Иван Андреевич Банников
Последний прыжок
– Скорее всего, крашеное перо фазана, – зачем-то сказал Григорий Андреевич, как будто это могло как-то помочь расследованию.
Люба аккуратно отмотала назад, до момента, когда щёголь показался из прохода между десятым и девятым залами. Записала время: 10:03:03. Запустила запись на нормальной скорости. Мужчина вошёл в зал быстрой уверенной походкой. Идя к огромному полотну, он извлёк из правого кармана что-то блестящее и отдалённо похожее на пистолет.
– Что это? – Люба прищурилась и приблизила лицо к экрану.
Ей никто не ответил. Через мгновение девушка поняла почему.
Продолжая идти по направлению к картине, вор вытянул руку перед собой и, должно быть, нажал на кнопку прибора – ослепительный оранжевый луч ударил в угол полотна. Люба вскрикнула от удивления и подалась назад, ударив плечом сопящего Григория Андреевича.
Не дыша и не веря собственным глазам, она смотрела на то, как похититель аккуратно, но быстро обводит полотно неизвестным лучом по внутреннему периметру рамы. Самое поразительное, что холст при этом не валился вниз, а оставался в раме, хотя Люба явственно видела тлеющую полосу, оставленную лучом.
Вор остановился в пяти шагах от картины и сноровисто закончил операцию. Затем погасил луч и молниеносным движением опытного фокусника убрал прибор в карман. Спустя секунду тяжеленное полотно разом повалилось на пол. Вор ухватил его за угол и с натугой потащил за собой, направляясь обратно к проходу в девятый зал. Через несколько секунд он исчез из вида, а затем и отрезанный холст уполз из поля зрения камеры. Люба нажала на паузу и посмотрела на время: 10:03:51. Всё похищение крупнейшей картины площадью в сорок квадратных метров заняло каких-то сорок восемь секунд!
Она замерла, тупо глядя на экран и мучительно пытаясь сообразить, что всё это могло означать. Что за лазерный резак? Почему полотно упало разом, а не начало валиться вниз по мере отрезания? И куда он его дел?
– Запись из девятого зала! – возбуждённо приказала девушка самой себе.
Она запустила видео из девятого зала в нормальном режиме и просидела целых четыре минуты, не мигая глядя на экран. И не увидела вора. На записи его не оказалось! Он не вошёл из девятого зала в десятый с пустыми руками в три секунды! И не вышел из него в пятьдесят одну секунду с огромным полотном! Его там просто не было.
Люба лихорадочно перепроверила время десятой камеры, потом девятой. И ничего не поняла.
– Куда он делся?! – воскликнула она, разворачиваясь к директрисе и начальнику охраны. – Он же вышел! Но почему его тут нет?! Там что, люк в полу? Или вы меня дурите?
Она с возмущением и подозрением посмотрела на руководство музея. Те ответили ей беспомощными взглядами.
– Покажите мне эти записи на пульте! – приказала девушка, вскакивая на ноги.
Григорий Андреевич молча поспешил к пункту управления оборудованием и вошёл в систему.
– Вот, смотрите, это все наши записи, – буркнул он, показывая на экране компьютера на папку «Внутренние камеры наблюдения». – Вот папка от вчерашнего дня, дату видите? Компьютер сам их формирует, тут всё запрограммировано, у меня нет прав менять или переименовывать, я могу только просматривать и копировать содержимое на внешний носитель.
– Дайте мне, – Люба грубо отпихнула его в сторону и схватилась за мышку. Вошла в папку с вчерашними записями и запустила девятую камеру. Просмотрела её до конца четвёртой минуты и до боли укусила нижнюю губу. Потом во второй раз просмотрела нереальную сцену вырезания и утаскивания картины. Перепроверила время.
– Пу-пу-пу, – пробормотала она, глядя на экран и даже не замечая, что говорит вслух. – Растворился в воздухе, переходя из одной комнаты в другую. Ну прямо мистика какая-то. Чёрт!
