Женя Юркина
Безлюди. Последний хартрум
Однажды добродушный здоровяк услышал, что Дарт – лютен, и ошибочно принял это за имя.
– Хозяина ищешь? Так он в подсобке, за кухней. Раскладывает ловушки для крыс.
Кухни располагались в тупике за складами и пивными погребами. Дарт редко захаживал сюда и не сразу нашел путь в лабиринте петляющих коридоров. Наконец он достиг цели и оказался в просторном помещении. Без суеты работников и криков кухарки оно выглядело заброшенным. Хотя обнаружить признаки жизни все-таки удалось. Из-за двери, ведущей в подсобку, раздавались приглушенные звуки – и они, как ни старалась фантазия, совсем не вязались с охотой на крыс. Дарт попятился к выходу, решив, что заглянет позже. Уже в коридоре он услышал, как дверь подсобки хлопнула, и вернулся, поскольку дело было важное.
На кухне он застал Деса, чей внешний вид вмиг разоблачил его: лицо безмятежное, с блуждающей улыбкой, рубашка перекособочена из-за неправильно застегнутых пуговиц. Именно так выглядит человек, расставивший ловушки для крыс. Дарт невольно усмехнулся. Увидев его, Дес вздрогнул, будто привидение встретил, затем пробурчал приветствие и рассеянно взъерошил волосы, оставив на них муку, в которой были выпачканы руки.
– Охотишься на крыс?
– Иногда.
– Одна, кажется, тебя укусила. – Дарт провел рукой по своей шее.
– На себе не показывай, – в шутку пригрозил Дес и поднял воротник рубашки, пытаясь скрыть красное пятно, изобличающее его времяпрепровождение.
В этот момент хрупкая фигурка замаячила за его спиной. Дарт сделал вид, что не заметил ее, дав шанс остаться таинственной незнакомкой из подсобки, однако не всем удалось сохранять ясность мысли в такой нелепой ситуации.
– Простите, я спешу, – пролепетала блондинка, бочком протискиваясь между Десом и кухонным столом. – Работа ждет.
Дарт сразу узнал в ней местную стаканщицу Солу. Ее одежда была напрочь испачкана в муке – там, где блуждали руки несостоявшегося крысолова. Несколько следов имели четкий отпечаток его ладоней. Когда она, смущенно опустив голову, проскользнула мимо, Дарт успел шепнуть ей пару слов, после чего Сола судорожно принялась отряхивать платье.
– У меня к тебе дело, – повернувшись к Десу, сказал он как ни в чем не бывало. Дарт привык к выходкам друга и ситуациям разной степени неловкости, в которые тот втягивал его. Удивляться уже не приходилось.
Он кратко объяснил, зачем пришел, пока друг заново застегивал пуговицы на рубашке.
– Попасть в «Сан-Порт» не так просто, – ответил Дес. – Ты хоть представляешь, как работают такие заведения?
Пропустив справедливый вопрос мимо ушей, Дарт выдал главный аргумент:
– Завтра Монке уезжает. Это последний шанс его поймать.
– Ладно, к вечеру что-нибудь придумаю. – Дес устало вздохнул и, заметив замешательство Дарта, спросил: – Нужно сделать что-то еще, о чем тебе сложно попросить?
Дарт и впрямь сомневался, стоит ли озвучивать мысли, никак не касающиеся ни дела, ни его самого. Он никогда не читал другу морали и не следил за тем, как стремительно меняется его окружение. Порой он удивлялся, что какая-нибудь пассия оставалась с ним надолго, а потом случайно узнавал, что это были три разных, просто очень похожих между собой девушки. Он бы промолчал и сейчас, если бы Дес всю прошлую неделю не мучил его рассказами о прекрасной солистке бродячей труппы, что проездом оказалась в Пьер-э-Метале. Он ходил на выступления по всем тавернам и кабакам Хмельного квартала, переживал из-за ее отказов познакомиться, а когда она укатила в соседний город, поехал следом, чтобы в двадцатый раз послушать незатейливый репертуар, который к тому времени уже знал наизусть. Дарт наивно полагал, что другом движут искренние чувства, а теперь не понимал ничего.
