Жора Огарский (Oldevergreen)
Рио-Рита
– Стоять сука!!! Стояяять!!! – заорал боец. Палец на спусковом крючке побелел.
– Nein! Nicht Schießen, Onkel! Bitte!!! – закричала фигура высоким голосом.
– Стояяяяяяяяяять! – крик прозвучал вместе с выстрелами.
За долю секунды до автоматной очереди, Виктор увидел широко распахнутые васильковые глаза на веснушчатом совсем еще детском лице. Через мгновение штора за спиной немца была в кровавых ошметках. Фигура рухнула.
Виктор, снял с головы пилотку и вытер ею струившийся по лицу пот. Опустив оружие, лейтенант прошел к телу. Присев рядом, он пошарил по карманам и вытащил фото, подписанное с обратной стороны на немецком. На фото была семья – мать, отец, маленькая дочка, которую отец держал на руках и сын. Виктор приподнял и перевернул труп лицом вверх. Это был гражданский – мальчик лет четырнадцати. Удивление застыло на лице убитого. Один васильковый глаз смотрел прямо в лицо бойцу, из пустой глазницы второго вытекала на щеку и за ухо темно-алая струйка.
***
С диким криком, переходящим в хрип, обливаясь холодным потом, старик очнулся и попытался сесть в кровати. Ему удалось лишь чуть опереться на локоть. Пытаясь отдышаться, сплевывая кровь, он посмотрел в сторону кресла.
– Ганя, ты здесь?
– Здесь ВиктОр.
Старик вновь откинулся на подушки. Полежав так некоторое время, ожидая прихода настоящей боли, он вдруг почувствовал легкость. Внезапно, ему стало лучше. Боясь пошевелиться, он лежал с закрытыми глазами, ощущая бесконечное облегчение.
– Ганя, мне намного лучше! – через какое-то время произнес старик.
Ганя встал с кресла, медленно подошел к больному и наклонился над ним.
– Ты умираешь, ВиктОр. – тихо произнес он.
Старик, медленно открыл глаза и посмотрел на склонившееся над ним лицо. В тусклом свете занимавшегося рассвета он пытался лучше рассмотреть черты лица Гани. Затем медленно поднял руку и погладил мальчика по щеке.
