Женя Юркина
Безлюди. Последний хартрум
Когда Риз вышел в холл, мажордом уже встретил гостя, и тот нервно топтался на пороге, вертя в руках шляпу. Флинн всегда и всюду носил головной убор, скрывая под ним кудрявую рыжую шевелюру, и наивно полагал, что рыжие брови с ресницами и лицо в крапинку ничем его не выдают. Он не изменял своей привычке до сегодняшнего дня, пока не встретил чопорного мажордома, следящего, чтобы в доверенном ему доме соблюдали правила приличия.
– Риз! – воскликнул Флинн и подскочил на месте, будто в коленях у него стояли пружины. – На фермах проблема. Нужно, чтобы ты взглянул.
Риз не проронил ни слова, хотя мысленно выругался. Не тратя время на расспросы, он решительно направился к двери, гадая, что за проблема потребовала участия домолога.
Все, что касалось физического и ментального здоровья безлюдей, попадало под чуткий контроль Флинна. Во многом благодаря его стараниям им удалось адаптировать безлюдей для проживания. Когда-то он трудился простым врачевателем, дежурил в деревянной будке на пляже, названной пунктом помощи, и спасал тех, кто перегрелся на солнце, наглотался воды или неудачно прыгнул с пирса. Теперь же он следил за состоянием безлюдей, имел личный автомобиль и являлся представителем редчайшей профессии. Врачебное прошлое научило его выдержке и непоколебимому спокойствию, однако сейчас он выглядел встревоженным. По шкале эмоциональности Флинна это значило, что произошла катастрофа.
Оказавшись на улице, он первым делом надел шляпу и коротко обрисовал ситуацию. Ранним утром работники фермы заметили неладное и вызвали его. Флинн, конечно, уже определил диагноз безлюдей, но хотел, чтобы Риз сам взглянул на них, прежде чем узнает заключение.
– Все плохо?
– Ты же знаешь, я оптимист, – с ухмылкой ответил Флинн, следом сразу же нахмурился и выдал: – Да, очень скверно.
Весь путь Риз изводил себя разными предположениями, готовясь к тому, чтобы увидеть своих безлюдей страдающими и разрушенными.
Территорию ферм ограждал высокий каменный забор, а у ворот околачивался сторож, смолящий сигарету. Заметив Риза, он бросил ее на землю и затоптал ботинком.
– Господин, ночью здесь и мыши не пробежало, чес-слово, – начал оправдываться он, сложив руки лодочкой, будто вымаливая прощения.
– Мы во всем разберемся, Хиди, – спокойным тоном ответил Риз, проходя мимо.
Услышав свое имя, сторож оторопел от того, что его не стали голословно обвинять в случившемся.
– Спасибо! – Эхо его запоздалого ответа догнало их уже у поворота к фермам.
Риз бросил тревожный взгляд на ряды безлюдей и с облегчением отметил, что все дома целы. Вдвоем с Флинном они обошли ближайшую постройку, с виду такую же, как и раньше: каменные стены и соломенная крыша-луковица.
– Ничего не замечаешь? – спросил Флинн и, не дождавшись ответа, протянул Ризу увеличительное стекло, которое достал из нагрудного кармана рубашки. Отличительным свойством его одежды было то, что она могла скрывать в себе множество приспособлений и инструментов домолога.
– Все дело в почве. Посмотри.
Риз присел и оглядел каменный фундамент, покрытый странным белесым налетом, похожим на плесень, что образуется на черством хлебе.
– Химикаты?
– Да. И заметь, что отравили почву. Они знали, что достаточно заражения снаружи.
– Хочешь сказать, это сделал кто-то из своих?
Флинн тревожно огляделся по сторонам, проверяя, нет ли поблизости того, кто хотел их подслушать. Звенящая тишина, застывшая в воздухе, говорила о том, что на фермах нет никого, кроме них. Работникам запретили подходить к отравленным домам, а сторож, боясь обвинений, держался в стороне. Тем не менее Флинн предпочел говорить сдавленным полушепотом:
– Судя по уровню интоксикации, фермы отравили еще вечером. За ночь процесс стал неотвратим. Они все четко спланировали заранее. Нужно опросить всех, кто был здесь вчера. – Он помолчал и добавил: – Поручи это Илайн. Она из них душу вытрясет.