– Не знал, что вы с Солой, – осторожно сказал он, не желая показаться навязчивым или любопытным.
– Мы не вместе, – коротко ответил Дес.
– А что с той певицей?
– Ее зовут Чармэйн.
– Рад за нее. Так что с ней? Я слушал рассказы о ней неделю и вправе узнать, чем все закончилось.
Вначале Дес рассеянно пожал плечами, как будто сам не знал финал этой истории, но все-таки ответил:
– Чармэйн научила меня не увлекаться приезжими девушками. Они появляются яркой звездой, ослепляют сердце, а в следующий миг исчезают, оставив тебя в темноте.
В этот момент в мыслях Дарта мелькнуло имя Флори, но он тут же одернул себя, словно подумал о чем-то запретном.
– В Пьер-э-Метале проще, здесь все знакомо и привычно, хоть и выбор ограничен, – продолжал Дес, скорчив гримасу мыслителя, что, как он рассчитывал, придало ему должной серьезности.
– Интересно, что ты будешь делать, когда в городе закончатся девушки?
– Перееду.
Они переглянулись и засмеялись, а потом так же дружно замолчали.
– Зря ты так с Солой, – неожиданно для самого себя выдал Дарт. Только он дал волю мыслям, как одна из них вырвалась словами, полными осуждения.
– Да ладно тебе, не драматизируй, – отмахнулся Дес, считая, что и на сей раз прикроется вольными взглядами на жизнь. – Я ей ничего не обещал.
– Ведешь себя как твой папаша.
В глазах друга вспыхнула обида.
– Эй, расслабься. И, кстати, про это. В «Платьях на пол!» еще надеются, что ты осчастливишь кое-кого своим присутствием. Тебя там частенько вспоминают.
– Да неужели?
– Спрашивают, что случилось, а я отвечаю, что ты запал на благочестивую девушку и теперь из кожи вон лезешь, чтобы ей соответствовать.
На миг Дарт потерял над собой контроль и не сразу осознал, почему вдруг Дес запрокинул голову назад и закрыл лицо руками. Затем тот подвигал челюстью, куда пришелся удар, и прокряхтел:
– И что это изменит, дружище? Она вернется и прыгнет в твои невинные объятия?
– Заткнись! – сквозь зубы процедил Дарт, сжимая кулаки. Первый раз он бил неосознанно, но сейчас находился на грани того, чтобы врезать снова. И, сделай он так, это было бы самое взвешенное решение в его жизни.
– По старой дружбе готов предоставить свое лицо, чтобы ты выместил всю злость и досаду. Ну же!
Едва сдержав новую волну гнева, Дарт развернулся, чтобы уйти. Кто-то должен был прекратить это.
– Лучше быть честным с каждой, чем врать одной, – бросил ему в спину Дес.
– Что? – Дарт застыл на пороге и обернулся. Смесь из самых разных чувств бурлила в нем, словно кипящее масло. Казалось, оно вот-вот прожжет тело насквозь и вскоре от него ничего не останется.
– Ты врешь, что сможешь смириться с правилами. Врешь, что готов быть для нее просто другом. Врешь, что согласен ее отпустить. Думаешь, это честнее?
– Да пошел ты! – только и смог сказать он, после чего вылетел в коридор как ошпаренный.
– Я уже в пути. Встретимся на повороте, – донеслось ему вслед.
Дарт не помнил, как вернулся домой. Ноги сами, по привычке, привели его в Голодный дом. Будь он с закрытыми глазами, в плену хмеля или как сейчас, – чувствуя себя слепым и пьяным одновременно, – Дарт всегда возвращался к безлюдю, точно сам состоял из железа и тянулся к магниту против собственной воли.
Бо, как обычно, встретил его у дверей и не успокоился, пока не привлек внимание. Усевшись на нижних ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, Дарт позволил псу облизать ему лицо и уши. Не сказать, что в этом было что-то приятное, Дарт бы с радостью заменил подобные нежности на что-то более практичное: например, чтобы питомец замешивал угольную одурь и приносил ее в постель, спасая от похмелья. Правда, существовал риск, что пса с такими способностями тут же прибрал бы к рукам Дес.
