Иван Сергеевич Торубаров
Властитель груш
– Единый, благослови и напутствуй слугу твоего… – наконец нестройно забормотали они, глядя друг другу в глаза.
Завершив благословление, Карл не удержался и подмигнул солдату правым глазом, чтобы остальные не видели. Тиллер хмыкнул.
– Я хочу поднять один вопрос прежде остальных, – снова заговорил отец, поднимаясь на ноги; Карлу он подал знак не спешить на выход. – Я прошу у Лиги разрешения посадить моего сына рядом со мной. За Грушевый Сад говорить и голосовать всё так же буду я, а ему полезно начать усекать, как у нас тут дела, гм, обделываются.
– Что же, – заметил Фёрц, усмехнувшись, – едва ли кто-то будет возражать.
– Тем не менее, проголосуем, – сухо отозвался бургомистр.
Барон сел. Члены Лиги подняли руки.
– Единогласно. Карл, Лига разрешает тебе присутствовать на наших собраниях в качестве наблюдателя. Дайте ему место.
Отец отодвинул кресло от Мурмона Дьяуберга, чтоб Карл мог поставить своё, двенадцатое. На мгновение старик склонился к нему и шепнул:
– Помалкивай, слушай и мотай на ус.
«На твой ус?» – он удержал язык за зубами и только молча кивнул в ответ.
Мы. Только сейчас он заострил внимание на слове, которое отец обронил пару минут назад. Старый кондотьер хрена с два признается, но он всё-таки признавал: правильно было защемить Тиллера за его выходку, а не ползти за компенсацией к Лиге.
Даголо-младший в момент так надулся от гордости, что комната сжалась до размеров бледного заострённого личика фрау Тиллер. Он едва различил короткую фразу, сорвавшуюся откуда-то издалека с уст бургомистра. Когда Магна хмурилась, становилась только краше. И где только синий чурбан откопал такую драгоценность?
Патриций умолк, и тут правое ухо резанул тонкий голос:
– Банк Дьяубергов просит у Лиги голоса солидарности в защиту наших родичей…
У старшего цверга до пояса свисала густейшая бородища, на неё отбрасывал тень длинный нос, почти как у скользкого помощника Гёца. На лоб, глубоко изрезанный морщинами, карлик сильно надвинул алый колпак, украшенный на конце медным шариком. При всех этих атрибутах его воробьиный голосок так комично озвучивал напыщенную речь, что из раздобревшего Карла едва не прорвался наружу приступ смеха.
Пришлось спешно сжать кулаки так, что ногти вонзились в кожу, и до кучи больно прикусить щёки изнутри. Кажется, никто не заметил его дурацких гримас…
– Надёжный источник в Верелиуме сообщил грискольским Вердгурбекам, что кайзер намерен потребовать у цвергских банков учётные книги и дополнительно содрать с нас по полста пфеннигов с каждой марки, пущенной в рост за последний год. Что он сошлётся, подумайте только, на Ростовую Подать – ей же лет больше, чем волос у меня в бороде!
Мурмон говорил сидя, видимо, просто потому, что стоя оказался бы вдвое ниже, но его напоённые яростью слова звучали так же отчётливо, как речь отца и епископа. «Проклятье, сколько же там пфеннигов в одной марке умещается?» – найти ответ Карл тщетно пытался в нахмуренных лицах второго банкира и купца. С этих крохоборов станется изойти на дерьмо и из-за одной десятой дохода.
– Если требование будет выдвинуто, банки будут протестовать. Вольные Грисколь и Холемгерд нас поддержат, и я прошу у Лиги присоединить к протесту голос всего Кальвара.
– А каково на сей счёт мнение канцлера? – продребезжала Речная Вдова, непринуждённо рассматривая перстни на ссохшейся, покрытой пятнами руке. – Чёрный Герцог, говорят, питает слабость к цвергам…
– Он неровно дышит к нашим деньгам! – сердито отрезал банкир; его брат, лишь немногим менее бородатый и носатый, с важным видом покачал большой головой. – Само собой, мы предложим герцогу отступные, чтоб он не совал нос в наши книги. Но без поддержки городов это просто пшик! Надо дать им понять, что выбор тут простой: либо по-тихому содрать с нас сундук гульденов, что, замечу почтенной Лиге, и так чересчур щедро для этих упырей, либо столкнуться с великой силой!
