Мы начали наше путешествие по широким заводским коридорам первого из попавшихся нам цехов. Здесь стояли станки: заржавевшие, покрытые коркой пыли и льда, но, возможно, рабочие. Здесь располагались стеллажи с инструментами и метизами. Наличие болтов и гаек, гвоздей и шайбочек говорило о том, что мы первые, кто ворвался сюда спустя долгие годы простоя. Наличие этих предметов здесь говорило о том, что нам нет смысла бояться пиратов, ибо актуальная валюта лежала на месте и не притягивала к себе любопытных рук и глаз.
– Милая, смотри, – я обращался к Краске, и она знала об этом. – Всё на месте, никто не трогал богатств, а мы, видимо, зашли в ремонтную мастерскую. Глянь на этот кладезь, на этот ящик Пандоры.
– Это ты к чему? – недовольно спросила она.
– К тому, что бояться нечего. Пиратов тут нет, – сказал я и улыбнулся.
Краска на несколько секунд побелела, затем метнула головой, прогнав дурную мысль, и пошла ставить очередную иглу около токарного станка.
– Значит, показалось, – сказала она. – Замечательно, раз так, – она пожала плечами и подошла ко мне, чтобы взять ещё один осветительный прибор в виде тонкого стального прута с набалдашником в виде небольшой лампочки.
Мы пробирались всё глубже и глубже, отыскивая все более интересные детали, инструменты и мелкие запасные части. Кое-что мы складывали в специально взятую складную тележку с мешком в центре. Так мы могли обеспечить себе минимальную наживу с первого захода, а учитывая редкость того, что мы находили здесь, эта минималка была настолько весомой, что могла покрыть полный ремонт и частичную реставрацию скарабея.
– Слушай, как же мы всё это в прошлый раз пропустили? – спросила Краска, пребывавшая в легком шоке от находок.
– Вспомни, мы спешили из-за заканчивающихся припасов и по этой причине сразу решили искать что-то большое, чтобы не было варианта выбирать, – сказал я и закинул два корпусных подшипника в тележку.
– Ну да, что-то такое было, – она пожала плечами. – А как тебе звуки этого места? – спросила она, заставив меня прислушаться. Здесь стоял металлический гул. Не заканчивающийся тихий гул в сопровождении треска.
– Интересно, откуда берётся этот звук? – разум Нэка с жадностью проглотил эту информацию и теперь продуцировал попытки дать ответ на заданный вопрос.
– Предпочитаю не думать об этом, – сказал я, втыкая иглу в пол.
– Почему? В тебе умер исследователь? – мой неприятель постарался таким образом посмеяться надо мной.
– Нет, просто потому, что не хочу знать того, о чём могу пожалеть, – ответил я с насмешкой. – Ибо надо быть аккуратным в своих желаниях.
– К чему ты клонишь? – он посмотрел сначала на меня, а затем на Краску, которая поняла направление течения моей мысли.
– Подумай, вдруг так работает желудок неизведанного существа? Это может быть и как чем-то, что освободилось ото льда, так и тем, что пришло откуда-то из центра нашей планеты. Что-то огромное, свирепое, эволюционировавшее в… – ломано говорил я в попытках подобрать слова.
– Давай ты заткнешься, – сказал Нэк, бледнея. – Идёмте дальше, теряем время.
– Чёт какой-то он нервный, – театрально проговорила Краска, закатывая глазки, – всё стресс. Это всё бессонные ночи и стресс от работы! – она издевалась, но делала это неповторимо мило. Нэк, который стал объектом издевок, не смог удержаться и улыбнулся, настолько интонации в её голосе были забавными.
– Да ладно, хватит стебать параноика, – сказал я, стараясь уколоть своего коллегу из прошлого.
