Иван Сергеевич Торубаров
Властитель груш
– Помню. Там Сухой и пара ребят с топорами. Но мы тут пробьём…
Бодрый треск добавил перца его словам, а последовавший радостный рёв заглушил вовсе. Под импровизированным тараном створки дверей ходили ходуном. Герр Зельмар с десятком ткачей прижался к стене, чтобы не схлопотать стрелу или пулю, и без остановок гудел: «Заноси! Бей! И-и ещё!»
На глазах Готфрида один из зелёных кушаков, изловчившись, всадил копьё промеж прутьев и сквозь разбитое стекло в чью-то плоть за ними. Через мгновение в окне над ним прогрохотала аркебуза.
Мужчина рухнул с развороченным плечом. Может, такую рану он и переживёт. Если доктор ухитрится выковырять из мяса все куски кольчуги.
Очередной удар развернул двери внутрь; штурмовой отряд, едва удержавшись на ногах со столом в обнимку, попятился назад. Малиновый рыцарь повторил боевой клич и первым ворвался в брешь.
– Пора, – спокойно прогудел Фёрц. Поднявшись на ноги, он мерно двинулся ко входу, выкрикнув только: – В атаку! Внутрь!
– Подъём!
Вольф обратил к Шульцу скорбное лицо и слегка ошалелые глаза.
– Внутрь?
– Бездна, да нет же!
Непроизвольно делец дёрнул правой, указывая направление локтем. Тупую боль он почувствовал не сразу.
– Ближе к Носатому!
На острой физиономии Колума следы пороховой гари взяли верх над чистой кожей. Руки его, впрочем, твёрдо и уверенно орудовали рожком над полкой для пороха.
Герр Дитмар припал к земле минутой позже. Ему пришлось согнуться и склонить голову в чересчур характерном шлеме так низко, как только способен скрючиться человек, полностью одетый в железо.
На его месте Гёц тоже не решился бы проверять, насколько хорошо парни наверху умеют целиться в торчащие железные жбаны.
– Нужно обойти дом и ударить сзади! – Здоровой рукой он указал на кровавую свалку у входа. – Запереть их с двух сторон!
– Кто-то должен остаться, – гулко отозвался рыцарь. – Прикрыть тыл. Палить по верхам.
– Ты мне нужен сзади. Колум – остаёшься тут. Галерея на тебе!
Носатый качнул головой, затем так же быстро поправил сползший на лоб морион.
Немногочисленных стрелков со второго этажа, впрочем, менее всего сейчас занимали Трефы, снующие между опрокинутых столов под командный ор рыцаря.
Разномастная восьмёрка двинулась вдоль боковой стены. Лишь тогда Король Треф высунулся из укрытия и поспешил присоединиться с пистолетом наперевес и щитоносцем на месте поломанной руки.
– Осторожно! – предупредил Дитмар из головы отряда.
Вытянув шею, делец разглядел перед углом труп в лакейской ливрее без знаков. Всего лишь слуга попал под горячий топор одному из ткачей…
– Руби ублюдков!
Раскрасневшийся человек с неистовым улюлюканьем пролетел в щель между розовыми и миртовыми кустами – прямо на них.
Данек с испуганным звуком выставил вперёд копьё. На него-то бегун и насадил сам себя – лишь затем Томас и сержант Дитмара угостили добавкой слева и справа.
Плотная гурьба бойцов Даголо замерла по ту сторону цветника. Призыв к рубке как-то вдруг захлебнулся; в полном молчании бойцы рассыпались на две группы и быстрым шагом двинулись по обе стороны.
– Дерьмо, – прошептал Гёц, осторожно взводя курок большим пальцем.
Стоило только начать ему подсчёт, пользуясь неожиданной заминкой, как он наткнулся на преисполненный самой жгучей ненависти взгляд из-под полей огромной шляпы с перьями.
***
Как-то так выходило, что с самого начала кавардака у Карла не выдавалось шанса присесть, вытянуть ноги, обмахнуть пылающее лицо и обдумать хорошенько, что за бесовщина творится вокруг и кто всё заварил?
На ум упорно лезло имя мертвеца с горелого пустыря. Он гнал нелепую мысль прочь, пока пробирался через коридоры палаццо и кричал на потерявшуюся челядь, чтоб все прятались кто куда. Он усомнился, когда вслед за Сиком переступил тело ткача у двери на кухне. Гвидо с парой людей добивали ещё двоих лазутчиков, пытавшихся залезть в обход.
