Ivolga (Анастасия Каляндра)
Дом между небом и землёй
– Странно. А я так старательно их там повсюду вывешивала… хотя снег там идёт, конечно, очень сильный и руки слишком деревенееют от мороза… и надеялась что теперь всем будет видно… Странно. Наверное это метель. Это метель помешала Вам видеть… Ну, да ладно. Все комнаты я Вам показывать не буду – наверное Вы и так уже очень устали. Если что, приходите лучше в другой раз и мы с Вами тогда погуляем по моим временам года!.. Вот, что я ещё Вам хочу показать – так это мой чердак. Пойдёмте. На чердаке у меня много… как и у всех – всякого, всякого, что осталось из прошлого. Очень много коробок… Вон там, видите?.. Там много вещей из моего детства. Они самые интересные, давайте мы их и посмотрим… Сейчас, вот эту вот, снизу достану… Ух ты, и надо же было мне её так глубоко заложить!.. Очень давно уже не доставала.. Вот… Смотрите – тут тоже гирлянды. Мои первые… Видите, как приятно светится жёлтым?.. Ну как такие не полюбить!..
– Они на батарейках?..
– Нет, почему же?..
– Ну, как же – почему? Ведь она у Вас горит… значит…
– Так здесь не нужно электричества!.. Я же уже Вам сказала! Смотрите, вот здесь – можно увидеть в лампочке… есть маленькая дверь. А вот здесь – другая. И почти во всех по одной. И если вынести её туда, где я живу и работаю, то при определенных условиях, в каждую из этих дверок тоже можно пройти. И там будут чудесные места!.. Ещё много комнат. Комнаты, которые были под Рождество украшены в мои три, а здесь – комнаты, которые я помню в мои семь… Ну и так далее. Ну это мы с Вами, если захотите, после ещё попутешествовуем.
– А… Там что у Вас?.. Вон, лестница ведёт ещё к подвалу.. что-ли?.. Хотя что я? Какой подвал на втором этаже?
– Ну, это – вроде того. Там то, что имеет дверки в не очень приятные места. Но это тоже нужно. Иногда я добавляю в поделки и капельку из тех мест. В основном, когда поделки посвящены пути или дороге. Ведь если дорога у меня приходит к чему-то хорошему… а у меня, вообще-то, всегда так… то нужно иногда добавить и то место, откуда она идёт – из ге такого приятного. И тогда, в сравнении, можно оценить то, как же хорошо то, куда ты придёшь!.. Ну, вот… Я думаю Вы поняли суть этой комнаты… Вернее чердака. Здесь хранится то, чего я давно не доставала. Ведь не могу же я каждый день доставать всё, всё, что только у меня есть?.. А вот эту гирлянду я, как раз, заберу теперь с собой. Мне, думаю, после Вашего ухода стоит развлечь себя и прогуляться по какой-нибудь из старых комнаток. И взять там что-нибудь для поделок. Я вообще часто сюда бегаю и беру что-нибудь… Ведь иногда делаешь поделку, делаешь, и вдруг понимаешь, что здесь нужно как раз что-нибудь с чердака! И идёшь сюда, рыться…
– Да уж…
– Я думаю – Вам уже наверное страшно хочется спать!.. Пойдёмте Вы выберете себе комнату… Вы какую бы себе хотели?.. Может Вам лучше отдохнуть в летних полях или в весенней роще?.. Ну или…
– Я… честно говоря, не знаю. Давайте на Ваш выбор?..
– Ну… Хорошо. Мне надо подумать, где Вам лучше будет… Это… Так, что бы Вам пока ещё показать?.. Ох!. Библиотека! Я совсем и забыла про библиотеку! Пойдёмте – это пока на сегодня последнее место и я уже больше не буду Вас так мучить! Вот – это сюда. Вот!.. Нравится?..
– Ну да… Масштабно, надо сказать. Вот тут-то у Вас, кажется, больше всего дверей! Больше, чем я у Вас где-либо видел. Они у вас просто по всем стенам!..
– Да, да. Да ещё в каждой книге. Здесь сотни дверей – они все ведут и в мои комнаты, и в совсем неведомые мне дальние страны… А бывает так, что в дальних и незнакомых мне раньше странах встречаются точно такие комнатки, как мои!. Вы представляете?!.
