John Hall
Мэйсон
Третий бой
– Всем привет! Вот мы и в ангаре, где сейчас поговорим сначала с Внучком, который одним вымеренным, практически самурайским движением лишил своего оппонента любой возможности одержать победу, бу-у-уквально располовинив Хирурга! – подхожу поближе к тому, кого все знают под псевдонимом «Внучок». – Что ты чувствуешь, парень?! Готов к полуфиналу или как?! – спрашиваю я его, и тот, исполнив закидывание пряди волос назад на камеру, начинает потихоньку рассказывать о своих впечатлениях.
– Ну, на самом деле, я не ожидал такой силы и прыти от Хирурга. Я думал, что все будет гораздо проще и что моя старушка вообще не выгребет ни единого удара, а тут… – он указывает на стол, на котором лежит престарелое тело, на которое сейчас старательно накидывается что-то вроде кожи из специального материала. – Этот Нал оказался очень умным дядькой. Мое уважение! – он бросает прямо в объектив камеры белоснежную улыбку, после чего вновь смотрит на своего гнилушника, что выполнен из бабушки.
– Как ты оцениваешь урон, который нанесли твоему детищу? – спокойно спрашиваю я и указываю Джимми, что сейчас лучше больше демонстрировать старушку, над которой работает несколько человек в попытке привести в порядок. – Давай, по десятибалльной шкале. Я должен знать, что ты думаешь на этот счет, – улыбаюсь ему, хотя улыбаться совсем не хочу…
Меня поддерживает мерзкая, белесая, жирная рожа Джимми, что сейчас маячит перед глазами и заряжает ненавистью.
– Не скажу, что прямо очень сильно её помяли, но повреждения есть. Самое неприятное из них – это слезшая кожа. Я думал, что такого не произойдет, но как оказалось… Ничего, сейчас закатаем в силикон, и она станет выглядеть почти молодой. Почти такой, как в юности, только страшной, потому что сейчас мы не будем пытаться из силикона вырезать правдоподобные очертания, – хмыкает Внучок. – В остальном, мы кое-чего поправили внутри, подтянули, заменили. Сейчас нормально… Хотя вот если бы Хирург ударил бы чуть-чуть не туда, куда попал, то все, конец, мы бы не прошли, вряд ли получилось бы поднять эту пепельницу на ноги.
Внучок аккуратно обходит стороной тему слабого места, вроде бы и указав на то, где оно находится, но в то же время не сказав ни единого слова по этому поводу.
– Ладно, хорошо, я понял! – отвечаю ему. – В таком случае, мы пойдем, чтобы не мешать вам! Да и пауза для приведения арены в порядок не такая продолжительная, чтобы выпытывать прямо все тайны у наших участников!
Я жму Внучку руку, хотя хотел бы плюнуть в лицо. Кажется, он испытывает такие же чувства, и это нормально. Нам незачем относиться друг к другу хорошо, положительно или нейтрально. Скажу больше: нам проще ненавидеть. В таком случае шоу приобретает иные оттенки и краски, начиная искриться, взрываться и переливаться, что очень здорово влияет на просмотры.
Джимми вылетает из палатки вместе со мной. Он быстро перебирает своими ножками в попытке угнаться за мной, и, в принципе, у него это получается.
– Черт… – злобно, сквозь зубы, выдыхаю всего одно слово и закрываю глаза в попытке сосредоточиться.
– Что-то не так, мистер Мэйсон? – мерзкий голос оператора бьет по перепонкам, напоминая, что может быть что-то хуже разговора с поехавшим всей своей головой, а теперь и её остатками, Некросом.
– Не, нормально все. Выдыхай и пойдем. Приготовься. Следующий очень такой… специфичный… человек, – обращаюсь я к Джимми, после чего делаю несколько шагов вперед, открываю дверцу палатки и оказываюсь в плохо освещенном помещении.
Там вижу немаленький стол, вокруг которого воодушевленно бегает эксгуматор, чья голова светится несколькими лампочками благодаря прямому подключению к гнилушнику посредством собственных мыслей.
– Здравствуй, Некрос, дорогой! Всего год прошел, и ты вновь с нами! Вот только на этот раз твой Трупан сильно отличается от той возлюбленной, которую ты так старательно пересобирал столько раз подряд! – произношу я. – Скажи, с ней все в порядке?! Если так вообще можно сказать о не-живой личности… Скажи, ведь несмотря ни на что, ни в едином бою, её мозг ни разу не был поврежден, что тебе и позволяло ставить её на ноги, ведь так?
