Ивлин Во
Офицеры и джентльмены
– Как это таинственно! Но я уверен, что у меня нет никаких секретов от семейства Катбертов.
– Но зато они имеют секреты от вас. Назревает заговор, о котором вам следовало бы знать.
Мисс Вейвсаур развернулась и взяла курс на гостиную мистера Краучбека. Он открыл дверь и отступил в сторону, чтобы пропустить ее первой. Когда они вошли, им в нос ударил сильный запах псины.
– Какой прекрасный мужской дух, – заметила мисс Вейвсаур.
Феликс, золотистый ретривер, поднялся с места, встал на задние лапы и уперся передними в грудь мистера Краучбека.
– Лежать, Феликс. Лежать, мой мальчик. Надеюсь, что его выгуливали.
– Миссис Тиккеридж и Дженнифер долго гуляли с ним во второй половине дня.
– Какие милые люди. Присаживайтесь, а я тем временем избавлюсь от этого нелепого газового мешка.
Мистер Краучбек проследовал в спальню, повесил пальто и противогаз, изучил в зеркале свою далеко не юную физиономию и возвратился к мисс Вейвсаур.
– Итак, в чем же состоит этот зловещий заговор?
– Они хотят вас выселить, – ответила мисс Вейвсаур.
Мистер Краучбек осмотрел свою видавшую виды маленькую комнату, заполненную мебелью, книгами и фотографиями.
– Не думаю, что подобное возможно, – сказал он. – Катберты после стольких лет никогда так не поступят. Видимо, вы их неправильно поняли. В любом случае они сделать этого не могут.
– Могут, мистер Краучбек. На основании одного из этих новых законов. Сегодня здесь был какой-то офицер (во всяком случае, он был одет как офицер) – совершенно ужасающая личность. Он считал комнаты и изучал регистрационную книгу. Офицер говорил о возможности занятия всего отеля. Мистер Катберт объяснил ему, что некоторые из нас являются постоянными жильцами, а остальные эвакуировались из мест, подвергающихся бомбежкам, и в массе своей являются женами тех, кто находится на фронте. Затем этот так называемый офицер спросил: «А кто такой человек, который занимает две комнаты?» И вы знаете, что сказал ему мистер Катберт? Он сказал: «Этот человек работает в городе школьным учителем». Так характеризовать вас, мистер Краучбек?
– Что же, сдается мне, что я таковым и являюсь.
– Я едва не оборвала их, чтобы сказать, кто вы такой, но, к сожалению, не была участницей разговора. По правде говоря, думаю, они не подозревали, что я нахожусь в зоне слышимости. Но я кипела гневом. Затем офицер спросил: «Средней или начальной?» Когда мистер Катберт ответил: «Частной», – офицер рассмеялся и сказал: «Приоритет равен нулю». После этого, будучи не в силах совладать с собой, я просто встала, посмотрела в их сторону и, не проронив ни слова, вышла из комнаты.
– Думаю, что вы поступили весьма мудро.
– Но какая безмерная наглость!
– Уверен, что это ничем не кончится. В наши дни самые разные люди проводят самые разные обследования в самых разных местах. Полагаю, что в этом есть необходимость. Считайте это лишь заурядным событием. Катберты так никогда не поступят. После стольких лет.
– Вы слишком доверчивы, мистер Краучбек. Вы относитесь ко всем так, словно имеете дело с джентльменом. Этот офицер определенно таковым не был.
– Благодарю, мисс Вейвсаур, что вы меня предупредили. Это большая любезность с вашей стороны.
– Я горю возмущением.
