Мороз поднялся к себе в квартиру. В записке значилось: Раиса Гаджибекова. Он подошел к телефону, набрал номер.
– Я слушаю, – ответил знакомый приятный голос!
– Алё, – неуверенно повторила она.
– А здесь проживает Раиса Ефимовна? – сдерживая волнение, по-деловому осведомился Мороз.
– Да. Это я, – дружелюбно ответила она. – А кто меня спрашивает?
– Я поклонник вашего таланта, – торжественно начал Мороз и уже быстрей и с улыбкой, переходя на доверительный тон, – особенно танца с саблями из балета Арама Хачатуряна «Гаянэ».
– Это Вы?!
Похоже было, что она обрадовалась!
– А вы меня помните? – спросил волшебник.
– Конечно, – улыбнулась она. – Как у нас всё прекрасно получилось. Как хорошо поработали. А вы что хотели? Как поживаете?
– Я мог бы поживать гораздо лучше, если бы имел надежду на то, вы согласитесь посетить со мной театр.
– Театр? – восхитилась она. – А какой театр?
– Какой только пожелаете. Я… для меня нет преград, – заверил Мороз.
– Да, я поняла – для вас преград нет! – восхищенно подтвердила она.
И они договорились…
Раиса долго собиралась на свидание, примеряя различные наряды. Театр музыкальной комедии нацеливал на приятное и веселое времяпрепровождение. Наконец она собралась, поторапливаясь, чтобы не опоздать, и вышла во двор.
Погода начала портиться, моросил то ли дождь, то ли мокрый снег. Она шла осторожно, внимательно глядя под ноги, чтобы не поскользнуться. Вдруг раздался скрип тормозов. Раиса оглянулась. Два огромных светящихся шара надвигались прямо на нее. Она замерла, как мышь, которую застали далеко от норки. Эти две светящиеся фары были тем последним, что запечатлелось в ее мозгу…
Раиса очнулась в палате. Её тормошил за плечо врач, наверное, анестезиолог:
– Как вы себя чувствуете?
– Я… себя чувствую… хорошо я себя чувствую, – слабым после наркоза голосом отозвалась она. – А где я?
– Вы в больнице, у вас все хорошо. Отдыхайте.
– А можно мне попить водички?
– И водички вам скоро будет можно. И врач скоро придет, он вам все расскажет, – объяснил он и ушел.
Через какое-то время пришел хирург, такой позитивный, уверенный в себе мужчина, и бодрым голосом сказал:
– Вы молодец. У вас все прошло очень хорошо.
– А что у меня было?
– Было сотрясение, но мы вовремя применили терапию, после восстановления последствий не будет. Вот только рука… она пострадала сильней всего. Две крайние фаланги пальцев – безымянного и мизинца – не будут сгибаться.
– Не будут? На какой руке?
– На правой. Руку мы вам собрали, она будет выглядеть хорошо. Вы сможете брать этой рукой, как всегда, – приводил свои аргументы врач.
– Иииии, – тонко запищала Раиса.
– Вам не надо так сильно расстраиваться, – перебил ее хирург. – Руку-то мы вам собрали и сохранили.
Раиса, наконец, его поняла:
–Да-да, спасибо… ииииии…
– К вам скоро придут близкие. Они давно готовы навестить вас, ждут встречи. Он вышел в коридор.
Раиса кивнула, закрыв глаза. Потом отворилась дверь. Вошел мужчина средних лет, с ним женщина, его жена, она ждала ребенка. Появился мальчик-подросток. Это были ее сын, сноха и внук.
– Мама, ты как?
– Мама, как вы себя чувствуете? – почти одновременно спросили родственники на разные голоса.
– Бабушка, тебе не больно? – внук нежной ручкой коснулся ее плеча.
– Не больно… Мне совсем не больно, только… Да, – беспомощно скуксилась Раиса, принимая непоправимость обстоятельств.