Имя друга отозвалось зудящим в груди разочарованием. Ссоры с ним случались редко, но совершенно некстати. В минуту, когда Дарт нуждался в его помощи, их угораздило сыграть партию в «молчуна». Так в местных тавернах называли незатейливое развлечение. О нем обычно вспоминали под конец вечера, когда посетители становились смелее и безрассуднее. Суть игры заключалась в том, что двое соперников, определенных жребием, затевали словесную перепалку. Победителем становился тот, кто своим изобретательным оскорблением мог вынудить противника пустить в дело кулаки. Собственно, это зачастую и провоцировало драки в Хмельном квартале. Бывало, участники становились непримиримыми врагами и в жизни, превращая забаву в причину совсем нешуточной мести. Несмотря на последствия, развлечение нравилось всем. Зрителей привлекали не только зрелищность и накал страстей, но и разглашенные тайны, которыми щедро сыпали игроки. Дарт помнил, как однажды в «Паршивой овце» жребий выпал супружеской паре. Их словесная перепалка превратилась в грандиозный скандал с рассекречиванием таких пикантных подробностей, что партию пришлось прервать. Впрочем, это не спасло сам союз. Выдворенные из таверны, муж с женой продолжили ругань на улице, а наутро явились в контору, чтобы разорвать брак.
Ни Дарт, ни Десмонд в «молчуна» не играли, во многом из-за того, что боялись оказаться противниками. Если бы такое произошло, их дружбе наверняка пришел бы конец. Они знали друг о друге то, что принято помещать в платяной шкаф к остальным скелетам и запирать на ключ. И пусть опыта им недоставало, зато многочисленные партии, виданные в местных заведениях, сделали из них толковых игроков. Дес справился за пару ходов, безошибочно определив его больное место.
Флори. Как странно, что один человек может быть и главной слабостью, и главным источником силы. Подумав о ней, Дарт неосознанно поправил на шее цепочку с карманными часами, подаренными ею. Ему нравилось носить их на теле, ощущать тяжесть и холодное прикосновение металла, слышать мерное тиканье и утешать себя надеждой, что часовой механизм знает решение его проблем. Пару раз он и впрямь поверил в это. Впервые – когда решился проверить, поможет ли мелодия, заключенная в механизме, успокоить Тринадцатого. Тогда эксперимент провалился, и, если бы не Дес, все снова закончилось бы битыми зеркалами и стеклами. Долгое время Дарт боялся повторить попытку, но стремление подчинить себе способности одержало верх. В другой раз он не стал звать друга на помощь и рассчитывал только на себя. Помогла ли сила убеждения, или сама усыпляющая колыбельная из часов, но ему удалось подавить желание все крушить и ломать в поисках подходящих осколков. Он собирал их не для того, чтобы напасть на кого-то или причинить вред себе. Он защищался. Осколок под подушкой, под кроватью, в кармане – много осколков, способных отпугнуть тех, кто попытается на него напасть. В приюте ножей было не достать, пожаловаться – некому. Воспитанники кучковались, образовывали шайки, осознавая, что выжить здесь можно только вместе. Одиночкам вроде Дарта приходилось искать другие способы обороняться. Нездоровая тяга к осколкам стала въедливой привычкой и захватывала его разум всякий раз, когда частности выпускали Тринадцатого.