Когда мисс Вейвсаур удалилась, мистер Краучбек снял ботинки и носки, отстегнул воротничок, освободился от сорочки и, оставшись перед рукомойником лишь в брюках и нижней рубашке, тщательно помылся холодной водой. Затем он облачился в свежую сорочку, пристегнул чистый воротничок, натянул чистые носки, сунул ноги в изрядно поношенные шлепанцы и влез в слегка поношенный пиджак, сшитый из той же ткани, что костюм, который он носил днем. После этого он привел в порядок волосы. Все это время он думал совсем не о том, что открыла ему мисс Вейвсаур. Эта дама испытывала к нему рыцарскую преданность с того момента, как обосновалась в Матчете, над чем без лишней деликатности подшучивала его дочь Анджела. За все шесть лет знакомства мистер Краучбек обращал очень мало внимания на то, что говорила ему мисс Вейвсаур. Вот и сейчас он, отмахнувшись от заговора Катбертов, сосредоточил внимание на двух проблемах, которые появились вместе с утренней почтой. Мистер Краучбек был человеком с устоявшимися привычками и с давно сформировавшимися позициями. Сомнения были ему чужды. Этим утром между мессой и началом уроков он стал жертвой двух покушений со стороны незнакомого мира на его привычное существование.
Самым серьезным из них был объемистый пакет, изрядно потрепанный от прикосновения множества неуклюжих чиновничьих лап. Пакет был облеплен огромным числом американских почтовых марок, таможенными декларациями и штампами цензуры.
Выражение «Посылка из Америки» только начинало появляться в лексиконе англичан. Перед ним явно была одна из этих новинок. Три его внучки из семейства Бокс-Бендер были отправлены в безопасное место в Новую Англию. «Как мило и как глупо», – подумал он и отнес посылку в свою комнату для последующего изучения.
И вот теперь он с помощью маникюрных ножниц разрезал бечевку и стал расставлять по порядку содержимое пакета на столе. Вначале на свет появились шесть банок «Пулитцеровского супа». Супы имели разнообразные и весьма привлекательные названия, но именно суп являлся одним из немногих предметов питания, в котором отель «Морской» не испытывал недостатка. Кроме того, мистер Краучбек всегда подозревал, что любая заключенная в банки пища произведена из чего-то отвратительного.
– Глупые девчонки. Однако осмелюсь предположить, что наступит день, когда мы будем рады и этому.
За банками супа последовал прозрачный пакет с черносливом, а за ним небольшая, но весьма увесистая, консервная банка с этикеткой: «Бриско: вещь необходимая в каждом доме». Никаких указаний на функциональное предназначение необходимой вещи не имелось. Что это может быть? Мыло? Концентрированное топливо? Крысиный яд? Крем для обуви? Надо будет проконсультироваться с миссис Тикеридж. Затем на свет появилась более крупная, но куда более легкая банка под названием «Юмкранч». Она должна была содержать нечто съедобное, поскольку на этикетке изображалась тучная и явно скверно воспитанная девчонка. Девчонка размахивала ложкой, явно требуя для себя содержимое банки. Последним и самым странным предметом явилась бутылка, заполненная чем-то сильно смахивающим на мокрые искусственные жемчужины. Этикетка на бутылке гласила: «Коктейльный лучок». Неужели случилось так, что этот весьма далекий, но изобретательный народ, который с такой щедростью (и без всякой на то необходимости) предоставил убежище его внучкам, народ, главной целью которого, судя по всему, было нарушение природных процессов, ухитрился вывести содержащий алкоголь лук?
Энтузиазм мистера Краучбека сошел на нет, и он принялся изучать дар с некоторым раздражением. Сыщется ли в этом наборе экзотических яств что-нибудь для Феликса. Выбирать явно приходилось между «Бриско» и «Юмкранчем».
Он встряхнул банку с «Юмкранчем». В ней что-то загремело. Раскрошенное печенье? Феликс поднялся и вытянул свою мохнатую морду.
– «Юмкранч»? – соблазнительно приподняв банку, спросил мистер Краучбек.
Хвост Феликса застучал по ковру.
И в этот момент мистером Краучбеком вдруг овладели самые темные подозрения. А что, если этот самый «Юмкранч» являет собой один из новых патентованных пищевых припасов, о которых он недавно слышал? Ведь он может оказаться «обезвоженной» пищей, которая (если употребить ее без надлежащей подготовки) страшно разбухает в желудке и грозит смертью.
– Нет, Феликс, – сказал он, – никаких «Юмкранчей». Во всяком случае, до тех пор, пока я не спрошу миссис Тикеридж.
Одновременно он решил проконсультироваться с этой леди и по другой проблеме, а именно о странной открытке Тони Бокс-Бендера и не менее странном письме Анджелы Бокс-Бендер.
