Жасмин Майер
О да, профессор!
Глава 4. Матвей
Вот же вляпался!
Едва Маргарита умчалась, я рухнул на стул и уронил голову на парту. Это же надо было додуматься, целовать студентку, а потом потребовать секса вроде как в обмен за зачет по лектуре. То ли сценарий для порно, то ли набросок для заявки в полицию.
Хорошо, хоть у Левицкой включились мозги. Или ноги? Хоть что-то. Она спасла нас обоих.
Еще и девственница! Полный комплект для просветления, ага.
Я дышал в парту, заставляя себя успокоиться. Кровь постепенно отливала от южных широт, возвращаясь в голову.
Я пытался анализировать ситуацию, чтобы понять природу своего наваждения. Первая причина, конечно, воздержание. Или все-таки моя любимая цитата из «Фауста»? Вспоминая, как она произнесла это, я снова возбудился. Дожил, блин. Это что, профдеформация уже настигла? Ужас какой-то, ей-богу! У меня стоит на Гёте!
Подняв голову, провел по лицу рукой, словно надеялся смыть с себя безумие волшебным образом. Не очень помогло. Я почувствовал ее запах на своих пальцах и снова завелся. Нужно было бежать в туалет, вымыть руки, но вместо этого я прижал пальцы ко рту, едва сдерживаясь, чтобы не облизать.
Застонал вслух, по-быстрому закрыл кабинет и рванул к машине. По дороге я высматривал ее, одновременно стараясь успокоиться. Нужно просто извиниться. Если до завтра она не наломает дров со страха, то все еще можно исправить. Мы поговорим, я извинюсь. Она ведь была не против. Ни слова не сказала, пока я не начал звенеть пряжкой, напугав малявку до паники.
Это же надо, как накрыло. Где были мозги?
Приехав домой, проверил свое расписание. Да, завтра у них две лекции подряд. Последние. У меня – тоже. Будет несложно пообщаться тет-а-тет.
Не потрудившись проверить материал лекции, я, наконец, исполнил свои мечты о душе, постели и тишине. Удивительно, но почти сразу уснул. Правда, покоя отдых мне не принес. Я видел себя словно со стороны с перекошенным лицом и безумными глазами.
Я нависал над Маргаритой, а она тряслась и пыталась выползти из-под меня. «Невинная, – шепнул мне кто-то голосом Андрея. – У тебя нет над ней власти. Оставь ее. Работай! Ты должен мне синопсис, Тойфель».
Мое имя отдалось эхом.
Мефистофель, Мефистофель, Мефистофель.
Я дернул ремень и прижал Маргариту. К столу? К полу? Она перестала трепыхаться, раскинула руки, отдавая себя то ли в дар, то ли в жертву.
А мне было плевать. Я просто хотел ее. Взять себе, сделать своей, совратить, опорочить, научить, дать попробовать удовольствие на вкус.
– Так вот он в чем, твой труд почтенный!
Не сладив в целом со вселенной,
Ты ей вредишь по мелочам?
Поговорила она мне в губы и потянулась к брюкам, обхватила член ладошкой.
– Гретхен… – выдохнул я, прикрыл глаза, позволяя ей доставить мне удовольствие, но адский звук выдрал из блаженного забытья.
Будильник, черт подери!
Я очнулся с собственным членом в руке и на грани оргазма. Несколько движений рукой, и я опять упал на подушки, тяжело дыша. Словно стометровку пробежал.
Потрясающее начало дня.
Продолжение тоже было так себе. Я снова читал лекции, ненавидел своих студентов, валил на семинаре, смотрел волком, когда кто-то опаздывал на пару или подходил задать вопрос после.
Да, я мерзкий тип, но у таких обычно учат, а не халяву ловят.
Маргариту я увидел сразу. Она прошмыгнула в аудиторию одной из последних, когда я уже раскладывал план лекции, готовясь начать. Едва ли буркнув что-то вроде приветствия, она забилась на последней парте в углу. Я ее и не видел почти. Сразу стало очень жаль.
Почему? Черт знает.