Сегодня, чтобы провернуть дело самому, снова придется рискнуть. Дарт задумался, какая из личностей справится лучше. Циркач слыл ловкачом и хитрецом, детектив обладал предусмотрительностью и подмечал детали, охотник добивался желаемого напористостью, художник больше полагался на собственное обаяние, изобретатель мог строить в воображении сотни грандиозных планов, но тушевался, когда дело доходило до реализации. Вот и сейчас Дарт, имея в арсенале такой выбор личностей, не знал, как ему поступить. Войти в «Сан-Порт» под видом выступающего циркача? Или надеть лучший костюм и отыграть роль одного из гостей? Проскользнуть тенью, как это сделал бы безделушник, или двинуться напролом, как предпочитал действовать охотник? Множество личностей только все усложняли: один план наслаивался на другой, и в итоге Дарт не мог выстроить в голове ничего дельного. Единственное, в чем он был уверен после долгих раздумий, – полагаться на изобретателя нельзя. Его стихия – чертежи устройств и тихое уединение, в реализации хитроумных планов он не силен. Ловкость циркача тоже вряд ли пригодится. От личности художника он также отказался, поскольку его обаяние привлекало девушек, а для расположения Монке вряд ли понадобилось бы. Охотник действовал слишком прямолинейно и резко, тогда как в деле требовалась осторожность или, как сказал бы Рин, деликатность. Доверять безделушнику тоже не стоило: он хоть и отличался проворностью, но мыслил как подросток, а подростку такое задание не доверишь. Вот так, исключая одну личность за другой, Дарт остановил выбор на детективе – у него была хорошая интуиция, он обращал внимание на детали и умел повернуть разговор в нужное русло. Идеальный вариант.
Дарт щелкнул кнопкой на часах, их крышка мягко откинулась, выпустив наружу печальную мелодию. Услышав первые ноты колыбельной, он судорожно вздохнул. Циферблат показывал шесть часов вечера. На подготовку оставалось немного времени. Как удалось выяснить, сбор гостей в «Сан-Порте» начинался в восемь, за час до открытия сцены. Следовало поторопиться.
Дарт встал со ступенек, потревожив дремавшего рядом Бо, и поднялся в спальню, чтобы переодеться. Детективу предназначался удобный костюм из тонкой шерсти, но сегодня, нарушив традицию, он выбрал одежду другой личности. Тоже костюм, но принадлежащий художнику. Джентльменская «тройка» досталась ему вместе с безлюдем, как и несколько других вещей: цирковой камзол, охотничья куртка, фартук повара и видавший виды полосатый халат. Весь гардероб не стоил столько, сколько один этот костюм, а тот ничуть не проигрывал дорогой одежде Рина, пошитой по индивидуальному заказу.
Дарту было плевать на стоимость обертки, в которую ему приходилось облачаться, но другие люди обращали на это пристальное внимание. Он всегда выбирал личность художника или хотя бы его наряд, если хотел вызвать доверие и заручиться поддержкой. Сегодня Дарт рассчитывал, что добротный костюм и сообразительность детектива сыграют в его пользу.
Он делал все нарочито медленно: копался в шкафу, подбирал рубашку, зацепив вешалку за дверцу, рассматривал пиджак, отряхивая его от воображаемых пылинок. Так он оттягивал момент обращения в другую личность. Процесс этот отнимал много сил и всегда проходил непредсказуемо. Порой после такой перемены у него кружилась голова, а бывали случаи, когда метаморфозы вызывали неприятную дрожь в теле, будто внутри переключался механизм, элементы которого резонировали от вмешательства.
Дарт предусмотрительно оставил костюм на вешалке и лег на кровать. Перевоплощаясь, лютены теряли сознание. Обморок длился пару секунд, но их хватало, чтобы перейти из одного состояния в другое. Дарт медленно опустил веки и сосредоточился на образе: циферблат частностей с двенадцатью фигурками и стрелка, скользящая по кругу. Раньше ему было достаточно перевести ее вручную, но теперь он старался не упрощать задачу, а учился самостоятельно, без помощи безлюдя, обращаться со своей силой. Его пальцы сжали часы на цепочке. Пусть они не спасали от появления Тринадцатого, но придавали уверенности. Дарт сфокусировал внимание на звуках: басовитое тиканье частностей, мерный ритм механизма на груди и глухой стук сердца. Когда они слились в один, он мысленно перевел стрелку на латунную фигурку в форме круга с лабиринтом внутри и потянулся к личности, которая была способна решить эту головоломку.