Девушка вернулась к ноутбуку и записала временны́е характеристики первого похищения. Вторая картина в списке была украдена из двадцать восьмого зала. Люба запустила запись. Когда из двадцать девятого зала показался «майский жук» (как она про себя окрестила вора), девушка остановила запись и записала время: 10:03:38. Запустила запись и тут же остановила. Она хмурилась и недоверчиво смотрела на показания времени в углу экрана. Но как такое может быть? Ведь в эту самую секунду он ещё находился в десятом зале! Резал и утаскивал «Мессию», чёрт возьми!
Люба схватилась за голову и крепко зажмурилась.
– Десятый и двадцать восьмые залы находятся в разных концах здания! – громко сказала она, мысленно представляя себе схему музея. – Там бежать и бежать! Но у нас преступник не просто молниеносно перемещается за десятки метров, но и ухитряется быть в разных местах музея одновременно! Это что, розыгрыш такой?!
Она распахнула глаза и со злостью посмотрела на Ирму Нормановну.
– Какой тут может быть розыгрыш, – холодно ответила старушка, сверкая глазами. – Произошло то, что выходит за рамки нашего понимания текущей реальности.
Люба увеличила изображение с десятой камеры и сделала снимок лица преступника. Потом сравнила его с аналогичным снимком из двадцать восьмого зала. Одно лицо, сомнений быть не может. Если только это не братья-близнецы. Вид золотой ленты, обвёрнутой вокруг шляпы, заставил её нахмуриться. Что-то ей это напомнило…
– Так, работаем дальше, – приказала она в никуда и взялась за мышку. И мельком посмотрела на коллегу, который всё это время не реагировал на неё, а ковырялся со своей долей задания и лишь иногда хмыкал, когда видел что-то интересное или странное.
Третьей по размеру шла картина «Побоище Игоря» из двадцать второго зала. Несколько минут тянулись невероятно медленно, затем со стороны двадцать первого зала показался «майский жук». Люба старательно записала время: 10:05:49. Огромную картину два на четыре метра преступник похитил аналогичным образом, просто спокойно вырезав из рамы и утащив в том же направлении, откуда явился. Вся операция заняла у него двадцать две секунды. Люба тут же просмотрела записи двадцать первой камеры и почему-то уже совершенно не удивилась, когда в объективе вор так и не показался. Снова вышел из ниоткуда и ушёл в никуда.
– Как сквозь землю провалился, – пробормотала она.
На просмотр краж с четвёртой по двенадцатую у неё ушло почти два часа. Люба старательно записывала время, смотрела на лицо и одежду вора, проверяла записи из соседних комнат и ничего не понимала. Закончив просмотр кражи «Охотников на привале», она откинулась на спинку кресла и тяжело вздохнула.
– Итак, давайте сделаем предварительные выводы, – обратилась она к директрисе и начальнику охраны, которые безмолвно сидели за её спиной. – Перед нами совершенно фантастический случай. Наш вор действует нагло, уверенно и профессионально. Появляется в помещениях только тогда, когда в них не оказывается ровным счётом ни одного человека. Как будто точно знает, что ему никто не помешает. Да, он действует быстро и сноровисто. Но нет суеты, нет панической спешки. Он уверен, что у него есть время, и тратит его ровно столько, сколько нужно, чтобы дойти до картины, снять её со стены и уйти обратно. При этом он периодически позволяет себе нагло улыбаться в камеру и даже иногда отдавать нам честь. Наглый и самоуверенный тип, который не сомневается в своём превосходстве и буквально эпатирует в процессе совершения преступления. Это не просто кража, но ещё и представление в какой-то степени. Признаться, мне даже доставляет удовольствие смотреть, как ловко и красиво он действует. Словно передо мной блестящий фокусник, который отработал все движения до совершенства.
Она замолчала, глядя на красивое лицо вора, застывшее на экране крупным планом. Казалось, что ярко-голубые глаза смотрели прямо на неё.
