Женя Юркина
Безлюди. Последний хартрум
Флори просияла.
– Это бы мне очень помогло.
Ризердайн кивнул и отлучился, чтобы принести из кабинета заметки, о которых говорил. Саймон вскочил следом и принялся убирать посуду. Едва он скрылся на кухне, Рин наклонился поближе к Флори, опершись локтем на стол, и тихо сказал:
– Вы умница, что прислушались к моему совету.
Он явно хотел примириться и надеялся, что похвала сможет закрыть брешь, пробитую его пьяной болтовней. В прошлый раз Флори не смогла скрыть обиды и сбежала с ужина. Сегодня проявила стойкость и сдержанность, уколов в ответ. В следующий раз она не будет ждать – и ударит первой, чтобы навсегда отучить господина Эверрайна от насмешек в свой адрес.
– Раз вы так любите советы, вот вам один, – деловито сказала она. – Поменьше болтайте, когда пьяны.
Домограф вальяжно откинулся на спинку стула.
– А раньше вам не нравилось, что я скуп на слова.
– Просто не была знакома с вашим многословием, – иронично подняв бровь, ответила Флори. – Оно еще хуже.
К счастью для них обоих, разговор не получил продолжения. Вернулся Ризердайн. Обещанных записей при нем не было, поскольку он предложил Флори занять один из его кабинетов. Такой щедрости не удостаивался даже Рин, но ему хватило ума оставить свои колкости при себе.
Коридор на первом этаже имел форму буквы «Т» – его длинная часть вела из столовой в кабинет. Стены в нем были сплошь завешаны чертежами, картами, исчерканными страницами. Флори впервые оказалась здесь, и это напомнило ей рабочее место отца в архитектурном бюро. Пока она с восторгом осматривалась вокруг, Ризердайн закрыл дверь, отрезав их от остального дома.
– Прошу прощения, что вам приходится терпеть колкости Рина, – сказал он с виноватой улыбкой.
– Вы не должны извиняться за него.
– Позвольте мне самому распоряжаться своими извинениями.
Его слова прозвучали мягко, едва ли не ласково, однако донесли до нее главную мысль: он не потерпит, чтобы ему указывали, как себя вести и что говорить. Иногда Флори забывалась, что за человек перед ней. Он был обходителен, дружелюбен и скромен, – это усыпляло бдительность и расслабляло; но стоило немного осмелеть, ступить за границу дозволенного, и в нем раскрывалась другая сторона его личности. Разговаривать с ним было все равно что ходить по кромке льда: никогда не знаешь, что принесет следующий шаг.
Оранжевый свет лампы на миг превратил Ризердайна в бронзовую скульптуру. Затем его выразительное лицо ожило, и наваждение исчезло. Он нахмурился, нервно облизнул губы и произнес:
– Я отчасти виноват, что Рин выбрал вас целью своего злословия. – Он невесело усмехнулся. – В академии нас всегда сравнивали и ставили в пример друг другу, чтобы подстегнуть стараться лучше. Так что мы привыкли соперничать. На этом выросла наша дружба.
Он прервался, чтобы глубоко вздохнуть и выразить сожаление о том, что прошлое странным образом объединяло их как добрых приятелей и вечных конкурентов.
– Рину сложно находиться здесь и осознавать, что я сделал то, чего он не смог.
– Тогда почему бы ему не вернуться в Пьер-э-Металь и не повторить ваш успех?
– Он человек порядка. Часть системы. Его связывает намного больше обязательств, чем меня. Не всякое бунтарство – созидание. Иногда это влечет за собой лишь разрушения.
Флори замерла и внимательно посмотрела на Ризердайна: что он хотел сказать на самом деле? Ее не покидало ощущение, что в его словах скрыт иной смысл, а весь разговор затеян вовсе не для того, чтобы оправдать чье-то поведение. Он говорил так, будто разгадал ее мотивы и прочел мысли. Сложно было придумать более подходящий момент, чтобы завести речь о реформе. Она уже хотела задать свой главный вопрос, но Ризердайн опередил ее.
– Не думайте, что он это всерьез… Он злится на меня, а срывается на вас.