Дальше мы шли молча, углубляясь внутрь цеха и просматривая комнату за комнатой. Двигались мы очень быстро и в скором времени обнаружили, что тележка заполнена, игл практически не осталось, и в этом месте нет того, что нас интересует. Согласно этому было принято единогласное решение о том, чтобы на обратном пути собрать практически все светильники обратно и с наживой вернуться в исследовательскую капсулу. Часть же игл было решено оставить на тот случай, если понадобится вернуться сюда для более детального изучения и сбора артефактов.
Я остановился на самом выходе из цеха. У меня было странное, совершенно противное чувство, словно за нами кто-то следит. Резко посмотрев назад, показалось, будто бы я увидел то же самое, о чём не так давно говорила Краска. Длилось это меньше секунды, но я продолжал всматриваться во тьму. Мне было просто жизненно необходимо убедиться в отсутствии чего бы то ни было. По этой причине я взял аппарат для освещения пространства, выставил его перед собой, взяв его за самый кончик; а поскольку длина приспособления была полтора метра, удерживать его в таком положении было не так-то просто, но это могло обеспечить мою сохранность в случае чего.
– Эй! Э-э-эй! – проговорил я потихоньку.
Сердце билось как мотылёк, мечущийся в клетке между лампочкой накаливания и огнём свечи. Немного постояв так и убедившись в отсутствии любого живого организма, я решил догнать Краску и того, кто когда-то был другом и сослуживцем. Сделав несколько шагов в ту сторону, где мы оставили капсулу, я услышал звук позади. Тяжёлый гортанный звук, который длился меньше одной секунды. Сердце, будто камень, упало в колодец организма, в дыру страха. Я резко обернулся, выставляя перед собой иглу с огоньком на самом конце, но по факту я просто стоял перед всё тем же входом в цех.
– Показалось… – я выдохнул с облегчением. – Надеюсь, что показалось. – с этого момента где-то в глубине собственной души я пообещал больше никогда не смеяться над чужими фобиями.
– Слышь, ты чё так отстал? – спросила Краска, когда я догнал её. В этот момент они уже стояли около капсулы и спорили о тексте, смысл которого скрывался от меня где-то глубоко в чертогах разума.
– Ну, скажи, ведь фразой «Только то и приятно, что трудно достать» можно описать твоё желание заполучить материалы, – немного посмеиваясь, говорила Краска.
– Нет, не в этом дело. Пойми, я просто стараюсь спасти всех нас, – сказал Нэк, стараясь выглядеть альтруистом.
– Не верю я тебе, – с огромной долей скепсиса сказала моя напарница, – за всем этим есть ещё плотная подкладка из твоего эгоизма. Этой подкладки не может не быть!
На это Нэк промолчал.
– Поэтому я и говорю, что всё происходящее персонально для тебя можно описать цитатой «Только то и приятно, что трудно достать», – Краска решила додавить его. – Или под «что трудно достать» ты как раз и подразумеваешь свой альтруизм и желание спасти ИЛ?
Нэк вновь отмолчался.
– А откуда ты унавозила эту цитату? – спросил я, подходя на короткую дистанцию.
– Из одной из тех книг, что вы мне дали, – довольно сказала она. Нэк при этом коротко и тихо выругался. Это заметили и я, и Краска, но мы лишь рассмеялись.
– Да ладно тебе, – задорно сказала она. – Не буду я больше прикалывать тебя, но про прокладку… Хах! Тебе лучше сказать нам заранее. Может быть, поддержим твою компанию, – моя напарница прибывала в отличнейшем настроении.
– Всё, оставим тему, – злобно прошипел Нэк, и мы зашли на борт нашей исследовательской капсулы.
Я закатил тележку с бесценными артефактами на борт и приступил к неспешному разбору. Мне нравилось это занятие, оно было ненапряжным и приятным. Каждая из вещей была, в моих глазах, звенящими болтами и гайками, которых, между прочим, мы также принесли очень много. От этого я улыбался во все зубы.
В это же время Краска готовила ужин. Каким-то невероятным чудом она и умела, и любила готовить. Поэтому я всячески способствовал закупке нормальными продуктами перед каждой вылазкой. Плюс мы разделили наши обязанности на уборку и готовку. За первое всегда отвечал я. Нэк в это время заперся в лаборатории, предварительно забрав новые шлемы с собой.