Детектив. Его образ имел четко очерченные границы и острые края. При соприкосновении с ним Дарт ощутил вспышку боли и погрузился в темноту. Когда он очнулся, то почувствовал на щеке что-то теплое и вязкое. Сел, стараясь дышать как можно глубже и ровнее, утер кровь. Каждое обращение сопровождалось резким скачком давления, что нередко вызывало кровотечение из носа. Телу требовалось привыкнуть к новым условиям.
На ватных ногах Дарт поплелся в ванну, чтобы умыться. Вначале личность детектива воспринималась как инородный предмет, помещенный в его голову, а потом ощущение медленно угасло.
Облачившись в свой лучший костюм, он покинул дом с тяжелым сердцем и нарастающим волнением. Интуиция подсказывала, что ничего не сработает, но упрямство твердило, что стоит хотя бы попытаться. В крайнем случае можно поменять личность на хмельного, знающего толк в применении силы и грабежах (Дарт надеялся, что ничего из этого ему не понадобится).
Здание «Сан-Порта» ничем не выделялось из общего архитектурного ансамбля, оправдывая статус особого заведения. Человек незнающий наверняка прошел бы мимо, даже не помыслив о том, что скрывается за тяжелыми деревянными дверьми. С виду здесь могла располагаться академия, городская контора или что угодно – все здания на Озерных землях выглядели солидно и роскошно.
От простых увеселительных заведений «Сан-Порт» отличало отсутствие вывески и суеты вокруг. Гости прибывали по одному или парами, выскальзывали из автомобилей и тут же ныряли в двери, распахнутые перед ними. Все происходило так быстро, что порой трудно было разглядеть лица.
Какое-то время Дарт наблюдал со стороны, пытаясь узнать кого-нибудь. Ему предстояло назвать подходящее имя, чтобы охрана его пропустила. Он начал вспоминать местных богачей: ему нужен тот, кто состоял в закрытом клубе, но сегодня на вечер не пришел. Горъюсты и рассудители, крупные фермеры, владельцы строительных компаний, промышленники, торговцы, землевладельцы, высшие чины, властители города… Он перебрал всех. Сегодня был выходной день, середина лета: в такое время фермерам не до развлечений, в отличие от торговцев; после Ярмарки они заработали столько, что могли себе позволить кутить остаток сезона. Горъюсты наверняка тоже прохлаждались, поскольку заседания проходили только в будни. Представители власти, получая деньги из городской казны, могли отдыхать в любой из дней и не вылезать из «Сан-Порта» неделями. Наверняка каждого завсегдатая знали в лицо, а значит, никто из городской управы не мог служить прикрытием. Предугадать действия остальных оказалось еще сложнее, поэтому Дарт выбрал личность некоего Горана Адамайна – фермера, владеющего пшеничными полями на юге Пьер-э-Металя.
Дождавшись, когда распахнутые двери проглотят очередную порцию гостей, Дарт решительно шагнул следом. На входе его встретили двое портье в униформе и кипенно-белых перчатках. Круглые фуражки-таблетки, держащиеся на головах при помощи резинки, носил весь обслуживающий персонал. Одинаковая форма и будто приклеенные улыбки делали портье почти близнецами – и действия их были столь слаженны, будто управлялись единым механизмом. Они в унисон поприветствовали Дарта и попросили представиться. С трудом он выдавил из себя присвоенное минуту назад имя и замер в ожидании, когда один из «близнецов» уткнулся в список участников. Заметив, как сквозь натянутую гримасу проступает искренняя растерянность, Дарт понял, что просчитался. Ну, конечно, разве ему могло повезти?
– Простите, – виновато сказал второй портье и, выхватив у напарника плашку со списком, поспешил исправить заминку. – Одну секунду…
Пока он водил пальцем по строчкам, губы его беззвучно двигались, проговаривая фамилии. К тому времени, как он дошел до последней, убеждаясь, что названной персоны там нет, за спиной Дарта скопилась небольшая очередь. Грузный мужчина, пыхтящий, как паровой котел, возмутился, что его заставляют ждать. Портье, не занятый списком, выкрутил улыбку на максимум и елейным голосом пообещал разобраться за пару секунд. Дарту следовало поторопиться.