Не замечал ее раньше и не следовало придавать значения вчерашнему инциденту, но что-то шевельнулось, задергалось и подкатило к горлу горечью. Совесть, что ли?
Я начал лекцию, как обычно, но в этот раз не мог просто стоять за кафедрой. Отложив листы с планом, я вышел и двинулся вперед между рядами парт.
– Настоящая духовная столица Германии – Веймар, собравший в своих стенах классиков немецкой литературы Гете, Шиллера, Гердера, Виланда, многих других, менее знаменитых авторов… – говорил я по памяти, одновременно посматривая на студентов, которые усердно конспектировали.
Все, кроме Левицкой. Что за человек? Она сидела и рисовала в тетради. Просто выводила узоры, подперев кулаком щеку. Словно и не слышала мой приближающийся голос или же напрочь его игнорировала.
Я бесцеремонно заглянул за ее плечо. Супер. Ни слова – одни рисуночки. Даже какой-то паук-клякса с подписью – Мефистохер.
Подняла на меня глаза. Огромные, перепуганные, полные ужаса, словно я и был тем самым пауком двух метров роста. Переводя дыхание между предложениями, я вздернул брови, без слов интересуясь: «Будем записывать или опять дурака валять?»
Она поспешила перевернуть страницу и с чистого листа начала конспектировать лекцию.
Так себе победа, но на первый раз сойдет.
Я встал позади нее и до конца пары вещал с галерки, буквально нависая над Маргаритой грозовой тучей.
Она больше не смотрела на меня. Даже не двигалась, только писала и писала, как заведенная. Едва звонок оповестил об окончании занятия, она вскочила, но я закрыл дорогу к бегству. В суете сборов никто и не придал значения, что я попросил ее:
– Нам нужно обсудить вашу вчерашнюю лектуру. Можем встретиться у третьего корпуса через двадцать минут?
Я там оставил машину сегодня. Возможно, это было ошибкой, но обсуждать вчерашнее в стенах универа я совсем не хотел. Это наше личное недоразумение. Нужно уладить его на нейтральной территории. Ну или в моей машине, если она согласится в нее сесть.
Она обречённо вздохнула.
– Хорошо, Матвей Александрович. Я подойду.
– Одна, – добавил я, видя, как на нас глазеет ее подружка и долговязый пацан.
– Ладно.
Она накинула на плечо лямку рюкзака и вышла из аудитории вместе с друзьями. Я поспешил собрать свои вещи. Нужно было еще заскочить на кафедру.
Ровно через двадцать минут я стоял у машины и смотрел, как Левицкая приближается. Она была сегодня в обычных джинсах, ветровке, конверсах, почти без макияжа. Обычная девчонка без этого маскарада. Милая. Весьма… Не замечал раньше. Собственно, я и не разглядывал студенток, чтобы не было соблазна.
– Что вам надо, Матвей Александрович? – спросила она почти дерзко, но тут же словно испугалась саму себя, опустила глаза вниз.
– Домой тебя хочу отвезти.
– Не надо.
О, ну, конечно, как неожиданно.
– Садись в машину, Маргарита. У меня нет ни времени, ни желания с тобой спорить.
Она сжала губы, качнулась на пятках. Я уже думал, уйдет, но она вдруг усмехнулась.
– И дверь даме не откроете? Где ваши манеры?
Я обреченно вздохнул и дёрнул ручку.
– Соблаговолите?
Довольная Маргарита уселась в объятия кожаного сидения. Я захлопнул дверцу, обошел авто, сел за руль. Сложив руки на колени, Левицкая притихла, видимо, побаиваясь. Все-таки режим самосохранения у нее активируется время от времени.
Я завел машину и выехал с парковки.
– Я просмотрел то, что ты написала вчера. Всю ту чушь вперемешку с тем, что удалось скатать со шпор.
– Мы перешли на «ты»? – спросила она, вздернув одну бровь.
– Очевидно, – буркнул я себе под нос.
– Окей, значит, я могу называть тебя…
– Нет, – рявкнул я. – Не можешь!
Она вжалась в кресло, и я выругался себе под нос, проклиная несдержанность.
– Ладно, Маргарита, твоя взяла. Давай, не будем утрировать и усугублять случившееся вчера, хорошо?