– Для калибровки. И хочу кое-что добавить, по возможности, – так он выразился, прежде чем уйти в сторону своего небольшого кабинета.
Теплота на датчиках приближалась к отметке «минимально допустимый». Тогда мы встретились за общим столом и насладились тем, что приготовила моя напарница. Из тех продуктов, которые предоставила ИЛ, она закатила целый пир. Это было не только сваренное искусственное мясо с подливкой для придания вкуса, но и отваренная в воде картошка, размятая до состояния пюре, и это было невероятно вкусно. Подобное в последний раз я пробовал в те времена, когда сам был учёным. Это было на встрече главных исследователей с трех крупнейших центров жизни и исследований. Там было настоящее мясо, так как в ИЛ «Ковчег» разводили животных, работали над видоизменениями и мутациями, и над клонированием. Причём исключительно животных. Вторая ИЛ – мы называли её «Гея» в честь древнегреческой богиня Земли – так вот, исследователи «Геи» припёрли на ту сходку нормальные фрукты и овощи. Они даже умудрились добыть несколько миллилитров оливкового масла и приготовить на нём соусы. Вторая ИЛ занималась исключительно растениями. Каким-то образом, до термокатастрофы, они успели сохранить большинство культур и успешно культивировали их на пускай искусственной, но земле. Таким образом, они стали основным источником сырья и основной кормушкой для всех выживших.
Наша же лаборатория занималась исследованиями, изобретениями, механикой и программированием. Мы стали основным центром технического оснащения. На той выставке мы представили некоторые типы лопастей для турбин, немного станков, подарили и «Ковчегу», и «Гее» по несколько отлично работающих компьютеров. Кстати, именно по причине специализации нашей ИЛ, Нэк сейчас так порывался сделать фильтры и вообще потратил свою жизнь на изобретение термокостюма мечты.
После плотного и крайне приятного ужина мы разбрелись по своим местам для отдыха. Я устроился за пультом управления. В ходе экспедиций я не мог спать в отсеке для отдыха. Это было привычкой, выработанной за долгие годы работы мусорщиком, и, в принципе, меня всё устраивало.
Краска пошла и заняла своё почетное место на верхней полке в отсеке для девочек. Да… В этом чуде инженерной мысли было гендерное разбиение на две небольшие спальни. Моя напарница взяла книжки и ушла, чтобы откинуться на кровати и уделить немного времени изучению текстов бумажных артефактов из прошлого.
Нэк сначала сидел и делал какие-то записи и заметки. Потом он немного поспрашивал меня о самочувствии после использования его изобретений и с напряженным лицом ушёл в сторону небольшой лаборатории. В капсуле воцарилась полная тишина. Через некоторое время я полностью отключил внешнее освещение, а внутренне перевёл на самый минимальный режим. Так мы практически полностью скрылись во мраке подлёдья. В скором времени меня поглотил лёгкий и крайне приятный после прогулки, находок и ужина сон.
– Эй… Э-э-эй! – прошипела Краска, трогая меня за плечо. – Эй, только тихо, не шуми… – она приложила указательный палец к губам.
– А? Что? – я также заговорил шёпотом, понимая, что ситуация выходит за рамки стандарта и лучше делать так, как говорит напарница.
– Глянь, – медленно и аккуратно, словно боясь попасть рукой в дробильный аппарат, она показала вперёд, на лобовое.
– Что там? – я постарался быстро навести фокус, но это было не так просто из-за возраста, из-за того, что я только проснулся, и на глазах моих была тонкая плёнка пелены, сквозь которую я смотрел так, словно через слегка мутное стекло.
– А? – в шёпоте Краски я услышал вопрос.
– Что? – тут же автоматически спросил я.
– Уже нету, – сказала она, ошарашенно смотря на лобовое.
– А что там было, чего уже нет? – спросил я, ощущая что-то мерзкое внутри.