Ризердайн снова вернулся к тому, с чего начал. Подходящий момент был упущен.
– Будем считать, что я работаю громоотводом, – отшутилась она. Ей не хотелось вымещать обиду на Ризердайне. Что бы он ни говорил, его вины здесь не было.
– А я – та крыша, в которую не бьет молния.
Он примирительно улыбнулся и ушел, оставив кабинет в ее распоряжении.
Она просидела с бумагами допоздна и не помнила, как добралась до кровати и уснула, зато сразу поняла, что ее разбудило. Громкий стук и механический звонок прозвучали по очереди, потом одновременно, а следом к ним добавились бранные крики.
Нырнув в платье, Флори выскочила в коридор – и оказалась последней. С лестницы уже доносились торопливые шаги, из холла – беспокойные голоса.
Илайн, явившаяся среди ночи, была на взводе и выглядела растерянной. Заметив Ризердайна, она кинулась к нему навстречу и выпалила:
– Проблемы в Доме с эвкалиптом.
– Ты послала дежурного? – спросил Ризердайн, спускаясь.
– Да. И Флинн со мной. Боюсь, там что-то серьезное.
– Мы поедем с вами, – вызвался Рин: собранный и представительный, как обычно.
Илайн полоснула его взглядом.
– Это не ознакомительная прогулка.
– Брось, Ила, – второпях обуваясь, сказал Ризердайн. – Лишние руки нам не помешают.
– Вот именно, что «лишние», – пробормотала домтер, но спорить больше не стала.
Снаружи ждал автомобиль, а за рулем – Флинн, парень в пижаме и… шляпе. Видимо, новость застала его врасплох, и он, не успев сменить спальную одежду, попытался компенсировать это строгим головным убором. Не успели двери закрыться, как водитель нажал на педаль, и машина рванула с места. Флори откинуло назад и впечатало в сиденье. Они чудом никуда не врезались и, пролетев петляющие улицы, прибыли на место целыми и невредимыми.
Выбравшись, Флори сразу почуяла запах эвкалипта и мокрой земли, а затем увидела двухэтажное здание под куполом раскидистого дерева. С виду дом казался самым обычным – прямоугольный, с выпирающей вперед крышей, наполовину скрытой листвой. Однако, подойдя ближе и прислушавшись, можно было различить полухрип-полустон и треск досок, что доносились изнутри.
Во дворе суетились люди, где-то плакал ребенок, и в этой тревожной суете было сложно отличить жителей дома от простых зевак. Илайн ринулась сквозь толпу.
– Пропустите! Прочь с дороги!
Своим напором она проложила дорогу остальным. Один за другим они зашагали по живому коридору, ловя на себе взгляды. Нарастающая тревога чувствовалась в воздухе, словно надвигающаяся гроза.
– Безумный дом! Опасный дом! – доносилось из толпы. Вначале осторожным шепотом, потом громче и громче, переходя в истеричные возгласы.
– Внутри кто-то есть? – спросил Ризердайн, перекрикивая гвалт.
К нему подскочила босая женщина в пледе и заговорила сбивчиво, нервозно, глотая слоги. С трудом все же удалось понять, что безлюдь пуст.
Ризердайн кивнул и направился к дому, где уже работали Илайн и Флинн. Вооружившись десятком аптекарских склянок и щедро проливая их содержимое на землю, они обошли периметр.
Рин не спешил присоединяться к ним. Такие методы были ему неизвестны, и без своего портфеля, полного привычных инструментов, он не мог ничего предпринять. От представительного образа домографа остался только костюм, но даже в нем Рин выглядел потерянным и беспомощным.
– Не понимаю, что они делают.
– Используют масло шалфея, чтобы успокоить безлюдя, – объяснила Флори.
Он посмотрел на нее с недоумением.
– Откуда вы знаете?
– Прочитала.
– Делаете успехи!
Она проигнорировала его похвалу, обратив внимание на Флинна, который бросился к машине и вскоре вернулся с парой больших мотков веревки.
– Нужна твоя помощь, – сказал он Рину и, не сбавляя шага, бросил ему бобину.
Флори осталась одна на растерзание толпы, тут же обступившей ее. Гул недовольства, звучащий как рой пчел, прокатился среди зевак. Она хотела успокоить их, но получилось только разозлить.
