Иван Николаевич Азанов
Записки русского солдата
Западная граница
Восемь человек из десяти нас направили в 61-й танковый полк, который квартировал в местечке Судовая Вишня, Дрогобычской области. Двоих наших оставили при штабе дивизии в городе Грудек Егиленский. За командира взвода поставили к нам старшего сержанта, третьего года службы. Он был участником боевых операций при освобождении Западной Украины в 1939 году. Человек грамотный, развитый и очень смелый, и решительный, и добрый. К нам относился как к товарищам. На занятия уводил нас подальше от части, чтобы не мозолить глаз начальству, и там оставлял одних. Кто хочет спать – спите, кто хочет читать – читайте. Сам уходил в деревню к какой-то вдовушке. К обеду точно в срок приводил в полк. Вечером назначал в наряд на городскую ЦТС, два человека в штаб полка, два человека на полигон, когда там шли боевые стрельбы. Так прошёл май и половина июня 1941 года. Потом нам дали пополнение майского 1941 года призыва, около двадцати человек.
С молодыми проводили занятия, а нас, стариков, посылали только в наряд. Молодым выдали оружие, у нас его не было. Старший сержант Сосков ждал вызова в военное училище, потому, как у него давно был подан рапорт. Нам он не раз говорил: «Вам придётся воевать. Я уеду в училище, а вы будете воевать». «Откуда вам это известно?» – спрашивали мы. «Откуда, это дело моё, а когда начнётся война, вспомните меня». В половине июня ему пришёл вызов, и он уехал в училище. К нам прибыл молодой лейтенант из Саратовского военного училища связи на должность командира взвода.
Жили мы май и июнь в трёхэтажном доме на третьем этаже. Сперва старики в одной комнате, потом с молодыми в двух комнатах. Спали на двухъярусных деревянных нарах. Вначале июля переселили нас в одноэтажное деревянное здание, длинное, низкое. На торцах здания были ворота вместо дверей. Окна маленькие, под потолком. Это бывшие конюшни. Койки железные, стояли в три яруса. Проходы между койками узкие. Одним словом, набили нас туда, как сельдей в бочку. Вообще наш городок находился на территории и в помещениях конного завода, ничего не было приспособлено для нормального человеческого жилья. Овощехранилища и толкового склада не было. Квашеная капуста для столовой валялась под солнцем, даже навеса не было. Бочки нагревались, донышки вылетали. Мух рои вились возле них.
Когда наварят капусты, так не надо спрашивать, что на обед, на весь городок стоит запах, так, что челюсти выворачивает от кислятины. Танки в полку были всех марок, начиная с тех марок, что остались от гражданской войны. Кончая БТ-5, Т-33, Т-37. Нас, стариков, в полку знали многие. Мы же знали только командира полка, начальника штаба, и командиров батальонов, и некоторых командиров рот. Служба шла, осенью демобилизация.
Война.
Начало
21 июня, часов около пяти вечера наш командир взвода пришёл из штаба полка, и говорит: «Ну, кто завтра хочет в город? Разрешено отпустить в увольнение». До этого нас никого не отпускали. Правда, мы через два-три дня ходили в наряд на ЦТО, поэтому бывали в городе. Потому особого желания не проявили, да и в городе у нас не было знакомых, а так идти, болтаться, по городу мало интересу.
Потом объявил новость: приказали организовать пост ВНОС, около штаба полка. Достал из планшетки список личного состава, пошарил по нему и объявил: «Азанов пойдёт старшим. И вот вам двое молодых. Пройдите к дежурному по штабу, он вам поставит задачу». Мы отправились в штаб. Через десять минут вернулись за имуществом. Забрали катушку кабеля, два телефонных аппарата, пошли выполнять задание. На крыше соседнего со штабом полка трёхэтажного здания поставили один телефонный аппарат. На столе дежурного по штабу полка второй аппарат. Проверили связь – работает. Доложили дежурному по штабу, что связь работает. Пошли на свой пост. Посидели на крыше до темноты, в воздухе никто не появлялся. В летнем полковом клубе начиналось кино. Я забрал своих помощников, пошли смотреть кино. Картина шла «Тайга золотая».
