Лавра мало изменилась за время отсутствия Николая. Всё так же звучали молитвенные пения из храмов, и всё так же суетились по хозяйству послушники. Батюшка Клеопа обнаружился в парнике, – он высевал помидорную рассаду. Игумен заметно постарел: седина из стальной превратилась в серебряную, он заметно похудел и вообще как-то уменьшился. Увидев Николая, батюшка Клеопа подскочил с радостным возгласом, а затем принял важный серьёзный вид и торжественно изрёк: «Я ждал тебя ещё вчера». А затем захохотал, видя, как удивлённо вытянулось лицо Николая.
Потом они долго сажали помидоры и молчали, словно заново привыкая друг к другу. Закончили труды уже в сумерках, поужинали и пошли пить травяной чай в келью игумена.
– Жалко, что вам нельзя исповедоваться у обычных священников, – вдруг вздохнул батюшка Клеопа, – чувствую, что давно тебе пора.
И тогда Николая словно прорвало, он рассказал священнику о своих встречах и сомнениях, о том, что глодало душу. Нет, он не нарушил обета молчания и не рассказал о делах Войска, – в них как раз сомнений не было.
– «Непоминающие», говоришь? Да как же Патриарх вразумится, если мы о его грешной душе молиться не будем. Это до октябрьской Революции дела Церкви решал Священный Синод, а в 1917 году всю власть вручили единолично Московскому Патриарху. Антихрист же того и ждал, – теперь ему довольно только одну душу смутить, чтобы всех православных во Ад свести скопом. От зари до зари нужно молиться, чтобы смилостивился Господь, чтобы хоть на минутку совесть в еретике пробудил.
Николаю стало дурно. Он никак не ожидал, что ереси «непоминающих» будет подвержен и мудрый батюшка Клеопа. Если бы он только знал! Если бы только можно было открыть ему о той страшной незримой битве, что ведёт Войско. Что если имя Клеопы тоже указано в списке отца Саввы!?
– Ты же сам видишь, что настали времена, о которых Святой Апостол Иоанн предупреждал. Прозорливый архимандрит Таврион ещё полвека назад говорил, что «будет падение духовенства российского», что «духовенство своим молчанием заведет паству к антихристу». Единицы выберут не хлеб, а крест. Теперь те единицы и есть Столпы Православия, теперь только на них надежда. Устоят они, – и Церковь устоит.
– Батюшка! – не выдержал Николай, – зачем Вы открыто такое говорите!
– А разве ты не знаешь, что «молчаньем предаётся Бог»?! Нет в мире ничего страшнее этого предательства.
После этого разговор как-то перетёк на бытовые темы, а когда настала пора отходить ко сну, Николай неожиданно для самого себя брякнул:
– Скажите, батюшка, а в Лавре не появлялся такой парень: волосы желтоватые, глаза голубые, чудной немного?
– Лёха что ли?
Николай вышел на экстренную связь с оперативной группой и поделился своими подозрениями. Отец Савва внимательно выслушал его и моментально разослал ориентировку «чёрным» воинам.
Уже через сутки появились результаты: о загадочном Лёхе знало больше половины опрошенных еретиков. Лёху нужно было брать.
Когда надо, нерасторопная и ленивая махина силовых структур моментально превращается в смертельно опасного стремительного хищника. Сегодня было надо. Очень надо. Войско подключило полицию, нацгвардию и ФСБ. Искомый объект нашёлся через несколько часов в Екатеринбурге, в монастыре Ганина Яма. Он сидел на ступеньках крыльца церковной лавки и громко, но совершенно фальшиво, орал песни своего сочинения.
Операцию координировал лично отец Савва. Наблюдение велось с бесшумного миниатюрного квадрокоптера, незаметно зависшего над монастырём. Непосредственный захват осуществляли Николай с Игорем, Олег с десятком местных полицейских, переодетых в штатское, подстраховывал на минимальном расстоянии. На стоянке у входа стояли автобусы, в которых ждали приказов два взвода тяжеловооружённых ОМОНовцев в состоянии полной боевой готовности.
Лёха как раз заканчивал нескладную песню на мотив «Прощания славянки» о том, как неправильно прославили Святого страстотерпца Николая II. По его версии выходило, что государя вместе с супругой и пятью детишками казнили не русские люди, а ритуально замучили иноверцы (изображая их, Лёха гнусаво картавил). Таким образом, Святая Царская семья никак не Страстотерпцы, а Великомученики.