– Кто-нибудь хочет что-то добавить? – бургомистр обвёл взглядом сохранявших молчание членов Лиги и вздохнул: – Тогда голосуем за поддержку протеста цвергских банков… Возможного протеста.
Цверги, купец и капитан Лодберт проголосовали тут же; отец, Магна Тиллер и Фёрц медленно подняли руки следом. Бургомистр и старуха присоединились последними, будто дожидались, когда и без них всё решится.
– Благодарю, – пропищал Мурмон после глубокого вздоха.
Бургомистр кивнул.
– Магистрат подготовит обращение города к кайзеру. Мы немедленно передадим её префекту, если распоряжение о банках всё-таки будет издано.
Сладкоголосый епископ Венцель взял слово следующим. Встав из-за стола, он по привычке благочестиво сложил руки поверх брюха, прежде чем заговорить:
– Крепость Веленберг, прикрывающая юго-восточную дорогу между Рёйстером и Медным хребтом, давно требует основательного ремонта. В свете волнующих известий о планах кайзера крайне важно привести в надлежащий вид укрепления на всех подступах к Кальвару, и на юге – в первую очередь.
– Веленберг принадлежит к Вебельскому епископству, – медленно произнёс Фёрц, осматривая епископа от брюха до бархатной шапочки. – Вам нужны деньги на перестройку укреплений для себя или для города?
Отец Венцель мягко и сладко улыбнулся.
– Действительно, это моя крепость, но она же – ключ ко всему Кальвару. Я, со своей стороны, сумел уговорить взяться за работу Филиппа Ластрельда…
Наклонившись друг к другу, Фёрц и Тиллер обменялись несколькими словами. Видимо, имя что-то для них значило, но Карл слышал его впервые.
– Он согласился сделать проект за месяц и найти бригаду, но ему нужен задаток. Пятьсот гульденов.
Вот теперь забормотали практически все. Не удержавшись, Карл шепнул, наклонившись к отцу:
– Он будет ремонтировать её или строить заново?
– Я готов ссудить тебе, сколько нужно, под вдвое меньший процент, – великодушно чирикнул Мурмон.
Улыбка епископа стала кисло-сладкой, будто он надкусил яблоко, которое давно просилось в бочку для браги.
– В иных обстоятельствах я бы согласился… Однако сейчас епархия и так порядком задолжала вашему предприятию. Лично я ничего не имею против цвергских банков, разумеется, но имеет архиепископ Аргебуржский, перед коим я держу ответ. Если Его Преосвященство недополучит десятину, он придёт в ярость. Даже может донести до…
Святой отец осёкся и воздел перст к потолку. Румянец как-то вдруг отступил с его щёк к ушам.
– Одним словом, всякие проверки нам здесь ни к чему.
– Значит, ты просишь нас оплатить ремонт крепости, которую мы же будем сторожить и защищать? – Фёрц говорил неторопливо, поглаживал пальцем оправу очков, висящих на шее. Эта манера начинала раздражать.
– Милостью Божией с этим я и сам справлюсь, пока ополчение бежит из города на подмогу, – ответил епископ с лёгким холодком.
Тиллер обронил на колени скрипучий смешок, но тут же получил от жены лёгкий тычок локтем, поскучнел и снова затих, тогда как она заговорила:
– В важности крепости мы не сомневаемся, просто сумма… немного… – она поводила тонкой рукой перед собой, вылавливая из воздуха нужное слово. – Большевата. Может быть, мы хотя бы сами подберём рабочих?
– Синяя госпожа говорит дельно, – проскрипела Гертруда цу Машвиц.
Старуха отодвинула кресло от стола и немного развернула его, клюку она повесила на столешницу и вроде бы разминала пальцами колено. После того, как епископ встал и начал просить деньги, в комнате не было человека даже вполовину настолько непринуждённого.
– Не сомневаюсь в дарованиях мастера Ластрельда, но у этих гениев порой такие запросы, что не грех бы и поумерить. Не правда ли, Лодберт?
Капитан отвёл глаза под взглядом вдовы, быстро зыркнул на епископа и нехотя согласился:
– Да, тётушка, Арсенал и впрямь обошёлся городу чересчур дорого.