Часов около десяти приходит начальник штаба полка и командует: «Прекратить картину! Развести людей по подразделениям». И тут послышались команды целой очередью: «Первый взвод выходи строиться, четвёртый взвод становись!» Нас это не касалось, я втихую забрал своих подчинённых и отправились на свой пост. Молодых я положил спать, сам остался дежурить. В небе стояла ночная тишина. Зато в городке началась кипучая деятельность. К складу подходил одна за другой автомашины. Слышался характерный стук. Грузили боеприпасы. Машины уходили в лес километра за три-четыре на сборное место. Через некоторое время послышался гул моторов в танковом парке. Потом и лязг гусениц. Танки тоже уходили в лес. Часов около трёх ночи шумы стали затихать. Это значит, что люди и техника перекочевали в лес. Я разбудил одного из молодых, сам лёг и уснул. Велел разбудить меня, если что-то будет новое, интересное. Молодому рассказал, что наблюдал сам и на что он должен обращать внимание особое.
Часов в семь я встал, сам наблюдал, что происходит в городке. Офицерский состав был на ногах. В штаб полка входили и выходили офицеры и в одиночку, и группами. Солдат в городе не было. Если и появлялись, то в одиночку и очень редко. Часов около десяти утра 22 июня появился над городом немецкий самолёт, но в то время я не знал, что он немецкий и что он разведчик. И опознавательные знаки мне тоже не удалось рассмотреть. Я доложил дежурному по штабу: «Над городом появился самолёт, марки не знаю, опознавательных знаков не разберу. Самолёт ходит кругами над городом». Через минуту из штаба полка вышла группа офицеров. Вначале смело вышли на асфальтовую дорогу, потом стали жаться около стенки здания штаба, рассматривая самолёт в бинокли, передавая их из рук в руки. Но чей именно самолёт, было не ясно.
В предшествующее время были часто случаи инцидентов на Румынской границе. А с Германией только в мае был подписан мирный договор. Это сбивало с толку не только меня, но и многих других. Через некоторое время в штаб полка пришёл наш командир взвода. Звонит мне: «Азанов, снимай связь, приходи в старое наше жильё». Когда мы пришли с имуществом, он повёл нас на продовольственный склад, получать концентраты. Паёк НЗ на трое суток. Получили, стали делить на третьем этаже каменного здания. В это время раздалось несколько взрывов, да так, что дом, в котором мы находились, стал качаться сантиметров на десять. Как потом выяснилось, самолёты бомбили кофецикорную фабрику, расположенную за железной дорогой, метрах в четырехстах от нашего городка.
Потом мы сходили на склад боепитания, получили винтовки и патроны, и ручные гранаты. Ремней к винтовкам не было, так мы их плели из телефонного кабеля. Потом взводный нас повёл в лес, на сборное место. Там были уже поставлены две лагерные палатки. В одной из них сидели два командира отделений и что-то читали, или писали. Пролетели над лесом два наших самолёта И-16 на малой высоте, за ними два «мессершмита». Через некоторое время послышались пулемётные очереди, потом мессеры, возвращаясь, дали очередь по палатке, где сидели сержанты. Пробоины оказались между сержантами. Палатки быстренько смотали и сунули под ёлку, и уже больше не ставили.