– Так это я усугубляю? Это вы взялись мне тыкать с какой-то стати.
– Извини. Скажи адрес. Куда сейчас свернуть?
– Налево, – буркнула она. – Третья улица Свободы.
– А, знаю. Район ботанического сада?
– Да.
Я перестроился, свернул на светофоре, вдохнул поглубже и выдал речь, снова возвращаясь к уважительному тону и форме.
– Я должен извиниться перед вами за вчерашнее, Маргарита. Это было непозволительно. Думаю, мы оба погорячились. Не перекладываю на вас ответственность, ни в коем разе. Это, конечно, моя вина. Я был зол, несдержан. Все время, что преподаю, студенты словно испытывают меня на прочность. Неужели так сложно выучить материал? Я плохо объясняю?
– Нет, – пискнула она. – Кажется.
– Быстро говорю? Вы не успеваете записывать? Ах да, вы же вообще не конспектируете!
– Простите, я…
– Пообещайте, что выучите мои лекции и прочтите уже хоть что-то по курсу. Летом будет экзамен, плюс вам нужно уже выбрать тему курсовой. Соберитесь, Маргарита! Еще есть возможность взяться за ум и втянуться в учебу.
– Моя учеба для вас так важна?
– Разумеется, – истово соврал я, пытаясь убедить в этом скорее самого себя. – Маргарита, ваша вчерашняя писанина – это нечто несуразное, уж простите. Я просмотрел, но, так и быть, зачту. Скажем, авансом. Идет?
Поджала губы.
– Взамен на мое молчание, что ли?
– Да. Все останется между нами. Мне не нужны проблемы. Да и вам тоже вряд ли пойдет такое на пользу. Давайте просто забудем это маленькое недоразумение.
Она аж подпрыгнула.
– Правда? Просто возьмем и забудем?
– Да. Разве это сложно? Какой дом?
– Остановите здесь, – отрезала Маргарита.
Соседей, что ли, стесняется? А может, все проще и ей осточертела моя компания и она хочет свалить поскорее.
Я съехал на обочину, другого места не было. Было уже темно, а фонари светили только вдали. Она по этой темени собирается куда-то идти?
– Ладно, Матвей Александрович. Я никому не скажу.
Она как-то хитро, почти коварно улыбнулась. Мне это не понравилось и понравилось одновременно. Ее близость, улыбка, голос. Всего вдруг стало слишком много для меня одного.
Возбуждение словно сконцентрировалось и материализовалось, оттягивая брюки своеобразной реакцией.
Студентка. Она моя студентка. Я должен давать ей знания, а не уроки сексуальности на практике.
– Но знаете, Матвей Александрович, кое-что мне не дает покоя…
Она закусила губу, не найдя мужество договорить. Я решил подбодрить.
– Что, Маргарита? Скажите.
– Вот это.
Она вдруг прильнула ко мне и абсолютно неожиданно коснулась моих губ своими.
Глава 5. Маргарита
Забыть.
Надо просто забыть о том, что было. Разве это так сложно? Подумаешь, чуть не разложил на столе преподаватель! Подумаешь, вместо зачета рассказала преподу, что все еще девственница, хотя совсем даже не это было темой моего зачета!
Нужно. Просто. Забыть.
– Ну что, сдала, Ритк? – подкатила Юлька на следующий день перед парой. – Не завалил тебя, Мефисто?
Волком чуть не взвыла.
– Нормально все, Юльк, – процедила сквозь зубы.
– Что с тобой? – не поняла подруга. – Шпоры хоть помогли?
О, не то слово, как помогли!
Отделалась кивком и по стеночке, незаметной тенью прокралась на задние ряды, куда так и не села вчера. Юлька устроилась впереди. За каким-то чертом ей и моим одногруппницам нравилось смотреть на Мефистофеля в первых рядах.