Меня игнорируют, и подобную реакцию от подобного персонажа можно ожидать. Конечно, мне это не нравится. Стискиваю зубы до боли, но тут же уменьшаю давление и обращаюсь уже к Джимми:
– Так, раз он нас не замечает или замечать не хочет, давай подойдем поближе и посмотрим, чем он там занимается, – после чего подманиваю рукой.
Джимми быстро кивает. Подходим ближе, и от увиденного меня практически выворачивает наизнанку. Джимми тоже. Теперь понятно, что же так увлекло нашего психопата-участника.
– Некрос… это что ты тут делаешь такое?! – спрашиваю я, слегка отодвигая объектив камеры в сторону. – Ты из вот этих ведер чужих тел обшиваешь своего Трупана заново, так получается? – спрашиваю я, после чего задаю следующий вопрос: – А у тебя разрешение на эти части есть или… – мне не нравится увиденное.
– Есть. Вон там. На ящике с инструментами. Имена и фамилии. Там же перечислены все подробности и так далее. Можете не сомневаться, у меня все чисто.
Он смотрит на кусок чьего-то тела, который собирается присовокупить к общей «тефтели» с помощью чего-то, напоминающего огромный степлер.
– Урон оцениваю на единичку, – произносит он своим низким голосом, который сейчас к тому же сильно хрипит, видимо, из-за сосредоточенности над восстановлением конкурсанта перед следующим боем. – Это она и есть. Трупан и есть та девушка. Просто она находится под всем этим защитным великолепием. – отвечает Некрос, даже не пытаясь посмотреть на нас. – Ну, ничего, как только мы выиграем, я покажу всем, насколько ты до сих пор красивая! Просто в доспехах, которые выглядят несколько неподобающе для такой милой и красивой девушки, – произносит он слегка в нос, медленно, отбивая любое желание продолжать беседу… даже просто находиться в этой палатке, пропитанной атмосферой чего-то страшного, ужасного, тяжелого и летального.
– Ла-а-адно… я понял, – отвечаю ему. – Спасибо за внимание. Думаю, мы пойдем. Еще есть чем заняться, – говорю и жестом показываю Джимми, что надо уходить. – Увидимся в следующем этапе!
На эту фразу Некрос не отвечает мне. Не сильно-то и хотелось.
Уже по ту сторону от палатки обращаюсь к оператору:
– Так. Пойди немного погуляй. Можешь к проигравшим зайти и сделать несколько кадров. А мне нужно вон в ту палатку. Если надумаешь зайти, сначала стучись. Понял?!
Он согласно кивает в ответ, и мы расходимся.
– Хоть немного лишних йот смогу поднять на этом деле, – улыбаюсь я. – Хоть один договорняк из четырех! Причем, на проход в полуфинал! Ха! Какая прелесть! В последнее время все стали каким-то чересчур правильным. Никто не хочет продавать победу… всем нужна победа! – я смачно сплевываю. – А ведь раньше на проигрыше можно было поднять деньги даже больше, чем на победе. Причем, не только бабок, а всего! А тут… спортсмены хуевы… – шепчу себе под нос с таким отвращением к людям, которое уже давно стало частью меня самого.
Зайдя в палатку, я обнаруживаю представителей двух команд, которые стоят друг напротив друга. Гнилушников при них нет, и это радует. Это значит, что они настроены на бизнес и одни готовы купить, а вторые – продать. Моя роль здесь не только в получении барыша, но и в том, чтобы заключить контракт, согласно которому произойдет обмен возможности пройти в финал на некоторую, очень объемную и ощутимую сумму средств.
– Давайте не будет затягивать, – обращаюсь я к стороне, которая продает. – Условия и ценник готовы? А ну-ка, давайте сюда! – мне протягивают лист бумаги, который я должен буду сохранить в течение года, так, на всякий случай. – Угу… угу… Это тоже понятно… Разобрать по частям можно, но оставить возможность пересобрать. Сопротивление первую минуту-две, а потом можно отключать пульт управления и изредка подавать признаки борьбы, чтобы не заподозрили.
Смотрю на команду покупателей. Те с понимающим видом кивают.
– Отлично. Деньги.
Покупатели протягивают мне огромный мешок, который я роняю на стол и начинаю изучать содержимое, доставая пачки денег.