– Эй, милочка, – крикнула женщина с суровым каменным лицом, – если он навредит моему дому, я вашу контору засужу.
Несколько человек поддержали ее одобрительными возгласами. Другие наперебой стали рассказывать о том, что слышали из окон плач. Флори попыталась объяснить, что это был голос самого безлюдя, чей вой и впрямь напоминал человеческий, и снова столкнулась с непониманием. От нее требовали действий, а не слов: что бы она ни говорила – все звучало для них неубедительно.
Не выдержав, Флори метнулась к дому, уже оплетенному веревками. Она огляделась по сторонам и, не найдя никого из своих, решила, что справится в одиночку. Ей не придется даже переступать порог, достаточно швырнуть пузырек с успокоительным внутрь безлюдя, чтобы он замолчал и больше не пугал людей. Ничего серьезного, что могло бы осложнить ситуацию или навредить.
Как же она ошибалась. Во всем: начиная с отношения делмарцев к безлюдям и заканчивая тем, что ее план достаточно продуман.
Флори беспрепятственно подкралась к двери, толкнула ее и швырнула на пол пузырек. В нос ударил резкий, концентрированный запах – неприятный, слезоточивый, совсем непохожий на тот, что обычно. Она отпрянула, но не успела ступить и шагу. Пол ушел из-под ног, затрясся и накренился. Не удержавшись, Флори упала через порог, едва не напоровшись на осколки, и кубарем вкатилась в холл. Она попыталась подняться на локтях, однако резкие наклоны, вибрации и перемещения опоры не позволили сделать этого. Вокруг стоял оглушительный грохот, с которым рушились вещи. Ползком она все же добралась до двери и обнаружила ее наглухо запертой.
Успокаивающая микстура дала обратный эффект. Раз хваленые методы домтер не сработали, стоило обратиться к старому, проверенному способу. У Флори не было с собой сандаловых благовоний, зато наверняка в доме хранились спички. Подгадав момент между накатывающими приступами безлюдя, она бросилась в ту сторону, где предполагала обнаружить кухню. Но длинный коридор привел ее в странную комнату – круглую, скудно обставленную мебелью. В центре, точно опорная колонна, возвышался бледный ствол эвкалипта, покрытый клочьями отслоившейся коры. Флори сразу поняла, что оказалась в хартруме: его выдали окна, подернутые пленкой, хриплое дыхание и ощущение живого существа.
Она отыскала спички на столике рядом с ингалятором, но зажечь их не получилось – отсырели. Воздух в комнате был настолько влажным и плотным, что в нем могли бы плавать рыбы, тогда как Флори ощущала себя жалким моллюском, выброшенным на берег. Кислорода не хватало, дышать становилось все тяжелее. «Нужно уходить», – подумала она, а тело решило по-другому. Обессиленно упало, покрылось игольчатой болью, задрожало, будто от лихорадки.
Флори не понимала, что с ней, хотела позвать на помощь, но с губ сорвался только слабый стон. Мучительно-медленно к ней пришла мысль, что всему виной воздух, и для спасения нужно пробраться к окну. Из последних сил она поползла к ближайшему проему, сокрушаясь над тем, что подоконники слишком высоки. С каждым новым движением дышать становилось больнее. Ее замутило, в ушах глухо зашумело. Флори продолжала пробираться за спасительным глотком свежего воздуха, но потом ее охватил ужас от мысли, что прямо здесь и сейчас ее жизнь может оборваться. Сквозь затуманенное сознание прорезался голос. Вначале он казался чужим и далеким, но потом обрел знакомое звучание. Ризердайн. Проваливаясь в обморок, Флори не различала слов и не осознавала, что происходит, а лишь улавливала отдельные ощущения: холодные прикосновения к коже, головокружение, дрожь… Пространство вращалось, словно дом был гончарным кругом, а она – податливой, мягкой, бесформенной глиной, попавшей в руки мастера. Чувство собственной бестелесности странным образом успокаивало. Если нет тела – умирать нечему. Невыносимая боль в легких отделилась от нее и постепенно потухла. Дальше пришла темнота.