– Нечто похожее на силуэты, – сказала Краска.
– Силуэты?
Меня пробрало… честное слово! Меня пробрало! Я подумал о том, что один, ну ок, может, два раза могли быть совпадением, но повторная ситуация становилась закономерностью. А закономерность могла сказать о наличии, в нашем случае, того, чего быть не должно.
– Ты уверена? – спросил я всё так же шёпотом и посмотрел на слегка освещённое лицо моей напарницы.
– Да, совершенно уверена! – Краска кивнула, продолжая общение на волне «намного тише обычного».
– Я выйду, гляну, – сказал я и тут же обругал сам себя за беспечность и псевдогероизм.
– Может, не надо? – она была не в восторге от моего предложения.
– Не, наверное, надо. Только аккуратно, шепоточком, тихо и быстро, – вот что сказал я, понимая, что сам себя возненавижу, если не выполню то, о чём сказал.
– Смотри сам, – Краска пожала плечами.
На её лице отпечатались страх и недоверие. Она ещё раз посмотрела на меня.
– Слушай, действительно проще всего сейчас выйти, посмотреть и убедиться, что мы в этой области одни. Если же кроме нас тут кто-то есть, будем в срочном порядке искать выход из сложившейся ситуации и выселять с нашей временной жилплощади. Ну, или сами будем выселяться с занятой нами чужой. Тут уж как посмотреть! – сказал я, храбрясь и пытаясь успокоить себя.
– Так, погодь, этот гусь забрал чудо-пупер шлем… – сказала Краска. – Так что бери свой старенький и… подожди минутку.
Она пошла в сторону отсека для отдыха. Вернувшись, она протянула мне старенький пистолет и отдельно дала глушитель.
– О как! – я был удивлён. – Откуда у тебя такие винтажные приколюхи?! – я посмотрел на старенький пистолет «Беретта» и на устройство подавления звука. Оружие было приятно тяжёлым, хорошо ухоженным и удобно лежало в руке.
– Неважно, откуда, – сказала Краска, – я надеюсь, ты умеешь стрелять. Патроны стоят намного больше, чем жратва и многие другие услады, так что старайся не тратить понапрасну, оки?
Я кивнул в ответ. Отложил оружие на несколько секунд, чтобы надеть шлем. Затем, приготовившись к неизвестности, вооружившись с Краскиной руки, вышел во внешний мир. Я не стал брать фонарик, благодаря возможности моего старого головного убора включить прибор ночного видения. Также внезапно для себя я вспомнил, что мой шлем оборудован специальным датчиком, который позволяет считывать температурные диапазоны со всего окружения. Не раздумывая, я включил функцию тепловизора и принялся к внимательному изучению внешнего мира.
К моему и счастью, и разочарованию не было никаких следов чужаков. Даже обойдя вокруг нашей капсулы, я ничего не обнаружил. Только тишина, только запустение и лёгкий, неизвестно где возникающий и откуда исходящий гул. Конечно, последнее меня несколько волновало, но я заранее был уверен в отсутствии весомых причин для волнения. Таким образом, погуляв вокруг да около, я вернулся на борт нашего небольшого исследовательского центра.
– Ну, что там? – с нетерпением спросила Краска, посмотрев на меня своими большими и до охренения красивыми глазами.
– Знаешь, хотел бы я присесть тебе на уши и развесить там лапшички, но не хочу быть скотиной, ничего там нет, – сказал я, присаживаясь на место пилота.
– Но я же видела! – возмущенно сказала она. – Видела так, как тебя сейчас вижу!
– Послушай, милая, разве я сказал, что не верю тебе? – спросил я. – Разве я обвиняю тебя в чем-то или упрекаю?
– Нет, – смутившись ответила Краска. – Но я не могу понять, как?! Почему? Что?!
– Я тоже не могу понять того, что с тобой происходит, потому что ты уже не в первый раз ловишь белочку в этом месте, но… – я не успел договорить.