– Это моя… – в следующий миг перебиваю самого себя, начиная матом орать что есть мочи на Джимми, который без стука вваливается в палатку с камерой на плече.
– Да она выключена! – отвечает Джимми, но мне от этого не легче. – Не работает она! И вообще, мне организаторы сказали найти вас! Нас пытаются штурмовать эти… которые защитники прав всего и вся, несмотря ни на что. Моралисты, короче… – произносит он, после чего без паузы врывается в разговор: – А что это вы тут делаете?!
Джимми смотрит на мешок, на меня, на две пачки денег, которые я держу в руках, на представителей двух команд, которые должны сейчас готовить гнилушников выйти на арену.
– Взял. Закрыл щель. Вышел, – кидаю ему пачку йот, выдыхаю, ощущая, насколько сильно трясутся руки от негодования. – Сука… – выдыхаю, и аж глаза закатываются. – Я ему заплатил. В случае возникновения левой информации можете ёбнуть, – произношу я. – Соглашение подписали? Обе стороны? – они кивают. – Отлично. В таком случае, готовьтесь выходить на арену, а я пошел разберусь с правозащитниками, будь они все неладны.
Настроение скатывается в самый низ, на самое дно, от чего я хочу послать все как можно дальше и сегодня больше не возвращаться сюда, но работа есть работа и её, несмотря ни на что, необходимо доводить до конца.
Выскакиваю из палатки. Щелкаю несколько раз пальцами, привлекая внимание оператора.
– Включай шарманку, – обращаюсь к нему без настроения, после чего вздыхаю и уже с улыбкой на лице обращаюсь к зрителям: – Просим прощения за ожидание. У нас возникли небольшие неполадки. Через десять минут мы восстановим наше шоу, а пока что у вас есть уникальный шанс еще немного отдохнуть и приготовить свои руки чтобы аплодировать, связки, чтобы орать, а моргалы, чтобы не моргать в страхе пропустить какой-нибудь смачный момент! – смеюсь, после чего подаю Джимми условный знак, чтобы он выключил передачу данных и проследовал за мной.
На самом деле, единственный знак, который я хочу ему подать, заключается в том, чтобы с локтя ударить по зубам. С наслаждением. С оттяжечкой… Потому что за дело.
– Ты даже не представляешь, насколько сильно я хочу втащить тебе по ебалу… – шиплю я сквозь зубы практически уткнувшись носом ему в глаз. – Я же тебе сказал, кусок ты… говна… чтобы стучался, прежде чем заходить! И как же тебе повезло, что камера была выключена… – чувствую, как слова выбивают слюну изо рта. – И повезло, что я считаю личные вещи святыней, иначе полез бы проверять, что ты там наснимал! – я делаю шаг назад. – А теперь идем за мной. Надо проучить правозащитников всего и вся, лишь бы правозащищать… – делаю еще один шаг, хватаю его за шиворот и утаскиваю за собой навстречу тем, кого презираю даже больше, чем таких кретинов, как Джимми. – Только снимай не для прямого, а в архив, ты понял? – он быстро кивает.
Мы быстро выходим из основного здания. Спустя несколько минут достигаем дверей, что сдерживают толпу орущих ублюдков, которые даже хуже тех, что сейчас восседают на трибунах и ждут удовлетворения своих больных мечт в виде жестокого зрелища расправы одних над другими.
«Да… раньше были бои живых, теперь бои поднятых, что же будет дальше? – думаю я, прежде чем проследовать в самое пекло обвинений и грязи, что прольется на меня и Джимми. – А дальше я в который раз увижу истинное лицо человечества, которое ничем не отличается от звериного».
– А вот и я, дамы и господа правозащитники! – с этими словами я буквально влетаю в толпу людей с плакатами, на которых начертаны лозунги, всякие слоганы, обвинения и прочая параша, не требующая моего внимания. – С чем вы пожаловали в этот раз?! Что-то мне подсказывает что с тем же самым! – смеюсь так громко, чтобы перебить всех, кто орет, благо у меня огромный опыт в том, чтобы быть очень громким.
Толпа быстро затихает, сфокусировавшись на мне как на объекте ненависти, который, однако, нельзя трогать руками. Во всяком случае, до того момента, пока рядом есть включенная камера.