Мне – нет. Я вообще на него в жизни смотреть больше не буду! Вчера насмотрелась. Мои одногруппники, наверное, вообще были уверены, что Мефистофель не умеет улыбаться. А он умел…
Так, чтобы не пришлось потом скатывать, нужно начать учить уже сейчас!… Но ручка как-то сама собой стала выводить узоры, цветы, сердечки. Детский сад и ранний романтизм! Я перевернула страницу и снова попыталась сосредоточиться на его голосе, не поднимая при этом головы.
Но от его низкого голоса с легкой хрипотцой по спине бежали мурашки. «Разве это так сложно, Маргарита?» – спросил он вчера, нависая надо мной. Черт, да! Забыть оказалось сложнее, чем мне казалось!
А еще и рука сама вывела романтичное «Мефисто…», когда я очнулась. Хер ему, а не сердечко!
Мефистохер в моей тетради стал злобным пауком с нереальным количеством лапок, потому что именно такое вчера у меня и было ощущение, что рук у него куда больше двух, когда он обнимал меня. Везде ведь успел пощупать, а его пальцы? Ох, эти пальцы…
И тут эти пальцы легли на мою тетрадь.
Фак, фак, фак!
Он что, надумал за мной стоять всю лекцию? Проклятье! Не-на-ви-жу-у-у-у!
Не знаю, как пережила эти полтора часа. Не знаю, зачем согласилась встретиться с ним. Я ведь собиралась все забыть! Да я уже практически ничего не помнила! А в итоге оказалась в его машине, и у меня аж дыхание сбилось, когда попыталась произнести его имя: «Значит, я могу называть тебя… Матвей»
– Нет, не можете! – рявкнул Мефистофель.
И не надо! Вот переведусь на журфак и поминай, как звали! Встретимся потом лет через десять, когда я буду красивой успешной женщиной, а он останется все тем же посредственным преподавателем с масляными глазками.
И спросит он меня с надеждой в голосе: «А помните, Маргарита, как у нас с вами было?». А не помню, скажу ему, ничего не помню! А что было-то, Матвей Александрович? Развернусь и уйду в свое блестящее журналистское будущее.
Ой, чуть поворот не пропустили.
– Да, – вещал Матвей Александрович, глядя на дорогу. – Все останется между нами. Мне не нужны проблемы. Да и тебе тоже вряд ли пойдет такое на пользу. Давайте просто забудем это маленькое недоразумение.
Что? Нет, секундочку. Это я должна его забыть, а не он меня!
– Просто возьмем и забудем? – переспросила я.
– Да. Разве это сложно? – пожал он плечами, даже не глядя на меня.
Ну еще бы! Ему-то просто! У него есть весь шоу-биз, чтобы меня забыть. Значит, охмурил, а сам в кусты?
– Ладно, Матвей Александрович. Я никому не скажу, – процедила я с коварной улыбкой на губах.
Он с какой-то опаской на меня покосился, словно ожидая подвоха. И правильно, Мефистофель, демоническое чутье тебя не подводит.
– Но знаете, Матвей Александрович, кое-что мне не дает покоя…
Подался весь ко мне, превратившись в слух.
– Что, Маргарита? Скажите.
– Вот это.
Это был самый страстный поцелуй, на какой я только была способна. Нет уж, Матвей Александрович, меня вы запомните. А вот я вас – нет! И я обязательно найду кого-нибудь, кто будет также здорово целоваться. Потом. Когда-нибудь.
От чьих поцелуев тоже будет замирать сердце, а дыхание перехватывать. Ну не может же быть, чтобы только вы в целом мире так хорошо целовались? Почему мне кажется, что я сейчас умру от восторга? А вы это чувствуете, Матвей Александрович? Есть место раннему романтизму среди вашей серой экзистенциальной тоски?
Он вжал меня в кресло, перехватив инициативу на себя, словно отвечая на этот вопрос. Его руки не знали покоя, а язык творил что-то невероятное с моим ртом.
Его пальцы пробрались под толстовку, задирая ее до груди. Он обвел чашу бюстгальтера, и меня выгнуло ему навстречу, как по волшебству. Этот гад самодовольно хмыкнул, и это подействовало на меня, как ушат с ледяной водой.
Обеими руками я тут же уперлась ему в грудь, отталкивая от себя и тяжело дыша, скрестила наши с ним взгляды. Медленно облизала губы.
