Иван Андреевич Авилкин
Мы все порой смотрим на звезды
Субботнее утро в новом кругу
Проснувшись субботним утром непривычно рано, Дима, помня про обещание, данное Митчу, быстро сходил в душ и выполнил утреннюю гимнастику с серьезным названием «Око Возрождения3», которой обучился в одном из монастырей Непала. Во время зарядки он вдруг вспомнил странный сон, приснившийся ночью. В нем, знакомый Диме буддистский лама по имени Норбу, уже частенько ему снившийся, сидел в пещере на сеновале и держал в руках младенца, закутанного в белую простыню. Сон отсылал к рождественским мотивам с Девой Марией и младенцем Христом, что Дима по обычаю списал на свое мультикультурное развитие, порой смешивающее даже самые разные и далекие сюжеты. Но были и отличия: малыш был скорее азиатом, нежели иудеем, а в руках его держал Лама, который был скорее отцом, нежели матерью. Лама по традиции появления в Диминых снах ничего не произнес, однако его серьезный взгляд однозначно дал понять, что Дима имеет к рождению этого ребенка прямое отношение.
Немного перекусив на завтрак, ни на секунду не забывая про обещанный ему сыр, Дима выдвинулся в сторону одного из многочисленных спальных районов Москвы, где недавно был построен огромный каменный храм, в котором и служил Митч. Ехать пришлось долго, сам Дима жил много ближе к центру города, но все же он успел добраться к началу службы.
Никогда не признавая в себе полноценного христианина, Дима практически ничего не знал о внутренней кухне этой религии, хотя прожил в ее кружении всю жизнь. Все, начиная от службы и одеяния священнослужителей, заканчивая внутренним убранством храмов, казалось для Димы непонятным и странным. По его наблюдениям типичная религиозность людей везде была одинакова, что в России, что в Тибете, что где бы то ни было еще. Люди сводили поклонение Божественному к слепому повторению давно заученных обрядов, не задумываясь ни о смыслах совершаемого, ни о последствиях. Коллективное заменило личностное, ритуал заменил таинство, будничность заменила торжественность. Присутствовать в кругу таких общин Диме было скучно и даже отчасти брезгливо. Он предпочитал духовное уединение коллективным торжествам, поэтому его поездка ранним субботним утром было даже чем-то жертвенным, данью уважения своему духовному другу вопреки собственным привычкам и устоям.
Несмотря на явное внешнее отличие Митча от сослуживцев, разглядеть его было не так просто среди большого количества прихожан и духовенства в практически одинаковых облачениях, среди которого как на подбор выстроились на амвоне молодые худощавые люди, помогающие заметно выделяющемуся из них габаритами главному священнослужителю везти службу.
Ближе к середине службы Дима все-таки смог найти японца и пересечься с ним взглядом. Митч, не скрывая радости, широко улыбнулся в ответ и незаметно для остальных поклонился в традиционной японской манере.
«Хоть ты и православный, а все равно японец!» – в шутку отметил Дима.
Ближе к концу службы Дима уже стал заметно уставать от нахождения на одном месте, постоянно озираясь вокруг в поисках свободной скамейки. Его желудок однозначно давал понять, что подвиги голодания сегодня не числятся в расписании. Но тут Дима заметил, как Митч подошел к группе девушек-певчих, что-то им сказал, указывая в сторону друга. Одна из них, улыбнувшись и кивнув в ответ, быстро и воздушно просочилась сквозь прихожан и подошла к Диме:
–Вы Дима? Здравствуйте! Михаил просил вас предупредить, что служба скоро закончится. Я провожу вас в трапезную.
– Кто? Михаил?
– Ах да, простите, Митч, – девушка звонко хихикнула, – у нас здесь принято звать его по духовному имени, Михаилом, в честь Михаила Архангела, – девушка перекрестилась, взглянув на одну из ближайших икон.