Риз кивнул и, бросив бессмысленное созерцание плесени на фундаменте, прошел к двери. Очевидно, последствия отравления стоило наблюдать изнутри.
– Туда лучше не соваться, – предупредил Флинн. – Сейчас безлюдь сам генерирует ядовитые пары. Загляни в окно.
Риз последовал совету. Вначале показалось, что стекло, заключенное в деревянную обрешетку, помутнело от пыли и грязи. Потом он заметил, что эта дымчатая муть колеблется и темным облаком нависает над грядками. Ни одного цветного пятнышка, – только смесь черного и серого. Риз приложил ухо к стеклу, сосредоточился и попытался услышать самого безлюдя: его дыхание, сердцебиение или голос. Он ощутил, как вибрирует окно, как тяжело и хрипло вбирает воздух безлюдь, извергая клубы отравленного дыма. Стоило Ризу приложить ладонь к стеклу, и дом содрогнулся всеми стенами, а дымка внутри него стала редеть, рваться клочьями, как старая лежалая вата. Вот тогда он и увидел, что растений на самом деле нет. Вместо них из земли торчали черные жухлые прутья. Яд выжег все.
– Сколько безлюдей поражено?
– Попробуй угадать.
– Все.
Флинн кивнул, подтвердив худшее из предположений. Между ними возникла задумчивая, драматичная пауза. Они стояли в оцепенении, будто загипнотизированные движением ядовитого марева по ту сторону окна.
Словно пытаясь утешить, Флинн поделился с ним, как планирует бороться с проблемой:
– Вначале очистим фермы от яда, потом займемся восстановлением. Если увеличить дозировку стимуляторов, можно повысить производительность безлюдей на треть. Так дела пойдут быстрее.
– Звучит бодро. В чем подвох?
– Деньги. Много денег.
– Возьми сколько нужно, – не задумываясь, сказал Риз. – Безлюди кормят город. Мы не можем отказаться от ферм.
Тяжелый вздох, раздавшийся ему в ответ, оказался еще одним сигналом бедствия.
– Тут такое дело, – Флинн рассеянно почесал нос, – ангар с урожаем тоже пострадал.
Почувствовав, как земля уходит из-под ног, точно проваливается под его весом, Риз прислонился спиной к каменной стене. Слабость в теле, накатившая волной, была частью его позорного бессилия. Он не мог ничего предотвратить или исправить. Видимо, его молчание затянулось, и Флинн, не выдержав, выпалил:
– Даже после этого ты ничего не предпримешь? Твое дело рушат, а ты и дальше будешь спокойно наблюдать?
– Нет! – воскликнул Риз. – Две недели! Нам нужно продержаться еще две недели.
– И что потом?
– Найду способ дать отпор.
– Ну-ну, – недоверчиво проворчал Флинн и сцепил руки на груди, точно это помогало ему удерживать мнение при себе.
Риз не стал объяснять, что ждет благотворительного вечера, где соберется весь бомонд. Зная, что никто не станет ввязываться в дело, не будучи в нем заинтересованным, он видел единственный шанс заручиться поддержкой – продать долю надежному и влиятельному человеку, с которым Лэрд не осмелится враждовать. Риз думал об этом последние недели, но своими идеями ни с кем не делился. Озвученные планы имели свойство не сбываться.
Ночь перед благотворительным раутом тянулась долгим кошмаром. Риз изнывал от духоты и беспокойно крутился в кровати. Ему снилось, что его привязали к вертелу и подвесили над костром, как свиной окорок. Когда он, силясь, поднял голову, то увидел, что ручку вращает сам Лэрд, хищно улыбаясь и демонстрируя ряды острых пираньих зубов.