Николай собрался подойти к певцу, но куплет оказался не последним. Дальше он пел про то, как ранее те же враги вероломно убили князя Святослава, отравили царя Иоанна Грозного, императора Павла Петровича, да и Иосиф Виссарионович Сталин, оказывается, также умер не своей смертью. Большинство паломников старалось быстрей прошмыгнуть мимо поющего чудака, но были и те, что останавливались и согласно кивали.
Наконец песня закончилась.
– Здравствуй, Лёха. Меня зовут Николай, а это – мой друг Игорь. Мы – русские православные воины, служим в Войске Христовом. Приглашаем тебя в гости, чтобы поговорить, спросить кое о чём.
– Коля! – Лёха обрадовался, будто встретил давнего товарища, – дай мне пятьдесят тысяч, мне компьютер нужен, хороший, – буду песни свои записывать. А в гости я не поеду, мне твои автобусы не нравятся, тесные они.
Николай обратил внимание, что взгляд собеседника был острым и осмысленным. Неужели он только притворяется юродивым? Автобусы с ОМОНом как-то же срисовал. Нет, менять план поздно, нужно продолжить игру.
– Автобусы нам не нужны, они медленные. Мы полетим на вертолёте, а потом – на самолёте. Прямо по небу.
Лёха обрадовался и резво направился к выходу из монастыря, энергичными взмахами обеих рук подзывая Николая, Игоря и Олега.
Через минуту прямо на автостоянку приземлился зелёный армейский вертолёт и забрал воинов. Лёха с подозрением посмотрел в глаза отцу Савве и категорически заявил, что хочет сладких пряников, и ни в какие гости не поедет, если его там хорошо не угостят.
– Будут тебе пряники, – недобро улыбнулся отец Савва.
В тот же день Лёху доставили на базу Войска. Николай был уверен, что группу встретят и примут у них пленного, но похоже, что отец Савва никому не желал его доверить. Глава быстрым шагом направился в сторону храма, и тройке воинов не оставалось ничего другого, как последовать за ним. В сам храм Савва не пошёл, обогнул его и открыл неприметную дверь, прятавшуюся за густым кустарником. Николай с Игорем переглянулись, – однажды они уже побывали здесь, в самый первый день, – тут начинался вход в подземелье.
Пленником Лёха оказался образцовым, – движения не замедлял, в ногах не путался, только постоянно что-то напевал себе под нос. Олег обогнал их и уверенно следовал за отцом Саввой, не глядя по сторонам. Вскоре они достигли знакомого зала с прикованным бесноватым. Тот всё так же сидел на цепи, а, увидев процессию, вскочил на четвереньки и зарычал. Николай отметил, что это не тот же человек, что в прошлый раз. Сегодняшний выглядел моложе и казался выше ростом. Как-то Николай спросил батюшку Венедикта, почему одержимого человека не избавят об бесов, а держат на цепи, словно скот. Священник тогда горько вздохнул и ответил, что такую одержимость никто в этом мире исцелить не в силах.
Каменная лестница, казалось, была бесконечной. Они спускались всё ниже и ниже. От постоянных поворотов начала кружиться голова. Всё виделось мрачным и унылым, лишь Лёха бодро пел о том, как радуются в Аду, когда женщины пьют, курят и носят брюки вместо платья.
Наконец воины спустились в самый низ и оказались в просторном зале с высоченным, метров шесть, потолком. Прямо перед ними высились огромные двустворчатые ворота, а сзади… позади обнаружились двери обычного современного лифта.
– Твою ж дивизию! – шёпотом выругался Игорь, тоже изрядно утомлённый топтанием по каменной лестнице.
– Охраняйте вход! – строго приказал отец Савва. – Не пропускать никого!
Он взял поющего Лёху под локоть, приоткрыл створку ворот и скрылся во тьме.
Без часов было трудно понять, сколько прошло времени: минуты, или дни. Казалось, что дни: из-за плотно закрытых ворот раздавались мучительные крики. Лёху пытали. Игорь с сосредоточенным интересом изучал носок своего ботинка. Олег тихонько молился. Николай вспоминал Чечню: растерзанные трупы русских солдат, умирающий от выстрела в живот последний пленник, его счастливая улыбка. Ваххабитам не нужны были сведения, да и что могли знать «зелёные» срочники? Чечены пытали для удовольствия, потому что могли, потому что нашли оправдание своей бесчеловечности. Когда разведчики обрушили на них заслуженную кару, они выли от ужаса так, словно осознали, что Создатель, перед которым они сейчас предстанут, никаких оправданий у них не примет.