К ночи начальник штаба полка приказал нашему взводу и комендантскому взводу занять оборону по периметру военного городка. Проще сказать, по забору бывшего коневодческого завода. Наш командир взвода нас расставил, кому, где окапываться. За ночь мы выкопали окопы в полный рост. Спали по очереди. Настало утро, около города было всё тихо. Где-то вдали, на западе, была слышна канонада. Наш взвод был расположен по стенке ограды, обращённой к железной дороге. До неё напрямую было метров сто пятьдесят до переезда. Через неё метров около двухсот. Часов в 10–11 утра на железнодорожном переезде появился мотоцикл трёхколёсный, на нём два человека. Мы доложили взводному, он посмотрел в бинокль и отдал команду: «Взвод, залпом, пли!» Оба мотоциклиста оказались убиты. Потом послал нас трёх человек за мотоциклом. Мы пригнали мотоцикл и забрали документы у убитых. Долго гадали, кто эти убитые, но так и не решили. Подошёл начальник штаба полка, мы показали документы ему. Он объявил нам, что это военные Германской армии. Потом начальник штаба приказал сниматься с обороны и идти к штабу полка, и грузиться на танк Т-37. Через полчаса мы на танке двигались по шоссе на город Львов. Проехав километров пятнадцать-двадцать, догнали полк пограничников.
На Львов
Они, сменённые полевыми войсками, приняли на себя первый удар Германской армии. Выглядели незавидно. Полураздетые, много босых, совершенно голодные. Много раненых, повязки грязные. Мы спешились, уступили место пограничникам, поделили свои запасы продовольствия. Наш танк ушёл с ними. Уехал и начальник штаба. Командира нашего взвода начальник штаба полка послал обратно в городок с задачей: взорвать склад боеприпасов. Выполнил ли он своё задание, не знаю. С этого часа мы не видели больше ни начальника штаба полка, ни нашего командира взвода. Метались с кем и как придётся, по дороге теряя людей по самым разным причинам. Вплоть до того, что люди по дороге падали от тепловых и солнечных ударов.
На первых днях войны ещё считали себя дисциплинированными солдатами. Не смели что-либо бросить. Потому были перегружены. На дворе стояла сорокаградусная жара. Тащили всё солдатское имущество, это около тридцати килограмм. Проходили за сутки до девяноста километров. Ноги были сбиты в сплошные раны. На некоторых рубежах останавливали нас наиболее рьяные офицеры. Кричали на нас, размахивая пистолетами: «Стой! Куда, трусы, паникёры! Становись!» И вели нас «занимать оборону»… Наметят линию, где должны быть окопы. Дадут задание: «вот от и до, чтоб было выкопано!» Ну, мы копали обычно ночью до утра. А утром же окажется, что никого из офицеров с нами нет. Мы одни, рядовые, да сержанты. Связи нет ни с кем, а порой даже соседей нет ни справа, ни слева.
Ну, сидим в окопах, пока немцы не шугнут. Потом стали сниматься до появления немцев. Но, всё равно, потом шагали, или бежали у них на глазах. Немцы обычно висели буквально на пятках, обстреливая из автоматов, пулемётов и миномётов. Частенько и из артиллерии. Самолёты, особенно истребители, гонялись, да, именно гонялись за одной повозкой, даже за одним солдатом. Где-то, перед г. Львовом, мне с несколькими солдатами удалось пристроиться к колонне автомашин. Мы их догнали в поле. Колонна попала под обстрел автоматчиков и остановилась. Когда мы подошли, нас попросили помочь. Когда мы разместились по машинам и двинулись дальше, то по колонне дали ещё несколько очередей. Мы открыли ответный огонь, и благополучно добрались до Львова.
Львов
Я ехал на одной из машин армейской бани. На окраине Львова колонна остановилась, чтобы уточнить маршрут движения, ну и минут 15–20 стояли. Местные жители собрались около колонны огромной толпой, угощали хлебом, молоком, короче говоря, у кого что было. Местные рассказали, что в этом районе у них была группа немцев. Что уже многие местные пострадали от них, особенно евреи. Откуда они и как попали сюда, выяснить не успели. Или это был авиадесант, или полевые войска, не знаю. Потом опять разместились по машинам и двинулись через город в направлении на г. Киев.
Моё место службы перед началом войны, как я уже говорил, с 4 мая до 22 июня 1941 года – Судовая Вишня в Дрогобычской области. Первый драпмарш под командой начальника штаба полка, звание майор, фамилии не помню, на город Львов. В центре Львова первое боевое крещение. Одна из улиц Львова уперлась в костёл, а на нём пулемёт!