– Это недоразумение, – попытался возразить он. За его спиной раздались недовольные возгласы. Дарт понял, что терпение гостей иссякает и они готовы без участия портье выдворить его вон. – Мой помощник должен был все устроить. И если это чья-то ошибка, то я…
– То вы пройдете по моему приглашению, дорогой друг, – раздалось позади Дарта.
Он обернулся и увидел, как сквозь недовольную толпу протиснулся Дес. Его волосы были непривычно прилизаны, а изысканный пиджак, под который забыли надеть рубашку, сверкал латунными пуговицами в два ряда.
– Добрый вечер, господин Гленн! – в унисон воскликнули портье. Список исчез за ненадобностью.
Дес ответил им легким кивком головы и, выудив из кармана пару монет, одну за другой подбросил их в воздух. Руки в белых перчатках взметнулись вверх, будто птицы, и ловко поймали монеты на лету. «Чудесно!» – буркнул под нос Дес и прошествовал мимо.
Дарту оставалось только засеменить следом, как послушной собачке, сопровождающей хозяина. Не успел он объясниться с другом, как их встретила другая служащая «Сан-Порта» – статная девушка с каштановыми волосами, туго затянутыми в хвост. В ней было столько гордости, что причудливую фуражку-таблетку она носила будто корону. Девушка проводила их за свободный стол, и в работу включились официанты. Язык не поворачивался назвать их, изысканно приодетых и учтивых, просто «стаканщиками» из таверн. Это были какие-то элитные стаканщики, эволюционировавшие до отглаженной формы и хороших манер.
Дарт растерялся, когда ему в руки вложили деревяшку с меню: названия блюд оказались незнакомыми и больше напоминали древние заклинания – длинные, труднопроизносимые. Прочитав это вслух, можно было ненароком вызвать демона. Богатого, очень богатого демона. Дарт не стал рисковать и выбрал единственное из известных ему наименований – сырный хлеб. Друг предостерегающе покосился на него и исправил ситуацию тем, что заказал две порции «чего-то там», не забыв про выпивку. Избавившись от официантов, чья услужливость граничила с навязчивостью, Дес склонился к Дарту и тихо проворил:
– Хватит делать испуганное лицо. Выглядишь так, будто здесь впервые.
– Зато ты, как я смотрю, местная знаменитость, – проворчал Дарт, припомнив, как портье сразу узнали в нем господина Гленна. Удивительно, что Дес, отказавшийся от фамилии отца, иногда пользовался ею. – И часто ты здесь бываешь?
– Захаживаю иногда, – уклончиво ответил Дес.
– И называешься фамилией, которую якобы презираешь?
– Меня давно знают тут как Гленна, – он пожал плечами. – С двенадцати лет я таскался за отцом по таким заведениям. Много где бывал, многое видел…
– Ты об этом никогда не рассказывал.
– Ну, это и не повод для гордости. – Дес цокнул языком и беспокойно заерзал на стуле, всем видом показывая, что тема ему неприятна.
Дарт умолк и обвел взглядом зал. Пол и стены были обшиты бежевым мрамором, в его глянцевой поверхности отражались огни люстр, низко свисающих с потолка. Свет искрился в бокалах, преломлялся в украшениях дам, озарял лица служащих, чьи улыбки сияли ничуть не меньше драгоценностей.
Дарт не удержался от вопроса:
– Ты же не платишь взносы за участие?
– Конечно нет, – фыркнул Дес. – Я не идиот, чтобы регулярно спускать кучу денег на то, чтобы мое имя не вычеркнули. Господин Гленн у них в списках есть, а я им так примелькался, что моя наглая рожа работает как пропускной жетон. Неловко признавать, но иногда я пользуюсь привилегиями отца.
– Чтобы поесть блюда с названиями, которых не выговорить?
– Чтобы встретить девушек с именами, которых не выговорить.
– Изобретательно.
Дес постучал указательным пальцем по виску. Он обладал особым видом сообразительности, помогающей ему находить выход из самых разных ситуаций и получать желаемое.