Очнувшись, Риз долгое время неподвижно лежал на боку, наблюдая, как в комнате медленно выцветают тени, и думал о разном. Прошло несколько лет, а он все так же ясно помнил растерянных и счастливых лютенов, получивших освобождение от службы; любопытные лица горожан, пришедших взглянуть на первую ферму безлюдей; и сдержанную похвалу отца – в сравнении с ликующей толпой его слова прозвучали черство, но это было большее, на что способен такой сухарь, как он. Тогда все газеты пестрели кричащими заголовками, и Риз еще долго пытался отбиться от наплыва провинциальных домографов и любопытных газетчиков. Мысль о том, что все это может быть перечеркнуто и уничтожено, вызывало тупую боль в груди.
Избавиться от нее не помог ни сон, ни утренний чай, которым он обжег язык. Нехороший знак, первым делом подумал Риз и положил в рот холодную ложку, чтобы унять жжение. В таком виде и застал его Саймон. Он появился на кухне, неся в поднятой руке вешалку с белым костюмом, похожим на привидение, парящее рядом.
– Сдаваться идешь? – хмыкнул мажордом, цепляя вешалку на крючок для полотенец, прибитый к торцу буфета. – Будешь сам как белый флаг.
– Это просто белый костюм. – Риз отмахнулся.
– Но они подумают иначе.
– Ты не мог сказать об этом раньше, когда сдавал его в прачечную?
Его слова будто бы напомнили Саймону о службе, и тот принял привычную для мажордома позу: вытянулся, расправил плечи и завел руки за спину.
– Извини, у меня были другие важные дела. Готовил гостевые спальни.
Риз никого не ждал и знал лишь одного человека, который мог нагрянуть в самый неподходящий момент.
– Ма приедет не одна?
– При чем здесь твоя матушка? Я отговорил ее от визита. Пока ты не решил проблемы, в твоем доме небезопасно.
– Как мило с твоей стороны. – Он натянуто улыбнулся. Сложно было соблюдать внешнее спокойствие, когда хотелось закричать или швырнуть в стену что-нибудь тяжелое, способное разбиться на тысячу осколков. Мажордома следовало занять работой, чтобы он не придумывал лишнего. – И чьей же безопасностью ты пренебре- гаешь?
– Господин Эверрайн с помощницей приезжают сегодня вечером.
Оказывается, Саймон готовился к прибытию гостей, не соизволив сообщить об этом. Риз шумно выдохнул. От неожиданной новости его бросило в жар. Что творится с его жизнью? Почему она подчиняется всем, кроме него?
– Он присылал тебе письма, ты читал? – с осторожностью спросил Саймон.
Кажется, за последние недели Риз не прикасался к ним: вначале ему было некогда, а потом их накопилось столько, что пришлось бы потратить сутки на чтение. Он решил, что в таком случае лучше вообще не вскрывать ни одного конверта и притвориться, будто вовсе ничего не получал.
– Не знал, что Эверрайн так разговорчив. Что ни неделя – то письмо, – ворчливо продолжил мажордом. – Даже у меня терпение лопнуло.
– Ты читал мои письма?!
– Нет, конечно! Это неприлично! – торопливо выпалил Саймон, оскорбленный таким обвинением. Вскинув подбородок, он заявил: – Я сам написал ему от своего имени. Вдруг он пытался сообщить тебе что-то важное? Вот я и ответил, что ты занят и за входящей корреспонденцией не следишь, но, если для тебя есть срочные новости, я передам.
Риз посмотрел в его хитрые глаза, чувствуя в нескладной истории подвох. Переживая за непрочитанные письма, Саймон мог напомнить о них или втихую вскрыть, однако предпочел лично связаться с Эверрайном и утаить, что тот собирается приехать в Делмар. Риз видел этому лишь одно объяснение:
– Ты пригласил его от моего имени.
Саймон мог бы не отвечать, за него это сделало лицо, на котором нарисовалась виноватая гримаса.
– Эверрайн – твой товарищ и коллега. Тебе нужен союзник, и я позвал его. Что плохого?
– Ты не обсудил это со мной!
Саймон, убежденный в своей правоте, и тут не стушевался:
– Последние недели ты был слишком занят. Я не стал обременять тебя лишними хлопотами и подготовил все сам, чтобы ты не беспокоился.