– Да… Наверное…
– Ну, Вы уже трете глаза. Всё!.. Пора мне Вас отпускать в мир снов. Нельзя так издеваться над человеком! Ведь уже почти ночь… Пойдёмте, я придумала куда мне Вас… Давайте Вы ляжете в детской!.. Нет, нет, Вы не подумайте, что это та комната, которой мне, единственной, для Вас не жалко. Наоборот – это самая ценная комната!.. Да и здесь недалеко. Она как раз рядом с библиотекой. Я и сама очень люблю иногда здесь отдыхать… Вы ложитесь, а завтра, наверное часам к… Хотя – когда проснетесь, тогда вот, наверное и жду Вас к чаю! Вы можете позвать меня если проснетесь и я Вас доведу до кухни, а то ещё, чего доброго заблудитесь тут без меня!.. Ну, да ладно. Спите!.. Вы зовите, не обязательно сильно громко – я всё равно услышу. До завтра!..
Я спал уже минуты через две. Не больше. Не знаю, от чего мне так хотелось спать? Обычно я такого не испытываю. Обычно у меня бывает непонятная бессонница, с которой ничего нельзя сделать. А вот теперь – наоборот. Непонятная сонливость.
Я спал и очень хорошо помню то, что я видел. Как будто бы наяву. Сначала я снова очутился на старом заброшенном заводе – перед зданием с деревцем на крыше. На крыше, рядом с ним появилась та девушка с книгой, которую я встречал днём. Она позвала меня и я, не думая совершенно, что это хоть сколько-нибудь необычно, взлетел туда – на крышу. И только подумал, что это ведь так так просто, и я прекрасно понимаю, как летать. Так почему же я не делал этого раньше?.. Я оказался рядом с девушкой и ясно понимал, почему-то, что это Аля и ни кто иной. Хотя выглядит она совсем иначе – точно та девушка, что была на заброшенном заводе. У них и рост разный и комплекция – Аля немного выше и стройней. Да и вообще более привлекательна, если объективно оценивать. Да и волосы у них разного цвета – у Али намного светлей. Кстати про рост… Так не смотря на то что Аля, наверное, и повыше будет, сейчас я понял, во сне, что рядом с девушкой с завода ты чувствуешь себя как рядом с какой-то… Громилой немножко. Она какая-то слишком большая и неуклюжая, кажется. И кажется она во сне меня очень стеснялась. Почти как и при встрече в реальности. А вот Аля – она говорит открыто и радостно в основном – так, словно мы много лет знакомы. И что странно – хотя она и выше, но кажется гораздо более миниатюрной и… грациозной даже что-ли?.. чем та незнакомая девушка. Это я уже обдумал после. Просто теперь сразу делюсь своими мыслями. А во сне я был полностью уверен в том, что та девушка на крыше это Аля и никакого диссонанса у меня не возникало. Мы с ней прошлись по крыше и она указала мне на несколько дверей, которые ведут в дом, спрашивая, куда я хочу пойти. Странно, но хотя сам дом и был под нами, здесь было немало дверей, которые вели вбок и даже вверх. Но во сне это мне тоже не показалось странным. И я выбрал зачем-то ту дверь, что вела вниз – в какой-то подвал. Хотя подвалом это не может быть, ведь это была крыша. А с крыши никогда нельзя попасть прямо в подвал. Я зашёл… Вернее спустился. Здесь было темно-сине и очень холодно. Я весь сжался и не решился идти дальше в темноту. Аля-девушка спустилась за мной с той гирляндой в руках, которую я видел на чердаке. Гирлянда ответила пространство. И вдали, уже у самой стены я увидел коробку, тщательно, тщательно замотанную скотчем и бумагой, коробку которая, вообще-то, лежала за кучей других коробок, но я её почему-то ясно видел. И ясно видел, что у неё внутри. Там была Таня – моя Таня. Она посмотрела на меня и от этого взгляда мне почему-то стало больно… Невыносимо больно. Я чуть не закричал и хотел выбежать обратно, в дверь, но здесь была гирлянда в руках у Али-девушки и мне показалось, что она с чем-то перекликается там, в коробке. Мне почудилось, что будто гирлянда у Али и что-то то, там где Таня, словно играют между собою в мяч – перекидывая свет друг другу. Мне сильно захотелось посмотреть и я не стал выбегать. Моя Таня холодно ухмыльнулась и я увидел у неё в руках дверь – маленькую дверь, которая светилась ярким светом. И я ощутил невероятную радость, глядя на эту дверь. Моя Таня ухмыльнулась ещё чуть сильнее и начала сжимать в руке дверцу, так, как будто бы это была жестяная банка из-под сладкой воды… Мне стало опять очень больно. Дико больно. Как будто внутри меня что-то сжимали точно также. Я бросился к ней, к моей Тане, разбросал все коробки, что были на пути, кричал ей, чтобы она прекратила, но она всё сминала и сминала мою маленькую дверь… Пока наконец я не добежал до неё и не стал втискиваться в эту крошечную дверь, которая была уже меньше ладони, да ещё и с заострёнными краями-складками, которые залазили в дверной проем от того что Таня его уж почти смяла совсем. И это было ещё в сто раз больнее. Так больно, что мне показалось даже, что я скоро умру. Но я продолжал лезть в дверь и расталкивать складки руками… А они впивались мне в плечи и локти как раскаленное острое железо и… И вдруг всё заполнил свет, который шёл из двери. И я услышал голос:
– Всё хорошо!.. Просыпайтесь!