– Я переговорю с мастером, – Венцель покорно наклонил голову. – Несомненно, экономия и в моих интересах тоже. Однако я прошу ответа на мою просьбу, чтобы я мог написать мэтру Ластрельду завтра же.
Тиллеры переглянулись. Спустя десять секунд перемигивания Рудольф поднялся из-за стола.
– Раз уж заговорили о крепостях, я ещё раз предлагаю поставить новый заслон в пятнадцати милях18 выше по течению Рёйстера. Там лучшее место для обороны. Можно перекрыть реку пушками, можно убрать из-под удара мужиков за Веленбергом…
Над столом прокатился гулкий «Пуф-ф-ф». Звук кузнечного меха брал начало в утробе купеческого старшины. До сего момента он молча и печально посматривал на каждого, кто называл ту или иную сумму, но теперь заговорил сам, обращаясь к ландскнехту:
– Вы хоть представляете, герр Тиллер, во сколько нам это встанет? Пятьсот гульденов только для начала, раз в шесть больше на ремонт – ладно, свою часть от этого мы можем выложить, но насколько дороже обойдётся новый форт? В десять раз? В двадцать? А там же ещё и новые пушки понадобятся, правда?
– Да, это уж лишнее, – поддержал Коломана отец. Прежде он почему-то тоже помалкивал. – И потом, пока синьор Ластрельд строит новую крепость, нас, чего доброго, пару раз захватят.
– Осмелюсь напомнить вам о тревожных вестях, кои ползут в город вместе с мужиками, – открыв рот, купчина не собирался так просто останавливаться. – Может статься, нас ждёт недород – и сильно хуже, чем в прошлом году. Может статься, нам придётся раздавать хлеб лентяям из посадов и из трущоб – на Вашем же, герр Тиллер, попечении. Уж не задумали ли Вы кормить их камнями и раствором?
Рудольф посмотрел на командира ткачей, затем на бургомистра; пожал плечами, не отыскав поддержки ни на одном из краёв стола, и сел обратно. Бургомистр произнёс после небольшой паузы:
– Голосуем за ремонт Веленберга.
Решение и на этот раз было единогласным – теперь последними его приняли купец и банкиры. «Какая увлекательная игра», – Карл растянул тяжкий вздох на целую минуту. Лишь бы, не приведи Единый, никто не заподозрил за ним скуку. Нутро прожигала едкая смесь возмущения и разочарования: неужто вот так судьбы города и решаются?
Нет, здесь точно есть что-то ещё. Быть может, все ключевые пункты обсудили заранее, а теперь лишь утрясают остатки…
– Герр Даголо, Ваше предложение последнее…
– Точно, герр бургомистр.
Барон Грушевого Сада медленно встал, пригладил рукав дублета, подкрутил ус и огляделся.
– Я хочу провести Кавальеллу.
Ну, наконец дело дошло до знакомого вопроса! «Кавальелла» на валонском означало одно из состязаний наездников – а отец хотел назвать как-нибудь инородно, оригинально и броско большие скачки, что замыслил провести два года назад и собрать на них знатных игроков от Грисколя до Аргебурга.
Только вот потом вспыхнула война из-за медных копей, и Кавальелла накрылась лошадиной…
– Герцог Арлонский говорит, что разрешит вассалам приехать на скачки. А может и сам нас почтит, если мы вернём наконец проклятый восточный рудник. Собственно, – отец усмехнулся, – мы ведь и так должны были его вернуть, только всё оттягивали. Похоже, это тот самый подходящий момент, да?
– Да-а-а, – пропищал Мурмон и потёр ладошки под бородой, явно уже предвкушая, как он будет кредитовать проигравшихся рыцарей и баронов. – Очень… Подходящий.
– Мы рассчитывали на Вашу Кавальеллу два года назад, вложились и в ипподром, и в прочие приготовления для ублажения почтенных рыцарей, а Его самодовольная Арлонская Светлость соизволили сорвать все договорённости из-за меди, – хмуро заметил Коломан, поднимая глаза на старшего Даголо. – Что, если и теперь он просто заберёт выработку, а после скажет, что передумал?