Оказавшись на воздухе, увидев врага прямо перед собой – уже разделанным – Даголо сам рассмеялся над подозрением и тут же прикусил губу. Рановато хохотать.
Вскоре и впрямь появилась забота посерьёзнее. Одноглазый выругался, когда чёрный шлем показался над кустами мирта между ними и «калиткой», скрытой за деревьми в углу крепости, и приподнял было руку.
– Нет! – оборвал его Карл. – Все вперёд!
Старик закрыл рот и повернул к нему голову, не сбавляя шага. Тоже сообразил, что настал черёд хорошего рывка.
– Если увязнем, отступай к выходу, – проскрипел он. – Мы задержи… Стой ты!
Едва завидев десять вооружённых людей по ту сторону цветника, один боец с диким воплем сорвался вперёд, размахивая тесаком. Одноглазый молча махнул рукой – и его десяток быстро двинулся вдоль правого края цветущих кустов.
«Вот же шлёпнутый! Из чьей он половины?» – Карл стиснул зубы, глядя, как острие копья показалось из спины «налётчика». Во главе десятки Стефана он пошёл слева; где-то прямо под шляпой проскользнула мысль: «Ну, хотя бы копьё вышиб!»
Враги попятились назад, сохраняя подобие строя – момент для решительного бегства они упустили. Гвидо со своими людьми медленно надвигался с левого бока, но не решался навалиться как следует на вооружённых Треф, сбившихся в маленький квадрат с рыцарем на острие.
Мертвец собственной персоной стоял с краю, прикрытый тяжёлым круглым щитом в руках подручного – его-то левая рука болталась на привязи. Согнутый, опухший, зажатый между кирасой и шлемом, он сейчас лишь отдалённо напоминал лихого чемпиона, что выколотил всю дурь из великана Мюнцера.
Мелкая злобная тварь только-только выкарабкалась из могилы, и всё равно думает лишь о том, как бы нагадить напоследок!
– Н-на! – рыкнул Сик, запуская табурет в рыцаря.
Одновременно в ряду Карла бахнули два пистолетных выстрела. Готфрид поднял свой пистолет; валон моргнул, а черед миг на колени рухнул человек слева от него…
Они сошлись совсем близко. Карл заскрипел зубами, видя, что до ненавистной рожи не дотянуться – но это, кажется, не то, из-за чего следует ломать строй.
Трефёныш неумело ткнул копьём, метя ему в лицо. Сик ухватил древко и рванул на себя; враг качнулся, и Даголо рубанул под колено. Мгновение – и кинжал Сика вонзился за воротник кольчуги.
Один готов?
Боль обожгла левую руку и коснулась рёбер. Отшатнувшись, валон прижал локоть к телу и поднял глаза на трактирщика Треф. Раскрасневшийся здоровяк тоже попятился назад, смыкая прореху в строе: на него насел Угольщик и другой боец из десятки Одноглазого.
Яростно, но бестолково Карл рубанул раз, два – оба удара пришлись в щит, но тут краснорожий пошатнулся, и Угольщик резво ткнул его в бедро…
– Ткачи! Отходим! – разнёсся рёв Гвидо откуда-то издалека.
Люди слева и справа попятились – и Даголо нехотя последовал за ними. Трактирщик, охая и припадая на ногу, прижался к рыцарю – и поредевшая кучка Треф тоже засеменила назад, где маячил втрое больший отряд в железе и зелёных тряпках.
Посреди остались несколько неподвижных тел и два – крепко сцепившихся друг с другом.
Сик хорошенько навалился на кого-то и взмахнул кинжалом, но прижатый оказался скорее на руку. Пистолет, перехваченный за дуло, описал короткую дугу и треснул громилу в висок.
Сик осел на бок, а коротышка, выскользнув из-под тяжёлой руки, замахнулся ещё раз, и ещё, и ещё…
– Карл! – голос Гвидо на этот раз почти заглушил выстрел впереди.
«Бёльс тебя задери, всего минута!» – ответ пронёсся в голове, как вспышка, когда Карл уже подскочил к Королю Треф. Отвлекшись от молотьбы, тот в последний момент дёрнулся в сторону – и меч впился не в то тело.
