Иван Митряйкин
Экспонат
– Что у тебя сегодня? – спросила она, когда он ее наконец-то отпустил.
– С утра час поработаю, потом лекция для начинающих писателей и заседание общества защиты Экспонатов.
– Будете ругаться?
– Будем.
– Ивана с собой возьми.
– Нет, до такой степени не будем, он же их… Нет, точно не надо. Потом писать не сможет. Будет переживать.
– Зато было бы весело. – Она поднялась и пошла в ванную комнату, и уже оттуда крикнула: – Ты у них спроси, когда они разрешат вам жениться. А то я не Экспонат, у меня нет абонемента на бессмертие.
Он ничего не ответил. Но и не ждала она ответа, просто включила душ, и под монотонный шум воды Сергей опять уснул.
После встречи с будущими писателями Сергей был в хорошем расположении духа ровно до того момента, пока председатель общества по защите Экспонатов не рассказал, что правительство опять не пропустило документ, разрешающий им менять место жительства и заводить семьи. Сотни раз его отправляли на рассмотрение, и постоянно приходил отказ, они даже не меняли аргументацию.
Великие люди не могут принадлежать себе.
Великие люди, ставшие Экспонатом и подписавшие договор, принадлежат государству и не могут принадлежать кому-то в большей степени, а должны принадлежать… и так далее на десятке страниц печатного текста. Сергея тошнило от этого "принадлежать", от корявого и сухого казенного языка. Прошло столько лет со дня первого предложения, а документ под номером сто двадцать один все еще не был подписан.
Сергей так разволновался, что вечером пришлось зайти к доктору и попросить сделать укол. А потом дома налить себе еще немного, "на два пальца", шотландского виски и залпом выпить. Виски был настоящий, и Сергей расходовал его крайне экономно. Но в этот раз позволил себе такую расточительность.
6
Визит к доктору и небольшая доза алкоголя все же подействовали, уснул он быстро. И снился ему современный мир, дома, дома, дома, зеленые пятна искусственной растительности. крошечные пятна синих лесов. Полей не осталось. Города, небоскребы, как иглы, плоские крыши предприятий, башни корпораций. Конвейеры. И мировой музей, он занимал довольно большую площадь, но отставал от своего современного соседа по росту. На этой территории не было небоскребов, каждый период старались воссоздать в том виде, какой он имел при жизни его Экспонатов. Считалось, что им повезло. Бессмертие и омоложение настолько дорогие процедуры, что их могут проводить только на государственном уровне, простым жителям они недоступны. Единственный шанс – это стать легендой еще при жизни и тебе не дадут умереть. Есть только одна проблема: у Экспоната согласия не спрашивают. Ведь юридически он не человек, а достояние государства. А как человек он всё, умер.
– Если бы был выбор, я бы отказался, – сказал он в пустоту.
И из пустоты ответили:
– Мы знаем.
Сергей огляделся по сторонам. Он находился на опушке леса, нормального зеленого леса, как раньше, а напротив него стоял высокий стройный мужчина с усами и густой шевелюрой. Сергей его узнал – как можно не узнать самого себя, только совсем еще молодого? Таким его изображали на тыльной стороне книг, его первых книг.
– Кто ты? – Сергей не испугался, он понимал, что это сон и принимал правила игры.
– Я тот, кого вы постоянно ищете и даже думаете, что нашли.
– Бог, что ли?
– А вы разве его ищете?
– Ну, вроде бы как.
– Вы его не ищете, вы его создаете под себя. У вас же нет одинаковых богов. Посади рядом двух верующих одной конфессии, и они все равно поссорятся. Каждый создает бога под себя и под свои грехи. И каждый выставляет своего бога как нечто верховное и возвышенное.
– Так выходит, что бога нет?
Молодой Сергей засмеялся, звонко, искренне, до слез.
– Какие же вы, люди, категоричные. Бог есть, и помимо Бога еще много тех, о ком вы даже не догадываетесь. Твоя книга?
В руке молодого Сергея появилась книга в твердом переплете, по обложке было видно, что она из новонаписанных. Сергей взял ее, открыл. Все как положено: издательство, ISBN… Поднес к лицу. Запах. Ему всегда нравился запах книг.
– Моя, конечно, здесь же написано.
– И ты правда веришь в то, что написал?
– Как один из вариантов. В моем положении есть плюс: для человека я очень долго живу, многое помню, да и все данные есть в Сети. Сколько лесов, полей, живых существ было тогда, а сколько теперь. Сколько отходов и натуральных удобрений, сколько покойников предавали земле. Планета росла из-за нас, на нас, а сейчас мы ее обдираем, слой за слоем, она уменьшается и тоже из-за нас. Да, я предположил, что нас не простят и, как вижу, был прав. Эта шутка с кислородом – твоя? Это ты нас наказываешь?
– Как я наказываю, вы можете узнать у динозавров или у других, живших до вас. Правда, от некоторых даже и следа не осталось. Так что это не наказание, а предупреждение.
– А ко мне какие вопросы? Я же Экспонат. Я себе не принадлежу. У меня даже запой и тот по согласованию.
– Неправда. Ты писатель, хороший писатель. И даже когда ты играешь роль писателя, то не становишься хуже. Любое твое произведение – это возможность для каждого человека поверить, возможность убежать, возможность мечтать. Ты убираешь рамки, и люди уходят в твои миры и часто не хотят возвращаться – это то, что в данный момент им нужно. И я просто хотел с тобой познакомиться, вот так, лицом к лицу, поговорить, подготовить. Завтра к тебе придут. У тебя будет выбор. Но я знаю, что именно ты выберешь.
7
Он проснулся еще до будильника и сел писать. Это был роман-ухрония, этакая утопическая реконструкция истории, о Земле с зелеными лесами и полями, с настоящей травой, с цветами и пчелами, комарами и мышами. С кислородом, так необходимым для жизни. Он писал фантастику для современных людей, описывая тот мир, в котором когда-то жил сам, и в котором могли бы жить и они. И так увлекся, что не заметил, как погасла зеленая лампочка и загорелась красная, он писал от души, как раньше.
Из этого состояния его вывел звонок домофона. Он поднял голову, и тотчас развернулась голограмма. На него смотрел невысокий полный человек в светлой рубашке, демократичных джинсах и легких мокасинах. Дорогая кислородная маска, седые волосы зачесаны немного набок. Сергей его узнал, но даже если бы никогда не видел, то понял бы, что пожаловал человек, облеченный большой властью. Таких людей выдают глаза. В руках у седого был большой пакет, и он очень бережно прижимал его к груди.