– Белочку? – лицо моей напарницы изменилось. Гамма непонимания разбавилась цветами любопытства. Я понял, что она срочно хочет сменить тему и больше не возвращаться к вопросу о том, что она кого-то видела.
– Ну да, это старое выражение, – я поддержал её стремление и, дабы ещё немного уйти от предыдущей темы, в своём ответе оставил место для получения последующего вопроса от напарницы.
– А что оно значит? – спросила Краска, не желая прерывать разговор на новую тему.
– Увидеть то, чего нет на самом деле, – коротко ответил я. – Раньше, обычно, если кто-то в состоянии измененного сознания начинал видеть галлюцинации, то говорили о том, что он поймал белочку.
– А что такое «белочка»? – спросила она, неотрывно смотря на меня.
– Это небольшой рыжий грызун с шикарным хвостом. Жили эти зверьки на деревьях, кушали небольшие фрукты, жучков и червячков, а ещё орешки, – я говорил и улыбался.
– А почему именно «белочку» ловить? – спросила Краска.
– Белочка – это белая горячка сокращённо. А белая горячка это – металкогольный психоз, конкретнее – делирий, связанный со злоупотреблением алкоголем. Возникала у хронических алкоголиков при выходе из запоя и продолжительном не-употреблении, – начал я с видом профессора. Краска не перебивала, она внимательно слушала до определённого момента.
– Так, ты чё, наехал на меня получается? – её лицо и голос наполнились серьезностью.
– В смысле? – я не понял того, почему поведение моей напарницы столь стремительно изменилось.
– Ты, получается, назвал меня алкоголичкой? – спросила Краска.
Она была напряжена.
– Не, я ж не в том смысле. Я так, устойчивое выражение из прошлого использовал, – сказал я в попытке оправдаться.
Краска смотрела на меня так, будто бы была готова меня убить. В глазах её стояли слезы до того момента, пока она не рассмеялась. Громко, по-детски.
– Вот это я тебя наколола! – она смеялась надо мной, тыча пальцем в мое лицо. Я был сконфужен и первые несколько секунд пытался осознать происходящее. Когда же до меня дошло, я тоже рассмеялся. Мне понравился тот небольшой пранк, который Краска провернула.
– Что вы тут как кони ржёте?! – из лаборатории вышел недовольный и заспанный Нэк. – Разве время отдыха подошло к концу? Нет! – он встал не с той ноги и был настроен крайне негативно.
– Ой, да ладно тебе, – Краска хихикнула. – Раньше выйдем, раньше вернёмся. А сейчас по энергетику, глюкозному батончику и в путь.
Поскольку никто уже не спал, мы начали собираться и готовиться к очередной вылазке. Освещение я врубил на полную катушку. По моим предположениям, если за нами кто-то и следил, то резкое повышение уровня света должно было отогнать всех тех, кто ошивался вокруг нашего транспортного средства, во всяком случае, я надеялся на это.
Примерно через сорок минут мы покинули надежную обшивку исследовательской капсулы и начали прикидывать, куда нам двигаться дальше. В предыдущем цеху мы оставили небольшой маячок, передававший уже посещенное местоположение. Согласно этому, было принято следующее решение: «Идем до предыдущего проверенного здания. От него строго перпендикулярно выдвигаемся дальше. По идее, за пять, может быть, десять минут мы найдем ещё один цех и сможем приступить к поискам», – такое предложение поступило от меня. Спутники просто согласились с таким планом, и мы моментально приступили к выполнению.
Краска оборачивалась всю дорогу; как бы она ни старалась храбриться, но выглядела напуганной. Я это заметил, но решил не подавать вида. Единственное, изредка посматривал на её состояние, чтобы предотвратить возможную внезапную вспышку паники. Когда-то раньше я уже наблюдал такое. Тогда человек, поддавшийся своему внезапному безумию, начал нападать на окружающих. Вгрызаться зубами в тонкие хрупкие шеи и рвать мясо – это было чем-то страшным, а начиналось с галлюцинаций.