– Пускай он не успеет отказаться, – проскрипела Речная Вдова и ненадолго умолкла, пока мужчины снова не обратились в её сторону в ожидании пояснений. Выдерживать паузу карга умела не хуже артиста на сцене. – Надо предложить герцогу ускорить дело и даже выплатить небольшую компенсацию за волокиту. А для заключения договора позвать его на скачки лично. И ублажить хорошенько в знак примирения, как без этого?..
– Всё так, – отец кивнул, – свита герцога всё равно просадит столько, что компенсация раз десять отобьётся.
Купец задумчиво барабанил по столу толстыми пальцами, но затем молча кивнул. Поскольку все хранили молчание, слово взял бургомистр:
– Если возражений нет, будем голосовать за проведение Кавальеллы по старому плану.
Члены Лиги подняли руки. Удовлетворённо хмыкнув, отец опустился на место; Хайнц фон Терлинген подытожил:
– Прекрасно. Надеюсь, на этот раз наше сотрудничество с герцогом окажется более спокойным и предсказуемым. У членов собрания есть другие нужды, о которых мы ещё не знаем?
Муртаг беззвучно зевнул в бороду. Фрау Тиллер мягко коснулась локтя мужа, переводя взгляд с одного валона на другого. Карл отчётливо слышал, как Фёрц трёт линзу мягкой тонкой тряпочкой.
– В таком случае, – бургомистр торжественно простёр руку к дверям, – скрепим наши договорённости традиционной игрой!
***
Когда Карл спустился следом за первыми людьми Кальвара, его так распирало от важности, что Гёц мгновенно смекнул: заседание завершилось не слишком благоприятно для коварного заговора. Тиллеры не вылетели из «Драгоценности» пущенной стрелой, а значит Лига помирила Рудольфа с Карлом.
Хотя иного ждать и не стоило. Бурление после драки в Ржавом Углу сошло на нет уже под конец следующего дня. На то, что удастся половить рыбку в этом пруде, делец не рассчитывал.
Но младший Даголо выглядел чересчур надутым и довольным для того, кто всего лишь не получил от папаши и его друзей нагоняй за самоуправство.
Пока Колум и Альфи с фонтаном шуточек рассаживали Большую Лигу Кальвара за карточным столом, Готфрид направился к Эрне и Карлу, переговаривавшимся у шкафа с запасом выпивки.
– …видела бы ты его рожу, когда он читал надо мною благословление, ха! – довершал последний, благо за болтовнёй Валета Треф трущобный хозяин всё равно ничего не слыхал.
Гёц сосредоточенно рассматривал прекрасно нахальное лицо франта. Теперь его не омрачал даже безобразно расквашенный нос в самом центре. Что же скрывается в этой светлой, но дурной голове? Вот бы узнать прежде, чем он проболтается кому-то из собутыльников или девок…
– Как всё прошло? – спросил делец прямо, не слишком опасаясь подозрений: с теми же словами он обращался к самому барону, пока Грушевый Сад на собраниях представлял только один Даголо.
Карл лишь прищурился и скрестил руки на груди, напуская таинственный вид.
– Отец посвятит тебя в необходимые подробности… Ну, а мне пора идти, друзья мои. Дела города!
– К шлюхам собрался? – уточнила Эрна.
– Чш-ш-ш!
Карл многозначительно приложил палец к губам, забрал у слуги плащ и шляпу и понёсся к выходу, оставляя «друзей» размышлять об истоках приподнятого настроения.
– Не иначе как папка его за стол усадил, – женщина проводила глазами шитый серебром камзол за четыре гульдена.
Шульц потёр подбородок. Очередное событие, бывшее только вопросом времени. Если кайзер назначает старшего сына соправителем, почему бы и садовому барону не сделать то же самое? Пока старик окончательно не одряхлел и в уме не повредился, ему позарез нужно ввести наследника в Лигу. Постараться, чтоб и остальные к его виду привыкли, и сам он поучился у приличных людей дела вести, а не бить морды по любому поводу.
– Что-то ты совсем тихий и скучный. Даже не предложишь мне заклад?
– Я думал, ты больше со мной не споришь…
Нехотя Гёц обратил пристальный взгляд уже к игрокам. Речная Вдова каркающим смехом приветствовала льстивые шуточки своего любимца Валета. Епископ благочестиво хмурил реденькие брови, но вид сладкого лакомства на столе избавил его от наносной чопорности.