Открытка была вложена в письмо. Он взял оба послания в школу и в течение дня несколько раз перечитал.
Письмо гласило:
Лоуер-Чиппинг Мэнор,
около Тетбери
Дорогой папочка!
Наконец-то я получила весточку от Тони. О своей жизни бедный мальчик почти ничего не написал, но какая радость узнать, что он в безопасности. До сегодняшнего утра я и не подозревала, насколько сильно тревожилась. Ведь, в конце концов, человек, который написал нам, что видел Тони в колонне военнопленных, мог и ошибиться. Теперь мы знаем точно.
Мне кажется, Тони считает, что мы можем посылать ему все, в чем он нуждается, но Артур, который изучил вопрос, это отрицает. Говорит, что соглашения подобного рода отсутствуют. Артур говорит, что не смог установить контакт с посольствами нейтральных стран, и считает, что я не должна писать в Америку. Отправлять можно лишь обычные посылки Красного Креста, и они получают их вне зависимости от того, оплачиваем ли мы посылки или нет. Артур утверждает, что посылки формируются на научной основе и содержат все необходимые калории, и говорит, что в лагере военнопленных не может быть разных законов для богатых и бедных. Мне кажется, он некоторым образом прав.
Девочкам, судя по всему, Америка безумно нравится.
Как обстоят дела в твоей, описанной еще Диккенсом школе?
С любовью
Анджела.
В открытке Тони было написано:
Раньше писать не позволяли. Теперь нахожусь в постоянном лагере. Встретил кучу старых приятелей. Не мог бы папа устроить посылки через нейтральные посольства? Это чрезвычайно важно, и все говорят, что это самый быстрый и наиболее надежный способ. Пришлите, пожалуйста, сигареты, шоколад, светлую патоку, консервированное мясо и рыбу (всех видов). Глюкозу «Д», сухое печенье (галеты), сыр, ириски, сгущенное молоко, спальный мешок из верблюжьей шерсти, надувную подушку, перчатки, щетку для волос. Не могли бы оказать помощь находящиеся в США девочки? Пришлите «Поваренную книгу Булестена». «Eucris» Трампера. И теплые шлепанцы.
В корреспонденции мистера Краучбека имелось еще одно письмо. Письмо его опечалило, хотя (в отличие от двух других) и не порождало проблем. Его виноторговец сообщал, что его подвалы частично разрушены вражескими бомбежками, но при этом выражал надежду, что сможет продолжать ограниченное снабжение постоянных клиентов. Виноторговец добавлял, что не в состоянии выполнять какие-либо специфические заказы. Ежемесячные посылки впредь будут формироваться из доступных запасов. Поскольку воровство и бой бутылок стали на железных дорогах обычным делом, клиентов просят немедленно сообщать обо всех потерях.
Посылки, подумал мистер Краучбек. Похоже, что сегодня все так или иначе связано с посылками.
После ужина, следуя более чем годичной традиции, мистер Краучбек встретился в общей гостиной с миссис Тикеридж.
Их беседа, как всегда, началась с обсуждения дневных экзерсисов Феликса. Затем мистер Краучбек сказал:
– Гай вернулся домой. Надеюсь, что мы его скоро увидим здесь. Его планы мне не известны. Думаю, что это нечто весьма секретное. Он прибыл вместе со своим бригадиром – человеком, которого вы зовете Бен.
Миссис Тикеридж тем же днем получила от мужа письмо, в котором тот прозрачно намекал на то, что бригадир Ритчи-Хук влип в очередную неприятную историю. Будучи прекрасно ориентированной в вопросах служебной морали, миссис Тикеридж поспешила сменить тему беседы:
– Как поживает ваш внук?
– Именно об этом я и хотел с вами посоветоваться. Моя дочь получила его открытку. Вы не возражаете, если я вам ее покажу. Так же как и ее письмо. Меня они ввели в замешательство.
Миссис Тикеридж взяла оба документа и, внимательно их изучив, произнесла:
– Не помню, чтобы я когда-нибудь читала «Eucris» Трампера.