Тогда я открыл глаза и увидел около дверей "детской" испуганную Алю с большими круглыми глазами в ночном колпачке и пижаме.
– Вы просто так кричали, что я уж решила зайти – вдруг что случилось? У Вас всё хорошо?..
– Да, да. Это просто кошмары навалились… Видимо. Простите что разбудил.
– Да ничего. Я ещё и не спала – у меня так всегда: ляжешь спать и сразу тебе хочется думать обо всём, обо всём!.. Даже и о чём давно не думалось. Ну и помолиться иногда в это время хорошо. В основном об остальных. Не знаю, почему я так часто вспоминаю об этом именно ночью… Но возможно это нужно. Возможно что когда ты в тёмную ночь усиленно просить свете, так света для людей, и правда, хоть где-то станет больше. Вы как раз вырвали меня из дела, когда я запускала голубей домой. Я их отпускаю полетать иногда по ночному воздуху… Так что ничего, Вы меня не разбудили. Вот, выпейте немножко теплого молока, чтобы спокойнее уснуть. И я Вам оставлю ночник. Хотя тут и без него светло… Но лишний свет никогда не помешает. Возможно будете спать спокойнее.
Тёплое молоко было очень вкусным и от него моментально стали слипаться глаза…
– А что у Вас тут в шкафу микроволновка?.. Вы так сразу тёплое молоко достали из шкафа и… Как это вообще?
– Здесь всегда есть тёплое молоко. Это же детская!..
"Ну конечно – теперь всё понятно. Чего же тут непонятного" – подумал я и улыбка чуть-чуть поползла в бок.
– Спите. Не буду Вам мешать. До завтра!
Сказала Аля и вышла. Я тут же снова рухнул в сон. И дальше тоже помню, что было. Почти… Там была детская. Тоже детская. Почти точно такая, как та, в которой я заснул. И это была… Нет, я точно понимал теперь, что это именно моя. Моя и ни чья иная. И что она всегда была моей я тоже понимал. Это как с шарфом. И там ещё была женщина. Очень мне сильно знакомая. Добрая. Но я почему-то не знал её имени. Я подумал: "как её зовут?". Но точно не знал. Я понял что никогда не назвал её по имени. Я допил молоко из стакана, ещё раз допил молоко и разулыбался во весь рот этой женщине, а она в ответ заулыбалась мне, забирая стакан из моих рук. И после поцеловала меня в лоб. Я от радости, улыбаясь, опустил голову и стал рассматривать картинки космолетов на своей пижаме. И я знал, точно и твёрдо, что это моя пижама, и что маленькие пуговицы на ней мне очень хорошо знакомы. Я видел свою руку на постели – совсем маленькую и одутловатую. И мне показалось совсем очевидным то, что это моя рука. Я всё это уже видел, уже знал… Это всё было моё. И от радости, что всё это у меня есть, я побежал по обширному снежному пространству, всё так же, в пижаме, и совершенно не чувствовал холода, и очень хотел это всё отдать кому-нибудь ещё. Я всё искал глазами среди пустоши и мне так казалось, что нужно этого кого-то поскорее найти и отдать, отдать ему всё это – и молоко и теплую комнату, и даже то тепло, что от выпитого стакана молока было во мне и клубилось и вращалось, и улыбку… Всё, всё. Так, как будто бы без того что я всё это кому-нибудь тоже отдам, оно не сможет быть вовсе моим. Я увидел вдали эту женщину, которая давала мне молоко. И теперь я уже точно знал, что это мама. Я вспомнил как я её звал. И я пошёл к ней и сказал: "Мама! Возьми и ты теперь, выпей молока!.." И протянул ей стакан и сильно, сильно улыбнулся, чтобы, кажется, передать ей и улыбку. Но мама, сильно, сильно улыбаясь мне в ответ замахала руками, как бы поблагодарив