Иван Шишлянников
Сакральная хонтология
–
И пока тебя пронзают остальные ле́звия, я присяду, смогу насладиться этим бе́дствием,
Мы вме́сте, но я не имею ске́лета, а потому лови ещё ле́звие, пусть будет боле́зненно.
Как тебе эта руле́тка? Каков твой мыслительный ве́ктор? Проклинаешь Бога или Дья́вола? Думаешь, что они меня над тобой поста́вили?
Святая наи́вность! Действую по собственному наи́тию, зови меня "Совесть" – я твоя личная ви́селица.
Неотложка
Мутный дождь, тебе не нужен зонт, ревёт мотор, пар, что исходит от ртов,
Карета скорой, твои кости держат скобы, с твоим гороскопом ошибся астролог.
Сирены вой, что там – за окном? Водопад из человеков, вибрация толп?
И ты никакой не герой, ты статистика, ты ноль.
–
Пока скорая мчится, дай же злорадством мне насладиться,
Никакого сожаления в их лицах, им бы добраться до больницы.
Кто я? Меня тут нет, ибо я Ангел смерти,
Существую с начала времён: бдю, веду учёт и надзор.
–
Давай смеяться, заблудшая душа, чего ты?
Скорая в пробке, врачи решают сканворды, думая, что ты мёртвый.
Жить хочешь? Это как так? А что ты делал до этого дня?
Так посмотрю, ты и не думал о смерти, подписывался на бессмысленные мероприятия и проекты.
–
И вот – пришёл Ангел смерти – это же надо, я теперь мотивационный тренер!
Слушаю вой сирены, смотрю на блики синего и красного, с тобой разговариваю.
Ты же щеришься, трясёшься, умоляешь и просишь,
"Оставь меня, Ангел смерти, я хочу жить, заявить о себе делом".
–
Скука какая! Ладно, сегодня я в духе, исполню твоё желание,
На, возвращаю дыхание, сердце снова бьётся, как барабаны.
Ох, как же врачи испугаются! Люблю Смерть, люблю её правила,
И чего уставился? Завтра выпишут, так что ответь себе сразу – "Мне даровали жизнь, куда буду инвестировать и вкладывать?".
Лютый Малюта
Малю́та, опять кровью малю́ешь? И ты когда-то был малю́тка,
Вырос, стал лю́тым, сколько погубил христианских су́деб?
Будет тебе, Малю́та, подумай-ка лу́чше – "А Бог меня не осу́дит?",
Думаешь, что пустят в райские ку́щи? Чу́шь же, Малю́та, там нехристь не ну́жен!
–
Мал ты, Малю́та, а глаза, как у Су́рта, спрячься – в подвал что ли ю́ркни,
Дверь подопри ла́вкой, вспомни, как душил Филиппа своей ла́пой,
Как он дышал нату́жно, а ты хохотал ему в у́ши, приговаривая: "Знать, падла, бу́дешь",
Он теперь Христу целует ру́ки, а тебя ожидают вечные му́ки, прячься, Малюта, ибо иду Я.
–
Не продохнёшь, Малюта, хоть тело гниёт уж, не оправился ты от пу́ли,
Гули-гули, Малю́та, громче кричи, чтоб Я слу́шал, крепче сжимая твою ду́шу.
Уж в лабири́нте, а тут и все, кого казни́л ты, горемычный мсти́тель,
Они будут вершить справедли́вость, Малю́та, повезло тебе кру́пно: вечность будут тебя в рог скру́чивать – "Это заслу́женно".
Петля опричнины
Шёл по земле ру́сской, не было у меня карту́за, а вера моя лучина, что рассеет и тьму, и ту́чи,
Однажды будет всем лу́чше, в один момент закончатся му́ки: тогда и поймём, что так было ну́жно.
На меня наставляют лу́ки, возможно, что опричникам ску́чно, но помни – они "глу́хи",
Простого пу́ще: их породила Тьма, потому и запачканы в крови их ру́ки, ведь они псы, коих учат подчиняться и ню́хать.
–
Множатся у людей о царе слу́хи, а я не замечаю молодцев, будто они му́хи,
Тебя послу́шать, делать больше нечего – пойди и повесься на ближайшем су́ке.
"Эй, пу́тник, важных людей тебе не замечать лю́бо?" – говорят они мне иссту́пленно,
Им морозно, они танцу́ют, но видно, что я их крайне интересу́ю.
–
На столбах висят мёртвые лю́ди, да и опричники суть ходячие тру́пы,
У боярина по соседству больше не дымят тру́бы, не будут блестеть дочери ку́дри.
Разбросаны игру́шки, смерды остывают, будто истлевшие у́гли,
Царь считает, что он Господь, неу́жто? Он и опричники людей гу́бят, ведь нет в убийцах святого – они мёртвые ду́ши.
–
Я перекрестил упитанных и нахальных ребя́т, однажды придёт и их ча́с,
Вот и узнавание в их глаза́х – поняли, что я "мона́х" – насмешки не стали продолжа́ть.