– Что мы ещё можем сказать… Непостижимым образом он умудряется несколько раз находиться в двух помещениях одновременно. Или перемещается из одного конца музея в другой за секунду. Достаточно лишь перечислить залы в порядке воровства, чтобы понять, что он не движется по музею по схеме из комнаты в комнату, а мечется из края в край, следуя одному ему понятному принципу: десятый, двадцать восьмой, девятый, тридцатый, двадцать шестой, двадцать пятый, тридцать второй, сорок четвёртый, двадцать седьмой, шестнадцатый, семнадцатый. И ещё что интересно. Вот, например, он сначала посещает двадцать шестой зал в десять ноль пять двадцать девять и покидает его в десять ноль шесть одиннадцать, но выходит из него в двадцать седьмой зал! Где так и не появляется спустя секунду! А двадцать пятый зал он грабит в то же самое время! С десяти ноль пять тридцати одной секунды до десяти ноль пять сорок второй секунды! Одновременно! В двух соседних помещениях! С ума сойти можно! И вот он уходит из двадцать шестого зала в двадцать седьмой, как я уже сказала, в десять ноль шесть одиннадцать секунд. Но появляется в двадцать седьмом зале только аж в десять ноль семь двадцать четыре! И не со стороны двадцать шестого зала, а со стороны тридцатого! А до того успевает ещё посетить залы тридцать два и сорок четыре! Чёрт возьми!
Люба вскочила на ноги и принялась мерить шагами комнату охраны. Ирма Нормановна и Григорий Андреевич следили за ней глазами, испытывая ту же растерянность, граничащую с потрясением.
– Можно сделать предположение, что записи камер подделаны, и вы сейчас мне лапшу на уши вешаете, – заявила она, и начальник охраны попытался что-то горячо возразить, но начальница уняла его простым прикосновением руки. – Конечно же, эксперты их проверят на подлинность, монтаж, склейки и всё такое. Но сейчас мы исходим из предположения, что записи настоящие. И тогда преступление вырисовывается просто мозгосносящее.
– Люб, – подал голос Роман, но она от него отмахнулась.
– Уверена, что и остальные кражи, которые сейчас проверяет мой коллега, совершены по тому же принципу и отличаются теми же странностями…
– Люба, – сказал коллега более настойчиво.
– Ещё я сделала интересный вывод о внешности похитителя, которая претерпевает определённые изменения. Вот вы можете со мной поспорить, но посмотрите! Сначала он бледный как смерть и с гладко выбритым лицом. С каждым следующим преступлением он становится всё более загорелым и у него отрастают усы и борода! Видите?! «Мессию» он крадёт гладко выбритым, а «Охотников на привале» уже с месячной бородой! И перо это у него уже не такое бодрое, да и костюм становится каким-то… потрёпанным, что ли, выцветшим.
– Люба! – громко и настойчиво позвал Роман.
– Да что?! – вышла она из себя, поворачиваясь к нему.
И увидела на экране ноутбука своё лицо. Несколько мгновений она пыталась сообразить, что происходит.
– Что это? – она быстро подошла к Роману.
– А это у нас последняя, двадцать вторая кража, – ответил он странным голосом. – «Московский дворик» унесла женщина, поразительно похожая на тебя.
Три пары глаз смотрели на неё в упор. Люба вздрогнула и опешила. На лбу выступила испарина.
– Дай сюда, – она схватила мышку и отмотала преступление к началу.
В десять ноль девять ноль семь со стороны лестницы вошла женщина в странной одежде: грязной и мятой. И словно снятой с человека гораздо бо́льших размеров. В мужской одежде – быстро определила Люба, впиваясь глазами в изображение. Длинные светлые волосы были собраны в небрежный хвост на затылке. Поразительно похожая на неё женщина то и дело оглядывалась и вообще ощутимо нервничала. Быстро приблизившись к картине, она вытащила из кармана такой же прибор и включила луч, чуть не подпалив себе штанину. Оставив на полу и стене следы ожога, она неумело отрезала картину от стены, взяла её под мышку и убрала лазерный резак в карман. И застыла, уставившись в одну точку, как будто забыла что-то или как будто глубоко задумалась. Через несколько мгновений она встрепенулась и быстрым шагом направилась обратно к лестнице. Спустя несколько шагов из другого кармана вывалился плоский тёмный предмет прямоугольной формы. Девушка быстро наклонилась, схватила прибор и кинулась к лестнице. В ту же секунду из тридцать шестого зала показалась смотрительница, с которой Люба по этому поводу беседовала несколькими часами ранее.