Мы дошли до изученного здания достаточно быстро. Для этого мы даже не использовали иглы. Просто шли прямо по показанию предусмотрительно установленного жучка-транслятора. Прошлым днём обратно к капсуле мы также шли, используя высокие технологии. К сожалению, мой, точнее, наш с Краской скарабей не позволял такого, а ставить на него адекватное устройство слежения было делом затратным и бессмысленным. Внутри, как в свинцовом ящике, глушились сигналы, именно по этой причине все средства связи были выведены наружу, и со стороны исследовательская капсула смотрелась как утыканный проводами снежный ком. А снаружи: одноразовые – устанавливать дорого, а вечные – такие отваливались бы, если не после каждого спуска в бездну подледья, то через раз их приходилось бы устанавливать заново, а это ещё дороже и еще более непрактично.
Новый цех мы нашли быстро, на входе поставили иглу и вошли внутрь. Короткие тёмные коридоры сразу завели нас на рабочую площадку. Здесь были установлены сварочные посты. Мы проходили под кран-балками и изучали оставленные куски металла, что от коррозии превратился в пыль. Мы смотрели на странные большие аппараты, предназначение которых было утеряно. На небольших табличках были выбиты серийные номера и названия, которые нам ни о чём не говорили.
– Да… Вчера было лучше, – сказала Краска, проводя рукой по пыльному корпусу огромной машины, – Была нажива, интересности всякие, а тут много свободного пространства, неясная херь, и на этом всё.
– Может, попробуем найти какое-нибудь складское? – спросил Нэк и был прав в своём вопросе.
– Да, и если ничего не найдём, надо будет пошарить еще где-нибудь. Как минимум у нас будет возможность найти следующее здание и отметить его жучком, чтобы завтра не блуждать, – сказала Краска.
Я лишь молча кивнул в знак согласия, и мы зашевелились чуть активнее.
В итоге мы отыскали какую-то зачуханную кладовую. По наживе получилось не так много: несколько десятков концевиков, датчиков движения и пару сотен метров не самих широких токопроводящих жил. Всё это аккуратно было сложено в тележку и теперь толкалось перед собой. На поиски следующего цеха у нас ушло много времени. Нам не очень повезло, так как он был вмерзшим в лёд… Полностью вмёрзшим.
– Проклятье! – выругался Нэк. – Нам придется зайти в каждое из зданий, придётся прорубаться.
– Ты чё, с сугроба кубарем скатился? – спросил я, – Какое «прорубаться»? Мы на это потратим несколько дней, как бы не неделю или несколько недель! Это ж не просто: взял и расчистил!
– Во-первых, мне всё равно, – отрывисто сказал он. – А, во-вторых, у нас есть оборудование, которое поспособствует быстрому проникновению внутрь. Правда, нам придётся использовать капсулу, чтобы добраться до сюда и с этого момента начинать каждый наш день с этой точки. Как долго будет работать маячок в дырке, через которую мы сюда попали?
– Пару недель будет и светить, и подавать сигнал, не дольше, – ответил я, с предвкушением чего-то нехорошего. – Через девять дней мы должны собраться и направиться в ту сторону, чтобы обновить сигнализатор или, что ещё лучше, покинуть это место.
– Значит нам надо за два, максимум три дня зайти и выйти, – пробормотал Нэк. – Возвращаемся на капсулу и стараемся добраться сюда за оставшееся количество тепла!
– Но это же тупо и безрассудно! – возразил я, чувствуя не только подступающую панику моей напарницы и не испытывая особого желания к тяжелой и, возможно, бессмысленной работе.
– Не обсуждается! – сказал он. – Нам необходимо обыскать каждую щель, а если щели нет, то сделать её и обыскать!
– Ладно, танцует тот, кто платит, – сказал я.
– Что это значит? – спросил Нэк, посмотрев на меня с ненавистью.