Улица завалена телефонными столбами, столами, сундуками, ящиками и прочим хламом. Когда голова колонны подошла к этому завалу, пулемёт открыл огонь по колонне. И, одновремённо, из окон домов, с чердаков, начался обстрел колонны. Люди, что находились на машинах, покинули машины, укрылись по дворам, за стенами домов, заборов. Кто куда успел, и тоже открыли огонь. Немцев в этой части города не было, обстреливали нас местные националисты. Примерно через час перестрелки подошёл наш танк Т-33. Танкистам показали местонахождение пулемёта. Они первыми выстрелами уничтожили эту опасную огневую точку. Да так удачно, что кто видел эту сценку, закричали «Ура!» и покинули свои убежища. Снаряд попал в каменную стенку, чуть пониже пулемёта, взрывом оторвало часть стенки. Она обрушилась вниз и вместе с ней и пулемёт и пулемётчик.
После этого люди подходили к завалу, и снизу тащили в стороны кто что ухватил. Так через несколько минут завал был разобран. Колонна двинулась дальше, на город Броды. Потерь почти не было. Несколько человек было раненых. Мою винтовку изуродовало пулей. Откололо часть приклада, но это за потерю никто не считал. Колонна была сборная. Несколько машин было нашего полка, а остальные – кто откуда: и бензовозы, и грузовики со снарядами, патронами и даже с сухарями, и даже армейская баня из двух машин, на которой я имел честь следовать. До г. Броды добрались сравнительно спокойно, если не считать обстрела колонны из придорожных кустов, да пролетающих самолётов, которые тоже постреливали.
Броды
Город Броды оказался занятым немцами, но какими силами, нам не было известно. Сходу овладеть городом не удалось. В силу сложившихся обстоятельств нам пришлось расположиться в лесу, около полукилометра от города, вдоль дороги. Машины всевозможных назначений количеством сотен около двух, даже было несколько танков, тоже разных типов. А так же несколько орудий, тоже разных калибров и назначения, в основном на конной тяге. Люди, числом примерно шестьсот-семьсот человек, тоже разных родов войск и из разных частей и подразделений. Короче говоря – сброд, не боевая единица. Немцы вели интенсивный обстрел, мы несли значительные потери.
Но дать им серьёзный бой почему-то не смогли. Толи не кому было организовать, толи не решались на таковой, не зная точного расположения огневых средств и численного состава противника. Одним словом: сидели и ждали у моря погоды.
Настала ночь. Ночь провели сравнительно спокойно. Наутро немцы отвели основные силы, оставили лишь прикрытие. А мы так и не решались атаковать город. Часов в девять утра над нами появился самолёт «Васька Горбатый», разведчик. Так его прозвали солдаты. Покружился над нами минут пятнадцать-двадцать и ушёл. Примерно через час появились шесть бомбардировщиков, обрушив бомбовый удар на придорожный лес, причинив нам довольно большие потери и в людском составе, и в конском, и в технике. Причиной тому было то, что, всё, что у нас было, не было рассредоточено по всей площади леса. А было скопом в беспорядке сбито кучей. Неоправданно тесно вблизи дороги. Так как никто не руководил, никто никому не был подчинён.
Каждый действовал по своему разумению. Каждый считал себя умнее других. И как результат такой постановки дела не замедлил сказаться. Машины горели, а заодно и лес около их. Валялись убитые кони и люди. Даже сам лес не был похож на тот, который мы увидели, когда подошли к нему впервые. Более половины хвои и мелких сучков лежало на полу. Деревья выглядели более чем полураздетыми. Лица людей, оставшихся в живых и невредимых, изуродованы ужасом пережитого. Излишняя суетливость, вопли ужаса. Вот далеко не полная картина первой пережитой нами бомбардировки. Вопросами связи никто не занимался, так, что мы были в полном неведении. Кто был впереди, кто сзади, кто слева, кто справа, ничего не было известно. Но все, или большинство, думали, что это только здесь, у нас всё плохо. А уж там-то, в общем и целом по стране и по другим участкам фронта всё нормально, всё как быть должно. Надеялись, что вот кто-то придёт, поможет, выручит и все пойдут в свои части, вот тогда то и будем воевать.