И сказала:
– Да, действительно, ничего особенного, что стоило бы запомнить. До свидания, Матвей Александрович!
Глава 6. Матвей
Проснулся со стояком. Привет, дружок, выдыхай. Ты здесь лишний.
В последнее время навязчивое напоминание о целибате стало раздражать сильнее обычного. Было же время, когда утром, прежде чем выпроводить случайную подружку, я славненько успокаивал собственный член с ее помощью. Лучше минетом. Чтобы потом не было повода в душ пускать.
Старые добрые времена.
Теперь вместо секса у меня была пробежка. Вместе ночи в клубе – лекции для оболтусов.
За окном было хмуро. Прямо как у меня на душе, но я накинул на голову капюшон толстовки и выбежал на улицу. Моросящий дождь не раздражал, скорее успокаивал, ноги отбивали привычный ритм. Это было привычно и умиротворяюще.
Стал вспоминать расписание занятий, планы семинаров. Группа Маргариты сегодня должна была подготовиться к практике по Фаусту. В любой другой день я бы немного воспрял духом. Всегда любил семинары по Гете. Не зря же выбрал его для диссертации, знал наизусть чуть ли не всю поэму и обожал цитировать при случае. Дамам, конечно. Конечно, тем, кто в лучшем случае узнавал в отрывках Евгения Онегина. Мне нравились эти легкие потаскушные одноразовые встречи. Меня вдохновляли музы на одну ночь.
Когда это закончилось и превратилось в пагубную привычку? Когда я пресытился и исписался? И зачем, черт подери, я повелся на пари с Бруштейном? Какой в нем смысл? Ведь был же какой-то. Теперь я не трахаю все, что хочется, но и вдохновения как не было, так и нет.
«Кто ищет, вынужден блуждать, Матвей Александрович», – прозвучал в моей голове голос Марго.
Я прибавил скорость и, конечно, сразу сбилось дыхание, закололо в боку. Уже через минуту пришлось перейти на шаг и двинуться к дому.
Черт, даже пробежку нормально не закончил из-за нее!
Я злился на Марго каждый день. Когда она приходила на занятия в джинсах и улыбалась мне ехидненько, приветствуя. Когда она приходила в юбке и едва кивала, отправляясь на свое место в конце аудитории.
Когда смеялась, флиртуя с однокашниками и когда сидела тихо, не участвуя в общих разговорах. Когда пила кофе в кафе на первом этаже и когда приносила в аудиторию бутылку минералки. Когда писала лекцию старательно и когда опять валяла дурака, практически не скрывая этого.
Я запретил себе звать ее в мыслях Гретхен или Маргаритой. Это было слишком ассоциативно даже для такого Мефистофеля, как я.
Вместо этого я стал звать ее Марго. Не Рита, как обращался к ней этот смазливый пацан. Марат… Как его там? Азаров? Все равно. Плевать. Только смотрел он на Марго, словно сожрать хотел. Возможно, я делал бы так же, но я на нее не смотрел. Почти. Старался не попасться. Вроде бы получалось.
Скинув дома промокшие шмотки, я встал под душ, потом оделся, взял кофе по дороге и нацепил очки на глаза, хотя солнца и не было. Обычный день. Ничем не хуже.
Ан нет, все-таки хуже!
Заглянув на кафедру перед занятиями, я просмотрел списки студентов по курсовым. Она записалась ко мне. Что за человек? Издевается? Зачем? Могла взять русскую литературу, языкознание – были свободные темы. Нет же…
Левицкая пожелала изучить художественную религию и социальные мотивы в раннем немецком романтизме. Ее рукой было приписано «на примере «Фауста» Гете».
Настроение и так не слишком хорошее, учитывая перспективы на ближайший час, упало ниже плинтуса.
Я ворвался в аудиторию в духе Мефисто. Сверкнул глазами на студентов, которые тут же начали рассаживаться, хотя до начала занятия было еще пару минут.
– Сегодня «Фауст», да? – обратилась ко мне подруга Маргариты. Кажется, Юля.
– Вы у меня спрашиваете? – огрызнулся я, приподнимая бровь. – Тема семинара была озвучена неделю назад. Не готовились?