Один купец Глауб не веселился, смотрел сквозь угощение и шевелил порой губами. Сразу видно делового человека – сводит баланс по итогам совещания.
Краем глаза Шульц заметил, как Эрна с подобным тщанием рассматривает полупустую винную бутылку.
– Ну-у-у… Я вижу здесь пару стаканов шансов всё исправить.
Несколько мужчин достали изогнутые деревянные трубки, и через минуту ноздри дельца уловили аромат тлеющих табачных листьев. Новая богатейская забава родом из колоний, вроде как чтобы справиться с усталостью и прояснить голову – особенно если в той винный дух разгулялся.
Разок попробовав, Гёц обнаружил только один эффект: тошноту. Видимо, чтобы оценить, надо родиться патрицием, или хоть годами пороховой дым глотать, как Даголо или Тиллер. Либо так, либо им очень хотелось показать, что они могут позволить себе буквально дышать дымом от сжигаемых денег, ибо стоила эта трава как редкая пряность.
– Два талера на старуху, – наконец предложил он ставку. – А ты можешь присмотреться к Главному…
– Когда он так лихо накидывается? – фыркнула Эрна, в то время барон заливал в себя второй кубок подряд. – На меньшого карлика поставлю. Лихо он серебро в банк накидывает.
Гёц слышал и менее убедительные аргументы, почему ставить нужно именно на эту лошадку.
– Жаль, что Ткача нет… Почему он больше с ними не играет?
– Видимо, не хочет садиться за игру, которую может не выиграть? – предположил делец и взял предложенный стакан с вином. – Или, может, ему надоело эти рожи видеть чаще раза в месяц.
Изящная синяя фигурка отделилась от стола и направилась к ним. Фрау Тиллер двигалась по обыкновению лёгкой и плавной походкой человека, привыкшего непринуждённо подкрадываться. У этой дамочки паскудная манера заводить разговор так, чтобы ты вздрагивал.
– Гёц, и сейчас ставками занят? – заметила Магна, кивая на два столбика монет.
Демонстративно Готфрид выудил из кошеля посеревший клок бумаги и уголёк.
– А ты хочешь поставить? На твоего мужа принимаю один к шести.
– О, нет, на него я бы не поставила. В этой игре.
– О, нет, тут начался какой-то многозначительный трёп! – простонала Эрна, закатив глаза к потолку. – Помудрите-ка без меня. А я поищу новую бутылку.
Усмехнувшись, трущобная хозяйка подошла ближе и облокотилась на стойку, изящно удерживая кубок тремя пальцами.
– Я бы тоже выпила более тонкого вина. У тебя есть что-то кроме этой бычьей крови?
Сравнение было прямо-таки обидным, если вспомнить, сколько стоила бутылка, но делец стерпел. Терпение входило в его обязанности.
– Бычья кровь по два талера за бутылку. Есть белое варлийское, по шесть за бутылку, и розовое карассийское, по восемь. Достаточно тонко?
– Варлийское подойдёт, благодарю.
– Эй, Вим! Варлийского вина фрау Тиллер! – Поманив слугу к себе, он добавил вполголоса: – И подай ещё марципанов на стол. Поближе к преосвященству.
Магна вздохнула, скрестив руки на груди. Интересно, в какой всё-таки степени решения исходят от неё, а в какой – от Рудольфа? Конечно, по понятиям Лиги с ней Король Треф мог держаться наравне, в отличие от бургомистра или старухи-казначейши, но интимные вопросы лучше держать за зубами.
– Так что, драки у нас не будет?
– Нет, Гёц, обойдёмся без войны, – женщина покачала головой. – От этого ни городу, ни нам прока нет. Разочарован?
– Ничуть, – немедленно соврал Шульц. – Война всегда жрёт деньги, которые можно благостно пропить и проиграть.
– Ты потому стал чемпионом Даголо? Чтоб свары малой кровью из своего носа решать?
– Выходит, потому.
Всё начинается просто с того, что братья тебя подзуживают вломить тому здоровенному уроду. Со временем оказывается, что у тебя такое получается хорошо и стабильно, и вот ты уже выступаешь лицом банды за небольшую премию и всеобщий почёт. Главное – остановиться прежде, чем станешь похож на Вилли Мясника.