– Я не поняла, это что за шоу двойников, – растерянно пробормотала девушка, делая шаг назад и прижимая вспотевшие ладони к пылающим щекам. – Кто это? И почему она похожа на меня?
– Теперь вы можете понять, какие странные эмоции я испытала, когда вчера вы вдруг вошли в кабинет вашего руководителя, а сегодня вы пришли к нам как представитель страховой компании, – ядовитым тоном сказала директриса, позволяя себе обшаривать Любу подозрительным взглядом.
– Вчера в это время я была на совещании в офисе, – припомнила Люба, напрягая память так, что аж голова заболела. – С девяти утра до половины двенадцатого мы обсуждали дело о краже драгоценностей из ювелирки, потом дело о пожаре в элитном коттеджном посёлке, а затем странное дело о краже коллекции средневековых монет из музея Выборга. Ты, кстати, был там всё это время.
Она ткнула пальцем в Романа, и он согласно кивнул.
– Там было всё наше руководство, а также представитель нашего филиала в Питере, который по этому выборгскому делу как раз и приехал. Я даже в туалет не отходила ни на минуту!
– Да, есть у тебя такая особенность, – пробубнил Роман. – Если углубилась в работу, то ни в туалет, ни поесть.
– Этому должно быть какое-то объяснение, – теперь Люба разозлилась. Её словно втягивали в неприятности и пытались дискредитировать. – Если это маска, то нужно выяснить, как и где её сделали. Или же это очень искусный грим. Кто и зачем решил закончить список краж под маской страхового инспектора? Хотели бросить на меня тень? Чтобы меня не допустили к расследованию? Потому что они знают, что я самый сильный инспектор в нашей конторе и всегда довожу дело до конца! А ещё я органически не приемлю воровство! Никогда! Это для меня принципиальный момент – никогда не покушаться на чужое! Я лучше сдохну, но чужое не возьму!
Она ударила кулаком по ладони, а Роман снова согласно закивал, отдавая дань уважения её опыту и безукоризненной репутации. В глазах музейного руководства читалось недоверие, но вслух не было сказано ни слова.
Руки тряслись и Люба убрала их в карманы пиджака. Пока она молниеносно соображала, губы произносили какие-то слова, которым она не отдавала отчёта:
– Нужно проследить путь этой самозванки, как вошла и как вышла.
– Я уже проделал эту работу и могу сказать, что её нет больше ни на одной камере, кроме тридцать пятой, – подал голос сумрачный Григорий Андреевич.
– Да-да, ни на одной, – рассеянно повторила Люба, даже не слыша его.
– Мне нужно рассказать тебе о своих наблюдениях, – настойчиво вмешался в её раздумья Роман. – Слышь, Люб?
– Да, слушаю, – она отбросила тревожные мысли. – Рассказывай, чего нарыл.
– Ну, по сути, мои наблюдения совпадают с твоими. Чувак очень шустрый и умудрился молниеносно перемещаться между залами и даже умудрился грабить девятнадцатый и пятнадцатый зал в одно и то же время. Во-от, – Роман почесал крупный нос. – Все картины среза́л этим своим лазером со стен вместе с рамами и уходил из зала. И никогда не показывался в том зале, куда уходил. Фишка у него такая. Как будто в переходе между комнатами как-то умудрялся растворяться или исчезать, или я не знаю там как. Но интересно другое. Внешность и поведение у него резко меняются под конец.
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась девушка.
– Ты же сама заметила, что поначалу он орудовал быстро, чётко и даже красиво, видела же – он иногда даже пританцовывал на ходу и словно что-то напевал. А потом его как подменили – двадцатую и двадцать первую картины он забирает прям как будто через силу и выглядит мягко говоря не очень, – Роман пощёлкал мышкой и вывел на экран видео из восьмого зала.