Первое, что она ощутила, когда очнулась, была влажная прохлада травы. Флори лежала на спине, запрокинув голову к темному небу без звезд. Теперь тело казалось тяжелым, словно ее глиняную фигуру закалили в печи и оставили остывать. С трудом она перевернулась. Желудок свело судорогой, и ее стошнило. Тут же подоспел Флинн с флягой воды и пилюлей, которую Флори проглотила без раздумий. Как только стало легче, она спросила:
– Все живы?
– Да, обошлось.
Флори огляделась, но не увидела вокруг никого: ни толпы зевак, ни домографов, ни Илайн. Безлюдь, чьи окна были распахнуты настежь, остался где-то в стороне.
– А где остальные?
– Осматривают дом.
– Воздух в безлюде отравлен?
Каждое слово ощущалось камнем на языке: тяжелое, неудобное.
– Не воздух, почва. Эвкалипт работает как насос и впитывает влагу. Так яд попал внутрь. Похожее нападение уже случалось, но мы и подумать не… – Флинн осекся на полуслове.
Надеясь отвлечь ее, он полез в чемодан и, вытащив оттуда полоску бумаги, свернутую в несколько раз, протянул Флориане.
– Держи мятную пастилку.
Закинув ее в рот, Флори поинтересовалась, как скоро лекарство подействует.
– Вообще-то Риз велел показать тебя врачевателю.
– Ты и есть врачеватель.
– Домолог, – исправил он. – Я врачую безлюдей.
– Какая разница? Ты видишь, что я в порядке. Ну же, Флинн. – Она изобразила на лице подобие улыбки и протянула руку, чтобы он помог подняться с земли.
Уговоры сработали. Флинн не повез ее в лечебницу, но и к безлюдю не пустил. Флори пришлось согласиться, чтобы он вернул ее домой и передал под опеку Саймона.
В автомобиле ее снова замутило, и всю дорогу она думала лишь о том, как унять это мерзкое ощущение. Тем радостнее было снова оказаться в доме Ризердайна, в кресле у зажженного камина. После дождя ночь выдалась прохладной. Пролежав на мокрой траве, Флори продрогла и теперь тянулась к теплу, чтобы унять озноб. Вопреки слабости она не торопилась вернуться в постель, а устроилась в гостиной с намерением дождаться домографов.
Жар и треск огня убаюкали ее. Казалось, она закрыла глаза лишь на минуту, а когда вновь открыла их – обнаружила, что прошло немало времени. Поленья в камине почти догорели, и теперь прохладный воздух стелился по полу. Это ее и разбудило. Где-то поблизости была открыта дверь.
Поднявшись, Флори выскользнула в коридор и почти сразу нашла Ризердайна. Его остроплечая фигура застыла за прозрачной дверью, ведущей на веранду. Опершись на перила, он стоял не шелохнувшись, похожий на засушенного богомола под стеклом. Было в его неподвижности что-то печальное, безысходное. Едва подумав об этом, Флори испытала чувство вины. Если бы она не пошла на поводу у зевак, если бы не полезла к безлюдю в одиночку и не вела себя так самонадеянно…
Она хотела объясниться, но не нашла в себе смелости просто так нарушить уединение Ризердайна. Пришлось искать предлог, чтобы составить ему компанию. Чайник на плите был еще теплым, и Флори воспользовалась хитростью Саймона: тот всегда находил повод, чтобы неожиданно появиться там, где его не ждали.
Она осторожно проскользнула в приоткрытую дверь. Веранда представляла собой площадку в форме полукруга, выходящую на часть сада с апельсиновыми деревьями у изгороди. Воздух пропитался терпкой сладостью перезревших фруктов и неприятной горечью. Флори узнала запах и убедилась, что не ошиблась, когда увидела табачный дым, вьющийся вокруг Ризердайна.
– Как себя чувствуете? – внезапно спросил он, не оборачиваясь.
– Спасибо, уже лучше. Саймон заварил ромашковый чай. Я и вам принесла. – Она протянула чашку, объясняющую ее внезапное появление.
– Благодарю, но у меня есть это. – Легким жестом он продемонстрировал сигару и выпустил дым тонкой струйкой сквозь едва приоткрытые губы.