– Нет-нет. В замешательство меня привело вовсе не это. «Eucris» – лосьон для волос. Я тоже им пользовался, когда мог это себе позволить. Но не кажется ли вам странным, что в первом письме домой он просит вещи только для себя? Это совершенно на него не похоже.
– Полагаю, что бедный мальчик страшно голоден.
– Уверен, что нет. Военнопленные получают полный армейский рацион. Мне известно, что это регулируется специальным международным соглашением. Вы не думаете, что это какой-то код? Глюкоза «Д», например. Кто слышал о глюкозе «Д»? Не сомневаюсь, что Тони ее в жизни не видел. Кто-то ему это подсказал. Вы можете поверить в то, что в своем первом письме к матери мальчик, зная о том, как она тревожится, не упомянул бы о чем-то более важном, нежели глюкоза «Д»?
– Но, возможно, он действительно очень голоден.
– Даже если это так, он должен принимать во внимание чувства матери. Вы прочитали ее письмо?
– Да.
– Я уверен, что она взялась за дело не с того конца. Мой зять – член палаты общин, и, как мне кажется, он заразился там довольно странными идеями.
– Нет. Об этом говорили по радио.
– По радио, – произнес мистер Краучбек самым горьким тоном, на который был способен. – Радио. Только о таких вещах оно и способно вещать. Мне эта идея представляется крайне неуместной. Почему мы не можем посылать тем, кого любим, то, что хотим, – пусть даже глюкозу «Д».
– А мне кажется, что во время войны все должно делиться поровну.
– С какой стати? А я-то думал, что в военное время следует делиться менее чем когда-либо. Как вы заметили, мальчик может по-настоящему голодать. Если ему так хочется глюкозы «Д», то почему я не могу ему ее послать? Почему мой зять должен искать помощи у иностранцев? В Швейцарии живет человек, который из года в год приезжал сюда и постоянно гостил в Бруме. Я знаю, что он был бы рад помочь Тони. Почему он не должен этого делать? Я не понимаю.
Миссис Тикеридж, чувствуя на себе недоуменный взгляд старика, попыталась найти нужный ответ, но из этого ничего не вышло.
– В конце концов, – продолжил он, – каждый подарок говорит о вашем желании дать кому-то нечто такое, чего нет у других. Даже если это всего-навсего кувшинчик для сливок на свадьбу. Я не удивлюсь, если правительство своим следующим шагом не попытается запретить нам молиться за своих близких. – Оценив с печальным видом подобную возможность, мистер Краучбек добавил: – Я не хочу сказать, что кому-то до смерти нужен кувшинчик для сливок, но Тони действительно нуждается в тех вещах, о которых просит. Все это неправильно. Я не очень большой специалист что-то объяснять, но я знаю, что это неправильно.
Миссис Тикеридж молча продолжала штопать свитер Дженнифер. Она тоже не была экспертом по части разъяснения. Тем временем мистер Краучбек, выбравшись из тенет своего недоумения, заговорил снова:
– А что такое «Бриско»?
– «Бриско»?
– И «Юмкранч»? Оба эти вещества в данный момент находятся в моей комнате, и я не имею понятия, что с ними делать. Они прибыли из Америки.
– Я знаю, о чем вы говорите. Я видела их рекламу в журнале. «Юмкранч» – это то, что они едят на завтрак вместо овсянки.
– А Феликсу он подойдет? Не разорвет ли пса изнутри?
– Феликс будет в восторге. А второй продукт они используют вместо лярда.
– Жирновато для собаки, не так ли?
– Боюсь, что так. Полагаю, миссис Катберт была бы весьма благодарна, если бы вы отдали эту вещь ей на кухню.
– Нет ничего, чего бы вы не знали.
– Кроме лосьона для волос Трампера. Даже забыла, как он называется.
Вскоре мистер Краучбек откланялся, взял Феликса и выпустил пса в темноту. Он не забыл прихватить с собой банку «Бриско», чтобы доставить в «личный кабинет» хозяйки гостиницы.
– Миссис Катберт, это мне прислали из Америки. Это лярд. Миссис Тикеридж считает, что вы сможете найти ему применение на кухне.