– Эээ, – протянула она, вспыхнув от моего напора. – Готовилась, конечно, Матвей Александрович. Это я так… Говорят, вы защищали диссертацию по Гете.
Юля, накрутила на палец прядь волос и захлопала огромными ресницами с тремя слоями туши.
О, так мы флиртуем? Мило. И не боится. Дурочка. Марго хоть трясется, чувствуя опасность, а эта… Эх, бестолочь.
– Было дело, – буркнул я, раскладывая на столе план семинара и пробегая глазами чисто формально, чтобы создать видимость занятости.
Я знал план наизусть, как и добрую половину лекций, но надо как-то показать девице, что ее болтовня меня не трогает.
– Мне тоже нравится Гете, Матвей Александрович. Это такой классный романтизм. Безумно увлекательно. Я еле заставила себя уйти из библиотеки, так увлеклась вашей работой.
– Похвально, похвально, – бормотал я, тасуя листы.
– Вы акцентируете внимание на финальной сцене. Это очень интересно…
Я взглянул на часы.
– Давайте вернемся к этому в ходе занятия, Юля.
Время и, правда, уже поджимало, и звонок подтвердил мои слова.
Девица кивнула и пошла на свое место, не забывая покачивать попкой при этом. Я едва не фыркнул вслух.
А Марго все еще не было. Я окинул взглядом студентов. Ее место пустовало. Заболела? Или заколола? Возможно, так лучше. И курсовую пусть отменит. Тогда вообще можно будет спокойно жить.
– Итак, сегодня мы говорим о «Фаусте» Гете. Все прочли?
Я повернулся к доске, чтобы записать основные темы обсуждения.
– На языке оригинала, – выкрикнул кто-то.
Я обернулся, но не благодаря реплике умника, а потому что в аудиторию ввалились двое опоздавших.
– Ой, простите. Можно? – выдавил из себя Марат, который был так весел и счастлив, что не мог нормально говорить.
А еще он не мог отпустить руку Марго.
Маргариты, черт подери, Левицкой, которая улыбалась светло и лучисто, как умеет только беззаботная невинная девчонка.
Я прищурился, сканируя парочку на пороге аудитории пронзительным взглядом.
– Вы опоздали, Левицкая, – обратился я к ней, потому что опять никак не мог вспомнить фамилию пацана.
– Да, простите, Матвей Александрович. Можно войти? Из библиотеки бежали.
– Быстрее, – рявкнул я. – Мы вас ждать не обязаны.
Слава богу, они не стали продолжать беседу, просто заняли места. Я не без злости отметил, что Азаров (вовремя, блин вспомнил!) сел с Марго на заднюю парту, хотя обычно она там одна ворон считала.
Но теперь они раскрыли одну книгу на двоих и листали, продолжая хихикать шепотом.
– Раз уж вы явились, то давайте и начнем с опоздавших, – мстительно решил я. – Азаров, расскажите нам о Фаусте. Предпосылки создания образа, ранние упоминания в других источниках.
– Эээ, ну… – протянул Марат, продолжая лихорадочно листать одновременно и книгу и конспект.
– Это было в плане семинара. Давайте!
– Фауст упоминался и раньше. Образ доктора, искателя истины берет начало из историй об алхимиках и колдунах эпохи Возрождения.
– Подробнее, – потребовал я. – Какие такие истории? Бабкины сказки?
Студенты хохотнули.
– Оставьте в покое учебник, Азаров. Отвечайте, что помните. У вас было достаточно времени на подготовку.
Он что-то мямлил и все же вспомнил несколько. Кажется, ему подсказали. Возможно даже Маргарита, которая сидела, прикрыв рот ладонью. Наверно, нашептывала. Хотя в ее осведомлённости по этому вопросу я тоже сомневался.
– Понятно все с вами, – Я отметил в журнале плюс и минус одновременно напротив фамилии Марата. Нужно будет еще спросить. – Левицкая, ваша очередь. Социально-политические предпосылки рождения романтизма и его влияние на творчество Гете.