Резкий, бьющий в нос запах ассоциировался у нее с Прилсом, Гленном и другими богатеями Пьер-э-Металя. Ризердайн никак не вписывался в их компанию.
– Островной табак?
– Да вы знаток.
– Доводилось слышать. В наших краях островной табак – привилегия богачей.
– А в моих – способ успокоить нервы.
– Может, лучше попросить Илайн замешать успокаивающую микстуру и для вас?
Шутка показалась ей забавной, но лицо Ризердайна помрачнело.
– Кстати об этом… В безлюде вы использовали микстуру от Илайн?
Отпираться было бессмысленно, поэтому Флори кивнула. Наверняка они успели обсудить это без ее участия.
– Не делайте так больше.
– Что именно?
– Не используйте микстуры, не подумав о химических реакциях. – Его голос стал строгим, превратив дальнейшие слова в нотации: – Если бы можно было успокоить безлюдя обычной микстурой, мы бы так и сделали. Неужели вы думаете, что никто бы не додумался до этого? Но мы не применяем химические вещества там, где они могут создать опасное соединение. Поэтому мы работали снаружи.
Щеки Флори защипало от стыда.
– Простите, – с трудом выдохнула она. Кружка на блюдце нервно зазвенела, выдав дрожь в руках.
– Я объяснил вам это, чтобы предостеречь, а не обвинить. – Ризердайн выдержал паузу, затем потушил сигару о перила и, выпустив в воздух последнее кольцо дыма, добавил: – Как бы вы ни поступили, исход был бы тем же.
Забывшись, Флори сделала глоток чая, чтобы избавиться от сухости во рту, и лишь после вспомнила, что принесла чашку не для себя.
– Я так гордился этим безлюдем. – Его тон внезапно переменился, отрешенный взгляд устремился в глубину сада. – Мы построили дом для мальчика с астмой. Ради него семья переехала к морю, испробовала разные методы лечения, но ничего не давало результатов. И тогда они обратились ко мне. Не потому, что верили, а из-за отчаяния. И я доказал им, что безлюди могут помогать там, где остальные бессильны. А теперь это уничтожено. И дальше будет только хуже.
Слушать монолог Ризердайна было мучительно. Флори знала, как вслед за потерей приходило глубокое чувство вины оттого, что не удалось предотвратить беду. Эта червоточина разъедала сердце и становилась бездонной дырой.
– Безлюдь был обречен: нервная система поражена отравой, дыхание слабое. Я даже не попытался сохранить ему жизнь.
– Да-да, а еще вы виноваты в том, что появились на свет, обладаете пытливым умом, совершили прорыв в истории безлюдей, освободили лютенов и взвалили на свои плечи колоссальную ответственность. Как вас еще совесть не загрызла, м?
Губы Ризердайна дрогнули в полуулыбке.
– Это не отменяет того, что я…
– Прекратите! – перебила она. – Вы нужны другим безлюдям. Тем, кто еще жив и может стать новой мишенью. Скурите хоть весь урожай островного табака, продолжая оплакивать потерю, проблема так не решится.
Когда ее пламенная речь оборвалась, над ними зависла звенящая тишина, нарушаемая лишь сонным шелестом ветра. Флори оставила попытки утешить Ризердайна, а у него было бессчетное множество причин, чтобы промолчать.
Они долго стояли на веранде, созерцая небо, наливающееся бледно-розовым светом, а потом ладонь Ризердайна мягко накрыла ее озябшие пальцы, лежащие на каменных перилах. Это была отчаянная просьба о помощи. Он словно падал в пропасть и пытался найти спасение в чем угодно: в табачном дыме, скорби, прикосновении. Флори позволила его руке остаться. И когда Ризердайн крепче сжал ее пальцы, этого оказалось достаточно, чтобы выразить то, что он так и не смог облечь в слова.
Глава 5
Дом без дверей
Дарт
Зачеркнутые слова, смятая бумага, пальцы в чернилах, – вот лишь некоторые из причин, почему Дарт не выносил писем. Но он должен написать одно, вытащить из головы хотя бы несколько толковых фраз, достойных прочтения. Прошлые попытки не удались, сразу же обратившись в пепел, изодранные клочки или скомканные листы, а это послание-долгожитель продержалось уже неделю. Ежедневно он добавлял туда по паре строчек, а если настроение располагало, мог расщедриться и на большее.
