоростью тридцати пяти миль в час. Под ними быстро проносились волнистые плодородные равнины Мфуто. Эта картина была так живописна, что нельзя было ею не восхищаться.

– Мы находимся в центре Лунной страны, – заметил доктор Фергюссон. – Ведь эти места сохранили и поныне своё древнее название, должно быть, потому что во все времена здесь обоготворяли Луну. Действительно, чудесная страна! Трудно где-нибудь встретить более роскошную растительность!

– Хорошо бы перенести её под Лондон, это было бы не естественно, но очень приятно, – заметил Джо. – Почему вся эта красота досталась таким диким, варварским странам?

– А кто может поручиться, – возразил доктор, – что со временем эта страна не станет центром цивилизации? Может быть, в будущем, когда в Европе земля истощится и перестанет питать население, народы устремятся сюда.

– Ты полагаешь? – спросил Кеннеди.

– Конечно, дорогой Дик. Проследи за общим ходом событий, вспомни о переселениях народов, и ты придёшь к тому же выводу. Азия – первая кормилица мира, не правда ли? Четыре тысячи лет, быть может, она творит, оплодотворяется, производит, а затем, когда лишь камни усеивают землю там, где раньше колосились золотые гомеровские нивы, её дети покидают её истощённое и увядшее лоно. И вот мы видим, что они устремляются в Европу, юную и мощную, и она питает их две тысячи лет. Но и здесь плодородие почвы с каждым днём идёт на убыль. Новые болезни, что ни год поражающие растительность, скудные урожаи, недостаточные ресурсы – всё это признак угасания жизненной силы, неминуемого её оскудения. И мы видим, что народы приникают к могучей груди Америки, как к источнику, который нельзя назвать неиссякаемым, но который пока ещё не иссяк. Однако этот новый континент, в свою очередь, станет старым; его девственные леса будут вырублены для нужд промышленности; почва истощится, потому что с неё слишком много требовали; там, где каждый год снимали по два урожая, с трудом станут получать один. И вот тогда Африка предложит новым поколениям сокровища, веками копившиеся в её недрах. Севооборот и осушка болотистых местностей оздоровят вредный для европейцев климат, рассеянные по стране водные пути соединятся в общую навигационную систему. И страна, над которой мы парим, более плодоносная, более богатая, более жизнеспособная, чем другие, станет великой страной, где будут сделаны ещё более удивительные открытия, чем пар и электричество.

– Ах, доктор, – сказал Джо, – как бы хотелось всё это увидеть собственными глазами.

– Ты слишком рано родился, милый мой.

– Между прочим, – сказал Кеннеди, – скучнейшая эпоха настанет, пожалуй, именно тогда, когда промышленность поглотит всё и вся. Человек до тех пор будет изобретать машины, пока машина не сожрёт человека. Я всегда представлял себе, что светопреставление настанет в тот день, когда какой-нибудь гигантский котёл, нагретый до трёх миллиардов атмосфер, взорвёт наш земной шар.

– Прибавлю, – сказал Джо, – что в работе над такой машиной не последнюю роль сыграют американцы.

– Да, – ответил доктор, – по части котлов они мастера! Но не будем забираться в такие дебри, давайте полюбуемся этими Лунными землями, раз нам посчастливилось их увидеть.

Солнце, прорвавшись сквозь гряду облаков, золотило своими последними лучами гигантские деревья, древовидные папоротники, стелющийся мох, малейшую неровность почвы. Вся природа впитывала в себя его живительный свет. Над волнистой поверхностью земли возникали то тут, то там небольшие конические холмы. Гор не было. Среди непроходимых зарослей виднелись прогалины, тянулись колючие живые изгороди, а на этих прогалинах обосновались многочисленные селения, окружённые как бы природными крепостными стенами из колоссального молочая и кораллообразных кустов.

Вскоре среди пышной зелени зазмеилась Малагазари – самая большая река из тех, что питают озеро Танганьику. В неё вливаются многочисленные притоки, которые берут начало в прудах, образовавшихся в глинистом слое почвы, или в ручьях, вздувшихся во время половодья. Аэронавтам вся западная часть страны казалась покрытой сетью речек и водопадов.

На роскошных лугах пасся скот: животные с огромными горбами почти тонули в высокой траве. Благоухающие леса выглядели гигантскими букетами, но в этих букетах спасались от дневного зноя львы, леопарды, гиены, тигры. Порой слон раскачивал верхушки деревьев, и слышался треск ломаемых его бивнями стволов.