– Так, Джимми, врубай камеру, – произношу я, и на лице появляется ядовитая улыбка. – Что ж, мною не совсем уважаемые, ваш шанс пройтись мне костяшками по зубам упущен! По этой причине предлагаю сразу перейти к основной части! Кто у вас главный? Покажите мне этого человека! – обращаюсь к толпе, которая тут же начинает напоминать мне плотный клубок змей, что шипит, извивается и смотрит на меня как на врага, которого стоит опасаться даже тогда, когда он стоит на расстоянии.
– Мэйсон… – доносится знакомый мне голос. – Когда же ты успокоишься?! Когда ты перестанешь плодить эксгуматоров-психопатов, которые занимаются переделкой тел?! Ты же прекрасно знаешь, что все это неправильно! Против природы! – из толпы выходит невысокий человек, который мне знаком так же хорошо, как я ему. – Когда же ты поймешь, что мы никогда не успокоимся и всегда будем бойкотировать все твои мероприятия, а?! – он подходит настолько близко, что это больше начинает напоминать битву взглядов между двумя живыми соперниками. – Поделим как всегда… я ж не просто так сюда приперся… – с улыбкой на лице шепотом заявляет он мне, а я, чтобы не палить контору, уже громко заявляю следующее:
– Будь добр, отойди на несколько шагов назад.
В это время Джимми снимает притихших людей, что с трепетом ждут приказа от своего предводителя: «Взять арену штурмом!»
– Скажи мне, сколько раз тебе нужно повторять, что я не отступлю? Сколько раз тебе заявлять, что людям необходимо шоу как метод, как некоторая структура, которая регулирует дееспособность маньяков и дебилов! Шоу на то и шоу, чтобы отвлекать и приковывать! Чтобы забирать на себя энергию… негатив… все дерьмо, которое только есть в сознании! – отвечаю ему с улыбкой со своей стороны. – Да и вообще, сколько раз можно повторять, что у тебя свои зомбированные, у меня свои, и смешивать их нет никакого смысла! – смеюсь под звуки раздраженных и даже разъяренных таким сравнением голосов, но мне на это наплевать, потому что с этого будет неплохой навар.
Я никогда не задумывался о том, откуда к нам приходят деньги после таких стычек. Всем этим всегда занимался мой старый знакомый, с которым мы встречаемся только во время чемпионатов и открытых шоу. Это удобно. Это выгодно. Это в очередной раз делает толпу, которая считает, что права, всего лишь методом заработать денег для тех, кто эту толпу ведет за собой!
– Ты же понимаешь, что мы просто так не уйдем? – интересуется он, специально накаляя события. – Ты же понимаешь, что на этот раз мы точно прервем шоу?! – Джимми снимает нас в этот самый момент. – Ты же понимаешь, что так больше не может продолжаться?!
Мой старый знакомый поднимает обе руки, и толпа за его спиной начинает ликовать, как футбольные фанаты после того, как их команда забивает мяч.
– Сомневаюсь, дорогой… сомневаюсь! – улыбаюсь я. – Спонсоры будут не очень рады такому развитию событий, – достаю средство мобильной связи, тем самым намекая, что разговор надо заканчивать как можно скорее, иначе я очень сильно встряну со сроками и таймингом.
– Какие такие спонсоры?! – спрашивает он, разворачивая ладонь пятерней к толпе и таким образом давая понять, что надо утихнуть. – Подробнее!
– Ну, как, неужели ты не знаешь, что этот чемпионат любезно согласилось проспонсировать государство… – улыбаюсь, наблюдая за тем, как толпа делает шаг назад, понимая, что события принимают немного другой оборот. – А если быть прямо совсем точным, то наше министерство обороны и технологических разработок, которое таким образом может обкатать некоторые из своих образцов, не прибегая при этом к живым организмам, – я продолжаю нести ахинею. – Нет, если вы и ваши правозащитники готовы выдвинуть кого-нибудь из живых на опыты, думаю, государство не будет против, даже наоборот, будет готово возвести их в ранг чуть ли не мучеников, что пожертвовали собой во имя величия страны! – и смеюсь.
Знакомый делает несколько шагов назад, правдоподобно отыгрывая испуг, хотя я знаю, насколько он на самом деле рад тому, что я так быстро и так ультимативно поставил мат в словесной баталии. Мне же, на самом деле, было бы прикольно посоревноваться с ним в злословии, но сейчас неподходящий момент и времени совсем нет… Продолжение сегодняшнего чемпионата уже минут как десять должно быть в эфире.