Сегодня все благоволило ему: и погода, позволившая расположиться на веранде, и отсутствие дел, и ясный ум изобретателя, легко находивший нужные слова. Дарт едва поспевал за полетом мысли. Правая рука, перепачканная чернилами, скользила по бумаге, а левая рассеянно трепала Бо за ухо. Пес устроился в соседнем кресле, положив морду на плетеный подлокотник.
Внезапно ручка дрогнула, оставив на бумаге случайный росчерк. Мысль прервалась, вытесненная шумом в ушах. Когда он стал громче, Дарт встревожился. Личность изобретателя, выпавшая ему на частностях сегодня, прежде страдала от мигрени, и Бильяне стоило огромных усилий, чтобы ослабить приступы лечебными отварами. Шум в ушах был первым предвестником боли, – вспомнив эти ощущения, Дарт напрягся, приготовившись к худшему. Бо тоже насторожился. Вскоре стало ясно, что их обоих потревожил автомобиль, приближающийся к дому в облаке дорожной пыли. Дарт приободрился, поняв, что опасения не подтвердились, однако общество Рэйлинноэлы Хоттон было для него пострашнее мигрени.
Он судорожно сгреб бумаги, прежде чем госпожа без-пяти-минут-Эверрайн показалась из автомобиля, сияющего на солнце перламутром.
– Дартиэль, как здорово, что я застала тебя здесь! – радостно воскликнула она, когда оказалась у крыльца. Тонкие губы изогнулись, обнажая ослепительно-белые зубы.
«Она когда-нибудь прекратит коверкать мое имя?» – Дарт хотел спросить напрямую, да не рискнул признавать, что это задело его.
– Это конфетная фабрика, – сказал он, сам поражаясь тому, как спокойно звучит голос. – А я Дарт.
– Ох, прости. – Рэйлин приложила руку к губам, изобразив смущение. Из нее вышла бы скверная актриса.
Она стала подниматься по лестнице и вдруг застыла на полпути при виде охотничьего пса. Тревога вспыхнула на ее лице и тут же обратилась в презрительную гримасу.
– Убери его. У меня аллергия на шерсть.
– А аллергии на лютенов у тебя нет?
– Если только они не обращаются в каких-нибудь лохматых зверюг.
– И не задают глупых вопросов, – пробормотал он, будучи вынужденным исполнить просьбу и спровадить Бо в дом.
Всякий раз Дарту приходилось изображать учтивость, сдерживая себя напоминанием, что перед ним – будущая жена Эверрайна. Впрочем, он сомневался, что его позовут на эту свадьбу. Хотя бы потому, что не смогут заполнить в приглашении графу «фамилия».
Рэйлин поднялась на веранду и присела на краешек кресла, рискуя свалиться с него во имя собственного высокомерия. Она всегда выбирала полумеры, если хотела подчеркнуть презрительное отношение: держалась вежливо, но без любезностей; отвечала полуулыбкой; смотрела на собеседника, но вскользь, точно он был пустым местом; соглашалась на чаепитие, но даже к чашке не прикасалась, будто брезговала. В ее обществе Дарт чувствовал себя получеловеком, отчего каждая встреча с Рэйлин больше смахивала на пытку.
– Рин прислал письмо, – деловито сообщила она. – Он по-прежнему обеспокоен из-за Общины.
Им всем стоило опасаться слухов о том, что фанатики ждут нового лидера, который восстановит справедливость. Под справедливостью они понимали уничтожение безлюдей и арест лютенов, виновных в смерти их дражайшего главы. Его внезапная кончина сильно ударила по Общине, где все привыкли к властной руке, ведущей их по жизни.
Дарт так увлекся размышлениями, что перестал слушать Рэйлин и безнадежно запутался в ее речи, звучащей с частотой барабанной дроби.
– Можно взглянуть на письмо? – спросил он. – Не воспринимаю информацию на слух.