– Ты платишь, ты танцуешь. То есть нам ничего не остаётся, кроме как сделать так, как ты говоришь, – спокойно ответил я, хоть мне и хотелось рассказывать о втором, менее радужном, для него, варианте. По лицу Краски было видно, что она тоже имеет в запасе одно из возможных развитий событий, с трупом одного исследователя в конце.
– Выдвигаемся! – его голос звучал смесью из ярости, презрения и страха.
Нам ничего не оставалось, кроме как поставить маячок и направиться в сторону нашей капсулы. Практически через час мы нашли наш замечательный экипаж. Ещё примерно час мы потратили на поиски места, с помощью которого мы смогли безболезненно проникнуть на территорию завода. Ещё минут двадцать мы искали тот самый цех или склад, который нам предстояло освободить ото льда.
– Выходим! – скомандовал Нэк, когда мы достигли необходимого места. – Сейчас буду показывать вам магию!
Мы сделали так, как он сказал. Сам наш пассажир немного задержался, но вышел с каким-то не совсем понятным с виду прибором.
– Что это? – спросила Краска, пытаясь в плохом освещении рассмотреть странное устройство.
– Смотри внимательно, правда, надо подняться чуть повыше, – сказал Нэк и взобрался на крышу исследовательской капсулы, – потом он вскинул странное устройство так, как вскидывают тяжёлое огнестрельное оружие. – А вот теперь… – он нажал на кнопку, которая сработала как курок. Из отверстия вырвалось несколько не очень длинных прутьев, которые вонзились в лед на несколько метров.
– О как… – я заинтересованно посмотрел на оставленные дырки.
– Только не подходи, – сказал Нэк. – Сейчас начнется самое интересное, – мы замерли в ожидании.
– И? – спросила Краска, которой, возможно, было интереснее всех.
– Внимательно слушай, да! – недовольно прошипел он.
– Я слышу какое-то странное шипение, – сказал я, не понимая происходящего.
– Я тоже… – сказала Краска, которая также просто стояла, смотрела и не понимала того, что сделал исследователь.
– В этой малышке, – он погладил что-то отдаленно похожее на ружье, – специальные штыри. Использовано специальное химическое соединение, которое нагревается при контакте с водой. А с водой контакт появляется в любом случае, так как при выстреле оболочка нагревается. Так же можно отрегулировать глубину вхождения в лёд, чтобы безопасно очищать необходимые места. В итоге мы получаем высокотемпературный испаритель с простой системой введения.
– Неплохо, – сказал я, вспоминая свой последний раз, когда приходилось зачищать помещение. Тогда пришлось практически месяц работать долотом и пилой, начиная сверху, медленно спускаться вниз и выносить, выносить, выносить лёд.
К концу этого долгого дня наши термодатчики показывали, что тепла практически не осталось, а это говорило о том, что необходимо набить желудки и завалиться спать. Мы разделились, чтобы поступить так. В итоге Краска направилась на кухню. Нэк объяснил мне принцип действия устройства перезарядки и общий смысл применения ружья, после чего отправился в лабораторию, оставив меня заниматься делом и тем самым сокращать количество оставшейся работы. В принципе, с этим я был согласен и поэтому аккуратно очищал своды здания.
Штыри вонзались в лед и превращали его в воду и туман. Первое стекало и тут же замерзало длинными неровными полосами. В скором времени я увидел то, насколько мощной может быть сосулька. Такая могла не просто раздавить, а превратить в мокрое место, которое, при такой температуре, мгновенно стало бы частью все той же сосульки. Второе, то есть туман, садился на любые поверхности, обволакивая собой так, как может обволакивать воздух.
«Не то чтобы в происходящем мало смысла… Я продвигаюсь вперёд и сейчас могу сказать, что это не цех, а ангар. Возможно, чисто складское помещение», – думал я, наблюдая за тем, как ледяная площадка из новозамерзшей жидкости подо мной становится все более весомой и уже подступает к временному убежищу в виде капсулы, предназначенной для проведения исследований нашего холодного мира.