Она прочистила горло и начала чуть сипло:
– Немецкий романтизм был непосредственным откликом на политические события во Франции, а также следствием того, что подобные революционные действия в самой Германии были желаемы, но невозможны, – она прочистила горло и продолжила увереннее: – После Французской революции Германия находилась в раздробленном состоянии, и это способствовало феодальной отсталости. В среде немецких мыслителей и поэтов возникло стремление произвести революцию в сфере духовной жизни. Вся энергия, силы ушли в развитие литературы, искусства, интеллектуальной сферы. Они пытались действовать и творить как бы вопреки реальности…
Я присел, внимательно слушая ее, очень надеясь, что на моем лице не отражается не то что недоумение, а самое что ни на есть охренение. Мне что придется трахнуть каждую, чтобы они начали учиться? А с пацанами как быть?
Воу, Тойфель, легче. Не надо даже в шутку такое проворачивать в голове. Это опасные теории.
Маргарита продолжала говорить, вплетая в канву рассказа о политической обстановке в Германии конца восемнадцатого века факты биографии Гете и основные вехи его творчества. Я молча кивал, наблюдая, как двигаются ее губы и поднимается грудь, когда она набирает воздуха, чтобы продолжить.
Я тут же вспомнил ее грудь на ощупь, как ласкал под свитером так недолго, но даже этого хватило, чтобы ее соски затвердели и побудили меня сжать их между пальцами, легонько сдавить, чтобы вырвать из горла Марго изумленно-возбуждённый стон.
Черт! Нельзя об этом думать на занятии.
Вообще, нельзя вспоминать!
Нужно было подрочить утром, а не бегать, как дурная собака по району. Не имею я права думать о ее сиськах. Какими бы идеальными они ни были! Вон пусть Азаров теперь о них думает. Кажется, от него она не удерет.
Я скрипнул зубами, не сразу заметив, что Маргарита замолчала.
– Эээ, кажется, вот так обстояли дела, Матвей Александрович, – закончила она, привлекая внимание обращением по имени.
– Да, отлично, Маргарита, – встрепенулся я. – Именно так и выглядит полный ответ, Азаров. Запомните. Да и не только вы. Продолжим. Если у кого-то есть ценные дополнения…
В воздух поднялась рука старосты группы Тани Ивановой, и я позволил ей высказаться. Обычно эта очкастая заучка с комплексом отличницы меня радовала. Она всегда была готова к семинару, усердно конспектировала и сдала зачет в первом семестре блестяще и, разумеется, с первого раза.
А Марго?
Я пытался вспомнить, как она отвечала, но не смог. Наверно, завалилась и ходила еще пару раз с другими хвостатыми. Почему меня клинит на ней, а не на Ивановой? Чувствую родственную душу? Я ведь тоже был таким бестолковым в студенческие времена.
Мысленно одернув себя, я продолжил вникать в слова Тани, которая, как обычно, вложила в свой ответ все, что упустила Марго. Упустила она немного, но Таня разбавила все это водой и приплела побольше французской революционной конкретики. В принципе, это было лишним, но она, видимо, сильно хотела высказаться. Это не доставило мне удовольствия как обычно. Я даже думал не помечать плюсом ее дополнения, но вовремя одернул себя. Нельзя быть еще более сволочным преподом.
Но я им был. По ходу семинара глаза то и дело возвращались к Марго, которая листала книгу, что-то показывая Марату, а он нашептывал ей на ухо. Слишком близко, почти касаясь губами. Кажется, я даже видел, как шевелятся ее волосы.
– Это все? – быстро перевел я взгляд на студентку, которая несла какую-то чушь об отношениях Фауста и Гретхен.
– Да, – пискнула девчонка.
– На ваш взгляд, в какой момент произошло падение Гретхен? – спросил я.
Девица хлопала глазами, как будто впервые слышала немецкое сокращение имени Маргарита.
– Гретхен? – переспросила она.
– Гретхен, Гретхен, – буркнул я, сатанея. – Не Гитлера же. Или только его вы знаете на «Г» из Германии?
Народ опять заржал.
– Эээ…
– Вы читали трагедию?
– Ээээ…
– Или только критику?