– Вижу, не один я занимаюсь тем, что придумываю Митчу имена, – улыбнулся Дима.
– У нас так принято в Православии, давать духовные имена своим чадам, – девушка взяла Диму за руку и повела к боковому выходу, – трапезная в отдельном здании, пройдемте. Остальные скоро подойдут, батюшка уже вышел на амвон с проповедью, служба заканчивается.
Хват девушки был на удивление крепким и уверенным, что сильно контрастировало с ее хрупкой и утонченной внешностью. Выходя во двор, Дима успел краем глаза покоситься на икону: фигура Архангела Михаила, судя по надписи под ней, хоть и принадлежала существу воинственному, но внешностью сильно напоминала служителей, была худощавой и узкоплечей. Дима тут же вспомнил изображение гневных божеств в буддизме и индуизме, явно придерживающихся противоположных взглядов на то, как должен выглядеть духовный защитник.
Выйдя из храма на залитое солнцем подворье, Дима впервые разглядел спутницу детально. Девушка была молода и красива: светлые и немного вьющиеся волосы скрывал платок, а хрупкую и уточненную фигуру – широкая свободная рубашка, заправленная в длинную юбку. Девушка словно парила над землей, едва касаясь тротуарной плитки.
– Давно знаете Митча? – поинтересовался Дима, чтобы убрать неуютное молчание между ними.
– Я? Не так давно, как вы, – девушка подняла взгляд на Диму, – я переехала в этот район Москвы полгода назад, с марта стала петь в хоре. Тогда и познакомилась с Миха… с Митчем, – девушка немного стыдливо улыбнулась.
– Эту сторону его жизни я знаю очень плохо, – раздосадовано ответил Дима, – к своему стыду.
– Митч скрытный, это в его характере, – кивнула спутница. Дима, подняв брови и одобрительно покачав головой, согласился.
Пройдя буквально пару десятков метров через внутренний двор храма, минуя молодые и неокрепшие посадки кустов и деревьев, многочисленные лавочки и цветники, девушка завела Диму в небольшой двухэтажный кирпичный дом, выполненный в одном с храмом стиле. Внутри дома было прохладно, и уже пахло едой.
– Впереди раздевалка, слева от нее туалет, дальше по коридору большое помещение трапезной. Вас там будет ждать матушка Светлана, – улыбнулась девушка и поспешила вернуться в храм.
Пройдя по указанному маршруту, Дима зашел в просторное и светлое помещение трапезной. В центре стоял массивный деревянный стол на двадцать персон, не меньше. Стол был накрыт идеально чистой белой скатертью, на нем стояли недорогие, но элегантные тарелки с аккуратно нарезанными овощами и прочими аппетитными закусками. В графинах был разлит морс. В углу, явно уставшая, сидела женщина лет пятидесяти, с испариной на лбу, в легком шелковом платке и желтом слегка выцветшем фартуке.
– Здравствуйте! Вы Дмитрий?
– Да, здравствуйте! А вы – Светлана? Матушка Светлана? – с непривычки неуклюже поприветствовал ее Дима.
– Михаил предупредил, что вы будете. Просил, пока все еще на службе, угостить вас, – с этими словами матушка, словно позабыв про собственную усталость, молниеносно поднялась со стула, подбежала к Диме, схватила его за руку и повела к определенному, заранее ей отмеченному месту за столом. Усадив Диму за стол, она материализовала в руке тарелку с еще куском свежего еще теплого белого хлеба, спелым помидором и огромным куском овечьего сыра, – угощайтесь!
Изумившись ее легкости и проворности, Дима посмотрел в добрые и чистые глаза женщины, улыбнувшись в ответ:
– Спасибо большое! Вы тоже присаживайтесь, перекусите. Устали же!
– Да нет, что вы, еще дел по горло. Сегодня у нас сам Владыка в гостях, нужно к его приезду управиться, – с этими словами женщина быстрым шагом вышла из трапезной в направлении кухни.