Люба сразу отметила, что красивый изумрудный костюм резко изменился в худшую сторону – весь сделался измятый и покрытый пылью и даже пятнами то ли грязи, то ли крови. Перо из шляпы вовсе исчезло. Злоумышленник выглядел измученным и больным – под лёгким остаточным загаром проступала болезненная бледность. Но что самое важное – он теперь сильно хромал, припадая на правую ногу.
– Зайчика нашего кто-то подстрелил? – удивилась Люба.
– Кабы знать, – хмыкнул Роман. – Вот только две последние кражи он совершал гораздо медленнее, как будто из последних сил. Вообще перестал торопиться. Картины переносил с усилием, хотя они же к концу списка и так остались самые маленькие. В обоих последних случаях он просто чудом успел смыться и не попался на глаза возвращающихся смотрительниц. А самое главное – за последней картиной он является с предыдущей в руках, чего не делал до этого. Вот посмотри на его последнюю вылазку.
Люба затаив дыхание следила за тем, как мужчина в истрёпанном костюме, зажав в подмышке свёрнутое в рулон полотно, медленно подошёл к «Грачам» Саврасова, почти не глядя резанул по стене, с искажённым от боли лицом поднял упавшую картину и потащил её за собой. Он с таким трудом переставлял ноги, что казалось, что любой шаг может стать последним. Но на каком-то нечеловеческом усилии воли похититель всё-таки удалился из зала.
– А последнюю картину забрала сообщница, загримированная под меня, – пробормотала Люба. – Умер? И она закончила за него?
– Вполне возможно.
– Сколько по времени заняла вся кража? – Люба сверилась со своими записями. – Они начали в десять ноль три и закончили в десять десять. Вынесли в неизвестном направлении двадцать два полотна и исчезли.
В этот момент на боку начальника охраны ожила рация, и все услышали встревоженный голос охранника с первого этажа:
– Андреич, тут полиция прибыла: следователь и группа захвата. Ищут эту инспекторшу, которая к вам утром пришла, Шестакову.
В комнате воцарилась кладбищенская тишина, и все взгляды обратились на оцепеневшую Любу. Она зачем-то посмотрела на наручные часы и запомнила время: шестнадцать ноль восемь. Глаза директрисы сверкнули радостью. Начальник охраны, не сводя с неё глаз, снял с пояса рацию и поднёс к голове:
– Что говорят? Что им надо?
– Говорят, что её опознали – она вчера с подельником грабанула несколько магазинов в районе Воробьёвых гор, и они ещё посмотрели наши видео и тоже её там увидели. Хотят арестовать.
Люба не раздумывала ни секунды. Она вскочила на ноги и кинулась к двери. Никто из присутствующих не пытался её задержать. Девушка распахнула дверь и выбежала в коридор. Цокая каблуками и беззвучно матерясь, Люба бежала к лестнице, пытаясь сообразить, как избежать встречи с полицией.
В конце коридора показался молодой темноволосый мужчина в гражданской одежде. За его спиной маячили ещё несколько человек в чёрной форме оперативной группы. На долю секунды Люба встретилась со следователем взглядом. Она не успела сбросить скорость или даже подумать, как действовать дальше. Дверь кабинета справа внезапно распахнулась, сильная мужская рука схватила Любу за лацкан пиджака и рванула на себя, в холодную пугающую темноту.
Глава 2. Другая жизнь
На неё обрушился адский холод, жуткий грохот сдавил голову, а невыносимо яркий свет выкрутил всё тело и превратил Любу в ничто.
А потом она снова стала собой и упала на что-то твёрдое и непонятное.
В голове бухали молоты, в ушах невыносимо звенело, а глаза отказывались видеть что-либо кроме размытых тёмных и светлых пятен. Люба закричала изо всех сил, ей казалось, что от мощи её голосовых связок содрогается вся Вселенная.