Миссис Катберт приняла банку и выразила благодарность, почему-то при этом запинаясь.
– Мистер Катберт хотел бы с вами кое о чем поговорить.
– Я к его услугам.
– Жизнь становится такой трудной. Я сейчас его приведу, – закончила она.
Мистер Краучбек остался ждать в «личном кабинете». Вскоре миссис Катберт вернулась. Мистера Катберта с ней не было.
– Он сказал, чтобы с вами поговорила я. Не знаю, право, с чего начать. Все это из-за войны, из-за новых постановлений и из-за офицера, который явился к нам сегодня. Это был начальник квартирьеров. Вы же понимаете, мистер Краучбек, что здесь нет ничего личного? Мы всегда старались вам угодить, предоставляли вам всякого рода поблажки, не требовали плату за собачью еду. Не возражали, что вы получаете вино со стороны. Некоторые гости не раз выражали недовольство тем, что вы пользуетесь здесь особыми привилегиями.
– Вы никогда не слышали от меня каких-либо жалоб, – сказал мистер Краучбек. – Я вполне удовлетворен. Вы делаете все, что возможно в данных обстоятельствах.
– Вот именно, – подхватила миссис Катберт, – в «обстоятельствах».
– Мне кажется, я знаю, что вы хотите мне сказать, миссис Катберт. И в этом, поверьте, нет никакой необходимости. Если вы опасаетесь, что я вас покину в тот момент, когда вы переживаете трудности, покину после стольких лет, прожитых мной в комфорте, то можете не волноваться. Я знаю, что вы делаете все, что в ваших силах, и я искренне вам за это благодарен.
– Благодарю вас, сэр. Это не совсем то… Думаю, будет лучше, если с вами поговорит мистер Катберт.
– Он может заглянуть ко мне в любое время. Но не сейчас. Мне предстоит еще изгнать Феликса с моей кровати. Спокойной ночи. Надеюсь, что та банка окажется полезной.
– Спокойной ночи, сэр, и большое спасибо.
На лестнице его встретила мисс Вейвсаур.
– О, мистер Краучбек! Я не могла не заметить, что вы зашли в «личный кабинет». Все ли в порядке?
– Да. Надеюсь, что так. Я отнес банку лярда миссис Катберт.
– И они не упоминали о том, что я вам сегодня говорила?
– Катберты, похоже, обеспокоены падением качества услуг. Думаю, что мне удалось их успокоить. Для них, как и для нас всех, наступили трудные времена. Спокойной ночи, мисс Вейвсаур.
4
Тем временем слова, сказанные в «Беллами», неуклонно поднимались по служебной лестнице. В то самое утро в глубоком бомбоубежище в мягкой постели лежала весьма важная и чрезвычайно энергичная личность. Личность при помощи служебных записок определяла, что следует совершить в этот день стоящей в боевом порядке империи.
Прошу в течение дня письменно в краткой форме доложить мне, почему бриг. Ритчи-Хук был освобожден от командования бригадой.
И двадцать четыре часа спустя, почти в ту минуту, когда класс мистера Краучбека приступил к анализу пропущенного текста Ливия, из той же горы подушек последовал указ:
Премьер-министр военному министру.
Я издал директиву, что ни один командир не может быть наказан за свои ошибки в выборе действий по отношению к противнику. Эта директива была грубым и злонамеренным образом нарушена в деле полковника (в прошлом бригадира) Ритчи-Хука из Королевского корпуса алебардщиков. Прошу Вас дать мне заверения, что как только этот отважный и инициативный офицер окажется годным к активной службе, ему будет обеспечена подходящая должность.
Телефоны и пишущие машинки передали сей трубный глас во все необходимые инстанции. Весьма значительные лица звонили лицам менее значительным, а те, в свою очередь, связывались с лицами, не имеющими никакого значения. Где-то на этой нисходящей линии возникло имя Гая, поскольку Ритчи-Хук, даже в палате госпиталя «Милбанк», не забывал о соучастнике своего проступка. Бумаги с резолюцией «Переданы для незамедлительного исполнения» перекочевывали из корзины «Входящие» в корзину «Исходящие» до тех пор, пока не достигли уровня моря в лице начальника штаба казарменного городка алебардщиков.