– Да как я могу не беспокоиться, если даже собственный дом мне не принадлежит? – взорвался Риз и ударил кулаком по столу, отчего посуда нервно звякнула.
Саймон не дрогнул и даже бровью не повел, являя собой образец гордого спокойствия.
– Можешь приказать мне выпроводить их, как только приедут.
– С друзьями так не поступают.
– Согласен. – Саймон кивнул и обиженно поджал губы. – Перед друзьями не закрывают дверь. И голос на них не повышают. И понимают, что они помогают из лучших побуждений…
Договорив, он многозначительно посмотрел на Риза, проверяя его реакцию.
– Где письма?
Через минуту перед ним лежали четыре зеленых конверта, запечатанных сургучом. Риз поочередно вскрыл каждый и пробежал глазами по строчкам. Вместо важных сведений там были просьбы: вначале тонкие намеки, затем скромные предложения и прямые вопросы. Судя по риторике, финальное письмо Эверрайн отправил уже после того, как получил приглашение от лица самого Риза. Убедившись в своем предположении, он метнул взгляд в сторону Саймона, но тот уже исчез вместе с белым костюмом. Хитрый лис ускользнул – и был таков.
Из-за внезапной новости Риз чувствовал себя совершенно разбитым, хотя и бодрился мыслью, что приезд давнего приятеля можно обернуть в свою пользу. Весь день в нем разгоралось волнение, и к вечеру, когда водитель подал машину, обратилось в смутное чувство тревоги. Слова Саймона о белом костюме, подходящем лишь для признания поражения, не прибавили уверенности. Он даже подумывал, не одеться ли во что-то менее символичное, но в итоге решил, что вряд ли в доме Брадена ему встретятся те, кто станет выискивать скрытые смыслы в нарядах. Они принимали и распознавали единственный символ вещей – их дороговизну. А молочно-белый костюм Риза был пошит в лучшем ателье Делмара, из натуральной ткани, привезенной с островов, и стоил огромных денег. В нем Риз чувствовал себя вылитым столичным богатеем, пусть и не принадлежал к их обществу по-настоящему. Фамильные дома, семейные предприятия, династии, наследники, союзы, заключенные как выгодные сделки, – все это не имело к нему никакого отношения. Свои дорогие костюмы Риз воспринимал не как подражательство богачам, но как способ соответствовать их среде. И во многом такая необходимость возникла по вине господина Брадена, к которому он направлялся.
Его роскошный особняк Риз знал так же хорошо, как собственный дом, поскольку лично занимался проектом: прокладывал на чертежах рельсы для передвижения мебели; разрабатывал механизм хартрума, чтобы все функционировало исправно; подбирал инженеров, способных работать с представленными схемами. Браден хотел полностью механизировать дом, поскольку не терпел присутствия слуг, но был достаточно ленив, чтобы отказаться от них даже в малейших бытовых вопросах, вроде подачи чая или положенной в постель грелки. Бездушные автоматоны, рассекающие по рельсам, нравились ему куда больше: они не могли подслушивать или сплетничать, не болели, не нуждались в отдыхе и не путались под ногами.
Механический дом был воплощением безграничных возможностей безлюдей и силы инженерной мысли. Браден так гордился им, что превратил его в центр светской жизни. Среди столичного бомонда он ввел моду на благотворительные вечера, не скрывая, что им двигали не только бескорыстные намерения. В первый раз он собрал друзей, знакомых и компаньонов хвастовства ради. Предлог выбрал достойный: от приглашения на благотворительный ужин никто не посмел отказаться. С тех пор здесь проводились роскошные вечера, заводились выгодные знакомства, заключались сделки, решались деловые вопросы. Приезжая в дом Брадена, гости поражались продуманной системе механизмов, управляемых не человеком, а самим безлюдем. Они спрашивали, кто автор проекта, потом хотели познакомиться с изобретателем лично и пожать ему руку. Так Риз стал завсегдатаем светских раутов, получил выгодные предложения и обзавелся влиятельными знакомыми из разных городов.
Благотворительные вечера, что устраивал Браден, состояли из двух частей: начиналось все с аукциона, а заканчивалось неформальным ужином. Как правило, на него тратили больше, чем собирали для помощи нуждающимся.