Подрезанный Трефёныш заверещал вдвое громче, когда Даголо упёрся в него ногой, чтобы высвободить клинок. Гёц молча тащил другой пистолет из кобуры.
– Карл, да Бёльсова ж Мгла!! – теперь старика ничто не перебивало, и вдобавок на рассечённом локте сомкнулась чёрная лапа Угольщика.
«Минута!» – прикинул Карл, метнув взгляд на ткачей, и решительно стряхнул руку.
«Помоги ему!» – нужно было добавить, указав на Сика, но ноги сами несли вперёд, к пытавшемуся отползти прочь коротышке. На миг он почувствовал укол досады, что не успеет откромсать поганую башку – оставалось только выплюнуть напоследок:
– Сдохни!
«Бах!» – возразил пистолет.
***
Щёголь бессильно опустил руку и молча рухнул навзничь. Впрочем, на уши Гёц не слишком полагался: гром, лязг, звон и чей-то кулак так прошлись по ним, что он бы, пожалуй, и самый жуткий вопль не различил.
Выпустив дымящий ствол, он тут же потянул следующий, сверля взглядом Угольщика, но тот уже сделал первый шаг назад. За ним второй, третий – едва-едва приготовленный пистолет увидел только спину.
Делец проводил взглядом последнего врага – тот улепётывал со всех ног к заросшему углу крепости, где махал руками раскрасневшийся старик.
С другой стороны плёлся отряд ткачей. Союзнички, чтоб их.
Лишь теперь он позволил себе рухнуть на спину, вытянуться, закрыть глаза, чтобы не так щипало от дыма. Рука гудела, как сраный колокол – обе руки. Правую по меньшей мере раз пятьдесят стукнули, дёрнули, прижали.
За каждое беспокойство левая отвесила удар по чьей-то тыкве.
Увидев воздетый вверх пистолет, один человек отделился от наступающего отряда и дважды споткнулся по пути к капитану. Лицо его наполовину залила кровь из рассечённого лба.
– Щит просрал, – буркнул Вольф, помогая встать на ноги.
Как приятно, что хоть кто-то хватает за ту руку.
– А это…
Рукавом Готфрид смахнул с лица пот, прищурился, приглядываясь к пёстрому телу.
Карл смотрел прямо на них, но взгляд этот был не гневным, а пустым. Ненависть – удовольствие затратное, с пулей в груди – непозволительно дорогое. Одна рука франта цеплялась за траву, пока пальцы другой бессильно скребли дублет из роскошного бархата – по восемь гульденов за локоть.
Продырявленный и залитый кровью, он, конечно, стоил много меньше, как и цветастый шарфик с кровавой дырой на месте очередной звериной вышивки.
– Да. Это Карл, – сухо подтвердил Гёц.
Только теперь он запихнул последний пистолет на место: не в кого больше целиться.
– Похоже, я сэкономил пять марок.
– Кажись, он сказать что-то хочет?..
Окровавленные губы младшего Даголо и впрямь шевелились. Но делец не видел нужды склоняться и прислушиваться ни из сострадания, ни ради издёвки.
Предоставив им шевелиться и дальше, он повернулся к Сухому и скорчил вопросительную гримасу.
– Пришлось драпать, когда они пошли на вылазку, – тут же выпалил ткач.
Двое цеховиков с топорами решительно шагали к кухне – продолжать с того же места, на котором порешили их товарищей.
– Этого кончай.
Сухой медленно осмотрел Карла с головы до пят.
«Матерь Бёльсова, что там Дирк наговорил этим парням?» – Готфрид слишком устал, чтобы паниковать, но раздражение зажглось мгновенно:
– Ждёшь, когда он согласится?
– Да уж нет, – ткач усмехнулся и поднял глаза от подстреленного к однорукому: – Просто… Ну… Ты не хочешь оставить его на развод? Устроить представление, как вче…
– Нет.
– Ну, воля твоя.
– Угх! – Карл дёрнулся, когда стальное перо вошло под рёбра, вытянулся, как струна, и наконец замер.
Вот и всё. Один готов.
Странно. Такое зрелище должно бы вызвать какой-то отклик?..
Впрочем, с чего бы? С наследником барона его связывали исключительно деловые отношения – и они только что подошли к логическому завершению. И всё же противник только что лишился одной из двух голов. Это ли не повод для радости?
Наверное, он просто чересчур устал.