– Так слушай внимательнее, – небрежно пожав плечами, ответила Рэйлин и продолжила, пересказывая то, о чем Дарт знал и без нее.
Своим новым лидером Община видела сына почившего главы, и сама идея передать власть по наследству уже говорила об их далеко идущих, почти королевских, планах. Месть за отца была способна распалить жертвенный костер, и в нем фанатики хотели сжечь всех виновных.
– Слишком много недоброжелателей. Горожане жалуются на опасное соседство безлюдей. Фанатики требуют расправы над лютенами. Если так продолжится, это может в корне изменить отношение властей. Безлюди являются собственностью города. Пьер-э-Металь – как коробка спичек. Хватит искры, чтобы вспыхнуть.
– Знаешь, – перебил ее Дарт. – Я не доверяю красивым словам. Обычно ими прикрывают неприятную правду. – Он внимательно посмотрел на Рэйлин, и по одному движению опущенных ресниц понял, что оказался прав. – Так что оставим это и сразу обсудим: что нужно сделать? Рин дал задание? Или морской воздух вдохновил его написать мемуары?
Рэйлин недовольно поджала губы.
– Тебе стоит записать поручения. – Небрежным жестом она подтолкнула к нему ручку, брошенную на столе.
Дарт удивленно взглянул на Рэйлин. Едва сдержав эмоции, он в очередной раз напомнил себе, кто она такая. Однако статус невесты домографа не давал ей право командовать им. В рабочих вопросах она оставалась простым архивариусом – в должности на пару звеньев выше самих лютенов. Он пожалел, что сегодня на частностях ему выпал рассудительный изобретатель, а не порывистый пьянчуга, который хамил так же легко, как дышал.
– Под диктовку? Серьезно? – Он заставил себя усмехнуться, еще надеясь перевести все в безобидную шутку.
– Твое упрямство утомляет, – с тяжелым вздохом ответила Рэйлин. – Будь хорошим мальчиком и делай, что говорят.
– Я тебе не дрессированная собачка.
– Зато натаскан исполнять поручения, – хлесткие слова были как пощечина. На миг Дарт ошарашенно застыл, а потом ощутил накатывающую волну злости. Ему и раньше доводилось слышать издевки, но получить их от Рэйлин оказалось вдвойне унизительным.
– У лютена есть только один хозяин – безлюдь. Будешь приказывать мне, когда окаменеешь и обзаведешься хартрумом.
Щеки Рэйлин вспыхнули гневным румянцем, губы вытянулись кривой змейкой. Через пару мгновений ее лицо вновь приняло привычное выражение – спокойное, благодушное и едва ли не смущенное, как будто ей стало неловко. За этим могла разразиться настоящая буря, однако Рэйлин лишь тихо сказала:
– Понимаю, я раздражаю тебя. – Она чопорно разгладила несуществующие складки на платье. – Увы, нашей взаимной неприязни недостаточно, чтобы исключить общение. Мы работаем в одной сфере и связаны тем, что Рин доверяет нам.
Бла-бла-бла. Дарту захотелось закатить глаза.
– Не делай из себя заложницу обстоятельств, Рэйлин. Это я нахожусь на службе без шанса отказаться от нее. А ты можешь уйти в любой момент. – Он подался вперед, сократив расстояние между ними, и поинтересовался: – Зачем тебе должность архивариуса?
От его внимательного взгляда не ускользнуло, как Рэйлин передернуло от простого вопроса.
– Мы – единственные, на кого Рин может всегда положиться. Разве у нас есть выбор? – голос ее стал мягче и мелодичнее. – Я бы показала письмо, но так торопилась, что забыла его. Могла записать список поручений своей рукой, но у меня мудреный почерк. Поэтому, если тебе не трудно, запиши все сам. Пожалуйста.
Дарт оценил ее шаг к примирению и согласно кивнул. Они и так потеряли время на пустые пререкания.