– Старшина, имеется ли у нас адрес места, где должен проводить отпуск мистер Краучбек?
– Отель «Морской», в Матчете, сэр.
– В таком случае направьте ему предписание немедленно прибыть в Штаб специальных операций.
– Могу я сообщить ему адрес?
– Не можете. Это совершенно секретная информация.
– Слушаюсь, сэр.
Десять минут спустя начальник штаба заметил:
– Старшина, если мы не сообщим мистеру Краучбеку адреса, то каким образом он узнает, куда ему следует прибыть?
– Так точно, сэр.
– Нам следует обратиться в Штаб специальных операций.
– Так точно, сэр.
– Но здесь указано: «Для немедленного исполнения».
– Так точно, сэр.
Затем эти оба не имеющих никакого значения лица долго сидели в задумчивости, предаваясь отчаянию.
– Думаю, сэр, что лучше всего направить ему предписание с одним из офицеров.
– Мы можем кем-нибудь пожертвовать?
– Имеется один, сэр?
– Полковник Троттер?
– Так точно, сэр.
Джамбо Троттер, как следовало из его прозвища, был тяжеловесным занудой, но в то же время пользовался популярностью. Он вышел в отставку в чине полного полковника еще в 1936 году. Уже через час после объявления войны отставник появился в казарме и с тех пор ее не покидал. На службу его никто не призывал. В то же время никто не удосужился поставить под сомнение необходимость его присутствия. Возраст и чин делали Джамбо совершенно бесполезным для каких-либо обязанностей по казарме. Он дремал за газетой, топтался вокруг бильярдного стола, с широкой улыбкой следил за шумными спорами молодых офицеров во время так называемых «Дней посещений» и регулярно участвовал в построениях на молитву. Время от времени Джамбо высказывал пожелание «отправиться на фронт, чтобы хорошенько врезать бошам». Но в основном он занимался тем, что спал. Именно его побеспокоил Гай в бильярдной во время своего последнего посещения казарменного городка.
Раз или два в неделю у капитана-коменданта в его новой роли строгого радетеля дисциплины возникало желание сказать Джамбо пару ласковых, но эти слова так и не были произнесены. Комендант служил под командованием Джамбо во Фландрии и с тех пор стал уважать его за полнейшую невозмутимость в самых опасных или трудных обстоятельствах. Комендант охотно подписывал увольнительные старика и позволял жить по собственному расписанию.
Казарменный городок алебардщиков и Матчет разделяли сто пятьдесят миль. Немногие незаменимые пожитки Джамбо вполне умещались в стандартном металлическом кейсе для униформы и саквояже «Гладстон» из свиной кожи. Но оставалась постель. «Никогда не выезжать без собственной постели и запаса еды хотя бы на одну заправку – таков закон жизни», – любил повторять Джамбо. Одним словом, багаж показался несколько чрезмерным для немолодого денщика Джамбо – алебардщика Бернса. С этим добром невозможно втиснуться в поезд, сказал он начальнику транспортной службы городка. Кроме того, каждый подданный короля должен держаться подальше от железных дорог. Так говорили по радио. Поезда нужны для переброски войск, и им с учетом их боевой задачи от железных дорог следует держаться подальше, пояснил Бернс. Начальником транспортной службы был слегка лысоватый и вполне миролюбиво настроенный кадровый унтер. Одним словом, машину Джамбо получил.
Ранним утром очередного дня эпохи постоянно возрастающих трудностей автомобиль уже стоял у дверей Офицерского собрания. Багаж закрепили ремнями на запятках. Шофер и денщик ждали рядом с машиной. Через некоторое время в дверях появился Джамбо. Утро было прохладным, и его мундир был застегнут на все пуговицы. Полковник потягивал первую после завтрака трубку, а под мышкой держал прихваченный в приемной «Таймс» – единственный, поступающий в Офицерское собрание экземпляр. Солдаты вытянулись в приветствии. Джамбо послал им милостивую улыбку и поднес затянутую в подбитую мехом перчатку руку к козырьку своей красной фуражки. Немного поколдовав вместе с водителем над картой, он распорядился сделать крюк, чтобы к ланчу оказаться в районе офицерской столовой дружественной военной части. После этого Джамбо угнездился на заднем сиденье. Бернс завернулся в плед и занял место за спиной водителя. Прежде чем дать приказ к отъезду, полковник внимательно ознакомился с разделом газеты, озаглавленным «Смерти».