– И Карл тоже так думает?
– Я думал, вас там только что помирили?
Магна поморщилась, неторопливо поправляя кружева на рукавах.
– Так и было…
– Ну, когда он отсюда выходил, его от восторга пёрло, – сообщил Гёц и приложился к своему кубку, украдкой наблюдая за беспокойными руками женщины. – Десять к одному на то, что следующий час он будет поливать шлюх вином за восемь талеров, а не собирать людей в новый налёт. Отец выбил для него местечко за столом, да?
Тиллерша опять пригладила рукав с видимым сомнением на лице, но всё же кивнула. Значит, Карл ещё на шаг ближе к «наследству».
Значит, у Треф нет времени на то, чтобы дожидаться помощи от Хафелена или совершенно случайно проходящей мимо города оравы наёмников без контракта.
– Что же, будь я на месте Карла, я бы на этом успокоился. Я ведь уже показал, что могу кусаться, и к большим дядям меня пустили… Но я спокойный и порядочный гешефтмахер, я за мир. И я на своём месте, а он – на своём.
Такими туманными и многозначительными речами он и к концу года союзников не наберёт, но и говорить прямо тоже нельзя. Ставить на тёмную лошадку всегда рискованно, и любой член Лиги скорее просто сдаст его Даголо. Уж Магна так точно.
До сегодняшнего вечера оставались туманные надежды на то, что Рудольф зарядит кулаком по столу, а там уж как следует распалить его – дело техники. Но чары женского благоразумия, похоже, имели безграничную силу. А сама она от перспективы сцепиться с Даголо чуть ли не тряслась. Или ко всему прочему имела недюжинный талант актрисы и прямо сейчас водила за нос простодушного гешефтмахера.
– Я жду ваше драгоценное вино!
Фрау Тиллер одарила его напоследок ласковой улыбкой и вернулась к мужу, который готовился слить третий кон подряд. Банк уверенно делили меж собой купец, цверги и старуха. Готфрид оставил кубок рядом с монетками и начал прогуливаться вокруг стола, заложив руки за спину, проверяя, всё ли в порядке.
Нацепив на нос линзы, рослый и крепкий Вернер Фёрц мигом преобразился в счетовода подстать толстяку Штюмму. Альфи, Речная Вдова и младший цверг перебрасывались остротами, веселя половину игроков (в основном тех, кто пока оставался в плюсе). Епископ рассеянно поддерживал, но в этот раз чаще налегал на вино и сласти.
Мухлежа не наблюдалось. По задумке Готфрид обязывался присматривать и за честностью игры, но он совершенно не представлял, что делать, если холёная бургомистрова рука, вся в перстнях и изящно остриженных ногтях, вдруг дёрнет карту. До сих пор хитрить никто не пытался, хотя вряд ли они его щадили. Даголо – единственный за столом, кому не плевать на Короля Треф.
С другой стороны, ни для кого не секрет, что и между членами Лиги любви тоже никакой, но им-то взаимная любовь ни к чему. Достаточно крепкого уговора и прорвы денег. Нужно очень хорошее предложение, чтобы перетянуть вниз свою убогую чашу. И попытка только одна – если фокус не удастся, фокусник немедля поедет к хозяину. Может быть, даже с грушей в пасти. У большинства властителей города хреновое чувство юмора.
Игра продолжалась, а Готфрид всё перебирал в уме известные дрязги и тут же отбрасывал их за мелкостью, давностью и просто непригодностью. Сыграть на противоречиях, вбить клин между бароном и кем-нибудь другим – отличный план, спору нет. Но как тут выбрать, с чего начинать, когда неверный шаг грозит купанием в канале?
– Твоя ставка сыграла, – проворчала Эрна, исподлобья глядя, как цверги раскланиваются с фрау цу Машвиц и капитаном, мрачным, как грозовая туча. – Опять. Кто бы мог подумать?
– Без выпивки мы бы втрое меньше поднимали, – заметил делец, сметая талеры в кошель. – Не ставь, если в голове шумит. Тебя матушка не учила?
Рука мечницы зависла в воздухе с марципаном, не донесённым до рта. Гёц прикусил язык.