– Кстати, назвался ты неудачно, – заявил Дес, дабы сменить тему. – Адамайн уже не состоит в клубе. Неурожайный год сильно бьет по карману фермеров, и в первую очередь им приходится отказываться от сомнительных удовольствий вроде членства в «Сан-Порте».
– Дурак, – пробормотал Дарт, обращаясь к себе. – Мог бы и догадаться.
– Ага.
Они помолчали, пока официант выставлял на стол бокалы с пуншем. Тонкий хрусталь, в котором плескался темно-красный напиток, не имел ничего общего с дешевыми стаканами из таверн, но в руках Деса смотрелся так же уместно, как грубое мутное стекло. Он сразу опустошил свой бокал, а затем, спросив у Дарта разрешения, разделался и со вторым.
– Ну-с, – потерев руки в перстнях, сказал Дес. – Теперь я в деле. Кого мы ищем?
Дарт знал только фамилию и теперь ругал себя за то, что не удосужился расспросить о том, как Монке выглядит. Пришлось признаться, что в спешке упустил важный момент. Дес хмыкнул, одернул лацканы пиджака и жестом подозвал одного из официантов.
Спустя пару реплик они знали, что господин Монке сидит в противоположном конце зала и пришел сюда один.
– Как я его понимаю, – пробормотал Дес, на чьих губах снова заиграла хитрая ухмылка.
Они встали из-за стола и направились через весь зал в закуток перед сценой с опущенным занавесом. По пути Дарт судорожно пытался придумать, как начать разговор. Детектив, несмотря на способности, оказался не готов здраво мыслить в чуждой ему обстановке, да еще под любопытными взглядами гостей. Вероятно, завсегдатаи клуба разглядывали его, потому что не узнавали, а новенькие в любом сформировавшемся коллективе вызывали всеобщий интерес и затаенную враждебность.
Наконец, их путь завершился у большого стола, заставленного блюдами. Его занимал худощавый, будто бы сплющенный по бокам, молодой человек. На фоне щедрого застолья он смотрелся комично, поскольку слабо верилось, что этот дрыщ способен вместить в себя столько еды. Возможно, он кого-то ждал, но им повезло застать его в одиночестве, что увеличивало шансы на успех.
Монке владел землями на севере и управлял активами, перешедшими ему от отца. Толку от этого управления, по слухам, не было никакого, но богачи могли позволить детям любые игрушки. Теперь Монке дорос до того, чтобы изображать серьезного дельца, и, кажется, неплохо вжился в образ. Весь его вид излучал принадлежность к бомонду: каштановые волосы набриолинены, губы-линии капризно изогнуты, лицо надменно и холодно.
Заметив перед собой двух неопределенных личностей, Монке удивленно вскинул одну бровь. Вторая, с выбритой вертикальной полосой, осталась неподвижна.
– Монке, рад тебя видеть! – воскликнул Дес, словно приветствовал давнего знакомого, и без приглашения уселся напротив. Затем вальяжно откинулся на спинку стула, обозначив, что собирается задержаться надолго.
– Мы знакомы? – сухо отозвался Монке, не торопясь рассыпаться в ответных приветствиях.
– Скорее всего, нет. Хотя наши отцы прекрасно знают друг друга. Так что заочно мы с тобой товарищи. Сколько о тебе слышал, столько мечтал познакомиться.
Слова польстили Монке, и он заметно подобрел.
– Что ж, я могу осуществить эту мечту прямо сейчас. Даулеткерей Беккали Монке. А ваши имена, господа? – Он бросил взгляд на Дарта и снисходительно сказал: – Присаживайся.
Дарт, потрясенный его замысловатым именем, послушно опустился на стул рядом с другом.
– Дейлор Максимиллиан Гленн, – без запинки проговорил Дес. Удивительно, как легко он вернулся к настоящему имени, от которого пытался избавиться уже несколько лет.
– Кажется, я о тебе слышал. – Монке задумчиво постучал по столешнице, словно нарочно демонстрируя увесистые перстни на пальцах.
– Лесопильное производство. Крупнейшее на западе, – представился Дес, протягивая руку, унизанную перстнями попроще; никаких разноцветных каменьев, только холодная сдержанность червленого серебра.