Краска вышла на внешняк, чтобы позвать меня на ужин. К этому моменту я приноровился топить застывшие водные массы и придумал для этого свою уникальную систему, которая заключалась в количестве и направленности выстрелов. Итого, за один раз я выстреливал три прутка. Два параллельно друг другу и один намного ниже и по центру между первыми. Это позволяло растопленному льду с первых двух мест попадать в образованную полость от третьего или, как вариант, превращаться в испарение. Из-за этой технологии видимость очень резко и сильно упала практически до нуля, но в шлемах была система связи, которая и выручила нас.
– Эй, я не вижу тебя, – проговорила Краска в свой микрофон.
– Я там же, на крыше, – сказал я, пытаясь рассмотреть очередные несколько точек для выстрелов, но образовавшийся туман был слишком плотным.
– Заканчивай и спускайся, ужин готов, – проговорила Краска. Точнее, я услышал её голос, пробивающийся сквозь шорох помех.
«Помехи? – меня это действительно удивило. – Я не слышал помех уже много лет, кажется, они ушли в прошлое вместе с теми протоколами связи, которые использовались раньше», – думал я, спускаясь по лестнице на боку исследовательской капсулы.
Мы поужинали, и каждый занял своё место. Я отдыхал, вновь пялясь в бесконечную темноту подледья. Из отсека для девочек раздавались неразборчивые слова неспокойного сна моей напарницы. Нэк заперся в исследовательском отсеке. Я впервые заметил, что двери могут закрываться на цифровой замок. Это случилось в тот момент, когда на совершенно белой стене справа от двери отобразился ярко-красный замочек.
«Интересно, чем он планирует там заниматься?» – вот о чём я подумал в тот момент, когда увидел специальный значок.
Сейчас же я пребывал в среднем состоянии между сном и бодрствованием. Передо мной была распахнута бескрайняя пасть неизведанного ранее мира, покоящегося подо льдом пространства, с лёгкостью способного ввести неподготовленную психику и восприятие обычного человека в крутое пике. Я это наблюдал раньше. От этого я старался оградить и Краску своим присутствием и теплыми словами.
«Это место в прошлый раз не так воздействовало на нас. Такое ощущение, что тут действительно кто-то поселился. Невидимый, страшный и голодный», – думал я сквозь свое странное состояние, граничащее между отдыхом и бодрствованием.
Появилось нехорошее чувство, будто бы кто-то следит за мной. Я почувствовал это даже сквозь закрытые веки. В один миг с появлением этого чувства ко мне вернулась способность мыслить. Глаза открывать я не стал, лишь чуть приоткрыл один. Так, чтобы сквозь лес ресниц посмотреть на лобовое. К моему облегчению, там никого не было. Убедившись в этом, я полностью раскрыл глаза, чтобы несколько раз моргнуть и снять со зрачков тонкую пленку сонливости. Проделав это нехитрое действие, я вновь посмотрел на лобовое, и меня вновь что-то насторожило. Первые несколько секунд я сам не понимал того, что конкретно мне не нравится, а потом заметил и ужаснулся. Это были отпечатки ног на осевшей тонкой корке льда, оставленной после освобождения части складской территории ото льда.
«Это что такое?! Это что, детские следы?!» – подумал я, понимая, что и душа, и сердце забились в пятки и трясутся от страха. То, что я видел на лобовом, действительно походило на отпечатки маленьких человеческих ножек, мне хотелось закричать. Сквозь плотно сжатые зубы мне хотелось орать от страха. Такого я не ожидал увидеть, о таком, я даже подумать не мог!
«Тихо! Подожди… тихо! – я начал рассуждать логически. – Это может быть продолжением моего путешествия по Фобеторовым закоулкам мира сновидений, но как отсюда вырваться?» – подумал я и постарался представить своё пробуждение, но этого не получилось сделать.
Я постарался двинуть рукой или ногой, но не смог. Это было странным и не до конца понятным явлением для меня, так как я внезапно осознал, что действительно сплю и не могу проснуться. Меня мучали удушье и чувство преследования.