– Какая великолепная страна для охоты! – с восторгом воскликнул Кеннеди. – Я уверен, что пуля, пущенная наугад, непременно поразит какую-нибудь достойную нас дичь. А скажи-ка, Самуэль, не попробовать ли нам поохотиться?

– Нельзя, дорогой Дик: надвигается ночь, и ночь жуткая, грозовая. А грозы ужасны в этих местах, представляющих собой как бы гигантскую электрическую батарею.

– Ваша правда, сэр, – вмешался Джо. – Стало душно, ветер совсем спал, чувствуешь, как что-то надвигается.

– Да, воздух насыщен электричеством, – ответил доктор, – и всё живое ощущает состояние атмосферы перед борьбой стихий. Я, признаться, никогда до сих пор не чувствовал этого с такой силой.

– Ну, а не думаешь ли ты, друг мой, что нам следовало бы спуститься? – проговорил охотник.

– Наоборот, Дик, я предпочёл бы подняться ещё выше. Одного только боюсь: как бы скрестившиеся воздушные течения не отбросили нас с намеченного маршрута.

– Разве ты, Самуэль, хочешь изменить направление, по которому мы летели до сих пор от побережья?

– Видишь ли, Дик, если бы это мне удалось, я охотно продвинулся бы прямо к северу на семь или восемь градусов и попробовал бы добраться до тех широт, где, как предполагают, находятся истоки Нила. Быть может, нам удалось бы обнаружить там какие-нибудь следы экспедиции капитана Спика или, пожалуй, даже караван Хейглина. Если только мои вычисления верны, то мы находимся сейчас на тридцать втором градусе сороковой минуте восточной долготы, и мне хотелось бы подняться выше экватора.

– Погляди-ка! – закричал Кеннеди, прерывая своего друга. – Погляди на этих гиппопотамов, вылезающих из прудов… Это просто какие-то груды живого мяса… А вот и крокодилы… С каким шумом вбирают они в себя воздух!

– Они словно задыхаются, – заметил Джо. – А до чего же хорош наш способ путешествовать: с каким пренебрежением можем мы смотреть отсюда на всех этих хищников!.. Мистер Самуэль! Мистер Кеннеди! Посмотрите-ка вон на ту стаю зверей, движущихся тесными рядами. Их будет, пожалуй, штук двести. По-моему, это волки.

– Нет, Джо, это дикие собаки. И представь себе, до чего они отважны: не боятся нападать даже на львов. Для путешественника не может быть ничего опаснее подобной встречи: он будет немедленно растерзан ими.

– Ну, в таком случае Джо не возьмётся надеть на них намордники, но, если эта свирепость у них в натуре, их и винить нельзя, что с них возьмёшь! – ответил слуга.

Перед надвигающейся грозой мало-помалу всё затихло. Казалось, сгущённая, точно подбитая ватой, атмосфера потеряла способность передавать звуки. Птицы – журавли, красные и синие сойки, пересмешники, мухоловки – попрятались в густой листве деревьев. Во всей природе чувствовалось приближение урагана.

В девять часов вечера «Виктория» неподвижно повисла над районом Мсене – скоплением множества селений, едва различимых во мраке. Порой прорвавшийся сквозь тучи луч света отражался в тёмной воде каналов, освещая их прямые берега и силуэты мрачных, неподвижных пальм, тамариска, сикоморов и гигантского молочая…

– Я просто задыхаюсь, – заявил шотландец, втягивая всей грудью разреженный воздух. – Мы, по-видимому, совсем не движемся. Что же, будем спускаться, Самуэль?

– Но ведь гроза приближается, Дик, – ответил с беспокойством доктор.

– Если ты боишься, что нас унесёт ветром, мне кажется, нам не остаётся ничего другого, как приземлиться, – возразил шотландец.

– Быть может, гроза ещё не разразится этой ночью, тучи плывут на большой высоте, – вмешался Джо.

– Вот именно это и удерживает меня от подъёма ещё выше, – ответил Фергюссон. – Мы могли бы потерять из виду землю и оказаться в полной неизвестности относительно того, движемся ли мы вообще, а если движемся, то куда нас несёт.

– Решай же поскорее, дорогой Самуэль, время не терпит, – настаивал Дик.

– Как жаль, что спал ветер, – заметил Джо, – он увлёк бы нас подальше от грозы.