– Эээ…
– Да, этого достаточно.
Я собирался обратиться к остальным за ответом, но еще до того, как озвучил свои мысли, увидел, как рука Марго взмыла вверх.
– Левицкая? Есть что сказать по вопросу? Или хотите выйти?
– Да, по вопросу, – смело выпалила она, моментально преображаясь. – Разве можно говорить о падении Гретхен? Я не считаю, что она пала.
– Серьезно? – приподнял бровь, искренне заинтересовавшись ее утверждением, хотя страсть в голосе впечатлила сильнее. – Смерть матери от ее руки, брата по вине любовника, огласка внебрачных отношений, убийство дочери. Разве этого мало?
– Но ведь она осталась невинной до конца. Да, ее тело отдано Фаусту, а разум отравлен стремлением быть с ним. Но Бог принял ее душу и спас, когда она попросила помощи. Ее беды – это грех Фауста, который дал яд и погубил брата, а потом бросил Гретхен. А она так и продолжала его любить.
– Интересная трактовка. Имеет право на существование. Однако Гретхен сама подписала себе приговор, когда приняла второй подарок от Мефисто. Она отринула Бога и чистоту.
– О, я вас умоляю. Всего-то побрякушки. Она хотела сделать приятное возлюбленному, хотела быть к нему ближе, не обидеть таким образом.
– В ее время физическая связь с мужчиной вне брака не просто осуждалась. Это было сродни приговору.
– Как будто сейчас что-то кардинально изменилось? – фыркнула Марго пренебрежительно. – У мужчины сто подружек, и он ловелас. Девушка переспит с двумя – и уже шлюха. Вам ли не знать?
– В каком смысле? – уточнил я, с трудом удерживая нижнюю челюсть, которая так и норовила упасть на пол.
– Ну… Вы ведь мужчина…
– Какая наблюдательность, Левицкая, – попытался вернуть себе вожжи в этой странной беседе.
Студенты хохотнули, но Марго не смутилась.
– Но объясните, каким образом все это относится к Фаусту?
– Самым прямым, – пожала она плечами. – Трагедия бессмертна, потому что пороки и люди не меняются. Наше общество спешит навешать ярлыков и порицать. Тогда и сейчас. А Гретхен просто хотела любви. Разве это преступление? Именно из-за общественного мнения ей пришлось скрываться с Фаустом, принять помощь Мефистофеля. Вычтите осуждение и получится нормальная история любви, а не падение невинной души. Гретхен не порочна, иначе Мефисто сам справился бы с ее душой. Она просто хотела быть счастливой. Хотела ласки и заботы. Такой уж сотворил ее Бог. И именно он забрал ее. Разве это не доказывает мою правоту?
Она закончила так дерзко, что мое тирано-шовинистское эго не могло согласиться.
– Отчасти, – проговорил я, склонив голову.
Надеюсь, никто не заметил, что я залюбовался. Марго раскраснелась и преобразилась в своей пылкой речи. Я обвел аудиторию взглядом. Нет, все смотрели на нее, не верили глазам и ушам, похоже. Неудивительно.
– Отчасти? – возмутилась она.
– Думаю, вы придаете эпизодам с Маргаритой слишком много значения. Очевидно, играет роль, что вы тезки. Разумеется, эта часть трагедии важна, но есть еще много аспектов, героев, символов. Спасибо, Левицкая, за интересную позицию. Вам «Отлично». А мы продолжим…
И мы продолжили, но я всю дорогу ловил на себе ее взгляд. Обижена? Серьезно?
Брось, девочка.
Она больше не участвовала в обсуждении, но попыталась подсказывать Азарову, когда я снова потребовал от него ответа. Тот даже с помощью зала ничего толкового не родил, и я добавил ему второй минус, выведя в итоге трояк за семинар. Он тоже теперь на меня дулся, кажется, даже выговаривал Марго. Наверно, матом крыл. Ну и ладно.
После семинара я подозвал Маргариту.
– Вы записались ко мне на курсовую? Значит, зайдите на кафедру после занятий, обсудим.
Прежде, чем она что-то сказала на это, я подхватил портфель и вышел.