И вдруг все органы чувств включились одновременно, и Люба обнаружила себя лежащей на холодной земле, устланной прошлогодней палой листвой. Из горла исходил надсадный хрип, а в глаза и уши хлынули образы и звуки, которые никак не вязались с тем местом, где она находилась мгновение назад.
Люба лежала на земле и смотрела на ветви деревьев, кроны которых смыкались в единую тёмную массу, лишь кое-где пропуская солнечный свет. Терпко пахло какой-то зеленью, корой, землёй и ещё чем-то, чему мозг городского человека не мог найти определения. Оголтело щебетали на разные голоса птицы, а в кронах деревьев шумел свежий ветер.
Люба повернула голову набок, и весь мир тут же завертелся и закружился в неистовом танце. Она застонала, а затем её стошнило, неудержимо и мощно.
Отдышавшись, девушка вытерла рот рукавом пиджака и попыталась встать. Голова всё ещё кружилась, но нужно было как можно скорее подняться и оглядеться. Все инстинкты кричали, что необходимо быть начеку. А ещё она чувствовала чьё-то присутствие. Чей-то взгляд. Дыхание.
Тот человек, который похитил её из Третьяковки. Перевёз в этот лес за городом, а перед этим, кажется, вколол какие-то наркотики, чтобы она спокойно лежала в багажнике, пока машина преодолевала бесконечные просторы Москвы.
– Кхто… – она закашлялась, а потом попыталась снова, хрипя и задыхаясь. – Кто ты?
Он молчал и размеренно дышал, глядя откуда-то сбоку и сверху. Люба стиснула зубы и заставила себя привстать на локте и сесть. Это усилие стоило ей почти всех сил. Тяжело дыша и борясь с накатывающей тошнотой, она сидела и настороженно слушала. Её в буквальном смысле колыхало от ударов сердца.
– Почему молчишь? – спросила она чужим глухим голосом.
– Потерпи чуток, – произнёс приятный сочный баритон. – Так всегда бывает при первом прыжке. Телу нужно восстановить и настроить эти… как их… мо-ле-ку-лярные связи. Скоро станет легче.
В речи угадывался какой-то неопределённый акцент, и Люба силилась догадаться, с выходцем из каких мест имеет дело.
– Что ты… со мной сделал? – она шевельнула правой ногой, и сильная боль пронзила колено, бедро и вошла куда-то в живот. – Что ты мне вколол?
– Я спас тебя от ареста, – хмыкнул он. – Выхватил из рук вашего правосудия.
– Они ничего не сделали бы мне, – Люба упрямо мотнула головой и тут же пожалела об этом, потому что боль захватила каждую клеточку мозга.
– Они упекли бы тебя в тюрьму до конца жизни, глупышка, – с сарказмом сказал мужчина. – Если бы не я.
– За то, что картину вынес кто-то, загримированный под меня? – она разозлилась на себя за непривычную слабость и на собеседника за необоснованное самодовольство. – Не смеши.
– Кто-то вынес? Милая моя, ты же самолично грабанула Третьяковку. Нагло и дерзко вынесла полотно. А ещё ограбила несколько магазинов, да ещё и оставила там кучу улик против себя.
– Каких улик? – ей стало не по себе.
Что ещё они смогли придумать, чтобы подставить её по самые уши?
Он засмеялся.
– Отпечатки пальцев на вешалках и в примерочной, ты их там вдоволь налапалась. Лицо твоё на всех камерах, какие только висели. Да и охранник пытался тебя схватить с одёжей в руках, у него в кулаке остался пучок твоих волос после борьбы. И отпечаток зубов, когда ты его куснула.
Он снова засмеялся, и Любе против воли понравился его смех. Она наконец-то справилась с головокружением и повернула голову. И тут же узнала его. Молодой светловолосый красавец сидел на стволе поваленного дерева, расслабленно сложив руки между ног. Только теперь он был одет не в дурацкий театральный костюм цвета майского жука, а в туристические серые джинсы с дополнительными карманами на ляжках и во фланелевую клетчатую рубашку. В левом нагрудном кармане торчало небольшое зелёное перо, наподобие того, которым была украшена шляпа. На ногах виднелись громоздкие туристические кроссовки с толстой подошвой.