Сегодня Риз явился рано, еще до того, как дом заполнился гостями и всеобщей суетой. Он хотел воспользоваться этим, чтобы в спокойной обстановке переговорить с несколькими людьми, обычно прибывающими в числе первых.
Устроившись на скамье у окна, Риз наблюдал за дверьми, которыми управлял механизм, реагирующий на движение. Тяжелые деревянные створки распахивались перед гостями, и те из них, кто оказался здесь впервые, растерянно озирались по сторонам, пытаясь сообразить, где прячутся портье. Механический дом удивлял с порога: его «невидимые слуги» открывали двери, регулировали освещение, опускали шторы на окнах и следили за тем, чтобы в коридорах и комнатах поддерживалась приятная прохлада.
В холле гостей встречали механические столики, развозящие бокалы. Запотевший хрусталь зазывно позвякивал, напитки плескались внутри, но ни одной капли не проливалось. Один такой столик подкатил к Ризу и остановился, настойчиво предлагая выпить. Он взял бокал вина, хотя не собирался делать и глотка. Это скорее служило реквизитом, позволяющим занять руки и не выбиваться из толпы. На самом деле, Риз чувствовал себя как фужер на столике: нервно подрагивал, осознавая, что куда-то движется против своей воли, и едва сдерживал эмоции, готовые выплеснуться в любой момент. Пока механизм был отлажен, ему удавалось сохранять спокойствие, но один неосторожный шаг мог все испортить.
Вместо приглашенных музыкантов настроение задавал играющий граммофон с огромным позолоченном раструбом, отражающим свет ламп. В паузах между мелодиями было слышно, как они гудят.
Когда в дверях появился первый важный гость, Риз подскочил с места, за малым не пролив на себя вино, и отставил бокал. Его неуклюжести никто не заметил. Все, как и он, смотрели на господина Баррета. Каждый раз торговец из Лима приходил с новой пассией, и некоторые гости превратили это в азартную игру, делая ставки, кого в следующий раз предпочтет сей любвеобильный человек: брюнетку, блондинку, шатенку или рыжеволосую. Сегодня его сопровождала белокурая дева с томным взглядом, и по толпе присутствующих прокатился невнятный гул, смешавший довольные возгласы победителей и разочарованные «у-у-у» проигравших.
Дождавшись момента, когда интерес к господину Баррету угаснет, Риз подошел к нему, стараясь быть вежливым, но не заискивающим. Людям, у которых хочешь попросить помощи, не стоит показывать, как сильно ты нуждаешься в ней. Это вызывает искушение отказать.
Однако не успел он и слова произнести, как Баррет отвернулся, сделав вид, что не заметил его, и тут же затерялся в толпе. Странная ситуация вызвала у Риза попеременно смущение, недоумение и раздражение. Вряд ли возможно не обратить внимание на человека, столкнувшись с ним нос к носу, если только не избегать его намеренно.
Вычеркнув Баррета из списка возможных союзников, Риз направился к господину Армелю, зависшему над столиками с напитками. В светских кругах его прозвали мраморным человеком не только за то, что в родном Марбре он владел крупнейшими месторождениями мрамора, но и за его каменное, лишенное эмоций лицо. Он любил свое дело и все беседы сводил к одному: каков объем добычи, как правильно обрабатывать мрамор, сколько стоит его самая дорогая разновидность… и все в этом духе.
Риз поприветствовал господина Армеля и протянул руку, которую тот проигнорировал, подхватив сразу два бокала.
– Простите, – сухо сказал он и спешно удалился.
Риз так и остался стоять в растерянности, не зная, куда деться. Казалось, окружающие не замечают его; редкие взгляды не задерживались на нем, а продолжали скользить дальше, словно он был призраком. Отогнав дурные мысли, Риз убедил себя, что должен попытаться еще раз. А потом еще. Если бы он сдавался при первой неудаче, до сих пор не построил бы ни одного безлюдя, а лютены так и остались прикованы к своей службе и Протоколу. Воспоминание о прошлых достижениях его приободрило, и Риз стал изучать гостей, попутно размышляя, к кому еще обратиться.