Оставшись один, Дима без ложного стеснения накинулся на приготовленное ему угощение, благоразумно решив принять такой щедрый и неожиданный подарок судьбы. Сыр был великолепным и таял во рту, он имел одно общее с медом свойство:
– Сыр – это очень странный предмет, он вроде есть, и его сразу нет, – вспомнил слова Винни-пуха Дима, с упоением доедая последний кусок сыра. Как вдруг страшная мысль кометой пронеслась в его голове:
– А это все мне было? Или нет? – с этими словами Дима оглядел стол, на котором не осталось больше овечьего сыра. Судорожно он начал крутить головой во все стороны в поисках матушки Светланы, но ее не было, – ну как же так…
Праздничное застолье
Пока Дима, всеми силами сдерживая нарастающую панику, искал матушку Светлану, в дверях здания послышался шум. Очень скоро в дверь трапезной стали заходить люди, в основном в облачениях священнослужителей или певчих. Чтобы скрыть отсутствие сыра на столе, Дима положил грязную тарелку под соседнюю чистую, не привлекая тем самым излишнее внимание к своей сытой эгоистичной персоне.
Довольно быстро среди входивших Дима увидел торопливо пробирающегося к столу Митча, сменившего церковную одежду на более привычные джинсы и свитер. Быстро подбежав к Диме, Митч тепло поприветствовал друга и сел рядом. Девушка, приведшая Диму сюда, разместилась чуть поодаль, напротив.
– Я очень рад, что ты приехал! – искренне радовался Митч. – тебе у нас понравится!
– Тебе спасибо за угощения, было очень вкусно! – услышав такое от Димы, Митч еще больше расплылся в улыбке, – слушай, тут дело такое…
– Не сейчас, скоро зайдет Настоятель, отец Иоанн, и сможем начать трапезу, – не дал Митч продолжить Диме.
–Честно говоря, я уже наелся, видимо, даже слишком наелся. Мне бы запить, – посетовал растерянный Дима, глядя на ближайший к себе графин.
В этот момент в трапезную вошел Настоятель. Он был высоким и статным, с ухоженной седеющей бородой и такими же волосами. Широкие плечи его с трудом помещались в дверном проеме, а слегка растрепанные после службы волосы, казалось, задевали верхний косяк тяжелой деревянной двери. На вид ему было чуть больше пятидесяти, но глаза его принадлежали молодому озорному ребенку, с интересом изучающие каждый объект, попадающий в поле зрения. Внутри он был словно монолитная гранитная глыба, мгновенно изменившая атмосферу в трапезной под собственным весом. Дима невольно провел аналогию со сверхмассивной черной дырой в центре галактики, являющейся центром притяжения всего вокруг, тем более что черные облачения Настоятеля, казалось, впитывали весь падающий на них свет. Но все же, немного подумав, Дима решил остановиться на сравнении с солнечной системой, где Настоятель смог бы сыграть роль центральной звезды – Солнца, которая не только притягивает, но и освещает все вокруг.
Когда Настоятель зашел, все без исключения затихли в один момент, устремив взгляды на его величественную фигуру. Даже воздух в помещении замер, почтенно окружая его. Внимательно оглядев каждый уголок трапезной, каждое лицо, и новое, и старое, Настоятель одобрительно кивнул и направился к своему стулу.
Пока отец Иоанн уверенно и величественно двигался к своему законному месту во главе стола, Дима неустанно продолжал изучать эту грандиозную фигуру. Воображение Димы самопроизвольно рисовало рядом с Настоятелем фигуру Ламы Норбу, сравнивая эти две уникальные и многогранные личности.
«Вот это мощь! – отметил про себя Дима, всем нутром ощущая, как от фигуры Настоятеля во все стороны исходит сила, создающий легкую дрожь внизу живота, – неужели никто вокруг не задается вопросом, отчего это происходит?».