Снабжением тоже никто не ведал, с питанием тоже, у кого что оказалось в наличии, но у большинства ничего не было. Около полудня очухались от этого удара. Прибрали убитых, оказали помощь раненым. Живые стали думать о живом. Организовали разведку боем. Немцы не приняли бой и ушли. Тогда мы двинулись дальше, на город Дубно. Но, побывать в нём не было суждено. Где-то на полпути, или около того населённый пункт расположенный на шоссе, оказался занят немцами. Названия его не осталось в памяти. Другой населённый пункт заняли мы, тоже на шоссе. Пока мы тут огляделись да пытались выяснить, что к чему, да пробовали выбить немцев из впереди лежащего нас пункта, оказалось, что позади нас деревня тоже занята немцами. То ли так сложились обстоятельства, совершенно случайно, то ли это заранее продуманная и подготовленная для нас западня, мне не известно. Да и другим, наверное, тоже мало что понятно. Но от того не было легче.
После нескольких попыток пробиться вперёд без успеха, мы отказались от атак в лоб, пришлось искать что-то другое. Немцы тоже пробовали нас атаковать несколько раз, но мы успешно отбивали их атаки, и отбрасывали их на исходные рубежи. Деревня, занятая нами, была расположена на невысокой возвышенности, по обе стороны шоссе примерно дворов в полсотни, примерно поровну по обе стороны от шоссе. Довольно богата зеленью. Вправо от шоссе спускался пологий склон к заболоченной речке, засеянный рожью. По берегу проходила железная дорога. Насыпь поднята метра на два-три над окружающей местностью. Влево от шоссе так же лежал пологий склон, метров на восемьсот, а может и на километр. Дальше же начиналась невысокая гора, но довольно с крутым склоном. Дорог ни вправо, ни влево не было никаких. Нас в деревне набралось человек семьсот-восемьсот, это часть транспортного батальона нашего 61 танкового полка, часть ремонтной роты, комендантский взвод не в полном составе.
С нашего взвода связи человек десять-пятнадцать. Ну и случайные попутчики из всяких частей и подразделений. Из всех родов войск: пехота, артиллеристы, сапёры, танкисты, шофера, трактористы, даже авиаторы. Офицерского состава было всего несколько человек: младшие лейтенанты. Самый старший по званию, капитан, командир транспортного батальона нашего полка. Техники у нас набралось штук семь-восемь танков разных марок, но не исправных, не на ходу, доставленных сюда на буксирах. Две штуки тракторов «Ворошиловец». Автомашин разных марок и назначения штук до трёхсот, штуки три-четыре 45-миллиметровых орудий. Танковых пулемётов большое количество. Патронов и снарядов было достаточно, а вот продовольствие было на исходе.
Кухня походная наша израсходовала последний ящик лапши и больше варить было нечего. Представьте себе вид этой деревни: под каждым кустом, деревом и около домов, за их стенами что-нибудь было укрыто из техники. На каждого человека было вырыто не менее четырёх окопов. Народ имел возможность маневрировать от одной окраины к другой и быть везде укрытым от пуль и осколков. Танки обстреливали атакующих немцев прямой наводкой. Плотность пулемётного огня была настолько велика, что после нескольких атак у них не стало желания беспокоить нас. Но наша ударная сила для прорыва вперёд была недостаточна. Что же делать дальше, вопрос стоял ребром.