– У тебя опять рожа чешется?
– Гёц! Эрна! Ко мне! – проревел барон и хлопнул ладонью по столу с рассыпанными картами, крошками, пятнами от спиртного на сукне и тем, что осталось, когда герр Глауб незаметно поковырялся в носу и вытер пальцы.
Прервав беседу, поименованные присели слева и справа от барона, с вниманием взирая на покрасневший нос и огромные блестящие глаза. Обыкновенно читать по ним намерения старика не составляло труда, но сейчас Готфрид угадывал лишь объём выпитого.
– Ты сегодня здорово в минус ушёл, да? – заметил он, сравнивая жалкую горстку монет с её первоначальной величиной. Воистину, эта игра не только самая важная в городе, но и самая убыточная. Впрочем, убытки хотя бы не только из его кармана покрывались…
– Что?.. А, да… Да начхать. У меня для вас охре-нитель-ные новости! – медленно проговорил Даголо, старательно разделяя слова. – Мы проведём Кавальеллу! То есть – вы проведёте. А я позабочусь, чтобы там оказалось мно-о-ого знатных с деньгами.
– Неужели герцог приедет?
Гёц выудил из памяти титул, обгадивший два года назад грандиознейшее предприятие за всю историю игр в Кальваре. Старик потряс пальцем в опасной близости от своего носа.
– Точно! Приедет. Будет договар-риваться с патрициями. И под эт' дело мы скачки по… потянем. Ты всё организуешь, а ты, – палец переместился в сторону Эрны, – ты за всем присмотришь, чтобы все эти жадные, мерзкие, голожопые крысы, которые шляются вокруг нашего прекрасного города, не обнесли Треф с моими деньгами… Верно? Сколько времени?
– Немного за час…
– Чтоб меня, да не сейчас же! На сборы!
– Недели три, по меньшей мере, – терпеливо поправился делец, быстро смахивая брызги с щеки. – Ипподром мы в прошлый раз отстроили, но его ведь причёсывать.
– Три недели…
Взгляд Даголо ненадолго затуманился, он вытянул губы в трубочку, нахмурился и наконец изрёк:
– Ладно, три так три. Действуй! Завтра же!
Придвинувшись, он дружелюбно похлопал по ладони Шульца, лежащей на столе, и отечески добавил:
– Выжми мне кучу денег из этих рыцарей, мой мальчик! – Он тут же поднял руку и помахал ею в воздухе. – А теперь сдрисни, я пошепчусь с Эрной.
Готфрид медленно поднялся из-за стола. Голова всё равно пошла кругом, как после куртовой затрещины. Кавальелла – его детище в не меньшей степени, чем Даголо, только, разумеется, тот по праву старшинства присвоил право выбрать пафосное название на валонском.
Провести такое большое состязание, да с таким количеством игроков, одновременно знатных, состоятельных и не искушённых в особенностях кальварского спорта – это же просто мечта для Треф. Только вот как плести заговор в городе, если ты торчишь в дне пути от него и от рассвета до заката орёшь на сотню бездельников?
В поисках подмоги делец огляделся по сторонам. Ему ответила только полупустая бутылка.
***
Ноги просто гудели от усталости, зато в голове стояла блаженная тишина. Деньги мирно лежали себе под замками, последние пьяные голоса разошлись по улице в обе стороны – в кабаке напротив сейчас только парочка безработных выпивох при средствах. Единственная лампа с паршивым маслом лениво разгоняла тьму в комнатушке и рисовала длинные тени за парой сундуков и башмаком, свалившимся на бок.
Ещё одна тень накрыла Готфрида с головой.
– Уже уходишь?
– Ухожу, – буркнула Эрна и потянулась к своей застиранной рубахе.
Что бы ни болтали в Саду, какие-никакие женские принадлежности у неё имелись, и их даже не слишком обезображивали мускулы и пять шрамов на теле. Раны от копья у плеча и на бедре, рубец на левом предплечье, мелкие отметины на боку и колене – не считая следов кнута между лопаток.
Такая коллекция даже у статуи разожжёт любопытство. Неудивительно, что разгуливать голышом она не любила.
– Старик велел кое-куда сбегать утром… И Бёльс меня задери, если я больше скажу. Есть зеркало?