Разве можно чем-то обелить подобную жестокость? Пусть даже речь о враге! Даже если нужно получить от него важную информацию! Должен же быть предел! А если предела нет, то человек ли ты после этого? А Лёха? Неужели он может быть тем самым коварным врагом? Ведь ни один из знающих его не заподозрил подвоха, скрытого зла, – даже батюшка Клеопа! А батюшка Венедикт, что бы он сказал сейчас? Смог бы Николай сейчас подать ему Икону? Он попытался представить образ Спасителя, но голова закружилась, и сосредоточиться не вышло.
«Молчанием предаётся Бог», так ведь? Николай решительно потянул на себя створку ворот. Игорь и Олег замерли, никак не сообразив, что им следует делать. Николай вошёл внутрь.
Размеры помещения определить не получалось, – его стены прятались во тьме, лишь центр комнаты освещался дымными факелами. Там стояла настоящая дыба, на которой корчился вытянутый струной Лёха. Он лежал на деревянном станке, ноги были прибиты железнодорожными костылями13, а от рук, через систему блоков, тянулся канат с прикреплённым грузом. Одежды на Лёхе не было, но его нагота полностью прикрывалась кровавыми ранами.
Вокруг дыбы стояли какие-то люди. Ровно двенадцать. Их можно было принять за священнослужителей, вот только таких облачений Николаю видеть не доводилось: ярко-красные мантии, золотые ленты с непонятными письменами, какие-то чёрные прямоугольные коробочки на гладко выбритых головах. Они монотонно бубнили что-то с закрытыми глазами. Чуть в стороне на коленях стоял отец Савва и самозабвенно читал молитву. Вот один из «красных» открыл глаза, тонко, по-девчачьи, завизжал, подбежал к пленному, поднял руку и ударил его нарочито неуклюжим размашистым движением. В момент удара между пальцев блеснуло короткое, не больше сантиметра, лезвие. На теле появился новый порез, и хлынула кровь. «Красные» продолжили бубнёж.
– Коля?! – заметил вошедшего Лёха и с тревогой закричал: – Не ходи сюда!!! Это плохие люди!!! Они обманут!!! Здесь нет сладких пряников!!!
Потом он горько заплакал. А затем запел сквозь слёзы:
«Мне красавица-жена
Оказалась неверна.
С горя до пьяна напьюсь,
Да на горбатенькой женюсь!»
Песня почему-то сильно разозлила отца Савву. Он подскочил к связанному Лёхе, сорвал с пояса нагаечку, – небольшую кожаную плётку с семью хвостами, к каждому из которых была привязана металлическая гайка, – и наотмашь рубанул ей прямо по лицу. Щека лопнула, словно перезрелый арбуз, в стороны брызнула кровь с кусками плоти, Лёха издал сдавленный стон и потерял сознание.
Савва заметил Николая и вопросительно уставился на него горящим взглядом.
– Что здесь происходит, отец Савва? – с ужасом спросил Николай. – Это же не допрос! Это убийство! Ритуальная казнь!
– Воин Николай, успокойтесь! – ласково заговорил Савва. – Вы сумели вычислить лидера этих грешников! Остановили распространение заразы! Именно Вы сегодня спасли всю нашу Церковь! В расспросах этого еретика нет смысла, мы и так знаем всё необходимое. Да, это казнь, – единственное, что достойно его греховности!
К телу Лёхи с визгом подбежал другой «красный» и тоже нанёс удар ножом.
– Прекратите! Немедленно! – заорал Николай, но «красные» словно не понимали русского языка, продолжая свой кошмарный ритуал. Тогда Николай вытащил из кобуры табельный пистолет и выстрелил вверх. Гром выстрела, усиленный многократным отражением от стен, привлёк внимание «красных». Они замерли, а затем, как по команде, строем выбежали прочь из зала.
– Что Вы творите, воин?! – с недоумением спросил Савва, затем уставился куда-то сквозь Николая и коротко кивнул.
Николай повернул голову. Позади стоял Олег и целился в него из пистолета. К нему подскочил Игорь и решительно встряхнул за плечо: «Ты что, с ума сошёл!?». Выстрел прошёл мимо. Олег с яростью посмотрел в лицо товарища и, недолго думая, трижды нажал на курок. Чёрная ряса расцвела алыми фонтанчиками, Игорь удивлённо посмотрел себе на грудь, хотел что-то сказать, но упал. В стекленеющих глазах застыло недоумение. Наверное, Игорь даже не понял, что умер.
Николай взвыл от нестерпимой тоски, клещами сдавившей сердце, и несколько раз выстрелил в сторону Олега. Он не целился, не собирался убивать, просто хотел, чтобы тот скрылся с глаз.