На следующий день, перетреся сухарные мешки, мешки сахарные, собрав и поделив все эти крохи, народ собрался стихийно около капитана, и вот этот вопрос стал на повестку дня, как жизненная необходимость. Получилось что-то вроде колхозного, или какого другого собрания. Обращались к капитану, как к старшему со всевозможными вопросами, и тут же давали всевозможные советы. Выяснилось, что у капитана есть топографическая карта этой местности, потребовали её на стол. После изучения её обнаружилось, что из деревни, которая расположена сзади нас, идёт просёлочная дорога на город Кременец. Было решено выбить немцев из этой деревни любой ценой. Но чтобы иметь как можно меньше потерь, решили атаковать глухой ночью.
На Кременец
Около часу ночи начали движение, соблюдая все меры предостережения. Перешли железную дорогу на берег речки. Под прикрытием железнодорожной насыпи, двинулись в сторону деревни, занятой немцами. Потом потихоньку обошли деревню с трёх сторон. Четвёртая сторона, где была расположена гора, нас мало тревожила, туда драпать было не целесообразно. Скрытность, внезапность была обеспечена, а это был наш главный козырь. Часов около двух ночи, когда уже наши люди были возле самых хат с немцами, а они беспечно спали, и вот, взметнулась в воздух красная ракета, и все одновременно рванулись в деревню. Из всех видов оружия открыли огонь! Немцы выскакивали на улицу в одном нижнем белье и не все с оружием. С десяток немецких танков захватили наши танкисты, да с десяток переизуродовали, вывели из строя. Живую силу уничтожили и огнём и штыком. Очень немногим удалось уйти от смерти.
Я же действовал на ближней к ним окраине. За деревней, вернее в поле, во ржи стоял немецкий танк. Мы прошли в стороне, и не заметили сразу, или не обратили внимания. Но когда началась стрельба, он сразу открыл пулемётный огонь, но так, абы стрелять, а куда – всё равно. И вот, когда я подбежал к нему, он стрелял в поле, вокруг себя. А на танке уже был наш человек. Шофер, грузин, с нашего транспортного батальона отвязывал кувалду. Отвязал кувалду, поднялся на башню и ударил кувалдой по концу пулемётного ствола. Загнул его крючком. Потом оседлал ствол пушки и начал усердно колотить по венчику пушечного ствола. Я же набрал на пилотку земли и говорю ему: «Слушай браток, зря потеешь. На-ко вот, всыпь им в ствол и пусть они стреляют». Он взял мою пилотку, всыпал землю. В этот момент с чердака ближнего к нам дома, застрочил автомат. Я занялся этим автоматчиком, сделал несколько выстрелов по крыше, она была соломенная, а стрелял я зажигательными пулями. Когда крыша загорелась, я подбежал к хате, чтобы контролировать выход из неё. Ждать пришлось не долго, огонь быстро выкурил фрица.
Когда фриц покинул хату, то оказался у меня на мушке и тут же расстался с жизнью. А тот шофер, грузин, выкуривал из танка танкистов, неизвестно как оказавшихся в танке. Или они в нём спали, или не замеченными пробрались в танк во время боя. В борьбе с танками, которые вели огонь и были на ходу, т.е. представляли грозную силу, единственным средством борьбы с ними у нас были ручные гранаты Ф-1, «Лимонка». Бутылок с зажигательной жидкостью ещё не было. Бой продолжался минут 15–20. Деревню заняли полностью мы, закрепились на окраине. Шоферов и трактористов отправили к танкам. Все пешие остались держать оборону. В нашем распоряжении оказалось часа два, два с половиной. Спокойного времени. Потом немцы подтянули свежие силы, стали нас поливать пулемётным и миномётным огнём. Отойти было ещё рано, так что ещё не всю технику вывели на эту просёлочную дорогу, за которую дрались.