Мужчина иронично улыбался, чуть наклонив голову.
– Подняться-то сможешь? – с фальшивой заботой спросил он.
Вместо ответа она встала на четвереньки, постанывая и матерясь.
– Хорош кавалер, даже не попытался.
– Так ты ж терпеть не можешь, когда тебе помогают. Самостоятельная и самодостаточная, вся такая сильная женщина, – хмыкнул мужчина.
– Потому что мне по жизни досталось, – огрызнулась Люба.
– Я всё знаю, – сказал он так грустно, что она почему-то поверила, что ему и правда всё о ней известно.
Превозмогая боль и слабость, девушка поднялась на ноги и застыла. Её покачивало, по телу пробегал озноб, по спине почему-то тёк пот, хотя в лесу царила приятная прохлада. Люба огляделась по сторонам, хмурясь и с натугой сглатывая слюну.
– Где мы? Битца, что ли?
– Почему же, мы всё там же… Правильно спросить не «где», – загадочно ответил он, высокомерно усмехаясь, так что ей захотелось влепить по самодовольной роже.
– Не где? – тупо повторила она.
– А когда, – торжественно проговорил мужчина, подняв палец вверх.
Ледяная дрожь пробежала по телу Любы, а волосы на загривке встали дыбом. Ну вот, попала в руки сумасшедшего. Раньше не доводилось иметь дело с такими, но всё ж бывает в первый раз.
– Когда? – тупо повторила девушка, холодея от предательского страха перед умалишённым.
– Угу. Восемьсот пятый год нашей эры… – он пристально смотрел на неё, словно дожидаясь определённой реакции. – До прихода в это место славян и до основания этой вашей Москвы остался год. И тогда нам уж нельзя будет здесь оставаться, чтобы не искажать… Но мы и раньше всё успеем, делов-то… А сейчас здесь обитают эти… как их… балты в основном, да и финно-угров немножко. Вот же названия, еле запомнил. Но поселения и тех, и других в нескольких километрах от нас, так что они нас больше не побеспокоят. К тому же, они меня боятся, принимают за грозное божество…
Люба слушала вполуха сумасшедшие бредни вора-маньяка, а сама пыталась оценить своё состояние, чтобы решить, удастся ли ей убежать. Знать бы, в каком направлении бежать правильно, чтобы выйти к дороге или домам. Куда он вывез её? Бутово? Солнцево? А если гораздо дальше? Это вообще Московская область? В любом случае нужно бежать до ближайшей дороги и ловить транспорт. Затем нужно как можно скорее добраться до Москвы и связаться с Георгием. Начальник её защитит. Он не даст никакой полиции её арестовать. В конце концов, есть куча свидетелей того, как она вчера целый день пахала в офисе.
– Ты слышишь меня? – настойчиво ворвался он в её мысли.
– Да, что?
– Идти пора, скоро стемнеет, а ночью лучше быть в укрытии.
Он встал с дерева. Только сейчас Люба заметила у него на поясе до нелепости неожиданный меч небольшой длины, со скошенным остриём и лезвием с одной стороны, тускло поблескивающий старым потёртым металлом. Ей стало не по себе. Мало того, что она оказалась в руках преступника, так он ещё и вооружён архаичным холодным оружием. Должно быть, страх отразился на лице, потому что он усмехнулся и пояснил:
– Люди-то ладно. Тут дикого зверья полно. Волки, медведи, рыси. И они тут человека не особо боятся, потому что пока в большинстве. Поэтому нужно быть всё время настороже, это тебе не прогулка по вашему парку Горького.
Подчёркивая собственные слова, он вытащил из ножен совершенно новый охотничий кинжал с хищно изогнутым лезвием, сверкнул светлыми глазами и пошёл куда-то. Люба несколько секунд стояла на месте, а потом кинулась в противоположную сторону, вниз по склону. Ну уж нет, ей с этим маньяком не по пути, пусть ещё попробует догнать.