– Нету. Можешь в таз с водой поглядеться.
– Ц-ц-ц, – мечница покачала головой, – что за убогий дом? А я думала, у меня богатый поклонник!
– Это не дом. Это контора.
«Дом» – слишком громкое название для места, где спишь, хранишь деньги и оружие, плетёшь заговоры и планируешь держать оборону в случае чего. В своей конторе напротив своего кабака в окружении домиков с людьми, подкормленными и подпоенными на свои деньги, Готфрид чувствовал себя почти спокойно и по-домашнему, но только почти. «Дом» остался позади, в Хафелене. Впрочем, там не шибко веселее.
– Это правда, что ты служила в императорском специальном отряде?
– А ты и в голову мне залезть хочешь? – Эрна фыркнула и постучала пальцем по рассечёному лбу. – У кого же такие идеи в башке родятся?
– У людей, – Гёц пожал плечами. – Тут слушок, там слушок.
– Ох уж эти слушки, – проворчала женщина, ступила на пол и оглянулась. – А ещё у нас в городе болтают, что я сплю со Стариком. Или с Карлом. Или с тобой. Или со всеми вами. Похоже, слухи надо делить на четыре. Или около того?
Она скорчила страшную гримасу и босиком прошлёпала к кувшину с водой. Как ни прискорбно, очарования Короля Треф ни за что не хватит, чтобы ночью она зашла в Палаццо Даголо и перерезала глотки хозяевам. И уж её-то матушкина цепочка впечатлит менее всего.
На такой прелестный исход Готфрид, правда, и не рассчитывал. Почти. Приятное без полезного – деньги на ветер.
– Странно, – он продолжил рассуждать вслух, – почему Старик тебя отрядил на большие скачки, а не Карла?
– Понятия не имею, – женщина протянула ему кувшин с остатками воды на дне. – Он говорит – я делаю, за рассуждения мне не платят. В основном. Ну, когда он пьян уж точно.
– Может, опасается, что мальчик посрётся с рыцарями?
– Может.
– …или хочет знакомить его с Лигой, пока мы деньги делаем…
– А ты частенько сам с собой говоришь, да?
– …или боится, что во время игр трущобники нападут…
– Стоп. Что?
Гёц сполз с постели, поставил пустой кувшин обратно на стол и потянулся за чёрным балахоном на сундуке. Самое удобное одеяние, чтоб вскакивать посреди ночи и с пистолетом ковылять к ломящейся двери, на ходу ругаясь от ненависти и немножко от страха.
– Я переговорил с Магной, – спокойно продолжил он, в то время как Эрна замерла с башмаками в руках, навострив уши. – Её на сходке словно редькой накормили. А через две недели половина наших отвалит из Сада на скачки. Когда ещё будет такой шанс поквитаться?
Женщина шумно опустила башмаки на пол и принялась натягивать чулки с сосредоточенным пыхтением.
– А может, я просто слишком беспокоюсь и преувеличиваю…
…только вот обычно он так не делал, а потому зёрна беспокойства обещали дать живучие ростки. И первые всходы уже читались по кислой физиономии мечницы.
– Поразмыслю, – вздохнула она, поднимаясь со стула, и протянула руку к плащу и оружию.
«Всё, что мог», – едва слышно Готфрид вздохнул, заткнул за пояс кинжал и отправился за мечницей, чтобы запереть дверь.
Рядом с конторой улицу заливал свет, рвущийся из двух окон «Вихря»; налево и направо всё тонуло в мраке. На небе, правда, поблёскивал сквозь дымку убывающий месяц, слегка затянутый дымкой. Даже с его скудной помощью мужчина не пожелал бы шататься по улицам в одиночку, но Эрна спокойно запалила фонарь и шагнула за порог.
– Если я передам привет, твои ночные друзья не оскорбятся?
– Много ж ты болтаешь!
На прощание она торопливо стиснула руку дельца и быстро двинулась вверх по улице, чуть покачиваясь на ходу.
Не прошло и минуты, как от группы спорящих у дверей кабака пьянчуг отделилась высокая, вытянутая в длину фигура в рясе. Через десяток шагов силуэт превратился в тень, ещё через десять – и тень растворилась во мраке, смыкавшемся за огоньком пустельги Даголо.