Кораблевладелец Гейл из соседнего города Хафн? Слишком дотошный и придирчивый. Будет лезть всюду и путаться под ногами. Землевладелец Монке – сынок богатых родителей, из выдающихся качеств у него только умение раздувать амбиции. Казначей Каспар – делмарец, а Ризу нужен союзник, независимый от Лэрда. Промышленник Такер с островов? Этот слишком хитрый и изворотливый, с ним лучше не связываться.
Внезапно взгляд Риза выцепил из толпы госпожу Олберик. Она беседовала с Гейлом, зажав мундштук в окольцованных пальцах. В любой другой ситуации Риз ни за что не подошел бы к ней первым, хотя бы потому, что избегал роковых женщин. Вдова промышленного магната, почившего, по слухам, не без ее участия, всегда носила черное, так что сложно было понять, как долго она скорбела по этой утрате и скорбела ли вообще. Оставшегося состояния ей с лихвой хватило бы на две безбедные жизни, но госпожа Олберик, видимо, планировала прожить все девять, а потому интересовалась вложениями, гарантирующими хорошие дивиденды. Пару раз она настойчиво предлагала Ризу стать партнерами. Правда, учитывая весьма недвусмысленные знаки внимания с ее стороны, он сомневался, что правильно понял, о каком партнерстве шла речь. Так или иначе госпожа Олберик, явно расположенная к нему, была подходящей кандидатурой. Слухи превратили ее в опасную женщину, полученное наследство – в богатую. Он решил, что предложит ей ежемесячные дивиденды и сплетни, дабы потешить ее самолюбие.
На деле все оказалось куда сложнее, чем ему представлялось. Риз коротко выдохнул, словно собрался опрокинуть в себя бокал крепкого напитка, и направился к госпоже Олберик, на ходу пытаясь вылепить подходящую гримасу: серьезное лицо, хитрая ухмылка или заинтересованный взгляд; втянуть щеки, чтобы скулы стали еще острее, или обольстительно улыбнуться. Прежде ему не приходилось играть в ловеласа, поэтому у него получилась натянутая глупая ухмылка.
Он поздоровался, госпожа Олберик в ответ медленно, с наслаждением выпустила ему в лицо сладкий дым. Сбитый с толку, Риз попытался завести разговор:
– Здесь немного душно. Не хотите прогуляться в саду?
Госпожа Олберик одобрительно хмыкнула, явно польщенная его вниманием, а затем будто невзначай обронила:
– Где же вы раньше были, мой свет? Так жаль, что вы опоздали.
Прежде чем уйти, она бросила многозначительный взгляд на Риза, чтобы он понял: за ее словами прячется иной смысл, – то, чего лучше не произносить на людях. Окутанная табачным дымом, госпожа Олберик проследовала в зал вслед за другими гостями.
Почти все места уже заняли, и Ризу, как опоздавшему, пришлось довольствоваться соседством господина Иржи, преуспевающего фермера с восточных земель. Все недолюбливали его за едкие высказывания и насмешки, а потому старались избегать. Сидеть рядом с ним было изощренной пыткой, которой подвергся Риз.
Он покрутил в руках табличку с аукционным номером и задумался: неужели Лэрд успел заручиться поддержкой всего бомонда? Словно бы в ответ на его немой вопрос в первом ряду мелькнул знакомый силуэт. Градоначальник, как подобает важному гостю, устроился по правую руку от Брадена. Вскоре к ним присоединился еще один зритель – столь нежданный, что вначале Риз принял его за наваждение, но это и впрямь была госпожа Бланда. Вот она, цена разрушенного безлюдя: благотворительный вечер для приюта и место подле новых покровителей.