– Серьезно?! – спрашивает, он подавшись корпусом чуть вперед, и толпа сурикатов, словно повторяя его движение, вытягивается в моем направлении.
– Серьезно, – отвечаю я голосом, полным стали. – Так что стоит вам только начать создавать реальные проблемы, и тут начнется бойня, из которой процентов восемьдесят отправятся в следственный изолятор до выяснения обстоятельств. Если вас такое устраивает, пожалуйста, громите! Но у вас на все про все есть буквально пара минут, потому что если через пять минут я не вернусь в рубку и не продолжу шоу, плохо будет всем и вам в первую очередь. Выбор за вами, дамы-ы-ы-ы и господа-а-а-а!
– Ты же знаешь, что мы еще вернемся! – быстро переобувается мой знакомый, направляя свою толпу на выход. – Ты же понимаешь, что и сейчас мы недалеко уйдем… просто к выходу, чтобы встречать всех твоих гостей порицанием! – обращается он ко мне с хрипом ярости в голосе, но я-то понимаю, что таким образом он говорит мне: «Жди, в следующий раз приведу еще людей и нормально попилим. А сегодня выводи зрителей через черный ход, а то мои настроены очень радикально, пусть и не хотят сталкиваться с военными».
Они уходят, а я цепляю Джимми за шиворот, и мы быстро направляемся к арене.
– Так, давай вниз, а я в рубку… сука… покурить некогда со всеми этими…
Долго, с наслаждением я ругаюсь всю дорогу до рубки и перед тем, как вновь начать трансляцию.
– А вот и мы! Простите за небольшие технические неполадки. Они были связаны в первую очередь с ареной, с нашим холодосиком! – кричу я. – Каким-то чудом небольшой болтик от одного из наших предыдущих претендентов попал в вытяжку, оттуда по вентиляции спустился в техническую комнату и к чертям пробил цистерну фреона и… Ну, я думаю, вы были бы не в восторге от запаха, который быстро начали бы источать наши бойцы! – смеюсь я, и мой смех встречает дружное «не-е-ет!» – Вот и я о том же! Так что все задержки – для общего блага! Для вас, мои родные и любимые! – я откашливаюсь. – Вот и настал тот момент, которого мы так долго ждали! – нажимаю на одну из кнопок на пульте управления ареной, и из-под купола начинают сыпаться блестки. – Хэллсинг и его гнилушник Батори! – кричу я, встречая того, кто должен выиграть этот бой. – Этот человек в широкополой шляпе уже не раз показывал, что его «графиня» способна совершать чудеса! Интересно, что же она приготовила в этот раз?! Будет ли это долгий бой, или он закончится в несколько движений?! – замолкаю, давая толпе возможность поработать на камеру при помощи голосов, кулаков, лиц, после чего спустя несколько секунд произношу: – Но ведь все мы знаем, что вы хотите длинный и кровожадный бой!
Зрители, восседающие на высоте пяти или около того метров над ареной, вновь радуют меня своими голосами, заставляя в уме считать, сколько я заработаю за эту ночь. А ведь это немалая сумма.
– Батори! Вы только посмотрите на неё! Вот что значит: ухаживать за бойцом и вкладывать в него силы и средства! – кричу я. – Некрос! Слышишь, Некрос! Учись! И тогда твоя возлюбленная всегда будет пылать холодным огнем! Всегда будет юной и прекрасной, как и тогда, когда ты её впервые встретил! А пара шрамиков и швов – не в счет! И ведь всем мужчинам известно о том, что тонкий шрам на попе зачастую будоражит фантазию куда больше, чем просвечивающиеся под мокрой белой майк… Ой! Я не туда и не о том! – наигранно смеюсь. – Но давайте поприветствуем и второго нашего кандидата на возможную победу в третьем поединке!
Я радуюсь тому, насколько сильно меня бесит Джимми, потому что без него и без того проеба с камерой, который тот совершил, думаю, уже сдулся и комментирую не так воодушевленно.
– Второй наш претендент будто бы вырвался из глубин ада! Неподражаемый новичок, которого никогда раньше не было на большой арене! – завожу я толпу сильней и сильней. – Новичок! Любитель длинных ножей и мечей! Опаленный в прошлом! Закованный в стальные латы! – толпа уже орет: «У-у, у-у, у-у, у-у». – Довакин и его труповод Скайрим! – объявляю я. – Вы представляете! Этот парень глумится над игровой индустрией как только можно, сравнивая все происходящее с большой и странной игрой! И ведь в чем-то он прав! Ведь посудите сами! Все, не считая одного индивида, вынуждены использовать пульты дистанционного управления, чтобы заставлять своих марионеток танцевать под невидимую, практически Гамельнскую, дудку!