Дверь посыпалась под ударами топоров. Привалившись к стене, Гёц сделал Вольфу знак не торопиться: пускай знатные вояки из цехового ополчения прут на штурм. Иначе кто останется делать деньги, когда пыль уляжется?
***
Через одно тело Готфрид перешагнул на кухне – ошалевший боец встал между ткачами и огромным, живописнейшим праздничным пирогом, да там и лёг, угощённый булавой в висок. С вершины баронского лакомства на пришельцев надменно взирал рыцарь в доспехах из белой глазури, опиравшийся на меч-леденец. «Не стоит пули», – заключил Гёц, измерив шестидюймового стража взглядом, и прошёл мимо.
Ещё четверо защитников остались в саду, хотя двое оказались просто вооружёнными слугами. Пятый, трясущийся парнишка с копьецом, ухитрился сдаться прежде, чем Дитмар выпустил ему кишки.
Словом, препятствий на обходном пути почти не оказалось – а те, что всё же попались, рыцарь с дюжиной «кушаков» смели, даже не почесавшись.
Только в холле и трапезном зале Палаццо стало ясно, куда всё это время люди девались. Здесь, конечно, не валялись вперемешку сотни людей и лошадей, поломанные пики, перевёрнутые орудия и изодранное знамя, что ненароком заблевал переутомившийся знаменосец. Но тут и не поле боя великого кайзера с воинством неверных.
Больше всего делец опасался момента, когда ему придётся подсчитать потери среди своих людей и придумать, как распределить дела по оставшимся.
Вернер Фёрц с поднятым забралом сидел на чудом уцелевшем стуле подле остатков импровизированного заслона из лавок, столов и пары кроватей – им защитники отгородили холл от большого зала.
Теперь, когда ткачи развалили и перемахнули его, попытка казалась просто жалкой.
Вооружённые люди гурьбой окружили выход в коридор, ведущий к подвалам. Путь позора, коим ещё вчера Короля Треф вывели из клетки на суд, а после вернули на место до заката.
Неужели только вчера?
– Ты жив! – по-прежнему невозмутимый Фёрц прищурился, словно не верил глазам. – Рад, что тебя не шлёпнули.
«Охотно верю», – механически отметил Гёц, заканчивая подсчёт опоясанных зелёным мертвецов.
– А вы там медведя обложили?
– Можно и так сказать.
Неловкая шутка разбилась о хмурое лицо цеховика и растеклась на полу позорной лужицей.
– Твой Старик говорить хочет. Я не болтать с ним пришёл, но у него там куча стволов и арбалетов в узком проходе. Завалить его трупами меня не устраивает. Разве что ты вот его обдуришь?
– Разве что, – глухо отозвался Шульц, ступая в зал.
Кончиками пальцев он коснулся рукояти последнего пистолета. Для кого-то осталась эта пуля?
– Постарайся это сделать прежде, чем герру Лодберту придётся зайти к нам с вопросами, ладно?
Так же, наверное, спокойно и властно цеховой командир кричит сынишке в спину: «И закуску тоже вели подавать!» Гёц покосился на пару кушаков справа от себя – все ли хорошо всё услышали?
Лица, которые он видел вокруг, казались слишком одуревшими от схватки, чтобы хорошо различать каждый намёк. Но есть люди и покрепче.
Гулкое подобие радости послышалось из-под забрала Зельмара, когда он посторонился от входа в коридор:
– Рад видеть тебя живым, мессер Шульц!
«Верю охотно», – на этот раз восклицание казалось куда как более искренним. Кто же возместит хлопоты почтенных арлонских нобилей, если нанимателя прирежут?
Пол перешёл в ступени, ступени свернули влево, затем свернули снова. Ткачи с оружием и зажжёнными лампами отодвигались к стенам, чтобы их ненароком не задвинуло рыцарское плечо.
– Есть белая тряпка?
– Шутить изволишь?
Рыцарь развёл руки в стороны, как бы демонстрируя все яркие элементы своего костюма. Запоздало пришла в голову мысль, что на такой ткани и впрямь кровища в глаза не бросается.
А он-то, дурак, думал, что красные одёжки – это для форса дворянского, потому как дорого.
– Гёц, это ты?!
Делец остановился перед очередным поворотом. На площадке у его ног вповалку разлеглись расстрелянные мастеровые. Упавший на бок фонарь давал больше жутких теней, чем света. Идти дальше – самую малость опрометчиво.