По лицам присутствующих в трапезной было видно, что их ощущения схожи. В этот момент Митч взял Диму за руку и немного потянул за рукав. Поймав бегло взгляд японца, по-отцовски назидательный и одновременно принимающий, Дима прочитал в нем уже знакомую фразу:
«иногда достаточно просто верить».
Подойдя к своему месту, отец Иоанн еще раз пристально оглядел гостей. Его взгляд излучал поистине отеческую любовь, безграничную, но справедливую, чье проявление можно легко потерять своими необдуманными действиями. Затем, он нежно и с невероятной любовью взял за руку матушку Светлану и помог ей сесть по правую руку от себя. Лишь убедившись, что матушка удобно разместилась на своем стуле, он и сам занял отведенное место за столом, дав тем самым сигнал гостям к началу трапезы. Когда все устроились, Настоятель налил в бокал морса, снова встал и, держа бокал в руке, произнес короткую поздравительную речь, затем небольшую молитву, осенив крестным знамением стол и сидящих вокруг гостей.
За столом начались тихие разговоры, чередующиеся аккуратным смехом и приятным чавканьем. Стол быстро пустел. Казалось, что все, кроме Настоятеля, позволили себе, наконец, расслабиться. Отец Иоанн же серьезно разглядывал убранство стола, о чем-то глубоко размышляя.
– Наверное, сыр ищет, – смущенно предложил Дима, повернулся к Митчу, и спросил его, – а чего он такой серьезный?
– Настоятель проверяет, все ли готово к визиту Владыки, – пояснил Митч странное поведение отца Иоанна.
– А что, это большая шишка? – поинтересовался Дима.
– Как сказать, – задумался Митч, – он главный для всех храмов в Москве, второй после Патриарха.
– Обычно, у нас в стране, когда с визитом наведывается сам второй после первого, ничего хорошего не предвидится, – заметил Дима, намекая на усиливающуюся тревогу на лице Настоятеля.
– Церковь – тоже часть нашей страны, – Митч еще никогда не называл Россию своей страной, так что ответ до глубины души поразил и удивил Диму. Но, только он хотел открыть рот, чтобы разузнать причины такой перемены, в дверь трапезной забежал взъерошенный молодой парнишка лет двадцати и закричал: «Приехал!». Настоятель мгновенно встал со своего места и направился к выходу встречать гостя.
– Нам делать нечего, – Митч пригласил Диму к выходу. Тот не стал поправлять японца, видя, как заспешили к выходу многие из гостей, включая певчих, благоразумно решив потратить оставшиеся секунды, чтобы выпить еще морса.
***
Оказавшись на улице, гости выстроились в ряд вдоль дорожки, почтенно склонив голову. Мимо них важно проплыл Владыка Митрополит, направляясь в помещение трапезной, окруженный многочисленными помощниками в рясах и сопровождаемый отцом Иоанном. Маленькие заплывшие глаза Митрополита жадно смотрели на склонившихся перед ним присутствующих, наслаждаясь собственным величием. Огромный золотой крест его тяжело свисал с шеи, отблескивая на солнце. Пройдя мимо Митча, он жестом подозвал к себе Настоятеля и, как бы шепотом, но слышно для всех спросил: «Что это еще за китаец?».
– Брат Михаил… алтарник. Он… из Японии, – делая несвойственные ему большие паузы, пояснил отец Иоанн, с гордостью делая акцент на происхождении Митча.
– У нас что, своих алтарников нет, что мы из Японий выписываем? – с укором отметил Владыка, заходя внутрь. Отец Иоанн ничего не ответил, по крайней мере, пока его ответ мог быть услышан на улице.
Среди оставшихся снаружи повисла гробовая тишина. Каждый думал о своем, не решаясь нарушить всеобщее молчание. Дима же, пытаясь переварить увиденное, все же являлся здесь лицом сторонним и не вовлеченным в жизнь общины.