– Да, очень жаль, друзья мои, – проговорил Фергюссон, – ибо тучи представляют для нас большую опасность. Они ведь несут с собой ветры противоположных направлений, которые могут захватить нашу «Викторию» в своём вихре, а также молнии, способные испепелить нас. С другой стороны, если мы приземлимся и закрепим якорь за верхушку какого-нибудь дерева, шквал может легко сбросить нас на землю.

– Что же нам делать?

– Надо держаться в средней зоне между опасностями, которыми грозят нам и земля и небо. К счастью, у нас достаточно воды для горелки, да к тому же нетронутые двести фунтов балласта. В случае надобности я могу им воспользоваться.

– Мы будем нести вахту вместе с тобой, – заявил охотник.

– Нет, друзья мои. Спрячьте провизию и ложитесь спать. Если понадобится, я вас разбужу.

– Но не лучше ли было бы, сэр, вам отдохнуть, пока ничто ещё нам не угрожает?

– Нет, спасибо, милый Джо, я предпочитаю бодрствовать. Мы сейчас не движемся, и если обстоятельства не изменятся, то завтра мы будем находиться на том же самом месте.

– Спокойной ночи, сэр.

– Спокойной ночи, если это возможно.

Кеннеди и Джо, завернувшись в одеяла, улеглись, а доктор остался на посту.

Между тем громада туч мало-помалу спускалась, и становилось всё темнее. Мрачный небесный свод навис над землёй, точно собираясь раздавить её. Вдруг ослепительная, страшной силы молния прорезала темноту. Не успел погаснуть её отблеск, как ужасающий удар грома потряс небо…

– Вставайте! – крикнул Фергюссон.

Спавшие путешественники, разбуженные невероятным шумом, вскочили и стояли наготове, ожидая приказания доктора.

– Спускаться, Самуэль? – спросил Кеннеди.

– Нет, шар внизу не выдержит. Надо подняться, прежде чем из туч хлынет ливень и на нас обрушится вихрь.

Говоря это, Фергюссон усилил пламя горелки.

Тропические грозы разыгрываются с быстротой, не уступающей их силе. Вторая молния прорезала тучи, и за ней тотчас же одна за другой засверкали ещё двадцать. Всё небо полыхало, электрические искры трещали под крупными каплями дождя.

– Мы опоздали, – проговорил доктор, – и теперь придётся на нашем шаре, который наполнен легко воспламеняющимся газом, пронестись через огненную зону.

– Тогда на землю! На землю! – настаивал Кеннеди.

– Но мы и там рискуем взорваться, да к тому же, снизившись, можно напороться на ветви деревьев, – возразил Фергюссон.

– Ну, так давайте же подниматься, мистер Самуэль, – сказал Джо.

– Скорее! Скорее! – кричал шотландец.

В этой части Африки во время тропических гроз нередко можно насчитать до тридцати – тридцати пяти молний в минуту. Небо бывает буквально охвачено огнём, а раскаты грома сливаются один с другим.

В этой раскалённой атмосфере свирепствовал с ужасающей силой ветер. Он крутил охваченные пламенем тучи. Казалось, что какой-то гигантский вентилятор раздувает весь этот пожар…

Фергюссон поддерживал в горелке наибольшую температуру. Шар раздувался и шёл вверх. Стоя на коленях в центре корзины, Кеннеди удерживал края тента. Шар вертелся, раскачивался, доводя аэронавтов до головокружения. В оболочке его образовались большие впадины, в них врывался ветер, и шёлковая тафта под его напором гудела. Град с оглушительным шумом рассекал воздух и барабанил по «Виктории». Но, несмотря на всё, она продолжала подниматься и подниматься. Молнии чертили вокруг неё пламенные зигзаги. Она была среди огня.

– Нам остаётся поручить себя Богу: мы в его руках. Он один может нас спасти. Приготовимся ко всему, даже к пожару, – проговорил Фергюссон. – Может быть, мы будем падать не очень стремительно.

Слова доктора едва долетали до ушей его спутников, но они ясно видели при свете сверкающих молний его спокойное лицо. Он наблюдал явления фосфоресценции, производимые электрическими огоньками, блуждавшими по сетке аэростата. «Виктория» продолжала кружиться и раскачиваться, всё поднимаясь и поднимаясь ввысь. Четверть часа спустя она уже вышла из зоны грозовых туч. Электрические разряды происходили уже ниже «Виктории», образуя как бы огромный фейерверк под её корзиной.