– Пьетро?
– Он самый, мать твою! – рявкнул барон из глубины прохода.
– Говорят, ты потолковать хотел?
– О-о-ох! Да уж я бы потолковал с твоей предательской жопой, ты-ы…
Готфрид вздохнул и прижался спиной к стене. Что ж, можно и подождать немного, пока этот фонтан не ослабнет.
– По моим подсчётам, у тебя там около двадцати человек, – ровно и громко проговорил он, когда в ругани образовалась пауза. – Пробиться через нас ты не сможешь, а мы тут можем сидеть о-очень долго…
Фёрц застыл на краю предыдущей площадки, скрестив руки на груди. На его лице Шульц прочитал, что он скорее под пули и стрелы шагнёт, чем сядет в осаду, но его губы оставались плотно сжатыми.
– У меня тут внизу столько жратвы и вина припасено, что я тоже могу сидеть хоть до Дня Откровения нашего любимого, едрить его, Пророка! И знаешь, что ещё у меня тут есть?
– Ну?
– Огромная куча пороха! И если вы, ублюдки, только попытаетесь меня по-хитрому выкурить – клянусь Единым и всеми Святыми, я её подорву нахрен! И мы все разом взлетим на воздух вместе со всем сраным Палаццо! Эй, вы там, все меня услышали?!
Ткачи тревожно переглядывались; те, кто стоял ближе, передали наверх по цепочке… Хотя громогласная угроза и сама прекрасно взлетела по узкой каменной кишке.
Гёц медленно выдохнул, сложив губы в трубочку. В сущности, он и так уж слишком устал, чтобы в панике ломануться прочь.
– Так и будем орать из-за угла? Или выйдем на серёдку и поговорим по-мужски?
Повисло молчание. Уж не вздумал ли старый хрыч немедля запалить порох, пока все обидчики не разбежались? Дай-то Единый, чтоб так оно и было. Недолго он будет командовать там внизу, если схватится за фитиль прежде, чем хоть попытается всех вытащить.
– Возьми с собой слепого мудака и кого-то из своих – может, на троих у вас как раз мужчина сложится! – наконец прорезался голос снизу. – Остальных гони наверх! Но пускай они уши развесят и хорошенько нас слушают!
– Даёшь слово, что на меня не выползешь с десятком стволов?
– Да мне впору с тебя это сраное слово требовать, гад ты ползучий!
Судя по рвущемуся голосу, барон только что пересёк черту бития стаканов. Делец прикрыл глаза в ожидании отлива.
– Хрен с тобой, даю слово! А теперь кыш!
– Все наверх! – проревел Фёрц.
Зелёные кушаки медленно поползли по ступеням. Зельмар осторожно кашлянул под шлемом.
– Гони сюда Носатого, – бросил Гёц, поворачивая к нему голову. – Тебя он знать не знает.
На всякий случай он поднялся на один пролёт следом за рыцарем и знаком предложил командиру ткачей зайти за угол. Слово словом, но стоит предусмотреть любой исход.
Пьетро Даголо показался внизу, медленно и тяжело переставляя ноги по ступеням. За ним немногим легче шагали Стефан и Штофельд – их не тяготили парчовый наряд и старинная броня, как хозяина, но путь наверх лёгким не бывает. Особенно с оружием в руках.
Старик прищурился, рассматривая переговорщиков. Свет колумова фонаря отражался в огромных глазах парой злых огоньков.
Постукивая пальцами по заткнутому за пояс топорику, он наконец насмешливо произнёс:
– Носатый, ты? Ну, хоть одна порядочная рожа предо мной! Сколько возьмёшь за то, чтоб укокошить этих двоих?
– Даже для меня чересчур рисковая ставка, герр барон, – усмехнулся Колум.
– Ну, хватит паясничать, – делец сухо прервал пустое воркование. – Поговорим о том, на каких условиях мы тебя выпустим отсюда.
– Вы? Меня? Выпустите?
Барон запрокинул голову и издал громкое «Ха!», да так, что своды задрожали.
– Смешно тебе?
– Ещё как! Никуда я отсюда не уйду. Лучше сами упёрдывайте, пока Карл не привёл подмогу от бургомистра и не рассадил ваши задницы по кольям! Эй, наверху, слыхали?!
Из груди Готфрида вырвался утомлённый вздох.