и стала таять в воздухе и растворилась. А в стороне я увидел Таню. Мою. И я стал звать её и махать ей руками, чтобы она встала сюда, на то место, где была мама. И она, немножко странно, как будто бы недоумевала, что происходит, встала и странно смотрела на меня. А я махнул руками и вокруг неё сразу оказалась моя детская и моя кровать, в которой Таня теперь сидела под одеялом со стаканом в руках и смотрела на меня немного как на сумасшедшего. А я носился вокруг и то смахнул пыль с полочки рядом, то нагнулся к ней и поцеловал в лоб, на что она почти не отреагировала, и продолжала сидеть, глядя прямо перед собой… то нагнулся и поправил ей одеяло. Даже немножечко взбил его, чтобы ей было помягче… потом побежал включать лампу, увидел стакан в её руке. Он был почти полный – едва, может быть, только, отпито, но мне показалось что там слишком мало и мне показалось ещё, что из-за этого всё никак не улыбается, и я рванулся в панике куда-то взять ещё молока, но она сказала сзади ледяным тоном: "Не надо. Я и не хочу." И внутри у меня на секунду стало больно, а потом стало очень, очень холодно и как-то пусто, как и в её тоне только что. И я спокойной, как на должное, стал смотреть, как она разорвала одеяло, встала с кровати и движением руки перевернула её вверх дном, а потом ушла куда-то. И мне даже не показалось всего этого жалко. Мне так казалось теперь, что это и не моё. И молоко, и кровать, и одеяло. Я стал сам себя убеждать, что мне нужно взять и повернуть кровать обратно, и сшить одеяло, и прибрать всё так, чтобы стало всё как прежде. Но руки у меня не двигались, а повисли по бокам, как невесомые полые стебли, к которым были, как мощные гири привешаны кисти. И мне ничего не хотелось здесь сделать. Мне захотелось отвернуться, ведь от одеяла и от кровати шла боль и мне страшно было подходить. Я пошёл побыстрее вперёд, от неё, и захлопнул дверь за собой, и она – вся моя детская осталась в подвале за дверью. Только слегка пробивался свет в щели двери… И я поместил весь подвал в картонную коробку и стал поскорее заматывать её скотчем. Но скотч быстро кончился и мне показалось этого недостаточно. Я стал обкладывать её листами бумаги с кучей, кучей строчек. Этих листов было много, много, очень много… Наконец я остановился на минутку и прочёл строчки на одном из них. Я узнал свою статью, но был полностью уверен, что это – не моя. Это – чья-то чужая. И хотя она была на листе, но лист был какой-то странный – хоть тонкий и плоский, но как будто бы с пустотой внутри. И в него можно было просунуть руку, и там, внутри, я ощутил что рука будто находится… Даже и не сказать, что в невесомости, но как будто бы в таком каком-то пространстве, какого не бывает. Которого нет.
И встал, бросив свой коробок, и зашагал быстро от него, сам не зная куда. И пока я шёл, я всё время понимал, что куда я не сверну – мой коробок всегда оказывается, пусть в далеке, но опять передо мной… И я на секунду увидел глаза той девушки на заводе – то, как она посмотрела на меня, когда я пытался повеселить её пустою фразочкой про гром. И от меня мой ящик, как бы перелетел и к ней – точнее к её огромным глазам. Они были величиной с большую стену рядом со мной, и стал парить между нами. И показался мне уже не страшным. Мне даже захотелось его открыть, чтобы девушка увидела – что там. И дать ей что-то оттуда, и чтобы мы вместе этому улыбались.