Начальника штаба, следившего из окна своего офиса за этой степенной процедурой отъезда, вдруг осенила светлая мысль.
– Старшина, разве мы не могли пригласить мистера Краучбека сюда и сообщить ему адрес?
– Так точно, сэр.
– Поздно. Замена одного приказа другим меняет порядок, что означает беспорядок, не так ли?
– Так точно, сэр.
Автомобиль двинулся по засыпанной гравием дорожке к караульной будке. Со стороны могло показаться, что машина уносит на долгий уик-энд из Лондона в родное поместье престарелого магната, так как это было до начала тотальной войны.
Миссис Тикеридж была с давних пор знакома с полковником Троттером. Вернувшись вместе с Дженнифер после прогулки с Феликсом, она застала его дремлющим в гостиной отеля. Полковник приоткрыл тяжелые веки мешковатых глаз и воспринял появление женщин без каких-либо признаков удивления.
– Привет, Ви. Привет, Креветка. Очень рад с вами снова повидаться.
Сказав это, он сделал попытку подняться с кресла.
– Сиди, Джамбо. Какого дьявола ты тут делаешь?
– Жду чай. Похоже, что здесь все спят на ходу. Мне сказали, что чай «закрыт». Какое нелепое выражение! Пришлось направить денщика Бернса в кухню, чтобы он заварил свежий. Насколько я понимаю, он встретил отпор со стороны какого-то гражданского повара. Старому алебардщику удалось довольно быстро взять верх. Кроме того, я встретил некоторое сопротивление в связи с расквартированием. Бой попыталась дать окопавшаяся в конторе женщина. Заявила, что мест нет. Но и эта проблема скоро нашла решение. Моя походная кровать – в ванной комнате. Там же и мои пожитки. Женщине это решение, похоже, тоже пришлось не по вкусу. Пришлось ей напомнить, что идет война.
– Побойся Бога, Джамбо. Здесь на весь наш кагал только две ванные.
– Это ненадолго. В эти дни всем приходится идти на жертвы. Бернс и водитель расквартировались в городе. Надеюсь, старый алебардщик сумел расположиться с комфортом. Как видишь, и я пошел на жертвы. Никаких походных кроватей в оставшейся для гражданских лиц ванной комнате!
В этот момент появился Бернс с заставленным подносом в руках.
– Ну и чай, Джамбо! – не удержалась миссис Тикеридж, когда поднос был помещен на столик рядом с полковником. – Мы не видим здесь ничего подобного. Горячие тосты со сливочным маслом. Сэндвичи. Яйцо. Вишневый пирог!
– Я немного проголодался и приказал Бернсу порыскать по округе.
– Бедная миссис Катберт. Бедные мы. Теперь нам не видать масла целую неделю.
– Я разыскиваю парня по имени Краучбек. Женщина в конторе сказала, что его сейчас нет. Ты его знаешь?
– Очаровательный, слегка блаженный старик.
– Нет. Мне нужен молодой офицер корпуса алебардщиков.
– Это его сын Гай. Но зачем он тебе понадобился? Неужели ты собираешься его арестовать?
– Помилуй Бог, нет!
В глазах Джамбо проявилось пусть слегка тяжеловесное, но все же движение мысли. Он понятия не имел, что находится в запечатанном пакете, хранившемся под многочисленными орденскими планками в наглухо застегнутом кармане.
– Ничего подобного. Просто дружеский визит.
Феликс сидел, положив морду на колени полковника и пожирая его преданным взглядом. Джамбо отломил уголочек тоста, обмакнул его в джем и положил в благородную пасть.
– Будь хорошей девочкой, Дженнифер, и уведи его. Иначе он «закроет» мой чай.
Через некоторое время Джамбо впал в дрему.