– Мама, – решительно пресек плаксивое настроение сын, – тебе не надо переживать. Ты на пенсии, что тебе переживать. Всё наладится со временем. Я тебе завтра принесу планшет, будешь свои любимые фильмы смотреть.
Раиса кивнула в знак согласия не переживать.
– Сонечка, как ты себя чувствуешь? – обратилась она к снохе.
– У меня всё хорошо, – быстро ответила та.
– Ты умница, Сонечка, – ласково приободрила она печально глядевшую на нее молодую женщину.
– Мы вот тут принесли вам покушать, – сказала Соня, выставляя на тумбочку кефир, пирожки, горячий бульон.
А внук погладил ее по голове и сказал:
– Вот новые комиксы. Они такие прикольные, ты посмеешься.
– Да-да, благодарно закивала Раиса и улыбнулась. Они с внуком любили смотреть эти, как раньше говорили, веселые картинки. Она собиралась выписать такой детский журнал, но так толком и не разобралась, выходит он сейчас или нет.
Дед Мороз сидел в коридоре, около него остановился хирург:
– Говорите, родственник?
– По материнской линии, – уточнил волшебник. Как она?
– У нее все пройдет при надлежащем лечении. Только рука пострадала сильней, но ее удалось спасти.
– Рука… – печально повторил Мороз. – Она ведь пианистка.
– Ааа, – понимающе протянул врач. – Пианистка. Это, конечно, не так безобидно, как могло бы показаться.
Дверь палаты открылась, и показался мужчина, за ним – молодая женщина, придерживающая рукой свой выпуклый животик, под руку с ней – подросток.
– Вот родственники. Ваши родственники, – кивнул в их сторону врач.
– Ах, да, – нерешительно отозвался Мороз. – А я ведь по материнской линии, а это, наверное…
– Это ее сын, сноха и внук, – уточнил хирург и, видя, что все они спокойны за больную, пошел дальше по коридору отделения.
Оставшиеся поздоровались. Мороз постучал в дверь палаты.
– Войдите, – услышал он знакомый голос своей Снегурочки.
– Это Вы? – не скрывая радости, удивилась она.
– Это я, это я, – заторопился волшебник.
Он достал из нагрудного кармана цветок. Это был подснежник! Потом вынул второй и еще – целых три нежных подснежника! Маленький букетик.
– Ах, какие цветы! – восхитилась она. – И это мне?!
Он утвердительно кивнул.
– Я чувствую, как силы ко мне возвращаются. Ну просто с космической скоростью.
И правда, она даже немножко посвежела и стала больше похожа на себя.
– Только вот… – она посмотрела на перебинтованную руку и скисла.
– Я знаю, я знаю. Вам ничто не может помешать! Мое отношение к вам таково… ваш незабываемый человеческий талант…– Мороз чувствовал, что ему не хватает слов для светской беседы, а на большее он не решался.
В общем, они рассказали друг другу всё, что с ними тогда произошло. Мороз вкратце поведал, как ждал ее возле входа в театр, ни о чем не подозревая. Вот-вот должна была появиться его Снегурочка. Но она не пришла к началу спектакля. Он оставался на посту, надеясь, что она просто задерживается из-за непогоды. Но она не пришла и во время антракта и после представления. Под вечер резко похолодало. С набережной мела поземка. Он наколдовал себе привычные валенки, переобулся и продолжал ждать, как ждет своего запоздавшего хозяина верный пес. Уже разошлись все зрители; артисты и служащие покинули театр. Его, видимо, принимали за сторожа, но ему все было безразлично.
«Не пришла. Почему она не пришла? – думал он обреченно. – Нет! Она не могла не прийти. Это не та женщина, чтобы не прийти. Тут что-то не так».
Заперли дверь, и Мороз понял, что ждать больше нечего. Он вернулся домой. Беспокойство его росло и росло, и душа его трепетала, сжавшись в комочек. Мороз долго ходил вокруг телефона, потом решительно поднял трубку и набрал номер.