Но тут я стал идти, быстро, быстро по большим светлым комнатам. Наверное это был дом Али. Они всё шли, шли и потом я обернулся назад. А Аля уже открыла мою коробку. И я рассердился на это и что-то в неё швырнул, сам не понял, что… И теперь уже побежал по серому пустому пространству. Ещё раз замахнулся рукой и врезался во что-то стеклянное.
Проснулся я и от этого и от звона-хруста где-то рядом со мной. Я сел на кровати, оглянулся и понял что уже давно утро, ведь солнце светило довольно сильно, а ещё то, что я сбил во сне рукой стакан с соседнего столика. По светлому ковру растеклось коричневое пятно чая. Я стал думать и искать глазами, как бы прибраться, но тут на пороге появилась Аля. Она молча и с круглыми глазами уставилась на стакан на полу. Я не, зная, что делать, смотрел на неё и даже не знал, как мне оправдываться. Но Аля быстро отмерла, взглянула на меня и сказала:
– Доброе утро. Не стоило мне ставить чай рядом с Вами, пока Вы ещё спите. Я не подумала об этом… Хотя сама же так часто сбивала что-нибудь по неосторожности, когда спала. Особенно часто со мной это происходит тоже в гостях. Я даже уже не знаю, как мне саму себя ругать, и как это так называется, что я почти не могу побыть в чём-то доме и чего-нибудь там не разбить и не испачкать! Я просто очень неуклюжая, если честно… Так что это ничего… Я заварю новый. – продолжала оправдывать меня девушка, пока протирала место крушения стакана.
А я все сидел в кровати и смотрел в стену и мне казалось, что я ужасно виноват – возможно что из-за того, как я кинул что-то в неё во сне. Но она этого, конечно, не знала.
– Ну, вот и ничего. Ничего совсем не видно… – покачала головой Аля выпрямившись, и пошла с черепками к выходу из комнаты. – Вы спускайтесь вниз, когда окончательно проснетесь, я там уже сделала завтрак. А чай Вам просто оставила, потому что на время уходила на чердак. Думала, если Вы проснетесь и захотите попить – то Вам будет просто найти стаканчик с травами. Жду Вас на кухне!
Я взглянул на ковёр. На нём осталось огромное яркое пятно от чая.
Я долго умывался (умывальник здесь был прямо в комнате) и всё никак не решался идти. Мне почему-то казалось что скоро пойдёт что-нибудь не так. Не знаю отчего.
Наконец я сошёл в кухню… И странно – как это я вдруг нашёл дорогу?.. Прошёл уверено так, словно у себя… Так Али здесь не было. Только на столе стоял прибранный на поднос завтрак. Было как-то непривычно тихо. Я стал и смотрел на дым из чашки. И не начал ничего делать. Пока наконец на лестнице не послышался треск и шаги. Аля спустилась – промокшая, стряхивая с себя ещё не растаявшие снежинки.
– Снег с дождём?.. – спросил я.
– Ага…
Я взглянул за окно. Там ярко светило солнце.
– А Вы уже позавтракали?.. – мне почему-то не хотелось теперь есть в одиночку. Хотя вообще я так делаю обычно каждый день. Но теперь мне показалось что это будет как-то совсем уж тоскливо.
– Нет… Я просто вышла, пока Вы ещё не спустились, почитать новостей на воздухе.
Аля разложила по своему кухонному столу несколько веточек и ещё газету. Это была еженедельная сводка с фронтов.
– Ну, Вы садитесь, садитесь! Я сейчас вымою руки и тоже присоединюсь.
Через несколько минут мы уже сидели за кофе и яичницей с беконом. И утро было совсем светлым – ясное белое зимнее утро.
– Какое утро!.. – сказала Аля, оперев локти о стол и дуя на свою чашку кофе, – Совсем ясное!
– Да уж – всё замело наверное вчерашней метелью.
– Наверное. Вы, кстати, попробуйте к кофе – вот здесь, в баночке у меня сухая молочная сыворотка – очень вкусная вещь!.. Я, знаете, раньше её любила, Когда-то давно. Но потом, что-то, забыла как-то, и уж давно не доставала. Её, если развести в воде, чем-то напоминает молоко. Очень славно!.. Попробуйте! – и Аля, открыв баночку, насыпала себе в чашку четыре ложки с горкой.