– Землевладельцы. Крупнейшие владения на севере.
Они обменялись рукопожатием, стукнувшись перстнями, точно стаканами, по крайней мере, звучало очень похоже. Их знакомство происходило по всем правилам, принятым у богачей. Вначале следовало назвать полное имя, чтобы обозначить статус, – чем оно длиннее, тем больше капитал. Затем указывался род деятельности, чтобы собеседник понял, насколько полезным для него окажется эта встреча. Дальнейшее общение Монке и Гленна могло принести обоим неплохие перспективы: северные земли славились древесиной, особенно город Фористале, откуда и был родом Монке. Производственных мощностей для обработки не хватало, а потому большая часть сырья уходила прямиком на лесопилки. Дарт видел, как лицо Монке меняется, пока в его голове просчитываются выгоды. Хитрый взгляд вцепился в Деса, который представил Дарта. Вернее, он успел сказать только «А это мой…» и сложить губы трубочкой, чтобы назвать его другом. Дарт вовремя спохватился и перебил:
– Счетовод.
Это было больше похоже на правду. Личность детектива не обладала актерскими способностями, чтобы Дарт смог правдоподобно отыграть ровню этим двоим. Да и наскоро сочинить длинное имя, свое происхождение и влиятельного папашу он не успел бы. Потому оставалось притвориться кем-то, чей статус был ниже и оправдывал его поведение.
– Значит, выдаешь премию походами в элитные заведения? Чудак. – Узкие губы Монке искривились. – Но мне нравится.
Отныне Дарт перестал существовать в их разговоре. Имя его так и осталось неназванным, да и ни к чему им был этот мыльный огрызок. Он стал тенью, никем, что позволило ему пристально наблюдать за Монке, попутно раздумывая над тем, как выудить из него нужные сведения.
Десу отлично удавалась роль богатого сыночка – по правде, он и был им, даже если назло отцу отказался от своего имени и наследства. В обществе местного бомонда, в окружении надменной роскоши он держался легко и естественно, играя по правилам, усвоенным еще в детстве.
Тем временем над сценой зажглись прожекторы, занавес поднялся, и перед зрителями предстали артисты, при виде которых Дес тут же подскочил на стуле, едва не свалившись на пол. Дарт тоже узнал труппу, на чьих выступлениях бывал не раз: вначале в «Паршивой овце», а затем и в остальных тавернах, куда его таскал друг, окрыленный чувствами к солистке. Она стояла в центре, похожая на фарфоровую статуэтку розовощекой пастушки. Ее природная красота не нарушалась ничем, являя очарование естественности: белые кудри, ниспадающие на плечи, кристально-голубые глаза в обрамлении длинных белесых ресниц, румянец на щеках и пухлые губы, которые она все время покусывала от волнения. Зато на остальных грима не пожалели: веки, густо подведенные сурьмой, у скрипачки и клавишницы губы накрашены алым, у музыкантов с аккордеоном и контрабасом – черным. Гитаристу и трубачу каким-то образом удалось избежать размалеванных ртов (вероятно, закончилась краска).
Дес тоже смотрел на сцену, но взгляд его не блуждал изучающе, а был прикован к Чармэйн – прекрасной, недоступной, неуловимой. От внимания Монке не ускользнула его заинтересованность.
– Ты знаешь их? – разочарованно спросил Монке, а потом капризно добавил: – Обещали новинку.
– Просто люблю музыку, – отозвался Дес и, наконец, оторвал взгляд от белокурой певицы.
– Какое приятное совпадение, я тоже! – Землевладелец довольно улыбнулся и, подцепив двумя пальцами моченую сливу, отправил ее в рот. – Угощайтесь. Я заказал полное меню, чтобы выбрать фаворита. Поможете?
Дес с радостью воспользовался приглашением и умыкнул со стола фаршированный гриб. Дарт к деликатесам не притронулся – из-за волнения он бы и куска проглотить не смог. К тому же головокружение после смены личности до конца не прошло, и он боялся, что от любой еды его стошнит.