Поначалу задание домографа казалось простым: Дарту следовало встретиться с одним человеком и кое-что выведать у него. Однако дело осложнялось тем, что речь шла о землевладельце Монке – обладателе влиятельного имени, отцовского состояния и заносчивого характера, о котором говорили чаще, нежели о его трудовых заслугах. Но самое важное в нем было то, что он знал Аластора Доу – их главную цель. По слухам, землевладелец приехал в Пьер-э-Металь с рабочим визитом, а свободное время коротал в увеселительных заведениях. Дарт понимал, что выловить Монке в элитных клубах и тавернах, закрытых для пришлых гостей, будет непросто, но еще тяжелее – выудить из него нужную информацию: такого не задобришь монетой, не припугнешь и не прижмешь к стенке; с таким не договоришься и не поболтаешь по-дружески.
– Что мы ищем? – спросил Дарт.
– Любые сведения об этом… Доу. – Рэйлин рассеянно пожала плечами. – Кто он такой, где живет и как с ним можно связаться, его жизненные обстоятельства и финансовое положение.
– Надеетесь от него откупиться?
– Рассчитываем понять, с кем придется иметь дело.
Дарт скептически посмотрел на нее, не будучи так уверен, что знания о загадочном наследнике Общины способны переломить ситуацию.
– Кстати о деньгах, – спохватилась Рэйлин. – Вот, возьми. – Она положила на стол бархатный мешочек, на вид полный монет, и лукаво улыбнулась: – Едва не сказала про твою нищету, но раз мы теперь лучшие друзья, то не буду тебя смущать.
Нахмурившись, Дарт молча сгреб подачку, желая лишь того, чтобы Рэйлин исчезла прежде, чем у него закончится терпение.
Оставив последнее слово за собой, она победоносно удалилась. Когда ее перламутровый автомобиль исчез из виду, Дарт отправился на постоялый двор, где остановился Монке. Монеты развязали языки местным работникам, и те охотно доложили, где пропадает их жилец. Монке выбрал для развлечений закрытый клуб «Сан-Порт» – о нем было известно лишь то, что заведение принимало самых почетных и богатых гостей, привлекая изысканными блюдами, элитным алкоголем и приватностью. Попасть туда могли только «избранные», оплачивающие ежемесячный взнос, а Дарт не имел никакого отношения к подобной роскоши, поскольку, как справедливо заметила Рэйлин, кошелек лютенов всегда пустовал. Они находились на обеспечении города и получали в распоряжение ровно столько, сколько хватало на еду и содержание безлюдя, что считалось одной из мер против побегов и бунтов. Ни накопить, ни потратить лишку с их скудным жалованьем было невозможно. Словом, двери «Сан-Порта» были закрыты для таких, как Дарт.
Он подумал о Рине и Рэйлин, предположив, что у кого-то из них есть доступ в клуб богачей. Однако от идеи пришлось отказаться: Эверрайн никогда не питал любви к подобным развлечениям и кичливости, а что касается Рэйлин… встречаться с ней еще раз Дарт решительно не хотел. Хватит с него на сегодня. Конечно, существовали и другие способы добраться до Монке; самый простой – подловить его на постоялом дворе. Однако чутье подсказывало, что люди болтливее и сговорчивее, когда отдыхают. К тому же появление в стенах «Сан-Порта» уже считалось гарантией доверия. Случайные люди туда не приходили, но Дарт собирался исправить это сегодняшним вечером и знал лишь одного человека, способного ему помочь.
Хмельной квартал в дневное время казался заброшенным: пустые улицы, безмолвие, закрытые ставни заведений, дремлющих перед началом новой рабочей ночи. По пути ему встретилось только двое – местный попрошайка и мусорщик, еще не закончивший смену. Его тележка уже была под завязку заполнена мешками, а он упорно пытался затолкать еще три. Один из них лопнул, выплюнув половину содержимого прямо в мусорщика, а тот зашелся грязными ругательствами. Его истошный вопль эхом разнесся на весь Хмельной квартал и преследовал Дарта до самой «Паршивой овцы». Юркнув за дверь, он погрузился в тишину таверны, вдохнул приторный запах солода и меда, от воздуха можно было уже охмелеть.
Темный коридор уводил вглубь служебных помещений, откуда выкатилась пивная бочка под управлением Здоровяка Бола.
– Лютер, рад видеть! – пробасил он, протягивая огромную ручищу, способную раздробить кости пальцев одним пожатием. На сей раз обошлось.