– Спасибо… Очень даже интересно. Я кажется тоже когда-то пробовал, но теперь уже не помню, какая она точно на вкус. Пора вспомнить. – и я насыпал себе две ложечки тоже, – Я, кстати, хотел Вас спросить – Вы не помните, когда Вы смотрели вчера в картотеке… к кому должен был точно попасть этот компас? Вы говорили, что кажется – к какому-то мальчику?.. К кому именно?
– Я точно не знаю, к кому. Ведь я же не знаю всех людей в мире. А мне бы хотелось помочь и тем, кого я совсем не знаю…
– Ну, то есть – тот мальчик это абстрактное лицо?.. А то вдруг мне нужно вернуть посылку адресату!..
– Нет, нет… Ничего. Я лучше отправлю его снова… Ну или возьмите себе на память. Я точно не знаю этого мальчика. Я просто думала о таком мальчике… Знаете… Стоя на веранде однажды, который, наверное где-то есть. Такой, знаете… Добрый, заботливый, щедрый… Но при этом от чего-нибудь несчастный. Ведь много таких людей на земле! И этот мальчик, если он есть, конечно врядли услышит меня саму, если я начну объяснять ему что-нибудь о том, как найти ему дом. Ведь я совершенно посторонний человек. Уж лучше – пускай в его сердце родится, само, нужное ощущение. И возможно, что если он однажды увидит такой простой бумажный компас, с такой надписью… как я сделала… так может быть он начнёт думать и исследовать себя… ведь я так задумала, что если ребёнок начнёт читать надпись – ну, то есть, так повернёт к себе компас, чтобы её было возможно прочитать, то стрелка всегда будет указывать на него… Вот, пусть и поищет внутри и взглянет, заодно, на свой дом… Вот – видите, как стрелка приклеена?..
– Да… Да.
– Вот…
– Единственное, я так и не понимаю – как это так Ваша надпись про добро, тепло и что-то там…
– Любовь, правда…
– Да, да… так как это она превратилась в эти цифры?..
– Ну… Я уж и не знаю сама. Вообще, если так взглянуть на это, как… в общем… Так это вполне и понятно. Ведь всё – что бы это ни было… может разными людьми восприниматься по разному. И иногда даже так странно бывает, что твоё доброе слово в чьей-то чужой душе превратится вдруг в злое. И он на тебя за это слово обидится. А может быть и наоборот. Кто-то говорит тебе плохие слова, а ты всё принимаешь их за ласковые… – мы немножко помолчали. – И всё-таки, от чего же Вы забыли?..
– Что?..
– Я говорю – интересно, от чего же Вы, всё-таки, забыли?..
Я промолчал. Мне почему-то не захотелось говорить что я не знаю. Ведь это была бы ложь. Теперь я, кажется знал… вернее помнил, уже хоть некоторые черты того, что было. Наверное я бы вспомнил и всё, если бы только захотел. Но мне почему-то было совсем страшно. Я не хотел.
– Ведь… – задумалась Аля, – Ну, да ладно… Я только хочу сказать Вам, что это ничего, что Вы забыли. Так многие делают. Обычно – когда очень больно. Жаль только, что вместе с болезненными воспоминаниями мы часто закладываем в самый дальний ящик нашей памяти и что-нибудь ценное… по настоящему важное, если только этому хорошему случилось оказаться в жизни где-то слишком близко к плохому. Это страшно. Наверное – это главная цель плохих сил, когда они заставляют нас вредить друг другу. Не только им важно внести в мир что-то плохое, но и унести что-то хорошее… Это страшно. Сколько прекрасного в жизни мы просто не замечаем вокруг!.. Человек очень иногда невнимателен жизни… Его и так отвлекают на каждом шагу суетные дела, обманы и заблуждения, соблазны и и минуты отданные людьми в топку греха. Это всё и так отвлекает. А те редкие драгоценные вещи, что человек замечает, и те, что ему удается запомнить и приютить – у него стремятся забрать… Как единственного ребёнка у родителя. Вы очень любили свою семью?..
– Я… Ведь я же говорил, что не помню… – немного рассерженно, уж неизвестно – то ли на неё, то ли на себя, сказал я. Сам не понял.
