Иван Александрович Мордвинкин
Пасхальная радость и что-то еще
А еще через неделю приноровился он убегать к обеду раньше Игоря, и что и сколько там ел, неизвестно. А потом и за ограду взялся ходить по монастырским поручениям.
А Игорь… Игорь только улыбался, тонко чуя на голодный нюх аромат полукопченой или масляный запашок чебуреков, доносящийся от его напарника по возвращении того из города. Улыбался и молчал, ибо сказали как-то на трапезе: «Неядущий, не осуждай ядущего».
Он и не осуждал.
К Благовещенью друзья обвыклись с монастырским укладом и даже прониклись неясным духом монастырской жизни.
– А монастырь-то непрост. А, брат Семеон? – в полушутку спросил как-то Игорь. – Что-то здесь такое есть, хоть с виду и не сказать.
– А что тут секретного? – удивился Сеня. – Люди обыкновенные, а правила простые. Сегодня, кстати, и вино полагается.
И к вечеру он достал пару жирных лещей и «двушку» пива, красиво накрыл верстак и радостно засуетился в поисках подходящих стаканов.
– Я спросил благословения, – на всякий случай пояснил он. – Сказали, что если немного, то можно хоть винца, хоть пивка. Ну я вот и взял пива, все ж с рыбкой-то? А?
Игорь аж просветлел, глядя на искреннюю радость товарища, его уютную праздничную суету.
– Да ты пей, брат, – отмахнулся он от угощения. – А я не буду, не хочу с рельсов сойти раньше времени. Но за тебя порадуюсь.
И так уж до конца поста Игорь ни слова не сказал о еде. Такой человек был – взялся делать, так делай и молчи, а решишь бросить – так и бросишь молча. Чего болтать-то?
К страстной седмице работу завершили, а к Пасхе нарядили иконостас, и запел он резьбой, будто в хоре не хватало одного голоса, а они его добавили.