– Карл убит. Подмоги не будет. Складывай оружие сейчас, или…
Он осёкся, увидев, как губы старика опустились вниз вместе с усами.
– Херня! – отрезал Даголо, но пальцы его побелели на обухе. – А я могу сказать, что мать твою имел, и что?
– Тогда откуда у меня этот его пижлонский шарфик? – раздался позади голос Носатого.
Повернув голову, Гёц увидел и саму цветастую вещицу с карловой шеи.
– Хотя я бы мог и отобрать. Но тут такая дырень, и сто-олького кровищи натекло…
– Завались уже! – прошипел он.
Стефан и Штофельд уставились на трофей, как две статуи вооружённых чурбанов. Взгляд старика же, направленный прямо перед собой, почти совсем остекленел. Его рот немного приоткрылся, пальцы так и остались судорожно сжатыми вокруг стали и даже длинные усы вдруг повисли ещё ниже.
– Карл…
Может, его удар сейчас хватит? Или он всё-таки побежит к фитилю? Может, было не такой уж плохой идеей сказать…
– Мальчик мой… Вот же дерьмо…
Продолжая пялиться на ступени, он рассеянно вытянул топорик из-за пояса. Готфрид нахмурился и тоже опустил взгляд – за оружием следить всяко важнее, чем за скорбной рожей.
– Я надеюсь, ты собрался эту штуку нам под ноги бросать?
Огромные блестящие глаза обратились вверх в поисках виноватых, благо там-то их имелось предостаточно. Из перекошенного рта вырвалось всего одно до боли знакомое слово:
– Сдохни!
Старик взмахнул рукой. Делец отпрянул в сторону, чтобы не оказаться на пути свистящего топора; его плечо напоролось на стену, и тут он почувствовал, что пол под ногами резко закончился.
Громовой звук выстрела отразился от каждой стены и упал на голову так, как рухнул бы на неё весь потолок.
Гёц не был уверен, сколько ему пришлось пролететь – долю секунды или целый час. В конце концов его правая нога упёрлась во что-то мягкое, спина и задница заныли, как после всех порок в жизни вместе взятых, а в ушах зазвенели все колокола кальварского собора до единого.
Откуда-то сзади кричал Колум. Шульц прищурился в надежде разглядеть в дыму и полутьме обстановку.
Разглядеть удалось лишь страшенную глазастую харю и латный воротник, что выскочили на него из дыма.
Что-то шкрябнуло по кирасе. Гёц поднял руку, но изрезанное морщинами лицо сместилось, пальцы поймали только дым. Не успел он и вздохнуть, как толчок в грудь отбросил его обратно на ступени.
Барон появился снова, ещё ближе, но теперь взгляд Готфрида притягивало острие длинного гранёного кинжала, нацеленного в… горло?
Даголо оскалился и навалился обеими руками – угадывать цель стало решительно некогда. Медленно, но верно дрожащий стальной кончик поплыл вперёд.
Где-то ведь оставался четвёртый заряженный пистолет… Почему-то все мысли стремились только к нему: как же достать проклятую штуку, если у тебя всего одна рука, да и той не хватает?
Тело старика тряхнуло судорогой. Клинок описал короткую дугу, больно оцарапал шею, но хватка противника стремительно слабела; Гёц наконец сумел оттолкнуть кинжал прочь.
Из-под стального воротника хлынула кровь. Отвернув лицо в сторону, он принялся яростно ёрзать, пытаясь скинуть хрипящее тело.
Даголо откатился в сторону. Кто-то поднял лампу, и Гёц сквозь слёзы и пот наконец разглядел нависшее над собой зелёное пятно.
– Сука, он меня едва не заколол!
– По-моему, ты неплохо справлялся, – хмыкнул Фёрц, поднимая его со ступенек.
Рывок едва не вывернул последнюю руку, и так неистово дрожащую от натуги, и делец не удержался от позорного болезненного звука.
– Так что я разобрался со вторым…
– Вы-ы-ы… – Колум, скрежеща зубами, присел на верхнюю площадку. Ладонью он зажимал месиво на месте левого плеча. – Хорош трындеть! Туда гляньте!
Шульц заморгал, приложил рукав к глазам, пытаясь смахнуть слёзы от дыма.
– Стефан? – спросил командир ткачей – знать, он лучше ориентировался в ситуации, когда дальше кончика носа ничего не разглядишь.