– …Я понимаю. Но вдруг?.. Ведь эти вещи, наверное, каждый помнит. Ведь это не мысли – это, хотя бы как-то, но и ощущения тоже. Вы можете почувствовать, если только постараетесь. Хотя бы почувствовать, если уж не вспомнить. Ведь… смотрите – я тоже иногда забывала, если честно. Мне так казалось, что я почти и забыла свою мать. Мне, вроде, казалось что я и хочу её забыть, раз уж… раз она забыла меня. – Аля задрожала и закрыла глаза. – Бывает так, что и те, кто любят – потом отвернутся. Так бывает… Так случается. Конечно… это самое страшное из всего, что может быть в отношениях – когда не так, что просто не любил, но любил, а потом… Но ни…че…го. Суть в том, что я так поняла позже – не стоит забывать. Тебе не стоит забывать что-то, что кажется, относится к другому. Ведь если оно в тебе, то оно относится и к тебе. Хоть чем-то. В конце концов, ведь если ты в магазине даёшь продавцу деньги, а он отказывается тебе продавать то, что ты хотел в замен на них, то ты ведь не станешь с досады выбрасывать и деньги в мусорку?.. Они пригодятся ещё где-нибудь. Хотя бы для того, чтобы отдать их кому-нибудь, кто нуждается – просто так взять и отдать. Не в замен ни на что. Раз уж так… Даже если никто и совсем не захочет брать… Так можно просто оставить на улице. На земле. И может быть кто-то хотя бы просто возьмёт их, подберет – не зная, что они от тебя. Но не закладывать в самый тёмный уголок – это уж точно!.. Так и любовь. Вы ведь не можете отбирать ту свою любовь, которая в Вас, должно быть, была, и у себя самого, и у всех других?.. Ведь если Вы даже любили кого-то конкретного – то это… это не так, что любовь только и будет, вот эта мощная сила и свет, всегда указывать только лишь на этого одного человека, как… как стрелка, которую я приклеила намертво к Вашему компасу. Она всегда может вращаться в разные стороны… Вы попробуйте… Вы просто попробуйте. Давайте!.. Попробуйте вспомнить всё то, что с Вами было – хотя бы только в ощущениях. Ну?.. Должно быть Вы тоже любили. Должно быть – Вас тоже бросили?.. Да?
Я почувствовал, как острые загнутые края сминаемой двери, опять впиваются мне в плечи… И мне стало страшно. Мне стало вдруг невероятно досадно, что вот, я страдаю здесь в этой сминающейся двери, а она, Аля – стоит и смотрит у двери со своей гирляндой… И смотрит так… Вникая и… Я выскочил из двери и чуть ни замахнулся на неё.
– С че…го Вы взяли, что Вы знаете всё обо всех?.. – сказал я мертвенным тоном. И сам себе почему-то напомнил свою Таню со стаканом в моей детской кроватке… Совсем как в этом сне… – С че…го? С того что Вы так жале…ете саму себя, что Вам так кажется – все должны чувствовать то же самое?.. Что и Вы? Тогда, Вы считаете наверное, все смогут Вас понять, так?.. Это просто удобно так думать! Вы знаете, я хотя бы ради этого, и не буду Вам говорить, что у меня на самом деле внутри – так, чтобы Вам было удобнее. Вы, конечно, простите, но я бы Вам, лично, совсем никогда бы не стал говорить о себе и показывать… Впускать Вас к себе я бы не стал! Уж Вам – ни за что. Вы ненадежный человек. Вы слишком смело говорите обо всём, что стоит скрыть – о том, что слишком личное… Я возможно, слишком вспыльчив, Вы простите, но… Да, это слишком… Простите. Но… Ну…
Я замолчал. И ощутил себя в пустоте. Я оглянулся на Алю. Она немного угнувшись смотрела прямо перед собой, на тарелку с яичницей. Такое было странное, спокойное у неё выражение, что… мне так подумалось, что должно быть, её тоже сжимает дверь. И ещё, что она закидывает что-то новое далеко, далеко в картонном ящике. Мне стало страшно. Немного страшно… даже так, как будто теперь я вместо неё стою на пороге и смотрю. Как она пролазит в дверь. Это показалось мне слишком страшным. Слишком спокойным и страшным.
– Вы… Вы простите ещё раз… Вы не подумайте, что… Вы не обижаетесь?.. – Аля, всё глядя в одну и ту же точку, медленно повертела головой отрицательно. – Я просто… Сегодня была страшная ночь… Мне много чего снилось и… И это наверное от нервов. Да, это нервы. Простите.