Шагов через десять у неё обессиленно подломились ноги, и она упала, до крови поцарапав руку о ветки густого кустарника.
Преступник стоял неподалёку и смотрел слегка удивлённо.
– Нам вапщет в ту сторону, – пояснил он, указывая рукой куда-то за спину. – А туда я б те не советовал бежать, там берлога неподалёку, болото непроходимое, а ещё охотничьи угодья местного племени. Я их отвадил, конечно, чтоб к нам не ходили, но чего самим лезть на рожон.
Люба встала и отряхнула сухие листья с юбки. И только сейчас увидела то, что скрывали деревья и кустарники – большой кусок леса был грубо вырублен, прямоугольную поляну заполняла странная конструкция из брёвен и досок. Это походило на каркас будущего здания, к которому забыли приделать стены и перекрытия.
– Что это? – спросила она, обводя взглядом помосты из необструганных досок, перекинутые между брёвнами. Причём, в основном помосты виднелись на втором уровне, на первом они были установлены только местами.
– Это Третьяковская галерея, – с лёгкой улыбкой ответил мужчина.
Люба опешила и часто заморгала.
– Только вчера закончил. Помощник сдох, пришлось самому ещё два дня корячиться. Если бы не помощь ещё меня, то неизвестно, сколько провозился бы… Чтобы безошибочно попадать в нужные залы музея, пришлось сначала тут вырубить больше двухсот деревьев, а потом построить этот точнейший… макет. Слово хорошее… Это, значить, чтобы залы совпадали с реальными до сантиметра.
– Зачем?
– Чтобы без проблем выкрасть полотна, конечно.
– А зачем ты их выкрал? – задала она самый важный вопрос.
– Чтобы спасти, – он слегка пожал плечами и посмотрел на наручные часы. – Уже шесть. Нужно торопиться или придётся топать по ночному лесу, а это очень небезопасное мероприятие, скажу я тебе, дорогуша.
– От чего спасти? – Люба упорно хотела понять его мотивы.
– От пожара ядерной войны, – глухо ответил он и пошёл вверх по склону.
Люба растерялась. С одной стороны, ей следовало бы поскорее найти людей, чтобы обратиться за помощью. С другой стороны, она не знала, где именно находится, и единственной связью с цивилизацией пока оставался этот сумасшедший, вооружённый до зубов холодным оружием. Да и самочувствие неважное. Нужно отоспаться, набраться сил и завтра рвануть когти. Стоит ей прийти в себя – и чокнутый мужик не сможет догнать её при всём желании… А, впрочем, нет. Она погасила в себе преступное желание поскорее убежать. Профессиональный долг взял верх. Гораздо важнее сейчас выяснить, куда он поместил бесценные полотна. Да, ради этого придётся задержаться.
Люба сделала несколько шагов и остановилась – обувь на высоких каблуках решительно не годилась для перемещения по лесу. Она нагнулась и стянула туфлю с правой ступни. Попыталась отломать каблук, но слабые пальцы не справились с задачей.
– Эй! – крикнула она. – Мы не дойдём до твоего дома и за неделю, если ты не поможешь мне с обувью.
Он цокнул языком на весь лес, быстро вернулся, взял туфлю, напрягся и отломал каблук, который размашистым движением швырнул в заросли. Потом туда же последовал и второй.
– Нужно поторопиться, – бросил он и снова пошёл вверх по склону холма.
Они шагали размеренно, но настолько быстро, насколько позволял густо заросший лес. Любе приходилось превозмогать слабость и усталость, чтобы не отстать от человека, укравшего ценностей на тридцать восемь миллионов долларов. Только на силе воли она взбиралась на пологие холмы, спускалась в тёмные сырые ложбины, обходила крупные валуны и поваленные деревья, перебиралась вброд через ручьи и болотистые низменности.
С самого начала она заметила, что попутчик ориентируется по крупным белым отметинам на деревьях. Полосы белой краски опоясывали стволы через каждые десять-пятнадцать метров, так что сбиться с пути было практически невозможно.