Силуэт, прижавшийся к стене внизу, утвердительно кашлянул в ответ, а потом помахал рукой кому-то вниз.
– Спокойно, ребята, оставайтесь на месте! – Он снова повернул голову к «переговорщикам»: – Шли своих к Бёльсу! Мы не договорили!
В другой руке Стефан держал что-то, сильно напоминавшее очередной проклятый пистолет. Его шансы в кого-то попасть сейчас – один к шести, но Гёц чуял сквозь мощную смесь пороха, крови, пота и стариковской мочи первый за весь длинный день приятный запах.
Пахло человеком, который достаточно перепуган, чтобы договориться.
– Наверх! – рявкнул он на малинового рыцаря и троих ткачей, нерешительно столпившихся с оружием за спиной Носатого.
Воины скрылись. Стефан опустил пистолет.
– Гёц, у меня всё ещё есть огромная куча пороха. И шестнадцать парней, которые не шибко хотят помирать.
– Можно обойтись и без этого, – с трудом выдавил Готфрид.
Оказалось неожиданно сложно вернуть голосу нормальный деловой тон и удержать его от дрожи. Чтобы отвлечься от телесных переживаний, он решил на время закрыть глаза совсем.
– Я хочу уйти отсюда вместе с ними. Своими ногами. С оружием. И чтобы нас не шмонали и не пытались наехать. Если выпустишь нас, даю слово, мы быстро свалим без всяких проблем.
– А что потом? – прозвучал хмурый голос Фёрца слева.
– Потом будет потом. Сейчас мы собрались потолковать о том, как бы нам всем вместе не подвзорваться, правда?
Хотелось прочихаться и впустить воздуха в грудь. Но в этой заднице не продохнёшь. Пора, пора как можно скорее со всем кончать и бежать прочь, наверх… Умывать рожу, смотреть на солнце, сушить исподнее.
– Согласен. Мы вас выпустим без шмона. Отойдём на лужайку, а ты можешь топать, куда вздумается. Только Старика я тебе не отдам.
– На кой он мне теперь нужен?
Размежив веки, Гёц покосился на барона. Никогда ещё его глазищи так широко не раскрывались. Но толку от этого действительно мало.
– Дай слово, что нас не перебьют, как только выйдем! Громко, чтоб эти наверху тоже слышали!
Делец прочистил горло.
– Даю слово, что Стефан и его ребята из подвала могут валить, куда им вздумается, а мы их не грохнем! Достаточно слов?
Стефан мотнул головой и исчез. Снизу донёсся смутный гул облегчения.
– Ну? Наболтались?! – рядом с Носатым на площадке стоял фонарь, освещавший заострённое лицо цвета лучшего белёного полотна.
– Сюда, вниз, живо!
Раскуроченное плечо не могло не притягивать взгляд – помимо всякой воли. Двое уже помогали Колуму встать на ноги, но тут он вскрикнул и взорвался бранью на головы неуклюжих помощников:
– Арргх, за живое зацепил же! Растудыть твою!
Матерный вопль очень скоро сорвался до стона.
– Оттащите его к Кранту, – бросил Гёц и тут же поспешил отвести глаза, чтобы подавить приступ тошноты.
«Сможет не хуже работать и с одной рукой, если что», – рассудил он; утешение, правда, выходило паршивое. Доктор Крант – большой искусник, особенно когда платят как следует, но точно не чудотворец. А без чуда хоть с одной рукой, хоть с обеими Носатый выпадет из строя надолго.
Чем дольше продолжался сраный праздничный день, тем меньше карт оставалось в колоде. Не придётся ли королю последний кон вывозить в одиночку?
***
Герр Дитмар подставил под свежий ветерок красное лицо и длинные волосы, слипшиеся от пота. Без шлема, без окровавленного меча, переданного пажу, этот человек выглядел совершенно умиротворённым.
Как-то раз он рассказывал о штурме, который продолжался целый день: с рассветом герцог поднял войско на первый приступ, а на закате, с четвёртым приступом, они только-только вышибли защитников с первого обвода стен. Должно быть, сегодняшняя бойня для него всё равно что разминка, не говоря уж о Зельмаре.
Гёц же чувствовал себя так, словно на нём воду возили. А после топтались ногами в тяжёлых деревянных башмаках – как раз после того, как он третий раз шлёпнулся опухшей мордой в грязь.