– Вы же понимаете, что не сможете отсюда выйти? Одумайтесь, ещё не поздно! – увещевал отец Савва.
Снаружи послышался гул лифта. Савва едва заметно улыбнулся, – наверняка группа захвата. В двери возникла голова одного из «красных» и испуганно посмотрела на Лёху. Тот как раз пошевелился, и голова исчезла, облегчённо выдохнув. Николай задумался, а что если тем «красным» жизненно необходимо довести свой кровавый ритуал до конца?
– Если сюда зайдёт хоть кто-нибудь, я стреляю в пленника. С такого расстояния не промажу.
Савва испуганно сглотнул, побледнел, и опрометью бросился к лестничной площадке. Открылись двери лифта, и Николай услышал сбивчивые приказы, отменяющие штурм. Он развязал Лёху и с трудом выдрал из голеней тяжёлые костыли. Кровь едва сочилась из ран, скорее всего, он уже не очнётся. Что ж. Остаётся подождать совсем немного. Выхода на этот раз не будет. Он снова вспомнил улыбку убитого чеченами солдата и улыбнулся сам, – пуля милосерднее.
Снова загудел лифт, потом раздался шум открываемых дверей, а затем все звуки вдруг стихли, словно воины снаружи разом проглотили языки. Николай насторожился. Затем послышались сдавленные бормотания: «Схимник! Схимник! Это же чёрный схимник!». Такую реакцию мог вызвать лишь один схимонах. Зосима. Волосы на голове Николая зашевелились от ужаса, тело сковало холодом.
– Ну что, допрыгался, идиот! – раздался издевательский голос Олега. – Ничего! Скоро присоединишься к своему дружку Феликсу!
«Почему не к Игорю? Ведь именно его ты только что убил!», – отчего-то подумалось Николаю. Затем пришло ощущение невероятной важности этого вопроса, он даже забыл о происходящем вокруг. «Я присоединюсь не к Игорю, потому что он умер, а меня Зосима убивать не собирается». По телу снова пробежала дрожь. «Я присоединюсь к Феодору, потому что он тоже жив!». Сердце ухнуло глубоко в колодец от страшной догадки. «Его отлучили!!! Новый одержимый на цепи!!! Это Феодор!!!». Из глаз брызнули слёзы. «Федя! Жизнерадостный крепыш, неутомимый, рассудительный, кристально честный. Он не заслужил подобной участи!»
В воротах появилась тёмная фигура схимника.
– Молись! – донёсся скрипучий, как ножом по стеклу, голос.
И Николай взмолился. Он знал множество молитв, включая тайные, закрытые для большинства. Но сейчас он повторял ту, самую первую в своей жизни, самую искреннюю и сильную:
– Господи! Если Ты есть! – да, он точно знал, что Бог есть, но со слезами продолжал повторять слова, идущие из самой глубины души. – Если Ты только есть, Господи! Молю Тебя, заклинаю, – исцели воина Феодора! Покарай меня, но прости его! Если Ты есть!
– Хватит! – проскрипел Зосима и начал читать анафему.
Николай не слышал его. Он продолжал взывать, вздевая руки к потолку.
– Господи! На всё воля Твоя! Я грешен и заслужил Твою кару! Но Феодор! Исцели его! И прими грешную душу блаженного Лёхи! Прости его грехи, вмени ему смертную горесть в мученичество! Если Ты есть!
Вдруг раздался дикий нечеловеческий крик Зосимы. По его одеянию забегали яркие голубые сполохи, а затем он весь вспыхнул синим пламенем. Зосима визжал, извивался, потом упал на пол и стал с воем кататься, пытаясь погасить огонь. Но тщетно. Крики стихли и на полу осталась бесформенная тёмная масса, в которой нельзя уже было угадать очертаний человеческого тела.
Стало светло, – голубые отблески сверкали и за открытой створкой ворот. А после с лестничной площадки пришёл многоголосый исступлённый вой, возвестивший о мучительной смерти десятков людей. Но Николай этого не слышал, как заворожённый он глядел на поднимающегося с пола Игоря. Тот моргал и озирался по сторонам, удивление так и не покинуло его лица.
На плечо легла чья-то рука. Николай обернулся. Улыбающийся Лёха сидел на дыбе и мотал ногами. На его теле не было видно ни крови, ни ран.
– Ну что, Коля, пошли исцелять твоего друга! Не переживай, в этот раз я пришёл не умирать.
30.04.2020