Риз почувствовал себя полным придурком, позволившим себя обмануть, предать и обобрать. Пока он сокрушался, воспитанники приюта старательно пели, танцевали, читали стихи и разыгрывали сценки. Но его взгляд невольно сползал к первым рядам, наблюдая за расплывшимся в кресле Лэрдом, торчащей, как палка, госпожой Бландой, и хозяином вечера, пока тот, пренебрегая действом на сцене, переговаривался с градоначальником. Брадену было около сорока, но лицо его всегда выражало такую усталость и скуку, точно он успел прожить тысячу лет и разочароваться во всем, даже в бессмертии. Если бы его профиль решили чеканить на монетах, их пришлось бы вытянуть в эллипс, чтобы поместился нос.
После выступлений перед зрителями выставили стенды с детскими рисунками – это и были лоты для аукциона. Риз не сделал ни одной ставки и в какой-то момент понял, что безучастно ковыряет ногтем деревянную табличку.
– Вы сегодня до неприличия скупы, – ехидно подметил Иржи. – Экономите? Испытываете финансовые трудности?
– Спасибо, что переживаете, – бросил Риз, наивно полагая, что клещ сарказма от него отцепится.
– Хорош благотворитель, – хмыкнул Иржи и, одарив его презрительным взглядом, вернулся к аукциону, являя собой образчик идеального мецената.
Риз крепко сжал в руке табличку, представляя, какое удовольствие ему доставит треснуть этого остряка по затылку – так, чтобы щепки полетели. В нем говорили злость и отчаяние, скопившиеся за долгое время, и он понимал, что сорвется, если сейчас же не покинет зал. Наплевав на приличия, он встал и направился к выходу, ощущая волну неодобрения, настигающую его. Ему было все равно, что о нем подумают. Он лишился их уважения прежде, чем сделал что-то предосудительное.
В опустевшем коридоре его встретили слуги-автоматоны, но и те остались неподвижно стоять на рельсах, безошибочно определив, что ему не нужен ни сопровождающий, ни механический помощник.
Никто из заказчиков даже не догадывался, что Риз сохранял связь с домами даже после передачи ключей. Безлюди помнили его и ластились, как выдрессированные им псы, пусть и служили другим хозяевам. Риз предпочитал держать эту особенность в тайне. Вряд ли богачи с таким же рвением заказывали бы у него безлюдей, зная, что он способен управлять их домами и открывать двери одной вежливой просьбой.
За широкими стеклянными дверьми, обшитыми металлическими рамами, скрывался ночной сад. Почувствовав приближение, механические створки разъехались перед ним, а затем мягко соединились за его спиной.
Он решил прогуляться и все обдумать, чтобы вернуться к ужину с новым запасом терпения. Изгибающаяся тропа, выложенная гладким камнем, напоминала змею, ползущую в темную глубину сада, и он хотел сделать то же самое: спрятаться. Но насладиться уединением Риз не успел. На первом же повороте его схватили за локоть и потянули в заросли цветущего кустарника. Хватка была не сильной, но решительной, а рука с острыми ногтями – явно девичья. Риз нырнул в гущу зелени и оказался на другой стороне сада, куда почти не доставал свет, льющийся из окон.
– Вы же уехали из города! – выпалил он, когда увидел свою «похитительницу».
– Откуда вам это известно, Ризердайн? Следите за мной? – кокетливо спросила Марта. Вблизи она казалась не такой юной, но ее красота оставалась неоспоримой. Возможно, игра теней нарисовала на ее лице усталость, или строгая прическа добавила ей лет. Он не мог сообразить, что именно в ней изменилось.
– Нет. Слежу за новостями.
– У вас плохой информатор. Он пропустил мое возвращение.
– Придется урезать ему жалованье, – отшутился Риз, пытаясь вести себя непринужденно. – И что заставило вас вернуться сюда? Принесли весточку от отца?
Лицо Марты стало холодным, хмурым и почти враждебным.
– Перестаньте воспринимать меня как приложение к отцу! Сейчас перед вами я, – гордо вздернув нос, заявила она.
– Как и в прошлый раз, – парировал Риз. – Это не помешало вам действовать в его интересах.
Марта судорожно выдохнула. Упоминание о той встрече ее задело. Риз и сам не знал, зачем так настойчиво говорит об этом: хочет проучить ее, потешить свое ущемленное самолюбие или напомнить себе, что никому больше доверять нельзя. Он понимал, что Марта здесь ни при чем и злиться на нее – все равно что обвинять марионетку в плохом спектакле. Но его до зубного скрежета раздражали ее печальные глаза и дрожащие ресницы, сложенные домиком брови, капризно надутые губы и нервное дыхание с частыми вздохами.