Согласно уговору, Трефы, ткачи и арлонцы отступили в восточную часть двора. Ковыляя мимо них со своей чёрной от усталости и следов пороха рожей, со своей знаменитой правой, ныне беспомощно болтающейся на привязи, делец прекрасно понимал их чувства и вполне разделял желание прилечь на траву и вытянуться.
– Мы победили, парни! Только не бросать железки! – крикнул он, надеясь, что звучит пока достаточно бодро для оглушённых битвой. – Сперва проводим ребят Стефана из подвала… Почётная, мать их, капитуляция!
Зельмар громко захохотал; его лицо, втиснутое в шлем и затенённое поднятым забралом, прямо-таки сочилось удовольствием.
С десяток окружавших его людей поддержали нерешительными смешками.
– После развесим вокруг фонарики, заложим ворота, распределим порядок дежурства…
Покосившись на стремительно скучнеющего ткача перед собой, Гёц замер, развернулся в противоположную сторону и добавил с нажимом:
– Ну, знаете, позаботимся о том, чтобы нас не осадили и не подожгли в середине ночи. А после – посмотрим, что ещё не успела сожрать и выпить эта саранча!
– Е-ей! – утомлённый хор грянул не очень-то громко, но в этот раз вполне дружно.
Возможность отложить клинки, вытянуть ноги и что-нибудь схарчить для них сейчас даже не законная прихоть, а острая нужда. Может, в войне Король Треф и мало смыслит, зато с кормёжкой хорошо знаком.
Вернер Фёрц стоял на краю дорожки, скрестив руки на груди; с подозрением он щурился на зияющий проход внутрь дома. Зелёный колет на его груди прорезали в трёх новых местах, а под прорехами блестела сталь.
Виммер по правую руку опирался на сплошь исцарапанный отцовский щит и постоянно вертел головой. Маленькие глазки дико горели на его узком лице.
Готфрид остановился с другой стороны, настороженно взглянул на союзника, затем тоже обратился к раздолбанным дверям. В боевом облачении, с мечом на боку и короткой палицей с чьими-то мозгами на перьях – таким грозным и настолько высоким командир цехового ополчения даже на «суде» не выглядел.
– Наверное, я должен сказать «спасибо», – сипло заметил делец.
Фёрц молчал некоторое время. Впрочем, вскоре его веки судорожно затрепетали; он быстро стянул с руки перчатку, бросил её сынишке и приложил пальцы к закрытым глазам. Лишь затем он словно бы в темноту задумчиво произнёс:
– Я защищал наше вложение. Много проку от этого бардака, если бы Даголо просто открутил тебе башку?
Стефан первым вышел из-за истерзанных «тараном» створок. За ним переставляли ноги недостающие шестнадцать. Четверо поддерживали троих с белыми лицами и багровыми пятнами на спешно наложенных повязках, остальные сжимали в руках оружие.
Отряды перекинулись сумрачными взглядами.
– Лучше убить их сейчас, – холодно заметил цеховик, снова открыв глаза.
– Все до одного слышали, что я обещал Стефану проход. Хочешь, чтобы я подтёрся своим словом, хотя ещё даже не барон?
– Он же первый человек Карла, верно? Хочешь, чтобы он весь Сад поджёг, пока будет мстить?
Гёц обратил лицо к союзнику. Вот теперь Фёрц и впрямь больше смахивал на счетовода, чем военного вождя. В Кальваре, впрочем, одно без другого приводит к засилью самодуров в шикарных шляпах, а там и до погоста недалеко.
– Открыть ворота! – крикнул делец, не отводя глаз. – И посторонитесь! Стефан и его бледные друзья спешат!
Цеховик пожал плечами; лицо его осталось равнодушным.
– Если думаешь, что я поднасрать пытаюсь, то это зря. Как я и сказал, мутить воду у нас под боком мне не интересно. Мне нужно, чтобы дела тут тихо шли. И чтобы квартал прядильщиков перешёл к нам быстро, гладко и без нытья.
– Полквартала, – машинально поправил его Шульц, провожая взглядом остатки армии Даголо.
Через каждые десять шагов Стефан оглядывался, точно пытаясь что-то сказать. Может, у них с Карлом и был в ходу какой-нибудь хитровымудренный валонский язык взглядов, но Готфрид этих гляделок не понимал. Пара ребятишек с подмётными записками обходятся дешевле, а работают много проще и надёжнее.