Он всеми силами отгонял впившуюся в его голову мысль: «интересно, а Владыко тоже любит овечий сыр?».
…о Митче
Когда последний из окружения Митрополита с грохотом закрыл за собой дверь, стоявшие на улице, как по команде «отомри!» из старой детской игры, одномоментно вышли из оцепенения и стали полушепотом обсуждать случившееся.
Казалось, что услышанное пару минут назад никак не затронуло Митча. Он все также беззаботно улыбался, стараясь всячески дать Диме максимальную заботу и внимание на новой, неизведанной для него территории. Не особо погружаясь в разговоры людей, стоящих рядом около уютного цветника, он просто стоял, просто был, просто наслаждался происходящим.
Дима знал Митча как научного сотрудника института, знал Митча, с воодушевлением рассказывающего за обедом о своих духовных поисках, знал Митча, глубоко осмысливающего каждый негативный жест в свой адрес, пытаясь объяснить и оправдать поведение обидчика. Но сейчас перед Димой стоял совершенно иной человек, легкий, спокойный, скинувший огромный груз ответственности со своих худощавых плеч.
Это и беспокоило. Не только Диму. Еще одна пара глаз с тревогой смотрела на обновленного брата Михаила.
– Митч, нам есть о чем поговорить? – серьезно и глядя в глаза спросил Дима, отведя друга в сторону от шумной компании.
– Возможно… скоро, мой друг, – сохраняя улыбку, ответил японец.
– Тогда предлагаю прогуляться и обсудить последние новости.
– Не сегодня, – искренне извиняясь, ответил Митч, – я бы хотел еще немного побыть здесь, один.
– Тогда я поехал, у меня доклад на носу, не обидишься? – Дима вдруг почувствовал непреодолимое желание покинуть это место. С каждой минутой без ответа на свои вопросы, проведенной рядом с Митчем, ему становилось неуютнее. Нужно было перевести фокус внимания на что-то другое.
– Нет, что ты, – кивнул Митч, – был очень рад тебя видеть! И береги свой нос!
На этих словах друзья крепко пожали друг другу руки, Митч приобнял Диму, и они разошлись.
Не успев выйти за территорию храма, Дима услышал приближающиеся сзади шаги. Обернувшись, он увидел знакомую певчую, с тревожным взглядом идущую следом:
– Дима, подожди-те!
Дима замедлил шаг. Поравнявшись с ним, девушка продолжила:
– Можно нам поговорить? – и немного отдышавшись, добавила, – о Митче.
– Конечно, – ответил Дима и предложил найти более спокойное и тихое место для беседы. Буквально за углом, в стороне от основной дороги, нашлось небольшое кафе-кондитерская, где пара и разместилась в уголке подальше от ненужных глаз. Девушку звали Алена, и после нескольких неуютных фраз на «вы», было решено перейти на «ты».
– Так ты друг и коллега Миха… Митча, – уточнила Алена, – Он много про тебя рассказывал, называя своим другом. Судя по его словам, вы очень близки.
– Да, – кивнул Дима, – мы восемь лет знакомы. Собственно, в том, что Митч смог прижиться здесь, в России, во многом моя заслуга… И немного Горина, нашего научного руководителя, – улыбнулся Дима, показав пальцами правой руки жест чего-то маленького, – только совсем маленькую капельку… И можешь называть его Михаилом. Похоже, с Митчем мы скоро попрощаемся.
– Почему ты так думаешь? – Алена явно вела разговор в нужную себе тему. И Дима, научившись за последние годы немного разбираться в людях, начинал понимать нить разговора:
– Так, предлагаю ответ за ответ, – решил он взять инициативу в свои руки, – а то становится похоже на допрос.
Алена, нехотя, согласилась.
– В чем твой интерес?