– Вы же обещали, что забудете.
– Мне постоянно об этом напоминают.
– Очень жаль, но…
– Чего вы от меня хотите? – потеряв терпение, прямо спросил Риз. Он думал, что готов ко всему, но ее слова стали полной неожиданностью.
– Женитесь на мне! – с отчаянием выпалила Марта. Ее пальцы скользнули под рукав и крепко сомкнулись на его запястье, словно измеряя пульс. Она сбилась со счета, если бы попыталась. – Мы нужны друг другу, Ризердайн. Вы мое спасение, а я – ваше.
Закончив пламенную речь, она дала волю слезам. Вопреки ее надеждам Риз не бросился успокаивать, а, наоборот, отстранился, освобождая руку из плена цепких пальцев. Манипуляции, дешевые комедии, громкие слова и попытки разжалобить – все, кто хотел от него что-то получить, вели себя точь-в-точь как Марта. Теперь же, зная, какие мысли могут скрываться за этим, Риз не доверял никому.
– Простите, Марта. Это похоже на очередную ловушку.
– Что мне сделать, чтобы заслужить ваше доверие?
В полумраке ее глаза стали омутами – темными, бездонными, манящими.
– Ничего, – хрипло сказал он. Во рту пересохло, и теперь каждое сказанное слово царапало нёбо, застревало в горле как кусок черствого хлеба. – Чем настойчивее меня пытаются уговорить, тем решительнее я отказываю. Прекратите.
– Я не уговариваю, я умоляю вас.
Ее ноги подкосились, и Марта рухнула перед ним на колени, что привело его в полную растерянность. В этот момент до них донесся тихий скрежет дверного механизма, и Риз спиной ощутил чье-то присутствие. Их могли застать вместе и неверно все истолковать, но Марта, ничего не замечая, доигрывала роль, истерично всхлипывая.
– Тише, нас услышат, – шикнул Риз, начиная всерьез беспокоиться.
Она позволила поднять себя и, когда их лица снова оказались напротив друг друга, настойчиво спросила:
– Так вы поможете?
В ее голосе прорезались знакомые нотки. Она уже не просила, а требовала, точь-в-точь как ее отец. Уловив это сходство, Риз будто бы прозрел. Его пытались соблазнить, потом запугать, а теперь – разжалобить.
– Простите, Марта, – сконфуженно пробормотал он, – я не могу.
Ответ был неверным. Он почувствовал исходящий от нее гнев. Несчастная девушка, молившая его о помощи, исчезла. Слезы высохли, остался только влажный блеск и обжигающий взгляд.
– Тогда пропадите вы пропадом, Ризердайн! – выпалила Марта и метнулась прочь, тут же растворившись в сумерках.
В еще большем смятении он вернулся в дом и, заметив, что его руки нервно трясутся, спрятал их в карманы брюк.
Аукцион уже закончился, и утомленные гости ждали начала ужина. Здесь к автоматонам добавился нанятый обслуживающий персонал в строгих костюмах и с вежливыми улыбками. Люди сопровождали подносы на рельсах, предлагали напитки, подавали салфетки, провожали гостей к столам и помогали с рассадкой.
Когда мимо него проезжал столик, Риз схватил первый попавшийся бокал и осушил его залпом. Противный травянистый напиток неизвестного происхождения растекся по горлу обжигающей горечью. Риз поморщился, подождал, пока неприятное послевкусие ослабеет, и лишь тогда двинулся в банкетный зал. Мажордом у дверей внезапно остановил его жестом.
– Господин Уолтон? – спросил он. При упоминании своей фамилии Риз растерялся. Он никогда так не представлялся, все привыкли называть его по имени. – Вас нет в списках приглашенных.
– Постойте, это какое-то недоразумение…
– Вам лучше уйти.
– Вы что-то путаете. Спросите у хозяина. Он объяснит, что…