– Нет, нет. Вы не думайте, что я обижаюсь… Вы не думайте. Ведь Вы всё правильно сказали. Меня, и правда, не с надо впускать к другим… Мне слишком во многом нужно ещё у себя разобраться. Я так и сама… тоже думаю. Да и… Мне только дай волю, так я по чужим домам только бегать и стану… А про свой позабуду. Хотя… Это я здесь откровенна. А так… Вот когда я бываю в городе, так из меня там и слова не вытащишь. А где-нибудь в гостях у знакомых – да так и вовсе. Это я здесь про себя столько рассказываю… Но… Будь наша с Вами встреча где-то в другом месте, так я бы засмущалась просто, и ничего бы Вам рассказывать не стала. Вы просто сами пришли и я… Мне так подумалось, что значит – Вы хотите знать… Ну, да… Я сама виновата. Не надо было включать ночник. Зачем он, когда и так очень много света?.. Это до добра не доводит…
– Да я и хочу, правильно… Как раз, вот… Как раз и хотел спросить – что-то там Вы хотели ещё мне показать, кажется?.. Из своих комнат? Да?..
– Да что там показывать?.. Что Вы… Обычные… Ничего особенного. Только ноги сбивать. Я думаю в этом нет смысла.
– Да… – мы помолчали. – А не скажете, сколько времени?.. Я ведь уже совсем потерялся!.. А ведь мне же на работу. Ведь я и забыл.
– Я… А у меня нет времени. Я не знаю…
– Ну… Ну. А как это?
– Я всегда частично и прошлом, и в настоящем, и в будущем одновременно. Здесь нет таких понятий.
– Ясно. Понял… – и мы ещё помолчали. – Так у меня же есть часы!.. Что же я! – я достал часы и взглянул, – Ну вот!.. Три часа… Хотя нет – это ночи. Странно. Наверное сбились от каких-то… Не знаю…
Аля молча кивнула.
– И действительно, очень вкусная сыворотка!.. Вы правы. – заметил я, и снова открыв баночку принялся насыпать себе в чашку, – Вам посыпать ещё?.. – предложил я Але.
– Нет, нет… Спасибо. Я лучше молока. – и Аля потянулась за кувшином. Мы немного посидели молча, оба дуя на чашки с кофе.
– Но всё же, вообще-то, за окном всё это выглядит как утро. И мне, наверное, стоит всё-таки попробовать дойти до работы – вдруг там меня ещё не уволят за такой поздний приход?.. Ведь всё может быть? – сказал я весело, пытаясь её приободрить.
– Ага. – улыбнулась она только ртом, – Всё возможно.
Аля весело вскочила, так что её стул аж немного зашатался и после этого она ещё и отодвинула его с диким скрежетом по полу.
– Я сейчас заверну Вам чего-нибудь поесть! На дорогу. – и Аля весело начала заворачивать мне в бумагу краюшку домашнего хлеба. – Ка-ко-е утро!.. Просто замечательное! – добавила она пританцовывая. При неловком движении с краюшки на пол посыпалась куча крошек, но Аля взглянув на неё сказала беззаботно, – Ни-че-го!.. Пусть лежат. – и весело прохрустела ногами по полу, который был весь в слое крошек. – Я вообще с удовольствием навожу везде беспорядок!.. Это моё частое занятие! – и Аля очень сильно засмеялась.
Она смеялась почти всё то время, что я собирался и когда мы наконец вышли из дому, она всё ещё тоже, почти каждую минуту умудрялась шутить, хотя и не очень смешно, пританцовывать и веселиться.
– Ну, всего доброго!.. – помахала она мне с порога, когда я спустился с лесенки, – Счастливого пути! – она так вытягивалась и вставала на цыпочки, когда махала, как будто бы это было направлено не ко мне, что стоял рядом, а у кому-то, кто стоит здесь же, на моём месте, но на самом деле – очень далеко.
– И вот, что я Вам скажу, Женя! – добавила Аля полу шутя и очень весело. Мне кажется – она впервые тогда назвала меня по имени. – Вы ищите свой дом, и стройте. Стройте себе верхние этажи и старайтесь хо-ро-шень-ко-ко!.. А через время Вы, я верю в это, станете очень хорошим домохозяином! Вы научитесь прибираться, вести хозяйство, печь хлеб. И возможно, что когда-то и кому-нибудь ещё у Вас в доме найдётся место!