А огонь опричников всё жрёт дома́, думаю, что трепещут князья́,
Не смерть им хотелось позна́ть, ведь они зна́ть, а это значит, что им нужны рубины и шелка́.
–
Не ради этого я ступил на эти зе́мли: мне вне́мли, хочу донести до царя своё мне́ние,
Я глух и не́м, часовые не видят меня со сте́н, помышлять о злате – их интере́с.
Вот хоромы царя – пункт назначе́ния, царь плачет, на руках тело царе́вича,
Я верно рассчитал час: "Царь, пришло время ответить за стоны де́тские, за убийства богоме́рзкие".
–
Ты возомнил себя Богом, но это ло́жь, ты деспот – утратил свой блеск тро́н,
Господь решил, что до второго пришествия ты не умрёшь, будешь скорбеть и испытывать бо́ль.
Один и тот же миг, что будет повторя́ться: ты, твой сын, ваша дра́ка – будешь мучиться и ждать конца́,
И он будет раз за разом умирать на твоих рука́х, а ты будешь всё понимать: "Творец не даст тебе сойти с ума́".
Стигматы, что оставила ртуть
Люблю ко́нтуры наших доро́г, свят факт существования сёл,
Мы осели здесь давно́, чтобы наш по́т соединился с этой землёй.
Здесь все приближены к Го́споду, наши люди работают без о́тдыха,
До последнего вздо́ха сор земной будут выкорчёвывать.
–
Утром моя мысль ясна́, мне кое-что вам нужно показа́ть,
Работя́г, коих съедает земля́, у них струпья даже на языка́х.
Там женщина, что хоронит дитя́, брошенные игрушки спрятал сара́й,
И толпа́, что крестом осеняет поля́, и риза священника, что всегда будет сия́ть.
–
Вот моя шко́ла, на заднем дворе мои однокашники похоро́нены,
И то́поли растут на том месте, где мы дружно в церковь то́пали.
Там мы в ладоши хло́пали, вручая наши заботы Го́споду,
Эти люди го́рбились, но ни слезы не про́лили, ибо нищие духом наследуют царствие Бо́жие.
–
В этом месте самая сильная ве́ра, русский Христос своим шагом границу Истины наме́тил,
Мрут де́ти, но Бог нам свиде́тель – настоящее солнце теперь им в Раю све́тит.
У многих тут галлюцина́ции – им святые явля́ются, а ещё у них мура́шки, но не от экзальта́ции,
И эти стигма́ты не от лопаты, их часто скручивает, возможно, что это от молитвы припа́док.
–
Я думаю, что это место существует не зря́ – тут хранится веры криста́лл,
Периодически приезжаю сюда, чтобы забирать в библиотеку их сакральные текста́,
И помощь гуманитарная не от меня – она от Бо́га, ведь государство бросило их за бо́рт,
Будто сделало або́рт, избавилось от лишних забо́т, забывая о том, что не заво́д, отравивший ртутью уж немало озёр, даровал им благочестие, им его даровал Бо́г.
Старые боги
Вопрос доку́чливый: Что есть Жизнь; что есть Смерть? до ку́чи,
Какой из этих сколов Бытия кру́че? От любого скрю́чит,
Папирус скру́чен – в нём важные закорю́чки – а внутри клю́чик,
Ты на краю – маргинал или лю́мпен, мандорла суть люминсценция у́лиц.
–
Фре́ймы ищет Фре́йд, всё в головё – спутанный клубок зме́й,
Free – не Свобода, "Фри" – торговая ма́рка, что вся в ма́сле.
Я на побегушках ма́льчик, что живёт на сда́чу, о котором говорил Ма́ршалл,
Технологии апроприируют ра́зум, но суть вирус троя́нский, взрощенный на идеях Ма́ркса.
–
Шака́л, что не прошёл ни одну из психологических шка́л,
Идеология – в Нарнию шка́ф, что манит тебя́, у всех теперь экзальта́ция.
Но где их сердца́? Как судить каирских меня́л, кои слили предков некта́р?
Не Ра́, а покровитель волков и соба́к, на весы упадёт и ваша душа́.
–
Идентичность поте́ряна, у вас не жизнь, а исте́рика, что льётся из те́лика,
Фундаментализм, что защитит ре́плику, секулярная святость, что исходит от те́хники.
Но Оси́рис послал меня, вот я – вот база́р, чувствую, что грядёт гва́лт,
Где-то разверзнется Ад, где-то будет найден Асга́рд, ведь и у богов свой аза́рт.
–
Думаю, что грядёт война́, ведь вера вам, как плоть Бога, нужна́,
Иси́да лишит сил Капита́л, Гор гордо вернётся к небеса́м, так что Медиа иссушит глаза́.
Гермес будет между снова́ть, донося Зевса слова́, обгоняя Глобализма сигна́л,
Принесём ме́ч, ваши жертвы будут нас вле́чь, и Перун собирает ве́че: настало время развле́чься.
Мёртвый Бог
Больше нет цепе́й, боль ушла – се облегче́ние,
Не обличай, а научи, забудь про бремя пропове́дника.