На самом деле, этот персонаж мне нравится куда больше, и я уверен, что у него куда больше шансов на победу, чем у Батори. Да и Хэллсинг это прекрасно понимает, но вот что он задумал и для чего ему финал – вот этого я понять не могу. Быть может, какое-то пари, которое таким образом поможет ему поднять бабок даже больше, чем он поставил. Черт знает.
– И чтобы не затягивать… Бой! – кричу в микрофон, таким образом не давая толпе возмутиться или затребовать возможность обратного отсчета.
Хэллсинг – опытный участник и тоже уже не в первый раз выходит на арену со своим трупаном. Бывало даже, что он доходил до финальной битвы и практически выигрывал, но вечно что-то получалось не так: то пульт накроется, то его трупанетка поскользнется, то еще какая-нибудь чушь. Но он не отчаивается, находит новых и новых не-живых девушек, причем достаточно симпатичных, и при помощи технологии эксгумации превращает их в машины для убийства. Вот только в этот раз, кажется, он несколько прогадал и поэтому решил не рисковать, воспользовавшись возможностью «покупки». В этот раз у него совсем миниатюрная особа, которая пусть и выглядит несколько устрашающе, но против громилы Довакина такая мало что сможет сделать, даже если вооружена нереально острыми и длинными лезвиями или каким-нибудь пистолетиком.
Собственно, после моей команды бой начинается. Хэллсинг управляет своей маленькой Батори, искусно заходя в тыл огромному трупану в доспехах с рогатым шлемом на голове, но это не является самым действенным, что он может сделать. Да, маленькая трупанетка вооружена чем-то вроде бензопилы, но её мощности не хватает, чтобы пробиться через доспехи.
В связи с этим у меня появляется следующий вопрос: «А не слишком ли палевный получается заказняк?» хотя уже поздно что-то менять.
Я потихоньку комментирую действия и наблюдаю за зрелищем. Толпа ликуетанаблюдая за тем, как Батори летает над землей, каждый раз попадая под удар ногой Довакина.
– Итак, уважаемые зрители и телезрители, мы наблюдаем с вами интересную ситуацию, в которой будет всего один победитель, и, пусть даже бой будет продолжительным, но очень интересным. И либо марионетка Хэллсинга все же заковыряет своего оппонента, либо Скайрим не выдержит и раздавит мечущуюся вокруг его гнилушника блоху! – говорю я. – Хотя, может быть, и случится какой-нибудь нежданный-негаданный сюрприз! Не знаю! Посмотрим! – я специально играю словами таким образом, чтобы подбавить загадочности происходящему.
Спустя несколько минут Батори все же демонстрирует кое-что помощнее той небольшой бензопилы, которую при помощи прыжка втыкает меж доспехов и от постоянной работы которой Довакин постепенно заливается технической жидкостью, которую используют в своих детищах вместо топлива.
Козырем, который припрятал Хэллсинг в своей маленькой трупанетке, оказывается детонатор, что привлекает внимание не только меня, но и зрителей.
– Что бы это значило?! – удивленно интересуюсь я, обращаясь даже не столько к публике и озвучивая их мысль, сколько к труповоду. – Неужели это то, о чем я думаю, и целью Хэллсинга было воткнуть оружие ближе к шее своего оппонента?! – спрашиваю я, и зал затихает на вдохе.
Смотрю за тем, как Скайрим с помощью пульта подает своему трупану команды, чтобы вытащить застрявшее меж доспехами оружие, но у него это никак не выходит. Причем происходящее – не постанова. Джимми снимает его, и я вижу движения губ, которые вырисовывают далеко не самые радужные слова.
«Кажется, Хэллсинг в итоге не столько платил за бой, сколько расплачивался со своей совестью, – думаю я. – Что-то мне подсказывает, что таким образом он пытался договориться с самим собой за то, что планирует сделать с трупаном оппонента, а ведь, по факту, такое бывает редко, чтобы кто-то отрывал кому-то голову до финала, – усмехаюсь. – Хотя я могу и ошибаться».