– Буду честна с тобой. Я когда пришла в храм и увидела невысокого, худощавого японца-алтарника, глазам не поверила, – немного погодя, начала Алена из самого далека, – думала, шутка такая. Вспомнился сразу фильм Ивана Охлобыстина про священника из Японии. Но одно дело – фильм, совсем другое – жизнь настоящая.
– О да, фильм знатно подпортил настроение Митчу. Кто-то из коллег в Институте даже постер нарисовал к продолжению фильма, вклеив в него лицо Митча, – рассмеялся Дима и, добавив артистизма в свои жесты, произнес, – Даже слоган придумали: «Иерей-сан два, возвращение самурая».
– Но потом я разглядела удивительный свет и чистоту помыслов в его глазах, – не замечая специально для нее сыгранный спектакль, продолжала Алена, – какую-то неземную заботу, которой он умеет окружить любого.
Алена даже закатила глаза на мгновенье, мысленно примерив эту заботу на себя. Затем она продолжила:
– И как-то все само собой получилось, мы стали много, часто и душевно разговаривать. Даже больше, чем с Настоятелем, которого ты, наверное, успел оценить, – тут Алена сделала паузу, подбирая дальнейшие слова. Затем, увеличив эмоциональность своей речи, продолжила, – я по православному хочу, понимаешь, чтобы венчание, муж, один на всю жизнь, детишки… А Михаил среди всей нашей братии больше всех соответствует… соответствовал, а последнее время что-то изменилось. Холоден он стал со мной, будто стену изо льда выстроил между нами, отдаляется.
– Ледяные стены последнее время – довольно популярные строения, – Дима постарался разбавить через чур серьезный тон собеседницы, – некоторые уже восьмой сезон никак не разрушат.
– Я, было, подумала, что проблемы на работе, может, со здоровьем что. Но сердце сжимается, каждый раз, когда вижу его безразличные ко мне глаза, – наступила пауза, – Дима, может, у него есть другая? И он просто не хочет мне говорить, чтобы не обидеть?
«Же-е-нщины…», – протяжно вздохнул Дима. И, немного подумав, все же не стал выкладывать Алене свое предположение, хотя отдельные пазлы уже складывались в четкую картину.
– Другой у него нет, это я тебе ответственно заявляю. Была одна, астрофизикой зовется, но к ней он последнее время также охладел, – на этой фразе Алена впервые улыбнулась, хотя тут же вернула серьезное выражение лица, – Что до причины столь резкой перемены его характера, мне нужно поговорить с ним. Думаю, мне он приоткроет завесу своей загадочной восточной души чуть больше, чем кому-либо еще.
– Поговори с ним, Дима, пожалуйста, – молитвенно сложив руки перед собой, Алена попыталась достучаться до сердца Димы, – мне важно знать, можем ли мы быть вместе? Ты пойми, мне уже двадцать четыре, а я…
– Так, стоп! – Дима резко прервал исповедь собеседницы, готовой вот так легко и непринужденно перейти интимную грань, обычно доступную лишь семейному психотерапевту. Для этого пришлось проявить немного артистизма, чтобы не обидеть ее, – на этой пикантной подробности и остановимся. У тебя Настоятель есть, подружки по хору, матушка Светлана с клюквенным морсом. Вот с ними и откровенничай… А Митча оставь на меня.
– Спасибо, – успокоилась Алена, немного покраснев, понимая, что перегнула палку с откровениями, – Михаил как-то сказал, что вы должны были родиться наоборот, он в России, ты – в Японии. Почему? – Алена сменила тему, при этом сохраняя выбранный ранее вектор разговора в своем русле.
– Это долгая история, – отмахнулся Дима, которому уже стало надоедать сидеть в тесном углу в окружении ужасно приторных запахов ванили, выпечки и дешевого кофе.
– Расскажи, я никуда не тороплюсь.
– Только при условии, что мы прям сейчас же выйдем отсюда на свежий воздух!
– Хорошо, – рассмеялась Алена, – только сама хотела предложить тебе уйти.