Проснулся он от каких-то голосов. Женщина из конторы – ничтожная личность – беседовала с тучным майором из Корпуса обслуживания королевской армии.
– Я ему намекала, – говорила женщина, – а мистер Катберт высказался прямиком. Но он, кажется, не понял.
– Он все поймет, когда увидит свою мебель за дверью отеля. Если вы не можете выселить его тихо, я употреблю власть.
– Все это крайне неприятно.
– Вы должны быть благодарны, миссис Катберт. Если бы я захотел, то мог бы занять весь отель. Я бы так и поступил, если бы мистер Катберт повел себя менее честно. Вместо вас я забрал пансионат «Монте Роза». И его обитатели должны искать себе место для ночлега, не так ли?
– Что же, это входит в круг ваших обязанностей. Но бедный старый джентльмен будет очень огорчен.
Внимательно рассмотрев офицера, Джамбо вдруг громогласно рявкнул:
– Григшейв!
Реакция была мгновенной. Майор повернулся кругом, топнул ногой, встал по стойке «смирно» и проревел в ответ:
– Слушаю, сэр!
– Клянусь Богом, Григшейв. Так это все-таки ты. Вначале я не был уверен. Рад тебя видеть. Давай потрясем друг другу лапы.
– Вы прекрасно выглядите, сэр.
– А ты быстро растешь в звании.
– Временный чин, сэр.
– Нам тебя не хватало, когда тебя комиссовали. Тебе не следовало уходить из алебардщиков.
– И я не ушел бы, если бы не миссис и не мирное время.
– И что же теперь делаешь?
– Квартирмейстерские дела, сэр. Очищаю здесь кое-какое помещение.
– Отлично. Можешь продолжать. Продолжай.
– Я почти закончил, сэр. – Григшейв встал по стойке «смирно», коротко кивнул миссис и отбыл, однако покоя Джамбо не получил. Видимо, в этот день ему это было просто не суждено.
Не успела миссис Катберт покинуть помещение, как из-за спинки соседнего кресла возникла голова пожилой дамы. Дама кашлянула, и Джамбо одарил ее полным печали взглядом.
– Простите, – сказала дама, – я просто не могла не слышать. Вы знакомы с этим офицером?
– С Григшейвом? Один из лучших сержантов – инструкторов по строевой части корпуса алебардщиков. Весьма необычная система, надо сказать. Берут первоклассных унтеров и делают из них второсортных офицеров.
– Это просто ужасно. Я даже поначалу решила, что он переодетый преступник. Шантажист, грабитель или кто-то иной в том же роде. Это была наша последняя надежда.
Джамбо очень мало трогали дела других, но ему показалось несколько странным то, что эта приятной наружности леди столь пылко желала видеть в Григшейве самозванца. Неторопливо двигаясь по жизни, Джамбо время от времени встречался с вещами, которые ставили его в тупик, но он научился не обращать на них внимания. Вот и сейчас он ограничился кратким ответом:
– Знаю его более двадцати лет.
Джамбо приготовился встать, чтобы выйти на улицу и глотнуть свежего воздуха, но мисс Вейвсаур сказала:
– Понимаете, он хочет отнять у мистера Краучбека его гостиную.
Упоминание этого имени заставило полковника задержаться, и, прежде чем он успел оторваться от «противника», мисс Вейвсаур начала новое наступление.
Рассказ был страстным и весьма доверительным. В отеле «Морской» презрение к квартирмейстеру очень быстро переросло в ужас. Он явился ниоткуда, вооруженный неизвестными полномочиями. Вел себя злобно, был непредсказуемым и неумолимым. Мисс Вейвсаур была готова с радостью броситься на любого германского парашютиста и прикончить его ловким ударом хлебного ножа, а Григшейв казался ей подлинным воплощением гестапо. Вот уже в течение двух недель постоянные обитатели жили в состоянии ажитации, нервно перешептываясь друг с другом. Мистер Краучбек жил обычной жизнью, невозмутимо отказываясь разделять их тревогу. Он являлся подлинным символом общей безопасности. Если этот символ рухнет, то у остальных не останется никакой надежды. Не так ли? А это падение, судя по всему, уже предначертано.