Когда же получили команду отходить, потихоньку просачивались по деревне к мосту через речку. По мосту немецкая батарея вела беглый огонь и вскоре его разрушила. Мост был старый, изрядно уже погнивший, так что большого труда не понадобилось. Но техника уже была на том берегу, в лесу, около километра от моста. Ну а нам, пешим, пришлось форсировать речку не по мосту, а так, своим ходом, кто как умел. После всего мы собрались в лесу, разместились по машинам и двинулись на Кременец. Конечно не все. Часть людей потеряли и убитыми и ранеными, Ведь собрались только уцелевшие, о раненых никто не беспокоился. Дорога на Кременец проходила в основном по лесу. В одном месте среди леса был небольшой лог, низина с заболоченной почвой. Дорога тут была укреплена древесным настилом. Вот эту гать охраняли четыре немецких танка, врытые в землю. Головные машины нашей колонны, когда они въехали на эту гать, тут они были подбиты снарядами из танков. Колонна оказалась под обстрелом пушек и пулемётов.
Мы рассредоточились по лесу, потом пошли в обход, в тыл этим танкам. Пехотой танки не охранялись, мы их сравнительно легко обезвредили. Подбитые машины столкнули с дороги и продолжили путь к Кременцу. Казалось, что всё обошлось благополучно, но тут случилось ещё одно непредвиденное обстоятельство. Появилась откуда-то группа офицеров в форме танкистов, человека четыре-пять. Нас, т. е. людей нашего взвода связи высадили из машины, нас было человек пятнадцать, мотивируя тем, что эта машина не наша, а их. Офицеров всех в полку мы не знали, так как мало находились в полку. Потом солдат обязан выполнять последний приказ, не зависимо от его целесообразности. Колонна ушла, мы остались. Пешком вечером того же дня добрались до Кременца. В городе было тихо.
Военных в городе не было, мирное население на улицах не показывалось. Когда мы проходили по городу, были сумерки, времени было около одиннадцати часов вечера. Где-то в горах, окружавших город, стреляла тяжёлая артиллерия, наша или немецкая, трудно было понять. Где выстрелы, где разрывы, тоже трудно понять. Каждый звук повторялся эхом неоднократно и сильно искажался. Мы были изголодавшие, без пищи и воды, уставшие. Совершенно не ориентированы в обстановке, в таком вот состоянии шли по одной из улиц города. И вдруг! Запах свежеиспечённого хлеба! Все сразу пошли на поиски столь пленительного запаха. Не прошло и пяти минут, как пекарня была найдена. Но хлебушка нам не хотели давать! Пришлось прибегнуть к дипломатическому искусству.
Минут через пятнадцать каждый из нас держал на коленях каравай белого, горяченького хлеба. Сидя на крылечке пекарни, беседовали с работниками пекарни. Они интересовались положением дел на фронте. Мы знали очень мало, они же не знали совсем ничего. Когда мы подкрепились хлебушком и водой, пошли по дороге на Тернополь. Поднялись на гору за городом, а там сложный перекрёсток, пять или шесть дорог сошлись в одну точку. На перекрёстке творилось что-то невообразимое: с трёх или четырёх направлений подошли колонны военных, и каждая из них хотела идти первой. Каждая колонна выставляла офицера, старшего по званию, если так вопрос не решался. Тогда шли в ход пистолеты. Мы же пытались хоть что-нибудь выяснить, узнать обстановку, узнать хоть что-нибудь о своём полку.
Часа два потратив времени впустую, пошли в близлежащий хуторок и легли спать. Спали сном праведников часов до десяти утра следующего дня. Проснулись, шёл дождь, спокойный летний дождь. Говорили, что перед утром была гроза, я её не слышал. Вокруг было тихо, спокойно. Военных не было нигде никого. Как бы и войны не было и в помине. Вскоре дождь кончился, тучки разошлись. Наступил жаркий день. Мы двинулись по дороге на город Тернополь. Прошли километров десять-пятнадцать без приключений. Поднялись на возвышенность. Впереди по дороге, в низине, был довольно большой населённый пункт. В нём шел бой, ружейная, пулемётная стрельба. Била артиллерия с разных направлений. Издали разобраться, кто с кем воюет, где наши, где противник было невозможно. Если идти по дороге, куда попадём? К нашим, или к противнику? Мы решили отклониться от большой дороги влево, на просёлок. И так пошли мелкими деревнями, просёлочными дорогами. Вскоре влились в поток наших войск.